Сергеич умел сказать нужное слово: надобно сколачивать вокруг себя верных людей. Но Наталья давно поняла, что прежде того надобно знать, чем дышит иной человек и сколь он надёжен. А в этом деле одного опыта мало, чутьё следует иметь. Об этом ей не раз говаривал Симеон Полоцкий.
И мало кто ведал, сколько забот, догадок и тайных соображений было в душе у Натальи. Некоторыми своими планами она даже с Сергеичем не делилась: боялась услышать поперечное слово.
А на мысли у неё было привлечь на свою сторону не только иных знатных людей, но и понизовых дворян, незнатных московских искателей чинов. Не пренебрегать и чёрным людом, если найдутся смелые и разумные головы.
Так в судьбе царицы Натальи появились люди, о которых раньше она и знать не знала.
Известно, что если человека начинают одолевать какие-то мысли, то они обычно обрастают воспоминаниями и в душе оживает прежнее, памятное. Наталья всё чаще вспоминала дни, которые провела в доме Матвеева, когда была его воспитанницей. Что стояло за этим словом «воспитанница», никто точно не знал, но, что Наталье была дана полная воля, знали все. Это была девочка-бродяжка. Не было в Москве такой улицы или даже такого уголка, где не побывала эта бродяжка. Московские улицы с их пёстрой, разнообразной и шумной жизнью имели особую притягательную силу для девочки, жизнь которой была богата ранними опытами и приключениями. Чертолье, Арбат, Мясницкая, Лубянка, Варварка — эти названия, как и многие другие, она знала наперечёт. Душа её прилежала ко всему, что было вокруг неё, и ей казалось, что всё кругом её собственные владения.
С той поры минуло много лет, а её всё манила к себе уличная жизнь. В Кремле она тосковала по прежней свободе, и было такое чувство, словно её заперли на замок. Как ей хотелось иногда переодеться в простое платье и побродить вечерком по московским улицам!
В последнее время она особенно сильно затосковала по ушедшей воле. Она устала решать мужские дела, всегда спорные и тягостные: о завещании царя, о Лигариде. Подчас хотелось крикнуть: «Отстаньте вы от меня! Я ещё молодая, во мне кровь бьёт ключом». Да разве об этом скажешь? Стоило князю Борису Голицыну бросить на неё взгляд, как в душе её вспыхнуло пламя и она не спала всю ночь. И кому опять же скажешь, сколь тяжелы стали ей супружеские обязанности! С её ли независимым, строптивым характером притворяться ласковой, заботливой супругой! Но об этом она даже матушке своей не говорила.
Хоть бы на время вернуть себе прежнюю свободу и прежние радости!
И вот придумала. Объявит, что едет на богомолье в Новодевичий монастырь, а оттуда тайком в простой карете вернётся на вечерние московские улицы, чтобы порадоваться хотя бы чужой радостью, а к утру — снова в Кремль, в свою опостылевшую палату.
Сделала как задумала. По пути следования её кареты, на окраине Москвы, — большое скопление людей. Собрались посмотреть да послушать скоморохов и бродячих певцов. Наталья любила скоморошьи концерты. Ей нравились все эти свистульки, волынки, рожки. И сейчас ей казалось, что поёт и пляшет вся улица. Экий праздник! Наталья не отрывала глаз от окна кареты. Хоть самой пуститься в пляс... Но рядом с нею её раба Неонила — молчаливая, как пень, зато и верная, как пёс. А на козлах кучером её супруг — глухонемой Феофан. Люди испытанные и надёжные. Можно быть спокойной: нигде ни словом не обмолвятся. Но она всё же стесняется их.
Дальше дорога ведёт к Москве-реке. Там ныне на льду возле самого берега кулачные бои. Глядеть на них — любимая забава Натальи. Она ещё в прошлый раз приметила там красавца-силача. Он одолевал каждого, с кем выходил на бой. Его никто ещё не победил.
Приказав ехать к реке, она надеялась увидеть этого красавца-силача. Смутная задумка угреть его наедине горячила ей кровь. Ей чудилось, что сегодня всё должно решиться.
По шуму, доносившемуся с реки, можно было догадаться, что народу сошлось много. И действительно, всё пространство между домами и рекой было заполнено праздничным людом. Глаз радовало нарядное разноцветье. Ныне модными стали кафтаны и телогреи с узорчатыми рисунками. Женские шубейки тоже были обшиты цветной тканью. Девицы красовались сафьяновыми сапожками и дорогими лентами с золотыми нитями, вплетёнными в косы.
Чувствовалось, что люди собрались не только посмотреть кулачные бои, но и повеселиться. На спуске к реке стояли открытые взору столы, уставленные кувшинами с пивом и брагой и тарелками со всякими яствами.
Слышно было, как в толпе обсуждали, пойдёт ли ныне Мясницкая против Ильинки «стенка» на «стенку», либо на лёд выйдут лихие супротивники.
И словно по чьему-то слову ватага парней отошла в сторону, и вперёд вышли несколько бойцов. В девичьей толпе началось оживление.
— Глядь, Бересень Иван вышел.
Вглядевшись, Наталья узнала красавца-силача, отвагой которого она любовалась несколько дней назад.
Она велела кучеру подъехать ближе к реке. Из разговоров она поняла, что сегодня собрались силачи со всей Москвы, но она видела лишь того, кого называли Иваном Бересенем. Сначала он принял участие в жеребьёвке, затем занял исходную позицию, слегка выставив вперёд правую ногу в хромовом сапоге. Даже издали Наталья почувствовала, как играют его мускулы под рубахой. Супротивник Ивана, дюжий парень с чёрными цыганскими кудрями, медленно приближался к нему, как бы примериваясь. Никто ещё не успел понять, когда начался бой, а чернявый уже отлетел в сторону, едва удержавшись на ногах. Опытный боец, он тотчас поднёс ко рту флягу с «питием», чтобы подкрепиться. Иван скучающе следил за ним.
Новая схватка была более решительной. Поверженный наземь «цыган» уже не делал новых попыток сразиться с Иваном.
Наталья, забыв об осторожности, высунулась из кареты, чтобы лучше видеть своего героя. Она была во всём тёмном, как монашка. Платок, похожий на клобук, закрывал ей лицо по самые брови. Какая-то баба сказала:
— Люди добрые, никак монашка приехала? И не соромно ей на мужиков глядеть, как они меж собою бьются!
Между тем бой продолжался не без происшествий. Кому-то Иван сломал челюсть, а когда на лёд вышел главный его супротивник, низкорослый и прыгучий мужик, Наталья едва удержала крик, увидев, какой он нанёс резкий удар по плечу Ивана. Бой длился с переменным успехом, перевес был то на одной стороне, то на другой. Но вот бойцы подошли друг к другу так близко, словно хотели сразиться взглядами. И вдруг Иван одним лишь могучим движением плеча отбросил от себя бойца, не ожидавшего такого манёвра, затем ударом кулака кинул его наземь.
Успех Ивана был несомненным. Это подтвердили и ликующие голоса.
Наталья не скрывала своих чувств. Какой праздник для души! Ещё какие-то минуты, и Наталья нетерпеливо следила за тем, как Иван с Неонилой, посланной ею, направлялись к карете. Видно было, что Иван был во власти недавнего боя.
Он приблизился с рассеянным видом. Неонила открыла ему дверцу кареты и удалилась.
— Входите и садитесь, сударь. Имею к вам слово, — начала Наталья.
Она взглянула на гостя, испытывая прилив внезапного волнения. Ей радостно было видеть, что её избранник столь же хорош собой, сколь и силён. Кожа лица чистая, белая, волосы густые, светлые, глаза серые.
Видя, что она молчит, он спросил:
— У монашки есть дело ко мне?
— У монашки? — как бы удивляясь, переспросила Наталья.
— Не угадал, стало быть. Ну, коли не монашка, то цыганка, — предположил Иван.
— Да почему цыганка-то? — недоумевала она, недовольная в душе тем, что её приняли за простолюдинку.
— Экая ты несмышлёная... А возок-то!
Наталья весело рассмеялась, и столько ласковой снисходительности было в её взгляде, таким покровительственным жестом она коснулась плеча Ивана, что он задумчиво произнёс:
— Нет, ты не цыганка... И скажи-ка лучше правду о себе, госпожа-загадка. Кто ты? И какое у тебя слово ко мне?
— Кто я, скоро узнаешь.
— Понимаю. Машкерад. И скажи, красавица, как скоро всё станет въяве?
— Не сразу сказка сказывается...
— Да, говорят, скоро дело делается.
Он приобнял её за плечо, но она скинула его руку.
— Говорю тебе: всему своё время. И, коли тебе по нраву сей машкерад, будь в Измайлове в четверг.
Иван озадаченно молчал, что-то соображая. Наталья, не желая замечать его немого вопроса, продолжала:
— В Измайлове будут игры да потехи и скоморохи с медведями. И будут гости знатные, и ты сам среди них.
— А слово заветное?
— Всё узнаешь и услышишь в Измайлове.
— Измайлово велико... Да как тебя-то там найти?
— Проще простого. Тебе все скажут...
Иван ушёл озадаченный и задумчивый.
С его уходом Наталью охватило ощущение безрадостной пустоты. Ей не хотелось ехать в монастырь. А ежели отправиться в Кремль? О, Кремль ей тоже представлялся монастырём, и там больной супруг и тоскливые заботы. Пришла шальная мысль: а не заночевать ли в карете, как это бывало в давнюю девичью пору? Усмехнулась от этой мысли. В карете было душно. Воздух был затхлый. Пахло навозом, дёгтем и кожей.
Вскоре вернулась Неонила и сказала, исходя из каких-то своих, но всегда верных соображений, что надобно ехать в Кремль.
Наталья навела справки о Бересене. Он был дворянином, держал чин «детей боярских» — самый мелкий. Поместье у него было небольшое, и родовыми землями он тоже не мог похвастаться. Когда ещё придёт повышение по службе! Жалованье в приказе, где он служил, столь невелико, что и одному не прожить. А силушка молодая играет, вот и пошёл в кулачные бойцы. Любитель кулачных забав боярин Беклемишев даёт победителям неплохое вознаграждение.
Она узнала также, что пил Иван много и азартно, не пьянея. А кому остановить? Ни семьи, ни крепкой родни у него не было. Вот она и решила утешить его, взять ко двору, дать чин кравчего[17], словом, поднять мужика на ноги. Втайне она надеялась найти с ним хотя бы временное счастье.
Местом свиданий Наталья избрала Измайлово. Расположенный там царский дворец находился далеко от Москвы, не в пример близкому от Кремля Преображенскому дворцу или даже Коломенскому. Нравился ей и сам дворец, состоящий из многих маленьких комнат. Алексей их тоже жаловал. Живёшь, как в закутке, никто тебя не видит. А ещё в Измайлове была отличная оранжерея, где росли восточные травы и цветы. Алексей находил их аромат тяжёлым, но скоро привык.
Ивану Измайлово тоже понравилось. Ему пришлись по душе комнаты-кельи. Как и Наталья, он, очевидно, подумал, что здесь можно спрятать свою ночную жизнь. Одно смущало его — постоянное присутствие Неонилы, которая прислуживала им. Однажды он сказал Наталье:
— Чего она тут с утра до вечера шастает?
— Али думаешь на неё что?
— Мы про людей говорим, и, значит, про нас люди не молчат, — уклончиво ответил Иван.
— Не сомневайся. Она верно нам служит. Ей бы царю Алексею досадить. Ещё до моего прихода во дворец её отца безвинно схватили. Сколько Неонила ни доказывала, ни просила, отца её до смерти на пытке замучили. И ныне, прислуживая нам, она мыслит, что царю мстит.
Иван всё же продолжал ей не доверять. «Каков... В бою удаль свою показывает, а здесь труслив паче меры», — подумала о нём Наталья.
Ближайшие дни показали, однако, Ивану, что опасаться надо не рабы, а боярина Хитрово. В Измайлове он показался внезапно. Делал какой-то досмотр имению и косо поглядывал на Ивана Бересеня.
Вскоре было объявлено, что боярин ищет царский перстень. Наталья с недоумением заметила, что царь сам подарил ей перстень и ныне он в её шкатулке. Но боярин Хитрово не унимался и вёл допрос Ивана, спрашивал, что он делает в царской палате.
— Я приехал вручить царице перстень, который она потеряла в карете.
— Как перстень очутился у тебя?
— Его нашёл ездовой рано утром, когда солнце проникло в карету. Он блестел.
— Почто он передал перстень тебе?
— Я охранник царицы и отвечаю не токмо за её жизнь, но и за целость её драгоценностей.
История с перстнем имела тем не менее последствия иного рода. После разговора с Хитрово Иван испугался слежки и был не столь аккуратен в запретных свиданиях с царицей, ссылался в своих оправданиях то на одно, то на другое.
Подозрительная Наталья устроила слежку за своим возлюбленным и, к своему негодованию, узнала, что он бывает на других свиданиях. Решив прогнать его, она учинила ему сначала строгий допрос. Иван не стал отпираться, искал себе оправдания.
— Госпожа моя, я хотел отвести от себя всякие подозрения. Для того и ездил в Немецкую слободу.
— Да кто спрашивал твоего хотения. Ты понимаешь, что накликал на мою голову новый позор?
Иван упал на колени перед царицей, старался поймать её руку, но она оттолкнула его.
— Ужели, безрассудный, ты так и не понял, что здесь всё решают моя воля и моё слово?!
— Так скажи мне слово милостивое!
— Только-то? — насмешливо отозвалась она, ибо в его словах она почувствовала новую обиду. Он, так дерзко даривший ей любовь, просит ныне одной лишь милости, как последний раб! — Ступай! Тебе будет объявлена наша милость!
Иван был послан в далёкий Пустозерск помощником воеводы, и никто не спросил у него согласия. Пройдут недели, месяцы, — Наталья даже не вспомнит о своём возлюбленном, с которым провела столько упоительных ночей. Обид она никогда не прощала и мстила жестоко.