Настя

Глава 8

Пять минут, пять минут! Бой часов раздастся вскоре!

Из популярной песни.

12 июня 1950 года.

Утром на пробежку не пошли. Голова бо-бо! Сердобольная до удивления Дарья заварила нам чай и, не дождавшись похвалы, начала чаёвничать за нашим столом, рассказывая о своём, о наболевшем:

— Ночью уехал с группой. А Пхеньян далеко от линии фронта? А ну-да, Лёва говорил, далеко… Китайцы прикрывают. Вот не доверяю я китайцам. Всё то по рассказам генерала Сталина у них есть — и самурайская отвага, и немецкий орднунг, только опыта маловато… Но, не доверяю я им, хоть ты тресни. Правда, Лёва говорил, что с первого числа мирные переговоры где-то там начнутся… (Повернувшись к Колобку) Некоторые думают, что на передовой всё время шли бои. Как бы не так. Это где-нибудь в руинах Сталинграда или там Берлина может и было… А в поле… Никому не охота бежать через проходы в минном поле на вражеские пулемёты. Гаубицы они ведь бросят по паре чемоданов в указанный квадрат, а подавили или нет, не ясно… В «позиционке» и наши, и немцы люто ненавидели снайперов. Ведь, встаёшь ты в сортирном окопчике штаны застегнуть и голову чуть выше бруствера поднял. Раз — уноси готовенького! Снайперов в плен редко брали. На месте решали, как наши эсэсовцев и венгров. А немцы стреляли коммунистов и тувинцев… (Удивлённый Колобок приподнимает голову от подушки).

Дарья, польщённая вниманием, продолжает:

— Смуглых тувинцев фрицы, как и ИЛ-2, называли «Чёрная смерть». Эти наши союзники, по своим военным понятиям чести, не признавали плен и просто рубили всех сдававшихся на поле боя… Это мы с Розой узнали под Ровно. Нас туда перебросили из фронтовой школы снайперов Первого Украинского, на усиление прорвавшихся в столицу украинского Рейхскоммисариата кавалеристов генерала Павлова. Там с тувинцами и познакомились. Слышали их горловое пение? Они в этом деле мастера. Такие рулады выдают закрытым ртом, закачаешься… Что? Нет, Васечка, на передовой песни поют редко. Когда стоишь согнувшись в наспех вырытом окопе в полукилометре от врага — не до песен… Но, на войне были неписанные правила, которых практически всегда придерживались вменяемые бойцы и командиры. Нельзя было после боя стрелять по чужим санитарам и похоронной команде. Оно и понятно, кому охота всю ночь слушать стоны умирающих на нейтралке или нюхать трупный запах. Мясо оно ведь летом быстро портится… Помню, на одном из участков наши с немцами по очереди за водой ездили к роднику. Пока они бочку набирают — нам стрелять нельзя… Я вот в госпитале во Владимире лежала. У нас с обморожением ног был пленный немецкий офицер Вольфганг Морель. Никто его не охранял. Лечили, как всех, ел с нами в столовой. Наши офицеры с ним в шахматы играли. На войне важно оставаться человеком. Мы вон с гэдээровцами и венграми дружим, а лет шесть-семь назад бились с ними насмерть… В Будапеште заваруха была похлеще, чем в Берлине. Ну, чего лежим? Или мне вас, как Вовочку, из ковшика будить?

Захожу с дождливой улицы в здание Совета Министров СССР. Получаю пропуск на вахте. Сейчас в Совет Министров стекаются потоки информации. Часть этих потоков отфильтровывает дочерний Госплан, а часть готовят к финальной выжимке Министерства и отделы Совета Министров. Маленков, как я слышал краем уха, собирался сократить количество Министерств путём укрупнения. Сейчас Госплан планирует, исходя из союзных задач, а в нашем мире Госплан при Хрущёве превратился в орган статистики, собирающий у нижестоящих ими самими взятые на себя планы. Фактически произошло размножение чиновников с размытием ответственности. Как итог — экономика начала буксовать, заваливая склады никому не нужной «мёртвой» продукцией. За которую заводы получали премии, а директора ордена и повышения.

Правительство СССР, выросшее из предвоенного Совнаркома, было полностью подчинено партийным структурам. Члены Политбюро были как правило в руководстве Правительства. Маленков хотел разделить сферы ответственности и уменьшить влияние партии на производство, сельское хозяйство и иные сферы.

Сталин сейчас являлся Председателем Правительства СССР, но его временно замещал Николай Александрович Булганин. Первыми заместителями были Маленков, Берия, Молотов и Ворошилов. Бюро СовМина собиралось раз в неделю. И вот я у дверей кабинета. Проверка пропуска и я у Булганина. Тот приглашает присесть, пока он разговаривает по телефону с женой. Широкий стол длиннее бильярдного с шеренгами стульев. Большое окно занавешенное плотным тюлем. Паркет, ковровая дорожка. Светильники на стенах и картина, где Сталин изображён с Мао Цзедуном.

— Здравствуйте, Николай Александрович! — только и хватило ума у меня сказать, когда исполняющий обязанности главы Правительства, положил трубку.

— Добрый день, э-э… Юрий. Какова, Вы думаете, цель Вашего визита сюда? — интересуется переодетый в министра Маршал.

— Ну… Про будущее вчера… Да, — бессвязанно лепечу я.

— Не совсем так, — отхлебнув ароматного чая, говорит Булганин, — Я заметил, что в Вашем присутствии у многих окружающих рождаются интересные идеи. Вот и у меня вчера… Я то всё думал, откуда на нашем Севере гражданский флот возьмётся? Ведь морскую верфь, да и речные, построить — нужно время. А тут ваш разговор с сыном Адмирала. Десятки крупных и мелких кораблей в нашем военном флоте уже отслужили своё. Многие ещё в Империалистическую за царя бились. Тот же итальянский «Новороссийск» уж сорок лет на плаву. Именно на плаву. В боевые походы на внутреннем море ходить особо не куда. Перебрасывать на Север или на Тихий океан… Там такие проблемы с дизелями, трубопроводами… Да много ещё с чем…(машет рукой) О чём я? Так вот, старые корабли нужно переделать в гражданские суда — и на Север. Там навигация короткая — два-три месяца, а из Норильска нужно грузы забирать постоянно. Склады затоварены. Жэдэ не справляется. Вот и будем так сказать количеством. Думаю, что лет через пять мы сумеем выйти на цифру в миллион тонн. По Оби и Лене пустим суда с мелкой осадкой. Построим речные порты. Вон,(кивает на зашторенную карту) станцию Мухтуя, что значит у местных — «Большая вода», в город Ленск превратим…

Ленск… Ленск… Большая вода. Наводнение. Вода поднялась на двадцать метров и смыла город…

Говорю о своих опасениях и, вворачиваю инфу про двадцать метров наводнения, якобы услышанные от геолога, бывшего в тех краях.

— Хорошо, — секунду подумав, Николай Александрович делает пометку в блокноте, — Вы правы, в этом деле лучше перестраховаться. Я дам поручение про расчёт повышения высоты закладки города. А что вы про атомные корабли говорили?

Осторожно, Юрий! — кричит кто-то в ухо голосом клоуна Карандаша.

— Я просто предположил, что такой двигатель вскоре создадут… На большие корабли можно будет ставить. Дальность хода и скорость увеличатся. С ледоколами навигацию на Севере можно продлить на пару месяцев, а это сотни тысяч тонн перевезённых грузов… А геологов и строителей речных портов можно вахтами на три-шесть месяцев в Сибирь посылать… Несколько лет кормить гнуса летом и откапывать избу зимой — на такое мало кто согласится по доброй воле, а вот на несколько месяцев при хорошей оплате и кормёшке — отбоя от желающих не будет…

— Интэрес-с-сно, — с интонацией Тортиллы протянул министр и снова сделал пометку, — Про геологов… Да, точно. Попрошу у Георгия Максимилиановича десяток-другой подследственных геологов по «Красноярскому делу». Пусть вокруг новых речных портов в поисковых партиях поработают…

Булганин встаёт, одёргивает штору на стенной карте, смотрит в район Сибирских рек… Поворачивается и с улыбкой:

— А с Валей Маленковой у тебя серьёзно или как?

«Или как» хочу я ответить, но просто тупо пью тёплый чай.

— А мой то заявил, мол если живым вернусь… Ха-ха. Если… То, сделаю вас… Это он нам с матерью… То сделаю вас дважды дедушкой и бабушкой… Как там их? Вова и Наташа… Ну, хоть после знакомства с Дашей пить почти перестал. И девки эти с Кузнецкого… Тянули с него, как бурлачки… А эта другая… Есть у неё стержень. Как у Корчагина. А что срок был? Так пересмотрим дело. Наверняка, там не было никакого злого умысла. Мы в молодости тоже ошибались. Мне вон перед первой пятилеткой пришлось возглавить Московский электроламповый завод. Там такие убытки от брака были, пока порядок не навели. А если бы всех сажали тогда… Вот перед войной, помню, вышел указ Правительства об опозданиях. За двадцать минут — выговор, если более долгое отсутствие на рабочем месте — увольнение… Так вот, Иосифу Виссарионовичу докладывают тогда: «Известный актёр МХАТа Василий Качалов опоздал на работу на час». Товарищ Сталин подумал и сказал: «Объявите выговор директору театра за недоведение указа Правительства до товарища Качалова». Вот и с геологами так нужно. Попугали на допросах, покормили лагерной баландой, и хватит. Пусть поработают на благо Родины.

Я, как Попка-попугай, лишь киваю в ответ на завихрения маршальской мысли.

— Ну, какие-то ещё идеи есть? Не стесняйтесь. Даже если это сейчас невыполнимо, то в следующей пятилетке… Мы, бойцы старой закалки, умеем настраивать людей на свершение невозможного…

И, хищно так улыбается…

— Э-э… Вы представляете контейнер для перевозки? (Черчу на бумаге параллепипед с воротами). Его размеры подходят под железнодорожный вагон-платформу. А если предусмотреть погрузку на жд двух полу-контейнеров, то можно придумать и автомобильную платформу для перевозки полуконтейнера. Только грузовик нужен с мощным двигателем… Или сделать контейнер ещё вдвое-вчетверо меньше… Но… Вы же говорите, можно для этого дела спецов настроить… Тогда сократится ручной труд при погрузке-разгрузке. Простоев будет меньше… Контейнеры можно и по морям и по рекам… Только краны нужны. Много кранов…

— М-да… Не зря…(строчит в блокнот). Не зря я Вас пригласил. Да за одно это… А сейчас, извините… У меня заседание скоро начнётся. Мы с Вами ещё увидимся. Оставьте свои координаты моей секретарше. Всего доброго!

Иду под моросящим дождём в сторону Спорткомитета. До встречи с Волей Маленковой целый час, а ждать на улице её и Збарского как-то не очень. Здесь можно было бы налить в текст водички, описывая маршрут героя по московским улицам или путешествие щепки по дождевому потоку на столичной мостовой или вообще рассказать об энергетической памяти воды страниц на пять-шесть или про схему нового металлургического блюминга того же объёма букв, которую попаданец вдруг вспомнил в подробностях до запятой, или вдруг начал песни иностранные на разных языках «вспоминать» дословно и с нотами… Такую хрень сочинять можно по «алке» в день. Благо подобной информации — выше крыши. Маститые писатели на сайте так часто делают, устав штамповать доходную эрпэгу или боярку. А «пипл хавает»…

Пока Гранаткин на совещании, секретарша, признавшая меня, разрешает покопаться в стопке относительно свежей забугорной спортпрессы.

О, чемпионат Англии. Так… Чемпион «Портсмут», дальше «Вулверхэмптон» и «Сандерленд». А забивают то у них немного. В сорока двух играх наши ЦДКА с «Динамо» по сотне мячей соперникам точно бы отгрузили, а эти… Знаменитые позже в том мире «МЮ», «Арсенал» и «Ливерпуль» расположились в верхней части итоговой турнирной таблицы. «Челси» и «Эвертон» болтаются в «подвале», а «Манчестер Сити» и вовсе вылетел во второй дивизион Английской лиги. Помню, что в конце пятидесятых в том времени «Манчестер Юнайтед» разбились в авиакатастрофе. В это время катастрофы типа той, что унесла жизни спортсменов «ВВС» — не редкость. Вон, чехи недавно разбились, и итальянская команда…Так, что очень хорошо, что у нас только один вылет в этом году — на Кавказ в конце июля. Поездом то оно как-то спокойнее.

Нахожу таблицу с чемпионатом Испании. Южане играют в своём Первенстве более результативно, чем англичане, а в лидерах мадридский «Атлетико», «Депортиво» и «Валенсия». Послезвёздные «Реал» и «Барселона» плетутся следом. А вот и товарищ Гранаткин…

Залетает, кивает мне на кабинет. Захожу.

— Представляешь. Они там в республиках новые клубы заявляют один за другим. Базы нет, поля нормального нет, даже тренера с дипломом нет. Ты вот поедешь в Сталинабад или в Агдам?

К таджикам не хочу, а вот «Агдам» в молодости был весьма популярным напитком…

— Молчишь? Вот и все молчат. — возмущается спортчиновник, — А мне ещё юношескую сборную на шею повесили. Целый час сегодня в московских дублях искал подходящих по возрасту. В классе «А» и вовсе только один школьник нашёлся — ваш Бубукин. По правилам нужно, чтобы до марта следующего года девятнадцать не исполнилось. А где семнадцатилетних в основе найдёшь. Списки дублей — такая задница… Генерал Апполонов, на волне удачного формирования первой сборной, захотел и юношескую на чемпионат Европы послать. Париж. Кто откажется побывать в Париже? Только вот за этих юношей по шапке мне надают. А может и вовсе… Аркадьев, вон, сумел на несколько недель игроков собрать. А для этих желторотых — ни стадиона, ни тренеров, ни денег пока не предвидится… Начальство говорит — перед поездкой всё решим, а пока пусть в клубах тренируются. Ох, чую, получу я на орехи. Ну в какой команде будут давать время на поле в основе неоперившимся птенцам?

— У Маслова… В Горьком. Там уже сейчас… (прикидываю, загибая пальцы) есть юные Исаев, Татушин, Соколов, Федосов, Крутиков и Агапов. Осенью Бубукин подтянется и ещё человек пять «пионеров». Маслов за межсезонье их натаскает — почти готовая команда. Добавить ещё пяток крепышей из московских клубов, и вперёд!

Гранаткин заметно повеселел и распорядился насчёт чая. Дал мне листочки с выписанными юными московскими «дублёрами» и игроками клубов на Первенство Москвы.

— Посмотри, может слышал что про кого?

Смотрю. В основном незнакомые фамилии. А-а… знаменитый Валентин Иванов из «Торпедо», вот ещё известный по «стрельцовскому делу» Огоньков, Борю Батанова помню по тому «Зениту». Ну вот и всё пока. Гранаткин выписывает их на отдельный листок и спрашивает:

— Ты по какому делу здесь?

Да вообщем ни по какому… Но, тут приходит в голову идея.

— А можно сделать так, чтобы у Маслова из Горького этих игроков в армию там или в милицию не забирали?

Валентин кривится, как будто тухлый огурец проглотил:

— Жаров… Ну откуда ты такой? Меня же загрызут за такие просьбы.

Но, не найдя понимания в моих глазах, добавляет:

— Ладно, попробую их через ФЗО оформить. Но, не обещаю…

Воля со Збарским ждут меня у служебного входа Дома моделей. Пока идём в демонстрационный зал, Воля щебечет:

— Вчера подслушала, как мамА с отцом про тебя разговаривали. Они после моего развода стали очень придирчивы к моим кавалерам. ПапА… (Збарский кивает французскому прононсу девушки) ПапА про тебя много интересного рассказал. И, что в оккупации разведчиком работал, и про то, что на разбившийся самолёт не попал… Зато, после травмы стал говорить без акцента и много хороших знакомств завёл… Про девушек твоих… Санитарка, зенитчица, снайперша, артистка… И всё это за полгода. Юра, да ты — бабник!

Розу то зачем приплели? А про Машу, значит, пока не доложили…

Вия Артмане знакомит меня с модельером Верой Араловой и ведущей моделью Валентиной Яшиной.

Да… Есть женщины в русских селеньях…

Белокурая манекенщица Валя, заметив мой интерес, покрутилась, надув колоколом длинную юбку, и остановившись, игриво подмигнула мне. Элитная же Валя изобразила на лице недовольство такими заигрываниями.

Из предыдущих рассказов Вии про труд манекенщицы, я понял, что работа — малооплачиваемая. Ставка ведущей Яшиной — восемьсот рублей. А половина девушек, типа Вии, работала за пол-ставки. Показы невзрачных образцов, выпускаемых швейными фабриками, перемежались выездами в «поле»: на заводы и фермы. Это позже о профессии манекенщицы начнут говорить с придыханием… А пока, это группа стройных девушек, надевающих на себя невзрачные изделия лёгкой промышленности.

— Что это такое? — спрашивает модельер Аралова Лёву Збарского. Он здесь числится на пол-ставки художником, чтобы иметь возможность «творить» совместные проекты с работающими здесь модельерами. Но, творит он в основном с моделями. И отнюдь не платья придумывает… Лев-Феликс (я тут же представляю бородатого товарища Феликса Дзержинского, но не в чекистской кожанке, а в толстовской косоворотке) объясняет, что это такие кожаные сапоги на высоком каблуке. Аралова хмыкает, но рисунок не убирает, а, посмотрев на меня, спрашивает:

— Что ещё?

Я протягиваю Вие чёрные чулки. Та убегает за ширму и выходит через минуту, красуясь модными чулками под чёрной плиссированной юбкой. Чёрный низ и малиновый верх вкупе с игривыми хвостиками создают образ озорной студентки из японского аниме. Я к чему-то брякаю:

— Покороче бы… Тогда, да.

— Что покороче? — интересуется тётя модельер. — Юбку?

Я киваю, понимая, что опять влез со своим прогрессорством.

Юбку закалывают сантиметров на пять вверх.

— Что ещё выше? — интересуется Аралова и я снова киваю.

После третьей «укоротки» Вия начинает краснеть, а Яшина шепчет Збарскому что-то про нижнее бельё. Проглотив комок в горле, я говорю:

— Ещё выше.

Аралова от удивления открывает рот, но решает довести дело до конца на пунцовой Вие, работающей вешалкой. Тут «вешалка» оживает и выходит в центр зала. Судя по реакции окружающих, они такого никогда не видели…

Длинноногая Вия, с опаской поглядывая на коллег, прошлась перед застывшей группой. Первой приходит в себя тётечка:

— Збарский, тащи фотоаппарат, пока парторгини нет. Может успеем сделать сюрприз для Диора… А сапоги я Абраму закажу. Он хоть и дорого берёт, но делает на совесть…

Сажаю недовольную Волю Маленкову в вызванную из гаража СовМина «Победу». Понять девушку можно — она рассчитывала на продолжение со мной… Или на возможность со Збарским «поработать». Но, я был неумолим — мама сказала домой — значит домой…

Захожу на телефонную станцию. Девушка за стеклом, узнав меня, заулыбалась и спросила:

— Горький? Говорите номер…

Маслов был на месте. Выслушал переданное через меня предложение Гранаткина о создании на базе клуба юношеской сборной СССР. «Дед» заметил (не отказавшись), а не рано ли мы собираемся карты раскрывать, ведь если удачно выступим — пол-команды растащат. Будет звонить Гранаткину и договариваться о предоставлении «брони» от переходов из «Торпедо» в двух следующих сезонах(на два вряд ли, хоть на один бы дали). Сообщает, что Бузунов покаялся, но веры ему нет. Будет играть со старичками и бомбардирить до осени, а потом — до свидания, обменяем на кого нибудь. Диктую список требуемых осенью игроков. С юным дружбаном из будущего Станиславом Завидоновым я ещё в Ленинграде недавно договорился. Семилетку он закончил, скоро приедет. С вратарём Борисом Разинским из института физкультуры, где я учусь, тоже есть договорённость на осень. А вот Адамаса Голодца, Юрия Беляева из московских дублей «Динамо» и ЦДКА я попытаюсь выдернуть после предстоящего выезда. На «Деде» остаётся Юрий Ковалёв из Орехово-Зуево. Ну, мне Маслова учить не надо — умеет он игроков уговаривать. Да и с ГАЗа в ореховский клуб можно будет какую-нибудь железку дефицитную для их клубной «Победы» послать… А в конце тренер вставляет, что за юношей по возрасту подходит защитник горьковского «Торпедо» Семён Гурвиц. Сёма хоть звёзд с неба не хватает, но быстрый и выносливый. Другие новости: После увеличения интенсивности тренировок, двое из «старичков», редко попадавших в состав, решили перейти в другие клубы… Столовую отремонтировали. Новая повариха готовит по меню Граевской. Зубкова носится со схемами взаимозаменяемости игроков по вертикали и горизонтали. Рисует какие-то графики, таблицы, матрицы… Говорит, что к осени будет результат.

Ну, бог в помощь!

Плацкартный вагон. Хоть и новый, но… В таком можно выспаться, только если крупно повезёт с соседями или нажрёшься до потери пульса. До потери нам нельзя — трэнэр из купейного вагона периодически заходит к нашему проводнику, и стоя у титана, узнаёт обстановку в вагоне. А обстановка была сложной. Билеты команда получила россыпью по всему вагону. Три десятка игроков (основа и дублёры) перемешаны в ограниченном пространстве с «гражданскими». Где-то орёт недовольный малыш, стайка детей с гиканьем носится по проходу. Под перестук колёс люди раскладывают снедь на столик между полками, начинаются знакомства, разговоры. У нас с Колобком места 9 и 10. Почти самые козырные в вагоне. Лучше — только в более центральных купе. Похуже места в начале вагона и боковые полки. А самый отстой — боковые полки у туалета. Вот туда то Амосов и получил билетик от трэнэра. Сидит вот пока у нас в купе, фингалом отсвечивает. Серый вчера ходил на дело. Вот, повествует нашему мужскому собранию:

— Только мы с Томочкой раскочегарились… Приходит муж, а мы в прямом эфире… Набрался от меня фразочек из будущего и втыкает куда не попадя… Некоторые интеллигентно просят уйти… А этот… Кричать, руками махать… А чего ими махать? Нужно жену почаще в кровати переворачивать. А то женщины со скуки чёрти на что готовы… Даже на метле полетать… Томочка в туалете закрылась, пережидать порыв ревности, а я вот попал под горячую руку… Мужёнёк этот — метр с кепкой, но залепил мне в прыжке. А я то уже учёный. Знаю, что мне ему телесные ну никак нельзя наносить… Был уже пару раз в отделении… Я его за грудки приподнял от пола и потряс для наглядности… Чтобы, так сказать, оценил силы сторон. Ну, писака и спёкся… Томочка рассказывала, что он Мастер. Премии Сталинские за всякие книги получает, а в стол пишет шедевры… Типа ГлавЛит всё равно завернёт, а то и выволочку с помощью кремлёвских писателей устроит…

— А как же Томочка в туалете? — спешу я свернуть Амосова со скользкой темы.

— А что Томочка? Да, любит он её. Простит… Ещё и прощения просить будет, что не уделял внимания. — Амосов оглядывает аудиторию слушателей и, открывшему от удивления рот Васечке, наставнически говорит, — Женщины — они такие…

Про цензуру в СССР много чего сказано. И то, что цензоры часто были малограмотными, и то, что «рубили» книги порой из личной мести… Но, цензуру отменить не вышло даже у ниспровергателя Хрущёва. Только он собрался дать волю «инженерам человеческих душ», как грянула выставка художников-авангардистов…

Досталось там всем на орехи и Хрущёв «пришедший дать волю» — волю не дал…

Амосов ушёл за пригласившим «на чай» Шуваловым. Васечка было дёрнулся, но посмотрев на меня, отказался от расширения сознания. А наши соседи начали рассказ о себе. Более молодой майор ВВС Александр Воронько кивнул на свой открытый русско-корейский словарь и проинформировал:

— После недельного отпуска на Дальний Восток. Буду ПВО там организовывать.

— А у нас тоже дружок, Лёва Булганин, туда уехал. — вклинивает Колобок.

— При беседе с малознакомыми людьми не нужно упоминать фамилии командированных военных. Это нужно понимать чётко, — учит нашего оболтуса майор.

— У нас такие же правила, — вступает в разговор второй сосед, почтенный Антон Карлович Вальтер, — Мне при знакомстве можно лишь упомянуть, что я завкафедры Физики атомного ядра ХАИ.

О, коллега.

— А зачем его изучать? — спрашивает лётчик, — Вроде выяснили из чего оно состоит. Ведь исследования больших денег стоят, а у нас вон пол-Харькова, как и Сталинград, в руинах…

— Так, то оно, так, — соглашается учёный, — Только если бы мы перед войной не научились расщеплять ядра на ускорителях, то мы бы одну нужную стране вещь ещё бы долго не сделали…

Мы с майором киваем, понимая о чём идёт речь.

Некоторые мои одногруппники из Технологического после института уехали в пятьдесят девятом в Москву к академику Алиханову. В семидесятом ребята получили Ленинскую премию за участие в создании протонного синхротрона. А я хоть и ушёл в спорт, но понятие о том, что такое коллайдер имею. Поэтому, когда Васечка с майором, услышав гитару у соседей, пошли на разведку, я осторожно спросил у товарища Вальтера:

— А частицы сталкиваются с неподвижной «мишенью»?

Удивлённый профессор встал и выглянул в коридор, проверяя не подслушивает ли кто.

— Ну, допустим… — обтекаемо ответил, как мне удалось прочесть его прозвище у студентов, «Маузер».

— А если пучки навстречу друг другу пустить? Получим более высокую кинетическую энергию.

Рисую в блокноте два круга со стрелками. Показываю учёному и рву бумагу с рисунком на мелкие кусочки…

Вернулся позёвывающий Васечка и протянул:

— А давайте уже укладываться…

13 июня 1950 года.

А вот и Харьков. Сквозь окна вагона, в свете садящегося солнца, были видны полуразрушенные улицы на которых шла обычная жизнь. Народ после трудового дня торопился кто куда. По мостовой проезжали разномастные грузовички и редкие легковушки. Дети гоняли по улицам гурьбой, не думая о домашнем задании — каникулы.

На вокзале команду встречал инструктор Фрунзенского райисполкома Владимир Майстренко. Встречающий как бы случайно распахнул плащ и окружающие увидели Звезду Героя.

— Сандомирский плацдарм, — сказал мужчина, смахнув с награды невидимую пылинку, а потом найдя в толпе старшего, отрапортовал трэнэру, — Мне велено вас встретить, помочь с заселением и показать город.

— Ызвыны, дарагой. У дубла утрам — ыгра, у основы — трэнэрофка. Эслы очэнь нужно… — Гайоз Иванович находит меня в толпе и кивает инструктору, — Быры вот этаго на экскурсыу… Но, бэз этаго…(щёлкает себя по горлу).

Команда улыбается и начинает выдвигаться в сторону прикреплённого автобуса. Забросив вещи в номер, спускаюсь вниз от греха подальше, а то зам по воспитанию может про политинформацию вспомнить. Уж лучше по городу гулять, чем передовицы читать…

— Володя, — ещё раз представляется инструктор.

— Юра, — протягиваю руку я.

Тот приглядывается к орденской планке на моём мундире.

— Эта тёмная — Орден Отечественной войны, а светленькая — что за зверь?

— Знак Почёта, — отвечаю я, — В бригадмиле помогал банду брать…

— Гарный хлопец, — протянул Майстренко, — Пойдём на площадь Дзержинского. Она говорят раз в пять больше Красной площади в Москве.

Нагулявшись по вытянутой площади, которая с высоты птичьего полёта, вероятно, похожа на контур бытовой электролампочки, мы двинули в ресторан. Там, по заявлению Володи, было вкусно и недорого. Только мы закончили борщ, как, вышедшие на эстраду музыканты, начали настраивать инструменты.

— Сейчас песни будут, — проинформировал меня гид, — Артистка то вон совсем школьница…

Смотрю на девушку и она мне кажется знакомой. Тут ведущий представляет оркестр и объявляет песню из какого-то немецкого кинофильма в исполнении Людмилы Гурченковой.

Люся! Твою ж мать!

Она пела по-немецки песенку «Раз, два, три» и плясала чечётку, а я вспоминал её выступление на базе нашей сборной. https://ok.ru/video/1413656087280?fromTime=0

Гурченко была одной из немногих артисток, которую часто приглашали отпраздновать успехи хоккейной и футбольной сборной СССР. Я помнил Люсю элегантной женщиной готовой в любую секунду взорваться фейерверком импровизации. Она пользовалась невероятной популярностью у мужчин. Запомнилась её фраза: «Любовь у меня одна. Только объекты разные».

Тут вдруг сбоку сцены началась движуха. Какой-то датый мужчина залез на эстраду, крикнул: " Подстилка немецкая», и зарядил Люсе по лицу. Та кубарем скатилась со сцены.

Я подскочил к девушке, когда мужик собирался ей дать добавки. Отбив удар, легонько ткнул дебошира в печень. Тот сразу сел. Его дружок бросился на помощь, но не увидев во мне признаков агрессии, начал мне выговаривать:

— А ты знаешь, что она под немцами пела? Пела фашистам, которые расстреливали людей каждую неделю. Которые в газовозках травили женщин, детей и стариков. Его жену (кивает на сидящего на полу) расстреляли как заложницу. А у него дети типа этой (кивает на Люсю) были… Были ещё живы тогда…

Я протягиваю руку успокоившемуся фронтовику, помогаю встать. Гурченко за моей спиной затягивает:

— Дяденьки простите, я ещё маленькая была. Нам с мамкой есть было нечего…

Смотрю, инструктор Майстренко докладывает ситуацию прибывшему участковому. Милиционер, подойдя к потирающему бок фронтовику, интересуется:

— Заявление писать будем?

Мужик крутит головой в стороны. Гурченко не дожидаясь вопроса:

— Я тоже не буду, Марк Абрамович. Не надо… Мне характеристику в школе ещё не дали. Не надо…

— Всё. Расходимся, — выносит вердикт рефери в милицейской форме.

Провожаю Гурченко, а точнее пока Гурченкову, до дома. Безногий инвалид, играя на гармошке, пел песню на перекрёстке: «А мне итак не жалко и не горько. Я не хочу нечаянных порук. Дымись дотла, душа моя махорка, мой дорогой и ядовитый друг.» Я кинул рубль в драную кепку. Люся приветственно кивнула певуну.

— Он из раклы… Ну, банды по вашему. Эту песню наш Боря Чичибабкин сочинил. Сидит сейчас в Вятлаге. И я во время войны в ракле была. Как-то во время немецкой облавы на Благбазе меня маленькую в грузовик закинули. Потом случилось чудо. По другому я не скажу… Меня тётенька какая-то из кузова в кювет выкинула, а охранники-немцы из мотоцикла стрелять не стали. То ли не увидели, то ли пожалели… Тех…(пауза) в машине на расстрел увезли. В Дробицкий яр… А меня снова в раклу… На стрёме стояла, наводила… Еле вырвалась. Сейчас отстёгиваю им по десятке, чтобы не трогали. Уезжать мне срочно нужно. Семилетку закончила, можно в училище или в техникум… Пропаду я здесь.

К нам приближались двое парней. Явно не дорогу в библиотеку спросить…

Люся кивнула им, приветствуя, и протянула десятку тому, что в кепке. Второй, сквозь зубы сплюнул нам под ноги, держа руку в кармане, явно не пустую. Люся, вздрогнув, взяла меня за руку и по дуге потащила мимо парней.

— С ними только свяжись, — поучает меня юная бандитка, — Из подворотни кодла вылетит. Так отметелят… А им ничего не будет… Максимум — колония для несовершеннолетних. Так они и так там все будут… Шкеты только Саенко из соседнего двора боятся. Его четверо как-то грабили, так он всех наглухо положил. Он — Власть, ему можно… А вот и мой Мордвиновский. Дальше не надо, а то и так шалавой кличут. Спасибо Вам, товарищ лейтенант!

— Юра. — говорю я, и протягиваю руку.

— Люся. — представляется, пожимая руку, суперзвезда из будущего.

— Люся, — прокашлявшись, начинаю я, — Приходите завтра к двум часам на стадион «Дзержинец». К служебному входу. Я вас там буду ждать.

Гурченко хмыкнула от неловкого склеивания. Улыбнулась, посмотрев мне в лицо, и выдала манерно:

— Я не такая… Я жду трамвая.

Тут уж я прыснул, не ожидая такой импровизации…

— Я не в том смысле. — оправдываюсь перед школьницей, — Просто моему знакомому в Московский телецентр нужна певица на полставки на подмену Дорды, что уезжает с оркестром на юг. Вот я и подумал, может ты…

Люся замерла, встав у жизненного перекрёстка, раскаменела через пяток секунд, и закивала, вытирая полившиеся слёзы:

— Я согласна. Я согласна… А можно я с мамой приду? И на стадионе только одну трибуну восстановили. Нет никакого служебного входа. Будет оцепление.

— Подходите к скамейке московских футболистов. Я буду там. Хорошо?

Иду по восстановленным центральным улицам Харькова. В комнатах горит свет. Сквозь раскрытые окна слышны голоса, смех. Город приходит в себя после четырёх долгих штурмов страшной войны. Но, негасимый свет семейных радостей уже то тут, то там, освещает харьковские дворики… Сталинградские дворики… Московские дворики… Негасимый свет любви. https://youtu.be/LOcAxetJGKw?t=1

14 июня 1950 года.

Меня, как «легкораненого» определили в помощники ко врачу Олегу Белаковскому. Дублёры наши шли в лидерах, но сегодня играли без Бубукина переведённого в основу на мою позицию. Ещё не играл приболевший вратарь Пираев, а молодой сменщик выглядел очень нервным. Как-то было всё не очень…

Предчувствия меня не обманули. Местные поймав удачу за хвост заколотили нам два безответных мяча. Наши парни, надеявшиеся взять Харьков одной левой, просчитались. Силёнок с будуна у многих хватило лишь на первый тайм, а во втором пешком ходили… Спартак Джеджелава, бывший у дубля за тренера, обматерил в перерыве всех и каждого, но результата это не дало. Вот Гайоз Иванович тот да… Умел. Так заковыристо загнёт, что не разберёшь сразу. Но, до костей прошибает… Идёшь и умираешь на поле…

Продули мальчики 0:2. Но, кое-что хорошее на этом матче было. Убедил Белаковского попробовать порошок левзеи «Маралий корень» для восстановления футболистов после игр. Ведь многие так отдаются борьбе, что на следующий день еле ходят… Сказал, что Колобков уже месяц принимает и выглядит всегда как огурчик. Олег (он же Самуил) сказал, что попробует на Амосове и Анисимове.

Ага, на наименее ценных членах экипажа. Хотя, Серый, в отсутствие двух ведущих защитников, — железный игрок основы.

Пока таскал чемоданчик цвета детской неожиданности, чуть на обед не опоздал. Вообще-то есть за час до игры — нонсенс. Можно похрустеть яблоком или на крайняк съесть немного макарон с отварным мясом. Но, сейчас про это ещё не знают. Правда «старые и мудрые» игроки едят без фанатизма, наученные горьким опытом, а молодые наяривают — брызги в стороны летят…

Пока наши и игроки хозяев ждут команды о выходе на поле, мы с Белаковским и запасными рассаживаемся по трём скамейкам. На средней всегда сидят Джеджелавы(двое или один) и врач. Я гоню всех наших четверых запасных на левую скамью, а сам оглядываю зрителей. Метрах в десяти Люся пропищала из толпы:

— Юра, я здесь.

Подхожу к старшему из милиционеров, объясняю. Вытаскиваю девушку из толпы.

— Мама не смогла с работы отпросится, — лыбится начинающая разбивательница сердец.

Тут в репродукторах захрюкал футбольный марш и команды двинули на поле. Десятитысячная трибуна была забита битком. Харьковчане выиграли две предыдущие игры и публика требовала продолжения банкета. Проходящий мимо нас трэнэр остановился, уставившись на не вставшую при его появлении девушку. Я её толканул в плечо. Быстро соображающая, когда припрёт, тут же подскочила и протянула руку трэнэру:

— Люся.

— Гайоз Ив… Можно просто Гайоз.

Просвистел судья и трэнэр наконец выпустил руку запунцевевшей девушки.

— Он у вас что? — прошипела Люся мне в ухо, — По девочкам?

Ну, не по мальчикам же… — хотел я ответить, но просто промолчал.

Игра началась весьма живо. Атаки волнами накатывали то на одни, то на другие ворота. Публика на трибунах и за оцеплением реагирует весьма эмоционально. Люся, сидевшая вначале ровно, к середине тайма начала подпрыгивать и орать вместе с местными во время атак на наши ворота. Трэнэр в такие моменты укоризненно смотрел на меня, как бы говоря: " Слюшай… Уймы. Уймы свой дэвушк… Вах-вах-вах…». Я дёргал школьницу за платье. Та послушно садилась, но через несколько минут всё повторялось опять…

Тут наш центральный защитник Прохоров поскользнулся на мокром поле и допустил срезку, неловко упав на газон. Центрфорвард харьковчан подхватил ставший бесхозным мяч, и обведя бросившегося в ему в ноги Акимова, добежав до ленточки ворот, остановился. Повернулся спиной к воротам и пяткой забил мяч. 1:0.

— Чиж! Чиж! Чиж! — скандировали болельщики обрубок фамилии форварда.

Тут и наш Витёк цирк устроил. Принял от Бубукина мяч перед последним защитником, и финтом «радуга», освоенным на тренировках, перекинул мяч через себя и соперника. Оторвался от опешившего защитника, на замахе уложил вратаря и обежав лежащего тоже остановил мяч на линии ворот. Повернулся и сел на круглого подперев рукой скулу. Прям роденовский «Мыслитель». На него несутся соперники. Витёк встаёт и своей пятой точкой толкает мяч в ворота. 1:1.

— «У-у-у!» — затянули болельщики, понимая весь позор случившегося. Судья устно предупредил Шувалова о неспортивном поведении. Хозяева начали с центра поля. Один из форвардов припустил к нашим воротам пока шла перепасовка у центрального круга. Тут этому бегунку дают точный пас на выход. Вот-вот его накроют наши защитники, но тот успевает ударить, подняв в воздух зачёрпнутую бутсой грязь… Наш Акимов пятится спиной к воротам и почти достаёт. Но мяч, предательски чиркнув по перчатке, опускается в угол наших ворот. 2:1 в пользу хозяев.

— Бом-бё-жка! Бом-бёж-ка! — орут болельщики переделку фамилии форварда Бобошко. Смотрю на прозвища других игроков соперника. У них есть Ёж(Межевикин), Лентяй(Работягов), Клык(Зуб), Борзый(Борзенко), Пономарь(Пономаренко), в запасе вратарь Брахма(Браховецкий) и тренер Путя(Путилин).

Свисток на перерыв. Люся в едином порыве со стадионом встаёт и хлопает своим героям, а проходящий мимо неё трэнэр, улыбаясь поднял руки к лицу и, развёл ладони в стороны, как бы говоря: «Нычэго, нычего. Ми уам эщэ пакажэм…» На что Гурченко, улыбаясь, ответила энергичным трясением головы в стороны: «Мол, фиг вам!».

По пути в раздевалку, потерявший страх Колобок подошёл к Люсе и, дурацки улыбаясь, представился:

— Василий, можно Вася.

— Людмила, можно Люся. — отвечает девушка любителю малолеток.

Васёк не по тебе шапка.

Шувалов, оглядев Гурченко, хмыкнул. Люся, оглядев Витька, хмыкнула в ответ. Мы дружно заржали.

— Колобков, Шувалов, — орёт из подтрибунного коридора брат тренера, — Бегом сюда…

— Это твои друзья? — спрашивает невозмутимая девушка и делает заброс, — А девушка у тебя есть?

— Есть. В корейской армии служит, — хороню я надежды на лямур-тужур.

— В южной? — открыв рот, спрашивает политически подкованная школьница.

— Ты, чё? С дуба рухнула? — удивляюсь неприкрытой тупизне.

— Да шучу я, Юра. — с зайцевской интонацией протянула Люся, — Шучу.

Вот же шутница. Нужно с ней держать ухо востро.

Пишу ей на листочке свои координаты в Москве, адрес телецентра и телефон Белова.

— Через неделю. Не раньше. Позвони товарищу Белову насчёт работы. Собирай быстро шмотки и в Москву. Свидетельство о рождении не забудь. Четырнадцать есть? (кивает) Устроят тебя по бумагам на полставки уборщицы или помощницы. На певицу ты по возрасту не тянешь. Будешь в нашей агитбригаде с Дашей по заводам и фермам ездить. Не испугаешься?

Люся показывает на свой замаскированный синяк на скуле и повторяет моё:

— Ты чё? С дуба рухнул?

Перерыв закончился. Хозяева под аплодисменты вышли на поле. Свисток. Погнали.

Анисим врывается в штрафную хозяев и получив по ногам падает как подкошенный. Пенальти.

Моя школа. Молоток.

Штатный пенальтист Оботов подходит к точке. Разбег, удар. Мяч гулко бьётся о штангу. Отскочив, врезается в ногу лежащего вратаря и свечкой взлетает над вратарской. Первым к кругляшу подлетает Оботов и заряжает по пустым воротам. Мимо. Трэнэр, тряся кулаками, эмоционально выдаёт непереводимый в присутствии дам грузинский мелодичный фольклор…

Через пяток минут Шувалов получив в штрафной пас от Колобка, вертится юлой, уходя от защитников. Мяч как приклеенный скачет перед крутящимся Витьком. Вот докрутил до одиннадцатиметровой отметки. Заносит ногу для удара, а опорная поехала… Выше ворот. Трэнэр вскочил, хотел что-то сказать, но посмотрел на Люсю и просто развёл руками…

Колобок со штрафного заряжает по воротам. Мяч, срикошетив вверх от защитника, запрыгал за спиной у упавшего вратаря в сантиметрах от ленточки. Вольдемар ныряет рыбкой по грязи, чтобы занести кругляш в ворота. И надо же такому случиться — пролетает в ворота над подпрыгнувшим мячом. Вратарь забирает мяч. Трэнэр хлопает в ладоши и замечет для Люси:

— Эго дядя… Сэргэй… Нэпабэдымым баскам забывал… В кого этат Валдэмар такой крываногый?

Ильин же, распутавшись из сетки, натягивает грязную футболку на голову… Стыдно.

В очередной нашей атаке воротчик хозяев врезается головой в штангу и на носилках покидает поле. Замена вратаря. Выходит запасной Брахма. У нас есть где-то минут десять, чтобы сравнять…

Колобок даёт пас в разрез на правый фланг Анисиму. Тот, на морально-волевых, из последних сил простреливает во вратарскую. Круглый рикошетом от защитника катится к дальней штанге. Набегающий Шувалов лупит по скачущему мячу в полуметре от ленточки. Штанга!!!!!!

Трэнэр держится за сердце. Видать перенервничал. Врач роется в чемоданчике, ища Гайозу Ивановичу лекарство. Такова вот тренерская доля…

Финальный свисток судьи. Болельщики орут новомодное «Мо-лод-цы! Мо-лод-цы!». Люся целует меня в щёку и говорит: «Не расстраивайся!». Да-а. Люди и через много лет будут вспоминать этот валидольный матч…