Наследник огня и пепла. Том I

Глава 3. Неприметный человечек

Вопрос на пару сотен килограмм серебра несколько десятков золота — как вскрыть дверь в сокровищницу, если изнутри её заперли счетоводы и не впускают? Ответ — только чудом. В буквальном смысле. Магией. Эта деревянная дверь темнела в проходе сурово и неприступно, как воин переживший тысячу битв. Опаленная — причем её, похоже жгли как магией так и банально развели рядом костер. Вся изрубленная топорами. Железные полосы согнуты и в зарубках. В некоторых местах будто погрызенная крысами. Хорошо так погрызенная, на сантиметра три вглубь. Насколько я помнил, дверь была сантиметров десять толщиной, так что это была слабая заявка, какой бы магией они это с деревом не сотворили.

Такую дверь в моем мире взрывать бы пришлось. Наладить бы туда поставки, я бы разбогател. Никакие современные двери в моем мире такую конкуренцию не выдержат. Хотя, возможно надо сравнивать с дверьми в банковские хранилища. Тогда да, эта проиграет.

— Мореный дуб из Отвина, — сказал Леон о двери с такой гордостью, как будто это он её родил и вырастил. Пока мы шли вниз, я немного расспросил его. Он отвечал очень неохотно, стараясь не называть имен. Его скрытность рассказала о нем больше, чем искренность. Пара наводящих вопросов и я убедился в своих подозрениях. Бастард с запада, обучался как рыцарь, но что-то случилось и вот он здесь. Пер его выделял, Леон был кем-то вроде офицера — увы, это не он был за главного у ворот в ту злополучную ночь.

Расшвыряв ногой куски обугленной деревянной лавки и всякого мусора, я постучал в дверь эфесом фламберга. Блин, надо не забыть отдать этот меч Грифу. Вот только другой найду.

За дверью послышалась возня, но никто не ответил. Пришлось мне поорать. Не сразу, но дверь они открыли.

Воздух в предбаннике сокровищницы нес в себе густой след их переживаний. А если говорить без изысканности — говном воняло, что аж глаза слезились.

— Вы что тут, обдристались? — заорал Нычка с претензией. И попытался прорваться внутрь. Но не смог — застрял в дверях, дальше порога его не пустили. Как ни странно, дорогу ему заступил тот мелкий, который в свое время издевательски избежал моего пинка. С крысиной мордочкой.

— Только молодой сеньор! — завизжал он в подбородок Нычке. Это вспышка, похоже, опустошила его запас ярости, потому что он, тяжело дыша добавил, куда более тихим голосом. — Может сюда входить. Только сеньор Магн.

— Нычка, отойди к лестнице, а то провоняешься, — сказал я. Седой ветеран, не шелохнулся. Даже не глянул в мою сторону, не сводя взгляда с щуплого препятствия перед собой. А потом, очень медленно поднял руку и погладил себя по шрамам на лысине. Продолжая пристально смотреть на мелкого бухгалтера. Пожалуй, это был один из самых угрожающих жестов из всех, которые я видел. В обоих мирах. И тем не менее, писарь спокойно смотрел ему в район подбородка и не двигался с места. Леон отступил за шаг и положил руку на меч, Сперат дернулся и подобрался, даже стражник внутри комнаты дернулся и перехватил поудобнее короткое копье, а бумагоморака стоял спокойно. Когда пауза затянулась, он вопросительно посмотрел на меня. Я в это смотрел на его испачканные чернилами пальцы. Они едва заметно подрагивали. Все же Нычка его напугал, но он прекрасно владел собой.

— Нычка, — мягко сказал я. — Будь так добр, встань со своим человеком у лестницы.

Наемник повернул ко мне спокойное лицо с пустым взглядом. Я уже знал, что это недобрый знак. Но тут же Нычка словно одернул себя. Осклабился, показав зубы и встопорщив седые бакенбарды, сразу став похож на пирата или уголовника.

— Да сеньор! — и затопал мимо меня.

— Прошу, сеньор Магн, — тут же отодвинулся с дороги писарь.

Я сделал шаг внутрь и тут же остановился. В нос ударил густой неприятный запах отходов человеческой жизнедеятельности.

— Деньги целы, сокровищница опечатана, — зачастили остальные писари, даже забыв меня поприветствовать. Я кивнул и рванул на выход, в относительно свежий воздух коридора.

— Как вы тут… — выдавил я. Хотел скахать “сидите и не блюете”, но замолчал, чтобы подавить рвотные позывы.

— Оставайтесь на месте. И запритесь. Я пришлю сменщиков, — отдал приказы смелый бухгалтер, закрыл дверь и заторопился за мной. — Не переживайте. Для своих естественных надобностей мы освободили сундук от монет. И уже почти заполнили его. Свадьба, обильная еда, сами понимаете. Но сейчас мы его вынесем и все будет нормально.

— Леон, подбери пару надежных людей и пришли сюда, — скомандовал я.

— Все люди, что остались в этом доме, надежны, — недовольно буркнул он.

— Ты знаешь, что Джакоб мертв? — спросил я писаря.

— Да. Приходили служанки, приносили нам еду. Я запретил открывать дверь, чтобы не рисковать. Но мы поговорили, узнали новости, — ответил тот.

— Кто может его заменить? — задал я самый важный вопрос.

— Никто, — ответил этот маленький, но очень смелый человечек. — А вот место казначея должен занять я.

Я остановился и внимательно осмотрел его. Мы стояли у лестницы, рядом с факелом. Бледный, тщедушный. Это важно — аристократы всегда спортсмены. Даже если ты не тратишь часы на тренировки с оружием, сам образ жизни располагает — то скачки, то охота. Соответственно, редко можно встретить мелкого и пузатого аристократа. Этот был мелкий и худощавый. На крестьянина похож. Кожа блеклое, мелкие, не запоминающиеся черты лица. Разве что глаза цепкие. Есть примесь не местной крови — волосы не глубоко черные, а чуть мышиного цвета, глаза слишком светлые.

— Как тебя зовут? — сказал я.

— Вокула, — ответил тот. И тут же добавил, заметив моё удивление. — С детства не люблю говорить слишком громко.

Удивился я потому, что мне это имя показалось мне слишком русским. На уме вертелся какой-то “кузнец Вакула”, но кроме этого словосочетания я ничего не помнил. А так имя типичное для местных. Даже, я бы сказал, обыденное, и характерное больше для низших слоев. Означает дословно "словечко", иногда может пониматься в контексте, как шептун. Все имена когда-то что-то значили. И все же, люди стараются подобрать имена звучные. И только у крестьян нет особых притензий. Называют детей "Вол", "Заяц". Иногда "Сильный" или "Красивая". Иногда вообще по номерам, "Первый", "Второй". А что, удобно. Уж не из крестьян ли этот Вокула? Хотя нет, тогда бы он не смог выучится письму и счету.

— Моя мать работала служанкой у двоюродного дяди сеньора Джакоба, — осторожно сказал Вокула, заглядывая мне в глаза. А, ну понятно, опять бастард. Услали подальше. Дали кое-какое образование.

— Почему ты думаешь, что только ты можешь стать казначеем? — спросил я.

— Стать казначеем может кто угодно, но вашим должен стать я. Я мало знаю о делах вашего отца и сеньора Джакоба. Но я знаю все о ваших деньгах. Сеньор Джакоб часто оставлял меня за главного, когда уезжал или…

— Джакоб был стар. Он не готовил себе преемника? — перебил я Вокулу.

— Своего сына, Бруно. Он оказался дураком. Стал деканом в Университете, — ровно ответил Вокула, не как не агентируя оскорбление. Просто констатировал факт.

— Бруно? Что он там преподает? — удивился я.

— Природоведение, геометрию и историю, — тут же доложил Вокула. — Он не понимает людей. А люди, это всегда про деньги.

Интересные у него мнения о людях. И о сыне Джакоба. Дурак и декан факультета? Впрочем, и остальные деканы были о Бруно пренебрежительного мнения. Даже не пригласили его на важный разговор. Обсуждение моей судьбы.

— Хорошо, — сказал я. — Пока ты будешь ответственен за… — я неопределенно махнул рукой в сторону сокровищницы. — За все. Свободен. Нычка, Леон, возьмите несколько людей. На конях. Нам надо навестить Городской Совет.

— Я тоже должен ехать, — перебил меня Вокула. Я так удивился, что даже разозлиться забыл. Что этот смерд себе позволяет?

— Куда? — тупо спросил я.

— Не в городской совет, точно. Если, конечно, вам нужны люди, которые принимают решения. Я договорюсь о встрече, а вы пока приведите себя в порядок. Важно показать, что последние дни никак вас не задели. Сейчас же вы несете на себе следы многочисленных лишений. Можно подумать, что вы были на краю поражения.

Ну что сказать. В общем, с Вокулой оказалось трудно спорить. Постоянно мешало желание его убить. Через полчаса я был голый, а Сперат и еще пара слуг смывали с меня “следы многочисленных лишений”. И в самом деле, изорванный костюм, многодневный пот, слегка разбавленный купанием в сточных водах и поверх всего этого сбрызнутый смесью из крови и дерьма — не самый лучший способ презентовать себя в обществе.

Я стоял в широкой деревянной бадье, пока меня терли чистым сукном и местным аналогом мыла. Можно было принять ванну — но для этого надо было греть воду в казанах, таскать её в большую деревянную бочку внизу — а на это не было времени. Обошлись парой казанов. Я учился невозмутимости, не обращая внимания на излишне громкие хихиканья служанок, таскающих горячую воду.

— Если бы кто спросил меня, — тихо сказал Сперат, улучшив момент, когда мы остались одни. — То я бы сказал, что Вокулу надо бы сразу убить. И сделать вид, что это был Гонорат.

— Выясни, что у него за семья. Откуда он. Есть ли кто за ним, — тихо сказал я.

— Уже. Он никто и не откуда. Родственники его ни разу не навещали, и сам он уезжал только на похороны матери. А ведь живет тут уже десять лет!

— Десять лет? — удивился я. Магн, разумеется, Вокулу не помнил. Но в этот раз я его не винил. Это все из-за его лица Вокулы. Никакое. Неприметное. Можно было десять раз встретить его в коридорах и не запомнить. И я бы его не вспомнил, если бы он не смог ловко увернуться от пинка в тот день, когда я пытался бежать из Карнаэна. В мой первый день в этом мире. Такое запоминается лучше.

— Он точно не ворует, старик Джакоб таких за версту чует. Живет в крыле для слуг, столуется за общим столом. А ведь платят ему хорошо. Женщины у него бывают очень редко. Все гадают, куда он тратит деньги? — Сперат нервно передернул плечами. — Очень странный человек. Я бы убил его просто из осторожности.

Несмотря на дикость последнего высказывания, я серьезно его обдумал. Как ни крути, а недавние примеры показали со всей ясностью — подобные предосторожности реально могли бы избавить меня от многих проблем. Будь Магн чуть большей мразью и зарежь вовремя своего младшего брата… Впрочем, тогда и я бы здесь не оказался. А, нахрен, все что не делается, то к лучшему. Подлость бездонна, а отражение в зеркале у меня одно. Не хочется морщиться от омерзения, каждый раз, как его видишь.

— Джакоб его ценил? — напоследок уточнил я.

— Да. Его бы выгнали давно, если бы не старик, — кивнул Сперат.

Я вспомнил старого казначея, как он вскинулся, гордо и надменно, перед зловещим Старым Змеем Караэна, когда мой отец обронил неосторожную фразу. Просто слова, которые можно было трактовать как намек на нечестность или неверность. И ведь вариант с быстрой прожаркой “медиум велл” после такого был отнюдь не нулевым. Очень гордый и храбрый был человек. Поэтому Гонорат и убил Джакоба — подлецы не выносят гордость и мужество, им нужно верить, что все вокруг такие же, как они.

— Если Джакоб его держал при себе, тогда все нормально, — сказал я. — На его должности нормальные люди быстро становятся достойными смерти. Посмотрим, не будет ли теперь наоборот.