Наши уже не придут

Глава четвертая Сельский житель

— Чего оглядываешься-то? — поинтересовался Аркадий у Марфы.

— Жалко избу оставлять… — ответила та. — Хорошая была…

— Не жалей, — усмехнулся Аркадий. — Новую построим тебе, будет лучше прежней.

Саму избу он планировал построить при содействии местных — если глава общины удовлетворится парой хороших шкур и направит пару-тройку мужиков на строительство избы для Марфы.

Устоявшихся твёрдых расценок тут нет, поэтому всё зависит от того, как договоришься. Если староста посчитает, что двух шкур недостаточно, то можно подрядить Марфу стирать вещи в его доме и помогать его жене по хозяйству, на определённый срок. Тут принято производить взаиморасчёт услугами и товарами, поэтому ничего необычного в подобном нет.

И если Марфа сумеет обуздать свой поганый характер, то есть шансы, что кто-то из местных бобылей положит на неё глаз, после чего у неё всё станет хорошо. А до этого она может зарабатывать себе на жизнь шитьём — у неё это очень хорошо получается и её платки ценила вся Мамоновка.

В общем-то, Немиров был спокоен за её судьбу — не пропадёт баба.

Марфа наткнулась взглядом на уже гниющие туши волков, висящие на столбе, и содрогнулась. Аркадий поленился их снимать, хотя уже весна и понятно, что волки добровольно в деревню не придут.

Сейчас стаи серых убийц шастают по лесистой местности вдоль Волги и жрут всё, что не сумело спрятаться. Но людей они обходят, если люди не выглядят уязвимыми, конечно.

— Что? — спросил Аркадий, когда Марфа перевела взгляд на него.

Всю оставшуюся зиму она вела себя очень тихо и больше не удобряла ему мозги. Их взаимоотношения резко изменились, потому что Аркадий вёл себя совершенно нехарактерно для мальчика его возраста, что её, судя по реакциям, сильно напрягало. Даже сильнее, чем волки, которые навсегда остались во мраке кошмарного прошлого.

— Ничего, — ответила она и пошла дальше.

Телегу со скарбом тащил Аркадий, за зиму смастеривший себе удобное ярмо.

Он не тратил время вынужденного бездействия напрасно — он ел и активно упражнялся, чтобы повысить свою физическую подготовку. Когда холода начали сходить, он занялся бегом, для чего расчистил двор от рогаток, а в остальное время тягал камни и выполнял гимнастические упражнения. Всё это поначалу вызывало непонимание Марфы, но потом она привыкла и перестала обращать внимание.

Аркадий сумел планомерно повысить количество отжиманий до пятидесяти за подход, а подтягиваний до двадцати — он всё ещё лёгкий, поэтому давалось ему это легко.

Он больше не напоминал того ходячего скелета, легко сдуваемого встречным ветром. Последствия перенесённой холеры уже почти сошли на нет, чему способствовали хорошее питание и высокая физическая активность. Благодаря регулярным тренировкам, мышцы Аркадия окрепли, увеличились в объеме, и всем своим видом обещали, что это только начало.

«Ещё слишком слаб для серьёзных дел, но уже не заморыш», — оценил он своё состояние.

Мускулистым амбалом быть невыгодно, ведь объёмные мышцы требуют для своего поддержания большего количества калорий, с которыми тут всё не так просто, но Аркадию оно и не нужно. Его больше интересовали функциональность и выносливость.

Преимущество легкоатлета в том, что если он слабее тебя, то не догонишь, а если сильнее, то не убежишь.

Немиров услышал какой-то шорох в придорожных кустах. Он сразу же распрягся и взял с телеги кремнёвое копьё.

Маловероятно, что это волки, но предосторожность не бывает лишней.

К счастью, это оказалась куропатка, которую тоже напрягла повисшая тишина, из-за которой у неё не выдержали нервы и она упорхнула прочь.

— До Фёдоровки ещё четыре версты, — сказал Аркадий, снова впрягаясь в телегу.

— Знаю, — ответила на это Марфа. — Давай больше не будем останавливаться?

Немиров озадаченно почесал затылок и ещё раз внимательно осмотрелся.

Что-то с Фёдоровкой было не так.

Вроде село как село[8], церковь стоит, в центре площадь, но что-то не так…

— Пойдём потихоньку, — произнёс Аркадий и потащил телегу.

На главной сельской улице, ведущей прямо к деревенской площади, было поразительно пусто. Такое можно было объяснить зимой, но сейчас весна. Пусть и грязно, но крестьян грязь никогда не пугала и точно не могла послужить веским поводом для прекращения деятельности.

— Для вспашки рановато… — задумался Немиров. — Но где все?

В центре села встретились первые люди.

— Чьих будете? — спросил какой-то мужик в типичном крестьянском одеянии.

Одет он был в холщовую косоворотку светло-серого цвета, с потускневшим красным шитьём, в некогда нарядные синие порты, подлатанные минимум в трёх местах, а на ногах его были лапти, утеплённые онучами в несколько слоёв. На голове его был подуставший картуз, отличавшийся от остальной одежды чистотой.

По возрасту сказать сложно — где-то в интервале между двадцатью и тридцатью годами. Определение возраста усложняла обветренная и покрасневшая кожа лица. Роста он невысокого — примерно метр шестьдесят, но зато крепкой комплекции, характерной для работящего и не пьющего или малопьющего крестьянина.

— Из Мамоновки мы, — ответил Аркадий. — Звать меня Алексеем. Здравствуй, уважаемый. А где все люди?

— И ты здравствуй, — ответил мужик. — Меня Семёном звать. Где-где все… На вспашке.

— А чего так рано? — удивился Немиров.

Сейчас март, а это значит, что слишком рано вспахивать землю, особенно после такой лютой зимы.

— Так мужиков не хватает, — ответил Семён. — Холера многих прибрала прошлым летом. М-да… Ты тоже, коли добрый человек, вспомоги со вспашкой — сейчас все в поле. И я туда иду.

Остальные прохожие крестьяне не вмешивались в их беседу, хоть Аркадий и кивнул им учтиво, но внимательно слушали.

— Нам бы устроиться где-то на время, — произнёс он. — У кого можно остановиться?

— К старосте иди, — махнул Семён рукой в сторону избы с украшенными ставнями.

Крестьянин поправил пояс и направился куда-то на запад — поле находится там, как подсказали Аркадию воспоминания.

Дав знак Марфе, он пошёл к дому старосты. Постучав в дверь, он дождался, пока ему не отворит её кряжистый и седоватый мужик в почти такой же одежде, что и Семён, но в более приличном состоянии.

— Здравствуй, — приветствовал его Аркадий. — Алексеем меня звать, я из Мамоновки.

— Здравствуй, — кивнул ему мужик. — Видывал тебя на ярмарке. Авдеем Палычем Борисовым меня зовут. О, Марфа!

Он увидел вдову и любезно раскрыл дверь.

— Заходите, заходите, — пригласил он их внутрь. — Садитесь. Мать! Накрывай стол!

— Иду-иду! — ответила женщина из кухонной части избы.

У старосты и изба побогаче — никакого «опен спейса», даже спальня отдельная, не говоря уже о кухне.

Аркадия насторожила эта не особо-то мотивированная гостеприимность. Он не понимал её причин, поэтому заранее напрягся.

На обед сегодня была рыба — жерех, водящийся в Волге и вылавливаемый местными рыбаками.

— Ефим Петриков, наш гончар, проходил недавно мимо Мамоновки, — заговорил Авдей Павлович. — Сказал мне, что столб видел, а на столбе волчьи туши гниют.

— Это я повесил, — произнёс Аркадий.

— Девять туш? — с недоверием спросил староста.

— Да, — кивнул Аркадий. — Марфа в свидетели — мы их побили.

— Он побил, — поправила его вдова. — Я ничего не делала.

— Как? — нахмурился Авдей Павлович.

— Есть способы… — ответил на это Аркадий.

— Ну, так ты расскажи, — попросил его староста.

Далее Немиров рассказал обо всех своих подготовительных мероприятиях, а также о самом процессе истребления волков.

— А я уж подумал, что вы их потравили… — произнёс староста. — Девять волков… Хорошо. Шкуры продашь?

— Смотря за какие деньги, — пожал плечами Аркадий.

— Рубль за шкуру обычного волка, два рубля за шкуру вожака, — сделал Авдей Павлович предложение. — Но сперва надо посмотреть на состояние.

— В Астрахани я могу продать их гораздо дороже, — покачал головой Немиров. — Слышал я, что за обычные шкуры по шесть рублей дают, а за вожака можно и все десять выручить.

— Три рубля за обычные и пять рублей за вожака, — поморщился староста.

Уж он-то точно на них наварится — несомненно, что правильные контакты у него есть, тем более что это зимние шкуры, то есть толще и гуще мехом.

— Давай на четырёх рублях за обычную сойдёмся? — предложил Аркадий. — А шкура вожака — это отдельный разговор.

— Почему это? — спросил Авдей Павлович.

— Разве ты не вникал в мой рассказ? — улыбнулся Аркадий. — Эта шкура с историей — она дороже идёт…

— Ладно, пошли, покажешь, что там за шкуры, — встал староста из-за стола. — Там и поговорим, что за шкура с историей.

По итогу семь шкур староста купил по четыре рубля, а одну за пятьдесят копеек — там волк был не очень, так ещё и Аркадий запорол большую часть.

Шкура вожака была прекрасна: размер большой, толщина меха больше, чем у обычных шкур, ну и седины нет, что означает сравнительную молодость волка. Торжество естественного отбора, убитое одним недобрым мальчиком…

Небольшие дырочки от кольев староста не заметил, потому что Аркадий основательно «пошаманил» над ними с иглой и марфиным волосом.

— За шесть возьму, — сделал староста предложение.

— Семь, — произнёс Аркадий.

— Не возьму я за семь, — покачал головой староста. — Либо отдавай за шесть, либо езжай в город.

— Ладно, договорились, — поморщился Аркадий.

Сам-то Борисов точно в Астрахань поедет, зарабатывать хорошие деньги у портных.

— Пойдём, посчитаемся, — позвал староста.

Через две минуты Немиров получил в свои руки тридцать четыре рубля и пятьдесят копеек. Профиль всеми богами спасаемого императора Николая II с достоинством смотрел в левую сторону.

Это безумные деньги, по меркам рядовых крестьян Астраханской губернии, а также примерно на десять рублей больше, чем средняя месячная зарплата чернорабочего в Астрахани. Примерно — потому что покойный муж Марфы несколько лет работал в городе чернорабочим на рыбном промысле, но платили ему из месяца в месяц не одинаково.

С такими деньгами уже можно было заходить в Астрахань, но была одна острая проблема — Аркадий слишком юн.

У него даже вида на жительство нет, ведь по возрасту не положено. Он был записан в виде на жительство у отца, где также была записана и мать, и братья с сёстрами.

«Женщина тут, кстати, не совсем человек», — подумал Аркадий. — «Без мужа никуда, бумаг никаких не предусмотрено».

Но и ребёнок тоже ущемлён, даже более бесправен, чем женщина.

Не может Немиров идти в одиночку. Он подозревал что-то такое изначально, но рассчитывал прорваться втихаря. Сейчас, на трезвую голову сытого человека, он начал тщательнее взвешивать риски и переоценил свой подход. Нужен другой способ проникновения в город и легализации в нём.

Как для ребёнка, таких вариантов, казалось бы, нет. Но если подумать, то есть. Правда, они очень трудные в осуществлении.

— Изба нужна, чтобы заселиться, — обратился Аркадий к старосте.

— Осесть тут думаете? — спросил Авдей Павлович. — Дело хорошее. У нас вспашка как раз — рабочие руки не помешают.

Немиров не мог этого узнать из Мамоновки, но в Фёдоровку, в прошлом году, как оказалось, тоже пришла холера. Скорее всего, вместе с беженцами. Но тут есть сельский лекарь, который должен был смягчить течение вспышки.

Только вот, раз староста говорит, что рук не хватает…

— Поможем, — кивнул Аркадий.

— Коль так, то занимайте бывшую избу Ивана Курилова, — сказал ему Авдей Павлович. — Они всей семьёй, от мала до велика… Царствие им небесное… Отмучились…

— Насовсем можно или временно? — уточнил Аркадий.

— Да насовсем уж, — махнул рукой сельский староста.

Видимо, изба так себе, раз за неё не возникло никакой конкуренции.

С учётом корректировки планов Немирова, можно было нанять за пару рублей мужиков с подводой, чтобы перенести избу Марфы из Мамоновки, но это следовало обдумать.

— Вон там она, за домом с петухом, — указал староста направление.

Борисов получил не только рабочие руки на вспашку и посевную, но ещё и новую мастерицу в село — платки и иное шитьё Марфы известны во всех окрестных деревнях.

— О-о-ох… — кое-как встал Аркадий с земли.

Крестьянская стезя — тяжкий труд.

Две недели подряд всем селом они вспахивали поле. Волов хватает, но не хватает водителей — пригодился даже легковесный Аркадий.

Его отрядили к двоим мальцам примерно его возраста и вручили самого спокойного вола, после чего они начали вспашку выделенного участка.

Надо было давить на плуг, что напряжёт даже взрослого мужика, а уж мальчишек…

В итоге пришли к решению — пашут двое одновременно, а третий отдыхает. Два мальчика вполне эквивалентны по весу одному среднестатистическому мужику, поэтому у них начало получаться вспахивать почву ровно. Тем не менее, это всё равно было очень тяжело.

И Аркадий не мог сказать, что его примерные сверстники были в чём-то сильнее или умелее, чем он — плюс-минус такие же по физической кондиции и практическим навыкам.

— Давай-давай, иди на отдых, — сказал он Кириллу, сыну старосты, и взялся за рукоять плуга.

Всё прошедшее время он собирал информацию всё досужее время, коего было немного. Он много общался с сельскими, чем насторожил их — это было очень необычное поведение для подростка.

И Марфа совсем не помогала — она болтала с другими бабами и, как точно знал Аркадий, охотно делилась историей о схватке с волками. Персона Немирова до сих пор живейше обсуждалась в сельском сообществе и выводы, судя по взглядам местных, были неоднозначными.

Зато он выяснил интерес старосты и его радушие в первый день — действительно, его очень интересовали зимние волчьи шкуры, поэтому он хотел выкупить их побыстрее, пока к Аркадию не подошёл местный торговец, Платон Дворянинов.

Торговец, чуть позже, подходил, знакомился и справлялся на предмет волчьих шкур.

Судя по фамилии, торговец родом из крепостных, освобождённых дедушкой действующего царя. Ещё в прошлой жизни Аркадий слышал, что бывшие крепостные брали оригинальные фамилии, вроде Графских, Помещиковых, Князевых и так далее…

— Не филонь, — предупредил он Алексея, сына кузнеца Бориса Дугина.

Мальчик надавил на рукоять плуга и борозда пошла ровнее.

«Две недели всего пашу, а уже интересные мысли в голову закрадываются…» — подумал Немиров. — «Крестьянин вкалывает, как папа Карло, но он всем должен. Царю должен — плати налог, попу должен — жертвуй в приход, помещику должен — плати выкупные платежи, армии должен — отдай детей в рекруты. А с какого рожна-то?»

Вместе с расспросами крестьян он также всё глубже погружался в местную жизнь.

Фёдоровка известна в губернии тем, что тут уже есть индивидуалисты, вышедшие из общины — реформа Столыпина в действии. В Астрахани они взяли в Крестьянском банке деньги под нечеловеческий процент, с залогом в виде присвоенной в частную собственность земли. В Фёдоровке никогда не было переделов, поэтому единоличник мог получить в собственность ровно тот надел, который и обрабатывал все эти годы.

Логичный вопрос: а зачем ему тогда деньги?

А затем, что он теперь один, община не поможет. Более того, единоличников не любят, поэтому надо сказать спасибо, что красного петуха ночью не запускают.

Раз он теперь один, то нужно купить инструмент, надо купить посевной материал, если нет, надо купить скот, который община больше не даст — на всё это нужны невероятные для крестьянина деньги.

И тут Крестьянский банк предлагает свои людоедские условия кредитования. Не можешь платить — землю отнимают в пользу банка.

«Это не по-человечески как-то», — подумал Аркадий. — «Даже в худшие годы мирового кризиса с кредитами не было так паршиво, как тут».

Наверное, Столыпин видел в этом способ вроде «шоковой терапии», будто бы слабые вымрут, а выживут самые хваткие и приспособленные. Но Немиров уже прекрасно знал, к чему это всё приведёт…

Крестьяне закредитуются, будут честно обрабатывать землю, честно платить налоги и выплаты по кредитам, но лишь до первого неурожая. Сельское хозяйство в России — это очень рискованный бизнес. Даже в XXI веке.

Кто поможет крестьянину? Кто заступится за него перед банком? Царь? Поп? Помещик?

Нет.

«Поможет» крестьянину возникший по такому случаю кулак. Он и деньги ссудит, и зерном подсобит… А когда случится ещё один неурожай или ещё какая-нибудь напасть, заберёт себе землю со всех сторон должного крестьянина. И не останется крестьянину другого выхода, кроме как идти к кулаку в батраки.

А ещё кулаки будут давить преуспевающих честных крестьян — им тут такие не нужны. Кулаки видят свой идеальный мир: все вокруг батраки, а он один — преуспевающий фермер.

Будет крестьянин артачиться, не захочет землю отдавать — есть этически неразборчивые ребята, которые «восстановят справедливость» методами физического убеждения. Таких зовут подкулачниками.

Но это лишь пища для отвлечённых размышлений.

У Немирова есть свой план, практически никак не касающийся крестьянства.

Здесь всё идёт точно так же, как в его… мире? В будущем?

В физической возможности перемещения во времени он сильно сомневался, хоть и слышал как-то, что там всё не так однозначно. Ему более вероятной казалась версия с параллельным миром.

Раз здесь всё идёт точно так же — крестьяне пашут, а Столыпин фестивалит и дарит направо и налево галстуки своего имени, то у Аркадия нет оснований считать, что не будет Первой мировой и последовавшей за этим революции.

А если будет революция, то надо оказаться на правильной стороне.

Во Временное правительство он не верил, в эсеров и прочих тоже, в Белом движении он даже не сомневался, он точно знал, что дело это заведомо гиблое и обречённое. Остаются только большевики.

Даже пожелай он, даже положи жизнь на это, он не сможет остановить большевиков. Объективные обстоятельства сложились именно так — они должны были победить. И главный вопрос — а зачем их останавливать?

Немирову было плевать на идеологию, его не волновал ни хруст французской булки, ни реяние красных знамён — он просто не хотел, чтобы повторилось то, что он был вынужден переживать.

Он даже не пожил толком нормально — вечно возникали какие-то неразрешимые проблемы глобального уровня, из-за которых нужно было «временно затянуть пояса» и «немножко потерпеть» — цитаты президента Петрова, который далеко не первый президент, использовавший эти формулировки.

— Поворачиваем, — скомандовал Аркадий. — Бери вола за поводья.

И причины Третьей мировой Немиров прекрасно понимал — система сначала упёрлась в клин, а затем пошла вразнос. Он даже понимал мотивацию стран-участниц — хочется жить. Национальные интересы, что бы под этим ни понималось, превыше всего — объяснимо, что правительства заботились об интересах своих стран.

Это также хорошо объясняет, почему после перемирия никто ни с кем так и не договорился и все попытались схапать как можно больше ресурсов, вопреки условиям мира.

«И вот тебе Последняя война…» — подумал Аркадий, вновь напирая на рукоять плуга.

Как ему оказаться на правильной стороне?

Можно тупо дождаться семнадцатого года и просто присоединиться к красным добровольцем, после чего пытаться лезть наверх — к 30-м, наверное, он смог бы добиться высокого положения и внести какие-то корректировки. Но это не очень оптимальный путь.

Его план был другим. К 1917 году он уже должен быть очень полезен для будущей власти Советов.

Как можно стать полезным? Агрономией заняться? Математикой? Литературой? Нет.

Будущий СССР ждёт умопомрачительно кровавая череда испытаний на прочность. Ему нужны солдаты.

Вот тут-то и крылось слабое место плана Немирова.

Ему от силы лет двенадцать-тринадцать, точной даты рождения он не знал — до него такую информацию никогда не доводили. В церкви есть метрическая книга, где записана дата его рождения. Когда появится свободное время, он обязательно заглянет туда и уговорит нынешнего попа дать взглянуть на книгу.

В солдаты в таком возрасте не берут, поэтому нужна какая-то альтернатива.

И он, после некоторого времени, потраченного на размышления, нашёл его — юнкерское училище.

Он простолюдин, хуже того — крестьянин, поэтому поступить будет очень сложно. На военное училище, готовящее офицеров, можно даже не засматриваться. Происхождением не вышел.

В юнкерском училище учат два года, но нужно иметь шесть классов гимназии. В голове Аркадий имел знаний многократно больше, чем дают в рамках этих шести классов, но это нужно как-то доказать.

Это один из немногих социальных лифтов в Российской империи, поэтому в юнкерские училища очень серьёзная конкуренция, но все эти мысли тщетны, если он не сможет как-то получить аттестат зрелости из гимназии.

Для крестьянина этот путь надёжно закрыт, этот социальный лифт не для крестьян…

Но он уже начал приставать к Аристарху Николаевичу Клымиву, учителю, трудящемуся в школе Фёдоровки, с расспросами. Старичок не желает тратить на него время, полагая, что Немиров хочет поступить в его школу, где все места уже заняты. Но он не знает истинной цели Аркадия.

Аркадий хочет узнать побольше об астраханских гимназиях. Если он сумеет поступить в одну из трёх гимназий, то есть шансы закончить её экстерном. А вот уже с честно полученным аттестатом зрелости уже можно поступать в юнкерское училище, а после него идти пробиваться в военное училище.

План действий намечен — надо просто реализовать его.

Только вот в гимназию не удастся поступить просто так…

Впрочем, у Немирова уже есть несколько идей.