Картина притягивала взгляд. И чем дольше Михаил на нее смотрел, тем больше ему казалось, что она соответствует действительности.
Сегодня утром, за завтраком, ему почему-то вспомнился Беруст:
… Мой взгляд спокойно ею встречен.
Неведом пыл ей ран сердечных,
Жеманства и лукавства яд
Не отравил уста ея,
Притворство не гнетет чело,
И не пустило корни зло
Ни в мысли, ни в сердечный круг[1].
Среди бесчисленных подруг
Она не роза, а тюльпан.
Пусть и не всеми он желан,
Но весной радует нам глаз
Тем, что цветет не на показ,
А с весной вместе в унисон…
— Господин интересуется живописью?
Михаил вздрогнул и перевел взгляд с портрета на остановившуюся рядом с ним экономку.
— Работа мастера Феллида. Вы же знаете, что он писал портреты дочерей самого великнесса?
Он не знал, но почему-то кивнул.
— Величайший портретист нашего времени. Эту работу он назвал «отражение».
Климский не мог не удивиться:
— Почему?
— Так кто ж знает. Разговаривая с господином Мережским, он отметил, что «сестры похожи, как две стороны одной медали: одно естество, поделенное на два лица».
Юрист поморщился. Высказывание ему не понравилось. Аглая, внимательно следящая за его реакцией, спросила:
— А вы здесь хозяйку искали что ли? Так она в другой гостиной. К ней господин прибыл с букетом. Проводить вас?
— Нет, спасибо.
Мужчина чеканным шагом отправился в кабинет.
— Не понимаю вас.
— Гастин хочет прийти к вам с обыском, — Талькин навис над ней, сжав кулаки. — Вы понимаете? Они…они… Это же ужасно!
Екатерина безразлично пожала плечами.
— Мне все равно. Пусть приходят.
Мережская встала, чтобы поставить в воду врученный ей пять минут назад букет. Юрий взял ее за плечи и усадил обратно, затем сам сел рядом.
— Вы…знаете, вы очень интересная женщина. Я… — он нервно потеребил рукав, потом отобрал у Кати цветы, положил их на стол и взял ее за руки.
— Катерина, хотите я поклянусь быть всегда на вашей стороне?
— Я очень ценю вашу помощь и особое ко мне расположение, но, право, не стоит…
Вдова не договорила — юноша коснулся ее щеки.
— Разрешите мне быть рядом, и вас никто никогда не ударит.
Катя попробовала отодвинуться, но оказалось, что она и так сидит на краю дивана.
— Вы меня пугаете, — призналась девушка, отклоняя голову. Пальцы собеседника в результате этого маневра соскользнули со щеки на ее шею. Мережская бы встала — но Талькин все еще сжимал ее руку своей.
— Это какие-то новые методы ведения допроса? Я что-то пропустил из законов и положений последних лет?
Инкнесса облегченно выдохнула. Однако к ее удивлению, секретарь только сильнее впился пальцами в ее кисть.
Михаил холодным голосом заметил:
— Впрочем, возможно, я зря зашел.
Екатерина так перепугалась, что он сейчас их покинет, что выкрикнула:
— Не уходите! Пожалуйста!
Ее отчаянная мольба остановила юриста у двери. Он развернулся и быстрым шагом подошел к дивану.
— Талькин? Что вы себе позволяете?
Юрий отпустил ее руки. Мережская встала, не желая сидеть с гостем в такой близости, и оказалась стоящей вплотную к Михаилу. Тот тут же приобнял ее одной рукой, не давая ей рухнуть обратно на диван.
— Возможно, вам уже пора?
Помощник следователя встал.
— Инкнесса, простите мне мою горячность, если сможете. Возможно, я не совсем правильно расценил вашу реплику про «больше нравитесь», сказанную не столь давно, и сделал неверный вывод о том, что мне…позволено надеяться…и… Не думайте, что данные мною обещания были пустыми словами. Как бы то ни было, я намерен до конца настаивать на вашей непричастности к случившейся в этом доме трагедии. На этом вынужден с вами попрощаться. Светлой стороны, господа.
Михаил промолчал. Екатерина кивнула на прощание.
Гость, бросив ревнивый взгляд на стоявших вплотную друг к другу людей, покинул комнату.
Когда дверь за ним захлопнулась, Михаил особенно остро ощутил чужое дыхание на своей шее. А Катя — тепло от мужской руки на своей талии.
— Спасибо, — прошептала едва слышно вдова, и Климскому вдруг захотелось податься чуть вперед и…
В задумчивости он провел рукой по ее спине…
Катя вздрогнула, отпрянула и рухнула на диван. Сердце ее бешено колотилось.
Михаил, опомнившись, сделал шаг назад.
— Я вас напугал?
— Нет, — инкнесса сосредоточенно разгладила подол юбки. Климский узрел наконец лежащий на столе букет.
— Приказать выбросить?
— Зачем? — удивилась Екатерина и смущенно добавила: — Они красивые.
Мужчина нахмурился.
— Вы собираетесь поощрять этого юношу?
— Нет! Но…цветы причем? Жалко же. Мне таких букетов никогда не дарили.
Климский недоброжелательно осмотрел букет. Тот действительно был собран с большим вкусом.
— А какие дарили?
— Никакие.
Она сообщила это словно нечто само собой разумеющееся.
— Еще подарят.
— Не надо! — почти испуганно воскликнула вдова.
— Почему?
Мережская о чем-то задумалась, а потом неопределенно ответила:
— Просто не надо, и все.
— Екатерина, а если бы…ну, допустим…я подарил бы вам цветы. Вы бы то же отказались?
— Нет. Наверное…
— Крайне неоднозначный ответ.
— Может быть.
Климский раздосадовано стукнул ладонью по столу. Катерина вздрогнула. Мужчина это заметил и грустно спросил:
— Вы меня боитесь? Или до сих пор мне не доверяете?
— Неправда! — инкнесса встала. — Я всегда считала вас человеком благородным и честным!
— Но букет от меня не взяли бы? Хотя от этого следственного хлыща приняли его запросто!
— Да сдались вам эти цветы! Никогда бы не подумала, что вы такой въедливый!
— Вы тоже далеки от идеала!
— У каждого, знаете ли, свой идеал! А вообще… выкидывайте, — Екатерина обиженно отвернулась. Михаил сразу остыл.
— Ну, если вы так хотите, могу даже вазу принести, — пошел он на попятную.
— Как вам будет угодно.
Климский сел рядом с девушкой.
— Катя… — он положил ладонь ей на плечо. — То есть, Екатерина…
Она обернулась. Он замолк.
Вязкая беспокойная тишина воцарилась в комнате.
— Почему-то у меня сейчас такое ощущение, — прошептала задумчиво вдова, — что я нарушаю закон…
Ладонь мужчина перекочевала с плеча ей на колени и сжала ее пальцы.
— Не нарушаете.
Они просидели в молчании больше получаса. Просто держась за руки. Пока не прошла мимо гостиной, громыхая ведром, Дуня, и они поспешно не отпрянули друг от друга и не вышли из комнаты в разные двери.
Испуганная произошедшим, Катя ужинала в одиночестве в своей спальне.
По лицу Михаила текли струйки крови. Прикрытые веки, лоб, нос, щеки, подбородок — все медленно окрашивалось в алый. Отец довольно расхохотался, наблюдая эту картину, и отбросил нож для писем в сторону Екатерины.
— Кажется, я все-таки тебя опередил, — заявил он с довольной ухмылкой. — В чем, собственно говоря, сомнений быть не могло. Ну что? Теперь он тебе нужен? Или мне все же прислать своего юриста?
Климский со стоном коснулся лица ладонями. Они тут же стали красными.
— Нужен! — Мережская кинулась к мужчине и попыталась оторвать его руки от залитого кровью лица. — Миша, пожалуйста…пожалуйста…давай чем-нибудь перевяжем рану…
Он молчал. Дыхание юриста стало прерывистым, хриплым, он сел, опираясь одной рукой о землю. Катя с ужасом взирала, как второй ладонью он пытается смахнуть кровь с век, но той становилось при этом все больше. Вдова дрожащими пальцами коснулась холодного лица мужчины.
Ее слезы мешались с алыми каплями…
Глаза отца тоже загорелись алым.
— Ну…раз нужен — получай…
Нож вошел в горло…
Климский захрипел, нелепо взмахнул рукой и повалился прямо Кате на колени. Платье тут же стало мокрым, тяжелым, пропитав ткань насквозь, кровь потекла по голым ногам.
Неужели в человеке помещается столько жидкости? В…живом человеке…
Катя завыла. Как воют безродные девки на похоронах и свадьбах.
Ей долгим протяжным воем ответили волки.
Грязно-желтая луна треснула и осыпалась слюдяными осколками в грязь.
— Сон… — инкнесса встала, оглядываясь. Сквозь тьму проступали очертания леса без листьев.
— Ты просто сон, — она истерично рассмеялась. — Видение… Как же я рада…
Отец, точнее тот, кто им притворялся, поморщился.
— Рада? Я тоже. Теперь я знаю, чего ты так сильно боишься.
Лицо Аристарха перекосилось и поплыло словно было сделано из воска.
— Сон это или нет, пусть он, — кивок в сторону тающего в сумраке тела Михаила, — лишь образ, но ты-то живая…
Катя отступила назад. Существо протянуло в ее сторону скрюченные пальцы. Ногти на них удлинились, пытаясь достать до жертвы. Острые, с загнутыми концами, поблескивающие в сумраке леса, словно были сделаны из металла, они походили на тонкие гиленские кинжалы-полумесяцы.
Мережская отступила на шаг, второй, а затем развернулась и побежала в глубь леса, петляя между скрюченных стволов. Это ее не спасло. Отточенный словно лезвие коготь оказался справа и резанул ее по плечу…
Девушка упала, но тут же вскочила и помчалась дальше, не оглядываясь. Она не хочет умирать! Она не может умереть! Не сейчас, когда у нее появилась надежда! И союзник! Очень надежный…и нежный союзник.
Тьма стелилась под ноги неровным ковром. Ветер завывал песни, клубясь у ног компактным ураганом. Подмигивали и гасли звезды. Или что тут горит на небе…
Она опять споткнулась и кубарем покатилась вперед, пока не наткнулась на сучковатый ствол. Схватилась за ветку, поднялась, готовая сорваться с места в любое мгновение.
Евстафий стоял рядом и держал ее руку в своей. Дерева не было.
— Успела забыть, жена?
Вдова попыталась вырвать ладонь у покойного из рук, но не преуспела в этом: холодные и скользкие пальцы Мережского крепко, до боли, сжимали ее запястье. Существо в саване подошло к ним неторопливо, по-хозяйски осматривая темное болото, в котором увязли Катины ноги. Тряпки вдруг слетели с тощей фигуры монстра, и рядом с Мережским стала статная черноволосая женщина. Она коснулась его щеки, и силуэт Катиного мужа от этого касания тут же осыпался пеплом. Катерина попыталась отступить назад, но земля, обхватившая ее щиколотки, не дала.
— Кровь его взывает к мести. Болью напоенные рубежи рушатся.
Незнакомка обернулась к вдове.
— Срок твой — две недели. Молись, инкнесса. Ибо плата за содеянное будет высока.
— Я ничего не делала! — закричала Катя в отчаянии. Женщина улыбнулась — холодно и отстраненно.
— Мне другое ведает моя кровь. Готовься. Отмщение близко.
Екатерину толкнули в грудь, и она полетела в бесконечную черную пропасть…
Мережская открыла глаза. Свеча догорела, но огонь в камине кое-как освещал комнату.
— Ульяна, — испуганно позвала она служанку. Та неторопливо поднялась из кресла. Катерина облегченно выдохнула. Она не одна. Все в порядке!
Женщина приблизилась к кровати.
— Молись, инкнесса.
Катя вскрикнула, отпрянула от темной фигуры и упала на пол. Наперегонки с тенью она бросилась к двери и выскочила в коридор в одной ночной рубашке. Первым делом она метнулась к апартаментам Николая, что находились напротив ее спальни, но постучать так и не решилась. С ужасом поглядывая на оставшуюся приоткрытой дверь собственной комнаты, вдова, касаясь для безопасности спиной стены, направилась к лестнице. В неярком свете коридорных канделябров каждый неосвещенный угол, каждая тень казались ей врагом, жаждущем ее смерти.
— Да припадочная она, говорю. Той ночью как закричит, задергается, я уж думала, как есть помрет!
Грубоватый голос Ульяны долетал с первого этажа до Катиных ушей. Ему вторил глухой мужской. Но расслышать, что говорил мужчина, возможности не было.
— Да куда ж я с тобой пойду? А коли проснется?
Шепот. Шлепок. Звонкий и…совершенно неприличный!
— Окстись! Мне оно, конечно, все равно, помрет она или нет. Помрет, так хоть спать по-человечески стану, но она ж хозяйка! Не догляжу — еще вздернут, поди, не особо разбираясь, виноватая я, али нет. Так что иди ты отсюда. Приходи лучше под утро, я на рынок отпрошусь по Аринкиным поручениям, там уж и помилуемся…да иди ты уже, окаянный!
Заскрипели ступени лестницы под тяжелыми шагами пышнотелой служанки.
Екатерина встретила ее в коридоре.
— Ульяна, будьте добры вынести мне халат, туфли и подсвечник.
Испуганная мыслью, что хозяйка могла что-то услышать, женщина исполнила приказ в мгновение ока.
— Что-то еще, госпожа? — спросила она угодливо, с тревогой посматривая на графиню.
Мережская отвернулась.
— Нет, спасибо. Вы свободны.
Ей очень хотелось сказать: совсем свободны, но подобные решения приличными хозяевами не принимаются посреди ночи. Хотя позже, оно непременно будет принято!
— Как???
Ульяна явно была удивлена таким распоряжением. Катя махнула рукой в сторону служебных комнат.
— Совсем. Мне не спится. Я собираюсь почитать, соответственно вы мне сегодня больше не нужны. Идите.
Служанка направилась в сторону кухни, постоянно оглядываясь на хозяйку.
Катя перехватила поудобнее подсвечник и, немного поразмыслив, действительно направилась в библиотеку. Вряд ли она сможет сегодня заснуть, а чтение ее всегда успокаивало.
Шорох.
Девушка ускорила шаг.
Шуршание.
Только не оборачиваться! Не видишь, — значит, этого нет. Так учила старая Нита.
Шипение. Скрежет. Совсем близко. Того и гляди мохнатая лапа опуститься на ее плечо! И острый блестящий коготь войдет в грудь…
Вдова не выдержала — обернулась.
По коридору за ней следом полз паук в половину человеческого роста. Восемь маленьких глаз горели алым цветом, восемь толстых мохнатых лап неторопливо приближали к ней противное круглое тело с причмокивающими челюстями.
Катерина взвизгнула и побежала…
В кабинете горел свет. За спиной лапы чудища стучали по полу, словно были отлиты из металла…
Она врезалась в Михаила, когда тот покидал свое рабочее место. Столкнувшись, оба застыли в нерешительности в дверях.
— Инкнесса?
Мережская мертвой хваткой вцепилась в его руку и только потом оглянулась.
Коридор был пуст.
— В-вы ничег-го не с-слышали? — спросила она дрожащим голосом.
— Нет. Вас кто-то напугал?
— Не знаю…
Мужчина озадаченно посмотрел в глубь коридорной темноты.
— Хотите, я схожу проверю?
Катя вспомнила его окровавленное лицо из сна и воскликнула в ужасе:
— Нет! Не надо!
Совсем растерявшийся Михаил застыл, не зная, что делать.
— Может, зайдем внутрь?
Екатерина осознала, что они стоят на пороге кабинета и, отпустив чужую руку, на которой остались синяки от ее пальцев, шагнула внутрь комнаты. Климский закрыл дверь и зажег еще несколько свечей.
— У вас пятно на халате.
— Где?
Он коснулся ее руки и тут же с ужасом уставился на свои окровавленные пальцы.
Мережская попятилась.
Сон был не совсем сном. Вот порез на руке самый настоящий, например.
А вдруг сновидение продолжается? Сможет ли она когда-нибудь вырваться из этого кошмара? Или так и умрет, наказываемая неизвестно за что?
Пока Катерина дрожала от страха и холода, ее юрист молча подошел к столу, достал какую-то склянку, хлопковую вату, пару дешевых платков. У него все было сшито из достаточно дешевой ткани и часто пахло легкими древесными духами с ноткой хвои. Кате нравился этот запах. Лес — это простор, воля. Свобода. Свободы Кате очень не хватало.
Михаил шагнул к ней. Вдова замерла.
— Позвать Ульяну? — предложил Климский, прочитав на ее лице испуг, смешанный со смущением. Однако предложение его прибавило Кате решительности. Слугам нельзя доверять. А Михаил…на него можно положиться. В рамках закона, конечно.
— Нет. Не надо Ульяны.
Девушка сняла халат и, прижав его к груди, приспустила плечо ночной рубашки.
У нее было два абсолютно одинаковых параллельных пореза. Словно провели по коже тонкими гиленскими кинжалами, похожими на стальные когти.
Михаил старался действовать осторожно, но его подопечная все равно время от времени вздрагивала и закусывала губу. А еще он пытался не смотреть на полуобнаженное женское тело…
Сердце у Кати стучало как бешеное. А самое ужасное, что она не понимала, что это значит, и что с этим делать. А вот Михаил чувствовал ее напряжение, слышал ее дыхание и…
Перевязанная рана была забыта. Пальцы перебрались выше, погладили шею и ключицы… Из ослабевших рук вытащили куль из одежды…
Екатерина вздрогнула, открыла глаза и притянула халат обратно, прикрывая грудь.
— Спасибо за помощь, я пойду.
Михаил, словно очнувшись, отпрянул назад. Покраснел и отошел к столу, принялся что-то переставлять, убирать, протирать. Вдова закуталась в халат и нерешительно застыла на месте.
— Оставайтесь. Подобное больше не повториться.
— Нет. То есть…
Он резко обернулся, пытаясь понять, что означало ее «нет».
Она развернулась к нему спиной, вцепившись пальцами в спинку кресла.
Михаил подошел и обнял ее, сцепив руки в замок у нее на животе. Кате показалось, что ее ударила молния от этого прикосновения. Ей очень хотелось развернуться и обнять этого мужчину. И одновременно было крайне стыдно за подобное желание. Внутри все переворачивалось, в голове спутались правильные и дурные мысли. Подходящие для объяснения слова не находились.
Молчание. Они так боялись его прервать, что даже почти не дышали. Но вечно молчать невозможно…
— Катя, я вас не понимаю. Вы не говорите ни да, ни нет.
О! Если бы она сама могла себя понять! Понять, отчего так приятно, когда он ее касается, почему хочется попросить его «обними меня» и вжаться в этого мужчину, раствориться в нем… И почему, несмотря на размытость осознания своих желаний, она точно понимает, что это что-то плохое… У нее совсем недавно погиб муж. Пусть и нелюбимый, но… Она вдова меньше трех месяцев. Михаил очень хороший и верный человек… И он ей ничего не обещал и ничего не просил.
Екатерина, глубоко вдохнув, расцепила его руки и села на диван.
— Я вам неприятен?
О, нет! Если бы это было так, проблемы бы не было…
Она растерянно огляделась, пытаясь собрать из слов нужную мозаику, но те бусинами раскатывались в разные стороны. Голова пребывала в тумане, волнение не давало сосредоточиться.
Не дождавшись ответа, Михаил взял со спинки стула сюртук и направился к двери.
— Постойте!
Он замер.
— Ответ…нет.
— Нет так нет, — мужчина продолжил движение.
Оглушительно громко в ночной тишине хлопнула дверь кабинета.
Причитающая Аглая врезалась в Михаила у лестницы.
— Хозяйка! Кто видел хозяйку???
— Что случилось? — спросил Климский, останавливая собравшуюся бежать дальше женщину.
— Хозяину Николаю плохо! Я уж послала и за доктором, и за следователем, а госпожу сыскать не могу!
— Я могу чем-то помочь?
— Если вдруг увидите инкнессу — сообщите ей.
— Хорошо.
Экономка побежала дальше. Следом за ней появились Ульяна с тазом воды и Дуня с ворохом тряпок. С кухни доносились причитания и грохот.
Юрист заглянул в обе гостиные, в библиотеку, но Мережской там не нашел и в последнюю очередь зашел в кабинет.
Она спала на коротком диванчике, согнув ноги в коленях. Все в том же ночном наряде. Взгляд мужчины зацепился за пятно на рукаве. Что с ней произошло ночью? Наткнулась на что-то в темноте? Или шутник, писавший записки с угрозами, решил перейти на новую стадию преследования? Не Николай ли это балуется? А с Катерины станется еще и покрывать «несчастного сироту»! Решив, что обязательно попробует решить эту загадку, Климский задумался, как разбудить инкнессу, не напугав ее. Можно было бы, конечно, потрясти за плечо, допустим, но вдруг она сочтет этот жест неприличным?
Михаил вздохнул, подошел к столу и стукнул по нему стопкой бумаг. Екатерина подскочила мгновенно. Первое, что она спросила, было испуганное:
— Что случилось?
— Доброе утро, инкнесса.
Вдова осмотрелась, осознала, где она находится, и немного расслабилась.
— Да, доброе. Который час?
— Через полчаса время завтрака. Но он вряд ли состоится.
Катя насторожилась.
— Почему?
— Вашему пасынку плохо. Послали за доктором и…
Она вскочила.
— Николаю? Что с ним? Опять подрался? Или просто напился?
— Боюсь, дело серьезнее, раз вызвали следователя.
Мгновение Екатерина с ужасом осознавала полученную информацию, а потом кинулась прочь из комнаты.
— Ой, дурак! Ой, дурак! — причитала Аглая, протирая лицо бледному юноше.
— Я молодец. Я же жив.
— Ты дурак. Ой, глупый ребенок! Ты понимаешь, что только ухудшил свое положение?
— Я должен был! Я не могу больше ждать! Пусть так! Но я…
— Ребенок ты! — буркнула экономка. — Глупый ребенок!
В спальню влетела вдова. Халат ее был распахнут, на рукаве запеклась кровь.
— Коля? Что с тобой?
Офицер поморщился при виде мачехи.
— Пришла меня добить?
— Слава Отцу! Раз у тебя еще хватает сил пререкаться, все не так уж плохо. Когда это началось? Что чувствуешь?
Николай закашлял.
— А тебе-то что? Пришла посмотреть, как я умираю?
На глаза Кати навернулись слезы.
— Ты не умрешь!
— Понимаю твое разочарование.
— Коля!
В комнату вошли, предводительствуемые Ульяной, Гастин и Талькин. Следом протиснулся седой врач с солидным саквояжем.
— Светлой стороны, господа. Инкнесса, попросите освободить помещение — я осмотрю больного.
— Да-да, конечно. Аглая, отмени завтрак. Ульяна, чай в малую гостиную. Вас, Гастин, с помощником прошу спуститься вниз. Сейчас принесут чай и…
— Мы подождем, — терпеливо кивнул капитан. — Но ждать удобней, занявшись каким-нибудь делом. Мы можем осмотреть вашу комнату?
— Что?
— Мы желаем осмотреть вашу комнату, инкнесса. Или это невозможно по каким-то причинам? Вам есть, что скрывать?
— Нет, но…
— Тогда будьте добры укажите, где она находится.
— Напротив. Я…
— Напротив? И вы, ночуя рядом со спальней пасынка, не слышали его криков, на которые прибежала экономка?
— Да. Но дело в том…
— Разве вы ночевали не в своей спальне?
— Я…
Катя покраснела и осеклась. Талькин посмотрел на начальника с возмущением, а потом перевел взгляд на нее… О, сколько разочарования отразилось в его глазах! Однако Катерина не придала чужим чувствам большого значения, ее больше занимали свои собственные переживания.
Станислав направился в комнату хозяйки дома. Мережская вышла следом, задумчивая и подавленная. Однако Юрий, выходивший последним, вдруг в коридоре схватил ее за руку.
— Катя, скажите, что это неправда! Катя, зачем вы так? Он же лжет, он просто играет с вами, неужели вы не видите?
Екатерина попробовала выдернуть ладонь. Его намеки были ей неприятны.
— Катерина, я знаю, вы бы не стали! Вы не могли… Как же так? Катя, вы же достойны большего!
Ее руку поцеловали и отпустили. Девушка тут же скрылась за дверью своей комнаты: растерянная, смущенная и немного злая.
Талькин обернулся к идущему к нему от лестницы Михаилу. Тот усмехнулся.
— Очень милое показательное выступление.
Юрий улыбнулся в ответ.
— Чтобы вы не говорили, а мой букет стоит в гостиной в самой красивой вазе. А ваш?
Он лукаво подмигнул юристу. Тот подошел вплотную к секретарю и посмотрел на него тяжелым взглядом.
— Зачем эта игра? Что вам от нее надо?
Юрий безбашенно улыбнулся.
— А вам?
— Я служу Екатерине Мережской в качестве юриста.
— И любовника, полагаю?
От подобной бесцеремонности Михаил на секунду впал в ступор. Талькин продолжил:
— Вы думаете, она в итоге не догадается, что вам от нее надо?
Климский усмехнулся.
— И что же? — спросил он насмешливо, предугадывая ответ юноши.
— Деньги. Зачем бы еще приехал в столицу провинциальный юрист без особого достатка? Впрочем, вы не отличаетесь от других. Деньги нужны всем, и каждый добывает их, как может.
— Но не вам? Вам, конечно же, нужно другое.
Юрий кивнул с неожиданно серьезным видом.
— Да, мне нужно совсем другое.
— Боюсь, я вас слишком плохо знаю, чтобы верить вашим голословным утверждениям в должной мере. — Заявил Михаил. Секретарь в ответ наклонился к нему так близко, что они почти столкнулись носами.
— Зато я о вас знаю гораздо больше! Подумайте об этом на досуге, честный вы наш. «Климский — камень!» — так про вас говорят в вашей захудалой провинции? Интересно, а рассказывали ли вы госпоже Мережской о вашем скромном участии в Кайенском деле? Нет? Оказывается, вы не столь искренни с предметом своей страсти? Что уж говорить о других!
Скрипнула дверь спальни. Зычный голос Гастина разнесся по коридору:
— Юрий! Где ты шатаешься?
Секретарь подмигнул юристу и поспешил на зов начальства. Едва он скрылся в Катиных апартаментах, как из комнаты Николая шаркающей походкой вышел доктор. Мрачный Михаил с ним любезно поздоровался.
— Доброе утро.
— Светлой стороны.
— Как юноша?
Здоровьем наследника юрист интересовался исключительно из вежливости, однако ответ доктора его изрядно удивил.
— В тело попала малая доза, так что жить будет. Денек его еще полихорадит, пока яд полностью покинет организм, а там пойдет на поправку.
— Яд?
— Да. Волчий дурман. Кому из гражданского следствия я могу отдать заключение?
Михаил открыл дверь в Катину спальню. Старенький доктор, потрясая листком бумаги прошел внутрь, юрист последовал за ним.
Екатерина сидела на кровати, обняв себя за плечи. Выглядела она донельзя растерянной. Гастин стоял рядом с ней, держа на раскрытой ладони небольшой цветной пузырек.
— Флакон ваш?
— Наверное…
— Это не ответ! Ваш или нет?
— У меня были духи в похожей бутылочке. Но я не смогу точно вспомнить, каким цветком она была украшена.
— То есть вы хотите нас заверить в том, что еще вчера вечером это не стояло на вашем столике?
— Да. У меня мало духов, запомнить не сложно, что где находится.
— Вы знаете, что внутри?
— Конечно, нет.
— Волчий дурман, инкнесса.
Вдова вздрогнула. Михаил тоже.
— Вы можете что-нибудь добавить к сказанному вами?
— Нет.
— Графиня, нам необходимо, чтобы вы проехали с нами. Это не арест. Пока. Просто необходимо уладить кое-какие формальности.
— К-конечно…
Катерина выглядела настолько подавленной, так обреченно она соглашалась со всеми требованиями следствия, что Михаил просто не мог не встать на ее защиту.
— Я поеду с ней.
Станислав обернулся к наглецу и смерил того крайне недовольным взглядом.
— В этом нет нужды.
— Я юрист. Любой имеет право на квалифицированную юридическую помощь. Вы не можете мне отказать.
— Как вам будет угодно. Инкнесса, у вас десять минут.
Капитан взял пытающегося ему что-то втолковать врача под руку и покинул комнату. Талькин, оглядываясь на Екатерину, словно ждал, что она его позовет, вышел следом. Когда дверь за ними закрылась, Мережская прошептала, пряча глаза:
— Спасибо.
— Я обещал быть вам другом, — напомнил Михаил. Вдова слабо улыбнулась.
— Я помню. И все же вы не обязаны взвалить на свои плечи все мои проблемы. К тому же…если вы мне не верите. Не врите. Я знаю, вы сомневаетесь, и не осуждаю вас. Искать истину — ваша профессия. Иногда я сама…сомневаюсь.
— В чем?
— Во всем. В себе в первую очередь. Порой мне кажется, что вы мне просто снитесь… Не волнуйтесь, вы добрый гость моего сна. Пожалуй, единственный друг. Простите, я несу какой-то бред. Вы идите. Мне надо одеться, господа следователи ждут.
Взволнованный ее откровением, Михаил послушно вышел.
То, что она о нем сказала — это хорошо или плохо?