Наследство разоренных

Глава сорок седьмая

Получившая подкрепления полиция гоняется за парнями из фронта освобождения, прочесывает отдаленные деревушки, искореняет поддержку Горкаленда в среде марксистов и членов Конгресса. Она прочесывает чайные плантации, управляющие которых отбыли в Калькутту.

Те, за кем охотится полиция, ночуют тем временем в домах, не вызывающих подозрений. У врачихи, у Лолы и Нони, у афганских принцесс, в домах отставных чиновников. Там, где их не ищут.

Идут разговоры об оживленном движении через границы Непала и Сиккима, об отслуживших в армии, тренирующих повстанцев, обучающих стрелять и взрывать мосты. Но большинство участников движения — едва оперившиеся сосунки, с головой, забитой Рэмбо, кунг-фу и карате-до, с шиком раскатывающие на украденных мотоциклах, украденных джипах. Напялив маски, они перелезают через ограды. Без зазрения совести обирают случайных прохожих. В карманах деньги и пушки, они — киногерои. Следующие фильмы — о них!

Деревья возле рынка увешаны частями тел врагов. Чьих врагов? Под шумок сводятся личные счеты, оживают семейные вендетты. Из полиции постоянно доносятся вопли, но бутылка «Черной метки» может спасти вашу жизнь. На бамбуковых носилках бегом несут к врачу мужчину с располосованным животом, из канализации вытаскивают труп, изрезанный ножами…

Кошмарная жестокость — а что в ней необычного? Отрыв от повседневности, в которой самым выдающимся событием является потеря носка… И куда он запропастился?.. В которой и дрязги между соседями давно позабыты… Что ж, жестокость стала повседневностью, проявилась в борьбе прошлого и настоящего, справедливости и несправедливости и иных не менее мифологических понятий. Ненависть, в конце концов, штука по вседневная, банальнейшая донельзя.