Глава 22.
Вика.
Домой мы возвращаемся на следующий день. Спокойные, сдержанные, немного задумчивые. Уж не знаю, о чем думает Кир, а я о будущем… Как мы будем уживаться? Наверное, эта мысль не покидает меня последнюю неделю. А еще его слова о няне и домработнице… Неужели, он правда хочет запереть меня в своем доме? Я всегда работала. У меня и коллекция картин имеется. До ареста отец мечтал организовать выставку моих работ.
– Кирилл, ты не против, если я организую мастерскую в домике для гостей? – спрашиваю, когда мы подъезжаем к дому.
Нетерпеливо ерзаю, мечтая поскорее увидеть Егорку.
– Как ты планируешь совмещать работу и заботу о моем сыне?
Ну вот, опять начинается… Только мне кажется, что между нами устанавливается мир, Кирилл доказывает обратное.
– Ты правда хочешь запереть меня в своем доме? Ты…
– Вика, я директор завода. У меня есть деньги, чтобы прокормить семью. Вопрос закрыт.
– Ты самый невозможный человек на свете, я… Я терпеть тебя не могу. Едва выношу!
Выскакиваю из машины и, не дожидаясь, когда выйдет Кир, вхожу в дом. Там мамуля и Антонина Ивановна – куда уж без нее…
– А вот и наша мамулечка приехала! Егорушка, смотри. Ой, куда ты, сыночек?
Мама всплескивает руками, наблюдая, как сынишка бежит ко мне, оторвавшись от игрушек.
– Мама! Мама!
Обнимаю сладкого мальчишку, едва сдерживая слезы. Я впервые оставила его так надолго. Может, Кир прав? И мне стоит на некоторое время оставить мысль о работе?
– Сынок мой, Егорушка, – подхватываю сынишку на руки, замечая в проходе Кира.
И он так смотрит… С нежностью, каким-то странным обожанием в глазах… Словно и не было разлуки и расставания. И он знает сына всю его маленькую жизнь… И нашей недавней ссоры не было. И моих жестоких слов тоже…
– Сыночек, как вы мало отдохнули, – выходит из кухни Антонина Ивановна. – Здравствуй, Вика, – а это прохладно бросает мне.
В доме пахнет домашней едой и цветами. Спускаю Егора с рук, но Кирилл подходит ближе и забирает его. Пацан ошеломленно смотрит на едва знакомого дядю, но не плачет. Тянется ручками к его аккуратной бородке, гладит скулы.
– Привет, Егор. Как дела? – неуверенно протягивает он. – Вика, как надо с ними обращаться? Что говорить? – переводит на меня беспомощный взгляд.
– Ты все правильно делаешь? Можем вечером поехать в парк. Кирилл, я хотела кое-что попросить для него, можно?
– Конечно, все что хочешь, – без раздумий произносит он.
– Трехколесный самокат. Можешь купить?
– Обязательно. Мне нужно на работу, а вечером поедем в парк, кататься на самокате и кормить уток.
Антонина Ивановна порывисто обнимает Кирилла и уводит его в кухню. Накрывает на стол и кормит сына свежим супом и тефтелями. Делает вид, что никого в доме, кроме ее Кира нет. Не знаю, как они с моей мамой находят общий язык, но со стороны ее поведение выглядит странным.
– Мама, а Вика? Почему ты ей не предлагаешь пообедать? – хмурится он.
– Я… Я потом пообедаю, спасибо, – выдыхаю, не желая конфликтовать.
– Пойдем, дочка, – вздыхает мама. – Помогу тебе разобрать сумки. Я все твои вещи погладила и развесила.
– Спасибо, мам. А что здесь происходит? Почему она так себя ведет? Как вы вообще? – спрашиваю тихонько, поднимаясь на второй этаж.
– Да ладно тебе… Свекровь есть свекровь. Не обращай внимания. Тоня переживет сильно, вот и все. Кирилл единственный сын. Раньше вся его любовь только ей принадлежала, а тут ты появилась – жена… Он еще так на тебя смотрит… Как у вас дела, детка?
– Все… терпимо. Ты лучше расскажи, как папа?
– Борис и Игорь Андреевич держат все под контролем.
– Слава богу, – облегченно вздыхаю, обнимая Егорку.
– Вика, Добровольский хочет заняться тем делом, – произносит мама, стыдливо отводя взгляд. – Ну… В той гостинице… Когда ты приехала, а тебя…
– Мам, я поняла. Разве в этом теперь есть смысл?
– Переживает он очень… Думает, что Кирюша тебя ненавидит.
– Иногда мне кажется, что так и есть. Мы часто ссорились, мам… Не представляю, как буду с ним уживаться?
– Время покажет. Боря грешным делом подумывает о разводе. Хочет помочь тебе освободиться от этих совершенно ненужных уз.
Ведь все так просто, да? Мне нужно позвонить дяде Боре и попросить его помочь. И все… Собрать вещи и съехать в квартиру мамы. И никто не сможет меня остановить… Тогда почему эти мысли приносят с собой такую тоску? Я не хочу расставаться…
– Ты загрустила, Викуся. Любишь его, да? – спохватывается мама. – Так я скажу ему, чтобы прекратил все это… Не лез, куда не следует.
– Не надо, мам. Я сама скажу.
Кирилл переодевается и уезжает на работу. А потом и наши мамы покидают дом, возвращая блаженную тишину. Ловлю себя на мысли, что мне здесь нравится… Светлые стены, высокие потолки, большие окна, выходящие в сад. Можно повесить в гостиной мои картины, а в прихожей поставить расписанные мной глиняные горшки.
Мою гору посуды, оставленную Антониной Ивановной в раковине, поглядывая на Егорку, сидящего на игровом коврике. Он строит башню, а потом ломает ее, сопровождая действие громким визгом.
– Что мой сынок делает?
– Ба… Дя… Мама…
Вздрагиваю от звонка в домофон. Может, Кирилл вернулся? Нет, он открывает двери, пользуясь своим ключом. Тогда кто?
– Кто там?
Можно было не спрашивать – на экране видеодомофона Дина.
– Вика, это Дина. Открой, пожалуйста.
– Кирилла нет дома, – взволнованно отвечаю я.
– Я знаю, потому и пришла. Я хочу с тобой поговорить.
Жму на кнопку, удивляясь странной тишине, воцарившейся в доме. Наверное, моя егоза куда-то сунула свой любопытный носик. А потом тишину взрывает громкий детский крик… Толкаю входную дверь, позволяя Дине войти, и со всех ног бегу к лежащему навзничь Егору… Рядом с ним валяется ящик кухонной тумбочки. А рядом – рассыпавшиеся столовые приборы…
– Я помогу! – кричит Дина, на ходу сбрасывая обувь.
– Господи… Что делать? – сипло выдыхаю я, поднимая кричащего сына на руки.