Богдан
Кидаю сумку на лавочку и хватаю ртом воздух. Злость разъедает изнутри и рвется наружу. Сжимаю ладонь в кулак и ударяю по хлипкой лавочке, стоящей у подъезда. Каждое ее слово ножом втыкается мне в грудь, что сбивает дыхание.
Я бы на все пошел ради нее. Я уже это сделал: все бросил, только чтобы быть с ней, в то время как она просто развлекалась.
Упираюсь ладонями в колени и, согнувшись, делаю глубокий вдох, но ничего не чувствую кроме полыхающего во мне гнева. Он как яд пробирается в каждую молекулу тела и полностью заполняет.
«Происходящее между нами не более чем эксперимент», эти гребаные слова так и стоят в голове.
К черту эту девчонку. Пусть сама разбирается со своими проблемами, а я завтра же куплю билет и уеду из этого проклятого города. Я приехал, чтобы проветриться, а в конечном счете все стало еще хуже: полюбил самую ненормальную девушку и оказался ей не нужен.
Дыхание сбивается и от бесполезных попыток его восстановить становится только хуже.
На мое плечо падает рука и крепко сжимает. Мне даже смотреть не нужно. Пришел ее оправдывать и защищать, но ее поступку нет прощения.
— Даже не вздумай, — предупреждаю я.
Мне даже говорить от гнева трудно.
— Я и не собирался. Поехали, — друг похлопывает меня по плечу.
Макс отходит от меня и идет в сторону машины. Она мигает фарами, давая понять, что мне действительно лучше убраться отсюда. Поднимаю голову и смотрю на окна квартиры. Так хочется вернуться и наорать на нее. Сказать, что она не имела права так с нами поступать. Бессмысленно топтать то, во что мы оба верили.
Нужно было с самого начала останавливаться в гостинице. Тогда я бы не влип во все это дерьмо.
— Отвези меня в квартиру, — говорю я, усаживаясь в салон и поворачивая голову к окну.
— У тебя ремонт. Поехали к Полине, а завтра решишь, что тебе делать.
Я уже и так знаю, что мне делать. Выкинуть ее из головы и свалить из этой дыры.
— Тогда в гостиницу, — повторяю я. — Она завтра придет к Полине, а я видеть ее не хочу.
— Мира не…
— Если ты собрался ее защищать, то можешь меня высадить прямо тут, — говорю я, цепляясь за последнюю каплю самообладания.
Макс останавливается на светофоре и включает поворотник. Гнев немного спадает, и на его место приходит боль. Тупая, ноющая боль. Впервые в жизни мне безумно больно. Я поверил ей. Все ей рассказал. Дал понять, что она значит для меня. Я впервые почувствовал и потерпел неудачу.
За эту ночь я чуть не сошел с ума. Я понимал, что она испугалась и захочет меня оттолкнуть, но и подумать не мог, что Мира выберет такой изощренный способ. Ударит по больному. Эта чертова одежда лишь служит подтверждением ее предательству.
Измена Тани ничего для меня не значила. Я не чувствовал боли. Лишь облегчение, что все закончено и наши пути разошлись. Но Мира… За этот короткий срок она стала для меня всем. Я так ее люблю, что одно это причиняет нестерпимую боль.
— Завтра она одумается, и вы поговорите.
Обхватив руль правой рукой, локтем левой Макс упирается в дверь. Он сбавляет скорость и переводит дыхание. За эти сутки мы оба чуть не сошли с ума.
— Я сотни раз слышал такие слова, от которых любой другой уже плюнул бы на все и ушел, — он закусывает губу. — Мира кричала, убегала, говорила, что ненавидит и просила бросить ее. Но если сдаться, разве она сможет поверить, что действительно нужна?
Я хочу верить в то, что это обман. Что Мира не делала этого и оттолкнула по причине, известной одной ей, но каждое сказанное слово, словно серная кислота разъедает сердце и оставляет шрамы. Одна мысль о том, что она действительно ничего ко мне не испытывает и все это время притворялась, приводит в бешенство.
За этот месяц я научился читать Миру как открытую книгу. Замечать ее перепады настроения и не лезть на рожон. Соблюдать дистанцию, когда она в ней нуждается и тонуть в ее улыбке, когда она становится прежней Мирой. Хотя люблю каждую ее ипостась. Но сегодня я не смог этого сделать.
Стоило заключить ее в объятия, я почувствовал, как она задержала дыхание и одеревенела, за секунды ограждаясь от меня. То с какой убежденностью и твердостью в голосе она говорила все ядовитые слова, заставит кого угодно поверить, что это правда. Но как только мои губы коснулись ее, Мира ответила. Сейчас, когда гнев и боль отступают, я понимаю, что она врала. Вероятно, я веду себя как влюбленный идиот и она действительно сделала это, но я не верю, что произошедшее между нами ничего для нее не значило.
Невозможно так притворятся.
В кармане куртки звонит телефон и достав его, вижу номер сестры. Блокирую экран. Я не готов сейчас разговаривать с Викой и изливать ей душу. Все, что мне надо — побыть одному и привести мысли в порядок.
Приоткрываю окно, впуская прохладный влажный воздух в салон. Капли дождя барабанят по лобовому стеклу, и улица сливается в одно размытое пятно.
Когда спустя время мы подъезжаем к гостинице, беру с заднего сиденья свою сумку и выхожу на улицу. Макс тенью следует за мной. Зарегистрировавшись и проигнорировав улыбку милой девушки администратора, с которой раньше наверняка пофлиртовал бы, поднимаюсь на второй этаж и иду вдоль узкого коридора, ища взглядом свой номер.
Дойдя до нужной двери, открываю ее и не обращая внимания на скромное и однотипное обустройство, сразу направляюсь к окну, чтобы распахнуть его настежь. Поставив сумку на пол, сажусь на край кровати и поднимаю взгляд на друга.
— Мне не нужна нянька, — ворчу я.
— Я лишь хотел убедиться, что ты не натворишь глупостей, — он пожимает плечами, оперевшись спиной о стену.
— Думаю в этом Мира преуспела за нас обоих.
Клянусь, если этот засранец попадется мне на глаза в ближайшее время, меня ничто не сможет удержать.
Уголки губ Макса поднимаются в подобии улыбки.
— Она любит тебя.
Я усмехаюсь.
— У Миры оригинальный способ это показать.
— Привыкай.
Мы смеемся, хотя нет ничего смешного.
— Она сорвалась, но придет в себя через несколько дней.
— Это ты называешь сорвалась? — не могу удержаться от сарказма.
— Хорошо. Окончательно тронулась. Разница не особо велика.
Макс отодвигает стул, стоящий рядом с журнальным столиком и садится на него.
Какая-то часть меня, которая привыкла, что человеку свойственно предательство, тихо нашептывает, что Мира предала меня. И в каком-то роде так и есть. Она выбрала страх, вместо того, чтобы довериться. Но я не собираюсь идти на поводу у этого чувства. Пусть от ее поступка, я все еще ощущаю такую боль, будто все мои внутренности засунули в блендер, приправили чувствами, а затем сделали убийственный коктейль под названием «полюби и сдохнешь» и все же я хочу дать ей шанс рассказать все начистоту.
Если Мира действительно это сделала, тогда я без раздумий уеду и забуду обо всем, что с ней связано. Но если есть хоть малейшая вероятность достучаться до этой сумасшедшей девчонки, то я сделаю это.