Наши уже не придут

Глава двенадцатая Ваше благородие

— Да что я там забыл-то? — спросил Аркадий. — Мне бы лучше в библиотеку…

— Тебе не хочется составить мне компанию? — посмотрела на него Мария Константиновна. — Библиотека никуда не денется, ещё есть время.

Немиров задумался.

Вновь посещать очередной светский салон, вероятно, очень похожий на салон мадам Бетанкур, ему не очень-то хотелось.

Доклад почти готов, но нужно ещё дописать вступление и заключение.

— Компанию вам я составить, конечно, всегда рад… — начал он.

— Вот и замечательно, — заулыбалась вдова. — Мы посетим салон Богдановича.

Евгений Васильевич Богданович — это генерал от инфантерии в отставке, довольно известный человек в военных кругах. Аркадий слышал о нём от подполковника Алексеева, который отзывался о генерале как о деятельном человеке, годами ратовавшим за строительство сибирско-уральской железной дороги.

— Но что я буду там делать? — спросил Аркадий.

— Познакомишься с интересными людьми, — ответила Мария Константиновна. — Будут князья Голицын и Шаховский, генерал-лейтенант Бородкин, тайный советник Васильев, а также князь Лобанов-Ростов. Но главное — ожидается сам Пётр Аркадьевич Столыпин! С такими людьми нужно знакомиться и следить, чтобы они помнили о тебе!

Все имена, кроме Столыпина, ему ничего не говорили. Князей, тайных советников и генералов тут как собак нерезаных — очень и очень много.

— А что будет обсуждаться на встрече? — осведомился Аркадий.

— Пётр Аркадьевич собирается рассказать нам о новом проекте закона о земстве, — сообщила Мария Константиновна. — Радетели за судьбу государства обеспокоены возможными последствиями новой реформы, поэтому даже мне очень интересно узнать, что же придумал Пётр Аркадьевич…

Немиров узнал из газет, что в Столыпина, 1 сентября 1911 года, стреляли в Киеве, в непосредственной близости от самого царя. И это вызвало недоумение у Аркадия — царь был близко, на расстоянии выстрела, но террорист выбрал именно Столыпина. К счастью для последнего, стрелок из террориста был так себе и Столыпин «отделался» ранением обеих ног, а также правой руки. Зато граф Николай Гейден, сидевший рядом, схлопотал пулю в лоб — роковой случай и дрожащая рука террориста.

Пишут, что террориста быстро обезоружили, скрутили, после чего посадили в каземат. Почему-то не было долгих допросов — приговор и расстрел. Это тоже озадачило Аркадия.

Столыпин теперь пользуется тростью, если верить фотографиям из газет, но ранения не понизили его решимости — он очень стремится подать новый проект закона о земствах.

Немиров знал Столыпина ещё по прошлой жизни, но без подробных деталей. Да, был такой деятель, которому после 1991 года ставили памятники, но что там и как там — он не знал. То, что на него покушались и он принципиально не брал охрану, показывая, что клал он на террористов — это, безусловно, интересный факт, поэтому запомнился особенно хорошо.

Говорят, что это уже одиннадцатое покушение, что есть своеобразный рекорд.

— Ну, раз уж Столыпин там будет… — произнёс Аркадий.

— Оденься в юнкерский мундир, — попросила его Мария Константиновна. — И возьми с собой свою работу — возможно, Петру Алексеевичу будет интересно.

— Она не закончена, — вздохнул Аркадий.

— Всё равно, — покачала головой вдова. — Перед сильными мира сего нужно показывать себя, быть у них на виду. Когда настанет час триумфа, об этом обязательно вспомнят…

Немиров кивнул и пошёл в кабинет, где работал над своим докладом. Мария Константиновна, уже ознакомившаяся с готовым текстом, заявила, что он должен написать наставление по фортификации, на что Аркадий сказал, что сначала пусть его доклад оценят в училище.

Было бы неплохо, действительно, написать методичку по фортификации, но ведь её никто не будет читать. Нужно не только имя, но и высокое звание перед ним, чтобы это хоть кого-то заинтересовало…

Через два с половиной часа они приехали к дому Мятлевых, сдаваемому генералу от инфантерии в отставке Богдановичу.

Лакей провёл их в гостиную, где собрались всякие важные мужчины в недешёвых костюмах. Столыпин стоял у окна и тихо беседовал с мужчиной в парадном мундире старомодного образца.

Мария Константинова раскланялась и поздоровалась с присутствующими вельможами, а затем решительно повела Аркадия к Столыпину и, судя по всему, Богдановичу.

— Здравствуйте, ваше высокопревосходительство… — поклонилась она Богдановичу, а затем и Столыпину. — Здравствуйте, ваше превосходительство.

Собеседники повернулись к ней.

— Мария Константиновна, рад вас видеть, — улыбнулся Столыпин.

— Здравствуйте, дорогая моя, Мария Константиновна, — по-отечески заулыбался генерал от инфантерии Богданович. — Давненько вас не было!

— Последние недели мне нездоровилось, — произнесла вдова.

— А кто этот юноша? — генерал обратил внимание на Аркадия. — Владимирское военное училище…

— Это мой протеже, Аркадий Немиров, — представила она его. — Это Пётр Аркадьевич Столыпин, действительный статский советник, а это генерал от инфантерии, Евгений Васильевич Богданович.

— Здравия желаю, ваше высокопревосходительство, — поклонился Аркадий сначала Богдановичу, а затем и Столыпину. — Здравия желаю, ваше превосходительство.

— Негоже стоять просто так, — произнёс генерал от инфантерии. — Пройдёмте в мой кабинет. Мы, как мне помнится, прервали нашу прошлую беседу на битве под Прейсиш-Эйлау…

Столыпин, судя по выражению лица, был не очень доволен прерыванием частного разговора, но никаких действий предпринимать не стал.

Они переместились в кабинет генерала от инфантерии.

Тут царила атмосфера места, где кто-то тратит остаток жизни на написание мемуаров.

Весь стол был завален рукописями, шкаф забит книгами по военному делу, от «Науки тактики» Элиана до «Дневников» Погодина.

У окна стоит бронзовый бюст Николая I в шлеме с двуглавым орлом. Этот бюст полноценно отражал взгляды генерала от инфантерии на «правильное устройство» России.

Мария Константиновна, стоило им только рассесться на диванах, сразу же ухватилась за инициативу и начала будничный расспрос о делах и прочих вещах, плавно подводя беседу к главному.

— … а вот Аркадий сейчас трудится над основательным докладом о перспективах развития полевой фортификации, — сообщила она.

— И какие же нас ждут перспективы развития фортификации? — без особого интереса поинтересовался Богданович.

— У нас есть с собой почти законченный доклад, в котором отсутствуют только вступление и заключение, — быстро ответила Мария Константиновна. — Но «тело» доклада представляет собой очень интересное чтение! У мальчика есть талант живо и складно излагать свои мысли — весьма рекомендую ознакомиться.

— Надеюсь, там нет бреда о каких-нибудь бронированных паровозах? — поинтересовался Богданович, посмотрев на Немирова.

— К счастью, нет, ваше высокопревосходительство, — улыбнулся Аркадий.

— Пётр Алексеевич, не интересуетесь современной фортификацией? — спросила Мария Константиновна у Столыпина.

Немиров отчётливо осознавал, что в эту «тусовку» попал исключительно благодаря ей. В иных обстоятельствах его бы не подпустили к Столыпину даже на дистанцию пушечного выстрела. Особенно после того, как его столько раз пытались прикончить. Говорят, что последним покушенцем был какой-то студент, личность которого ещё не раскрыли, в интересах следствия.

— К сожалению, это не входит в мою деятельность, Мария Константиновна, — ответил Столыпин. — А праздно интересоваться, увы, не располагаю временем.

— Но, может, вы почитаете доклад, в редкие моменты досуга? — предложила вдова.

Столыпин, судя по возникшей паузе, не особо желал тратить время на ознакомление с непрофильным вопросом, но, после секунд внутренней борьбы, прошедших за каменной стеной бесстрастного лица, кивнул.

— Высылайте на моё имя, как только состоится возможность, — сказал он.

— Непременно, — заулыбалась Мария Константиновна.

Богданович же читал доклад Аркадия и озадаченно хмыкал.

— А как поживает Ольга Борисовна? — спросила вдова у Столыпина.

— Вполне сносно, — ответил Пётр Аркадьевич.

Мария Константиновна поддерживала разговор, пока Богданович читал доклад.

— Что ж, — отвлёкся тот от чтения. — Написано живо, но сразу же натыкаюсь на сомнительные аргументы, которые рушат всю аргументацию доклада. Я бы и рад это обсудить, но, похоже, что пришло время для речи Петра Аркадьевича — прочитаю как-нибудь позже…

— … таким образом, противник не испытает никаких затруднений в концентрации артиллерии в непосредственной близости к крепости, — продолжал Аркадий доклад. — Площадь крепости ограничена, плотность расположения солдат составляет тысячи человек на квадратный километр, поэтому разрушение бетонных конструкций и уничтожение живой силы артиллерией — это технический вопрос.

Он перелистнул лист ватмана и продемонстрировал чертёж Двинской крепости, которая считается достаточно мощным оборонительным сооружением, способным отразить волны варваров любой интенсивности. Лист был озаглавлен как «Образцовая крепость Русской Императорской Армии — Двинская крепость».

— На примере Двинской крепости мы рассмотрим гипотетический сценарий массированного обстрела из крупнокалиберной артиллерии, — Аркадий взял указку и ткнул ею в один из бастионов. — Бастионы сооружены из земли и кирпича. Ядра XIX века они удержат отлично, даже разрывные ядра, начинённые чёрным порохом, не нанесут им значительного ущерба.

Он прошёл к соседнему ватману и перелистнул его. Озаглавлен он «Японское полевое орудие, достаточное для безальтернативного уничтожения полевых укреплений и крепостных бастионов».

— А это — японская 75-миллиметровая полевая пушка Арисака, образца 1898 года, — указал он на схему орудия, а затем на нарисованный рядом разрез осколочно-фугасного снаряда. — Нас интересует не само орудие, а его снаряд. Этот осколочно-фугасный боеприпас начинён восьмьюстами граммами тринитрофенола, более известного в Японии как шимозе.

Немиров пытался найти информацию о тротиловом эквиваленте шимозе, но не нашёл в городской библиотеке ничего подобного. Тротил ещё не стандарт, а просто одно из перспективных взрывчатых веществ, которое никто ещё всерьёз не производит, что делает невозможным его применение как опорной точки для определения эквивалентной мощности взрывчатки других типов.

— Шимозе — это довольно мощная взрывчатка, сильно превосходящая чёрный порох, — продолжил Аркадий. — Но даже без новых типов взрывчатых веществ мы можем наблюдать другую тенденцию — к увеличению доли тяжёлой артиллерии.

Следующий лист. Озаглавлен он «Осадная артиллерия японской армии, достаточная для безальтернативного уничтожения традиционных крепостей».

— 280-мм японская осадная гаубица образца 1892 года, применявшаяся в осаде Порт-Артура, служит очередным подтверждением этой тенденции, — показал Аркадий схему гаубицы. — Пусть снаряды её наполнялись чёрным порохом, но это было не особо важно, ввиду большой массы этих боеприпасов. По сообщениям от участников этой осады, эти тяжёлые снаряды пробивали метровые толщи казематов и наносили крепости сокрушительный урон. Не могу представить, насколько бы возросла мощь этих гаубиц, стреляй они снарядами с шимозе.

Это был недвусмысленный намёк — у потенциальных противников из Европы точно есть осадная артиллерия, возможно, даже мощнее, чем у японцев.

В истории осады Порт-Артура, как всегда, нашли самого крайнего — генерал-адъютанта Анатолия Михайловича Стесселя. Вся вина за сдачу крепости возлагалась на него, это он был сочтён персонально ответственным за произошедшее, поэтому уроков из падения Порт-Артура почти никто не вынес.

Осада была героической, Немиров признавал это — сотня тысяч японцев осталась лежать в китайской земле, но крепость сдали. С тем же успехом, но без сдачи крепости, можно было положить эту сотню тысяч японских солдат на линиях эшелонированной обороны, с меньшими потерями от вражеской артиллерии, без сдачи укреплений.

— Это всё наглядно и замечательно, — заговорил инженер-генерал в отставке, Владимир Степанович Неплюев. — Но какие альтернативы?

Подполковник Алексеев, как разумный человек, сначала сам выслушал доклад Немирова и, попав под сильное впечатление, начал зазывать на слушание всех своих друзей и приятелей, в основном, отставных офицеров, которым было особо нечем заняться. Здесь нет ни одного действующего генерала — не настолько сильны у подполковника Алексеева связи, но зато есть действующие полковники и подполковники.

Вероятно, он ожидал от доклада чего-то поверхностного, на что только и способны юные и несмышлёные юнкера, но вместо этого им был получен глубокий анализ ситуации, открывающий красивый вид на некрасивую картину. И это сыграло свою роль в его сегодняшнем энтузиазме на докладе — он хочет, чтобы его друзья поняли то, что понял он.

— Альтернативы уже были полноценно показаны во Второй англо-бурской войне, ваше высокоблагородие, — ответил Аркадий. — Буры перешли к использованию малозаметных окопов с низким бруствером, что позже вынужденно переняли англичане. Пехота, занимающая подобный окоп, малоуязвима для артиллерии, а на случай массированного наступления противника есть уже успешно применённая английской армией колючая проволока.

— В чём преимущество окопов перед крепостями? — продолжил инженер-генерал опрос.

— Протяжённость линии укреплений, ваше высокоблагородие, — ответил Аркадий. — Как я уже говорил, главная слабость крепости — концентрация живой силы на очень малой площади. Линия окопов же растягивает живую силу по большей площади, что затрудняет её уничтожение концентрацией артиллерии, которая, к тому же, будет менее эффективна против окопов.

— Разрешите задать вопрос, ваше высокопревосходительство? — спросил ротмистр Александр Николаевич Белокопытов.

Последовал кивок от инженер-генерала.

— А как удержать массированный натиск вражеской пехоты и кавалерии? — скептическим тоном спросил он.

— Тут я вынужден вмешаться — не могу не использовать красивую фразу, — встал подполковник Алексеев. — Ваше высокопревосходительство, позволите?

— Разумеется, — разрешил инженер-генерал Неплюев.

— У юнкера Немирова нет ответа на ваш вопрос, ротмистр Белокопытов, — заулыбался подполковник Алексеев. — Но он есть у господина Хайрема Максима.

Очень понравилась ему эта фраза, поэтому он не смог избежать соблазна блеснуть ею среди коллег и приятелей.

— Хм… — задумчиво хмыкнул инженер-генерал в отставке.

Аркадий же перелистнул левый ватман и показал следующее изображение. «Пример трёх линий укреплений, развёрнутых на местности».

— Х-образные штрихи — это колючая проволока, — продолжил Немиров доклад. — Пунктир — это окопы. Буквы «п» — это пулемётные точки. Буквы «д» — это железобетонные пулемётно-артиллерийские огневые точки.

Он дал офицерам время, чтобы внимательно рассмотреть схему.

— Колючая проволока тут расположена с особой задумкой, — продолжил он. — Как видите, линии колючей проволоки «ведут» пехоту противника в места наибольшей концентрации пулемётов. Допустимо пристрелять артиллерию на местности, чтобы она вела массированный огонь по этим квадратам, что значительно усугубит потери в живой силе противника.

— Хм… — вновь хмыкнул инженер-генерал в отставке. — Смело… Задавайте вопросы, господа — можете не спрашивать разрешения.

— А если противник не захочет атаковать эти укрепления? — спросил ротмистр Белокопытов.

— Ваше высокоблагородие, — улыбнулся Аркадий. — А что ему останется делать, если линия окопов будет растянута по всему фронту?

Так будет всю Первую мировую войну. Грамотно поставленные линии эшелонированной обороны непреодолимы без бронетехники или особых тактик, поэтому военная мысль Европы не придумала ничего лучше, чем «мясные штурмы», также известные как «атаки волнами». Но офицерам сейчас этого знать не надо — будет слишком много вопросов.

— Считаю, что всё это слишком смело, — поделился своим мнением подполковник Сергей Алексеевич Баранов. — Не думаю, что грядущие войны будут иметь описанный характер. Любую полевую оборону можно прорвать, а крепость оборонять от штурма гораздо легче. Порт-Артур держался стойко и был сдан по вине Стесселя — это даже обсуждать глупо.

— Склонен согласиться, — поддержал его ротмистр Белокопытов.

— Тоже считаю, что юнкер Немиров преувеличивает, — согласился с ними Михаил Александрович Иностранцев, полковник, прикомандированный к училищу для преподавания тактики и стратегии.

— Но это впечатляет, — сказал своё слово инженер-генерал Неплюев. — Была проведена очень трудоёмкая работа, видно, что юнкер старался и тщательно подошёл к сбору сведений. Я бы, будь на вашем месте, подполковник Алексеев, внимательно присмотрелся к юноше. Возможно, в будущем, его ждёт блестящая карьера инженера-фортификатора…

— Обязуюсь развить этот талант, ваше высокоблагородие, — приложил руку к сердцу подполковник.

Доклад ещё не был закончен, но уже видно по лицам офицеров, что своё мнение они сформировали. И оно не в пользу идей Аркадия.

«Возможно, когда они окажутся на фронте в 1914, сразу вспомнят…» — подумал он.

— Продолжайте, юнкер Немиров, — сказал инженер-генерал в отставке.

Дальше Аркадий вещал уже суше, так как не видел энтузиазма и заинтересованности со стороны аудитории.

Он рассказал о способах налаживания инфраструктуры, позволяющей оперативно снабжать весь укрепрайон, а также о нюансах организации оперативного резерва.

Знал он только то, что ему давали во времена его курсантской юности, но рассказывал далеко не всё, что помнил. Тогда это подавалось как неактуальные более тактики и стратегии из истории, но сейчас актуальность этих знаний переоценить попросту невозможно.

«А ведь это будет вырабатываться на крови сотен тысяч и миллионов, очень скоро», — подумал Аркадий.

Доклад был закончен, но никаких комментариев от офицеров не последовало — кто хотел, уже сказал.

Немирова отправили обратно в расположение, а офицеры, раз уж собрались, решили посидеть в столовой и выпить чего-нибудь горячительного.

«Надеюсь, когда придёт время, хоть кто-то из них вспомнит этот доклад».

— Никому не покидать расположения, — скомандовал поручик Каплинский. — Все в комнату отдыха.

Аркадий последовал за остальными и занял место на лавке.

В начале года у него был разговор с подполковником Алексеевым.

Как оказалось, подполковник тоже был разочарован реакциями остальных офицеров на доклад и обещал решить эту проблему через свои связи. Но Аркадий считал, что ничего с этим не поделать — во всём виноваты объективные обстоятельства мышления кадровых военных.

Он тоже, в своё время, лишь посмеялся бы над каким-нибудь юнцом, сколько угодно аргументированно доказывавшим ему, что тактика многовекторных танковых ударов, при поддержке БМП со штурмовым десантом, устареет прямо к следующей войне.

Подполковник Алексеев месяц назад уехал в Польшу, по каким-то делам, а фортификацию за него вёл полковник в отставке, Ефим Васильевич Пазин, парафиновый офицер, заставший юным подпоручиком ещё Крымскую войну.

Занятия шли своим чередом, письма приходили и отправлялись, Аркадий всерьёз занимался теоретической проработкой траншейной войны, а сегодня, 4 апреля 1912 года, произошло что-то нештатное.

«Наверное, снова обнаружили у кого-то порнуху или алкоголь», — подумал он.

Уже нашли у одного из старшекурсников бутылку вина, пронесённую непонятно как. Это привело ко всеобщему обыску во всех казармах, а также исключению бедолаги из училища. С этим тут всё строго. Хочешь выпить — жди Рождества или увольнительной, но если попадёшься офицеру или унтеру с перегаром, то пеняй на себя.

Это правило не касается офицеров училища, которые не отказывают себе в горячительных напитках. Унтер-офицеров это не касается, потому что они в армейской иерархии находятся лишь чуть выше солдат и офицерами не уважаются.

— Сидеть здесь и не выходить, — сказал поручик, после чего посмотрел на унтеров. — Проследите.

Хмурые мужики козырнули и перевели взгляды на юнкеров. Видимо, случилось что-то очень нехорошее.

Аркадий терялся в догадках, но решил, что всё, в своё время, будет объяснено.

— Шахматы? — обратился он к Ярославу Боднеку.

Таких, как Ярослав, в армии называют «косяковыми» или «потерями» — они самим складом характера не подходят к воинской службе, поэтому часто допускают ошибки и глупо попадают в неприятности. Но одного у Боднека не отнять — в шахматы он играет на уровень выше, чем Немиров.

— Давай, — решил Боднек.

Три партии, 2:1 в пользу Ярослава, но Аркадий не расстраивался. Рост навыка возможен только в игре с более сильными противниками.

Ну и Боднек с детства всерьёз увлекается шахматами, поэтому относится к той категории шахматистов, которая сильнее в теоретической части и хорошо знает множество комбинаций. Это отличный оппонент.

Прошло три часа с лишним, а затем появился поручик Каплинский.

— В расположение, — приказал он. — И строиться.

Взвод построился в казарме и стал ждать, чего же он скажет.

— Начальник училища, его превосходительство генерал-майор Антипов, приказал мне сообщить вам, юнкера, о произошедших сегодня событиях, — заговорил поручик. — На Ленских золотых приисках произошёл бунт рабочих. Был риск распространения бунта и дальше, поэтому был отдан приказ об открытии огня по бунтующим. Всё завершилось благополучно — волнения прекращены.

«Ленские золотые прииски…» — зацепился Аркадий за ускользающее воспоминание. — «Точно! Ленский расстрел. Убито под двести человек, ещё столько же получили ранения. Причиной для протеста послужило тухлое мясо, обнаруженное рабочими в столовой».

Память сразу же подкинула дополнительные сведения. Были версии, что в котле обнаружили то ли конскую ногу, то ли конский половой член, но официально считалось, что было тухлое мясо.

«Вот такое, почему-то, очень хорошо запоминается», — подумал Аркадий. — «Мне бы что-то более полезное…»

Восстание на броненосце «Потёмкин», как он знал уже из сведений отсюда, тоже произошло из-за тухлого мяса. Матросы отказались есть борщ с тухлым мясом и восстали.

Невольно он вспомнил самую свежую новость, услышанную день назад от унтеров — первого апреля пошёл на дно «Титаник». Об этом он слышал в прошлой жизни, даже видел документалку на эту тему.

В документалке говорилось, что какой-то старый режиссёр отправлялся на дно, чтобы посмотреть на обломки корабля, чтобы лучше представлять себе, как снимать фильм, который Аркадий так и не посмотрел — ему не особо нравились эти старинные фильмы…

Ещё он вспомнил, что в том же фильме говорилось, что какие-то миллионеры попробовали спуститься к «Титанику», но их батискаф порвало на куски.

Вот такую замысловатую ассоциацию вызвало у него воспоминание о броненосце «Потёмкине».

«Нельзя тяжело работающим людям отказывать в нормальной еде», — подумал Аркадий. — «А потом все удивляются, чего это рабочие и крестьяне, во время революции, стихийно вырезали помещиков и промышленников. Было за что».

Такой всенародный гнев нельзя породить подпольными газетами, нельзя выпестовать агитацией.

«Это систематические действия власть предержащих, позволяемые ими себе десятилетиям», — обдумал он мысль. — «Вечно копить обычные люди не могли, поэтому требовалось как-то выплеснуть всё это».

Гапон повёл безоружных людей, чтобы просить царя о милости, для чего нёс с собой челобитную о рабочих нуждах, а закончилось всё так, что эти события потом назвали «Кровавым воскресеньем».

На Ленских рудниках люди тоже не хотели насилия, требования их были разумными и призванными прекратить злоупотребления. Закончилось всё расстрелом безоружных рабочих.

«В 1917 уже никто не просил и не требовал», — подумал Немиров.

Два года назад, когда он только оказался здесь, в этом мире, ему было всё равно. Для него это была просто история, лишённая красок, личного, зачастую облечённая в сухость монографий, но теперь…

Изначально он хотел занять сторону большевиков только потому, что они, по истории, победили. Плевать ему было как на царский режим, так и на идеи Маркса, Энгельса и Ленина.

Но он уже увидел и услышал достаточно, чтобы это стало для него личным.

Крестьяне уже сотни лет живут в каком-то подобии ада на земле, где проблеском надежды считалось то, что ими перестали торговать, как скотом, а также запретили бить их розгами, как скот.

Рабочие истачивают здоровье в четырнадцатичасовых сменах, видят, как их дети, начавшие работать слишком рано, чахнут у них на глазах.

Аристократия пьянствует, занюхивается кокаином, колет героин и морфий, забывая в этом наркотическом угаре о собственной бесполезности. Они уже не выполняют своих изначальных функций[17], поэтому обществу больше не нужны.

Это должно было прекратиться, так или иначе. Оно и прекратится, действиями других людей, но Аркадий считал, что в его силах облегчить им работу.

Возможно, он сможет облегчить последствия Гражданской войны, сократить потери, уменьшить масштаб разрушений. Каждый спасённый человек, каждый спасённый завод — это облегчение задачи будущей индустриализации и подготовки к грядущей войне.

Как поживший человек, интересовавшийся вопросом, он знал, что мировая война — это не желание каких-то отдельных личностей. Это стечение объективных факторов, которые вынуждают политические режимы, преследующие свои интересы, вступать в противостояние, чтобы разрешить накопившиеся противоречия. Этого просто не избежать.

— К чему это всё? — спросил Аркадия Боднек.

— Они знают, что сведения об этом событии неизбежно распространятся, — ответил Аркадий. — Чтобы мы не сильно задумывались и от этого плодили версии, нам была выдана официальная позиция, которой нам и нужно придерживаться.

— Думаешь, это неправда? — поинтересовался Ярослав.

— Я такого не говорил, — покачал головой Аркадий. — Просто не бери в голову — это вообще не твоя проблема. Твоя проблема — не вылететь из училища в этом году.

— Да… — вздохнул Боднек.

Немиров подошёл к списку, вывешенному на специальной доске, размещённой в коридоре учебных классов.

Получил он своё старшинство, потратил кучу времени на повторное изучение уже известного, а также на немалую долю бесполезного, после чего сдал экзамены с отличием. Довольство его вызывало лишь то, что он выполнил фазу плана и получил достаточно времени, чтобы дополнительно обдумать и уточнить детали следующих фаз.

Всё это сильно напоминало ему курсантскую юность, только в этот раз он ни разу не «косячил» и не «попадал».

Отзывы преподавателей о нём положительные — он добился этого образцовым поведением и прилежанием в учёбе. Подполковник Алексеев даже написал ему рекомендательное письмо.

Только вот распределение…

Двадцать минут назад ему вручили запечатанный конверт с местом службы и это самое место его слегка озадачило.

Его распределили в Фергану, что в Туркестанском генерал-губернаторстве.