Наука, стратегия и война (Стратегия и история)

Майкл Гордон уже отмечал, что "Patterns of Conflict" опирается на труды китайского философа Сунь-Цзы "56.56 Действительно, в этой презентации в разных местах представлены идеи Сунь-Цзы, и идеи Сунь-Цзы составляют одну из отправных точек брифинга, вновь появляясь в заключительной части. В книге Сунь-Цзы собраны многие элементы теорий, разработанных Фуллером и Лидделлом Хартом, которые отдали дань уважения Сунь-Цзы, включив разделы из "Искусства войны" во вступительные страницы "Стратегии". Бойду предстояло перенять философию войны Сунь-Цзы, поэтому несколько подробное обсуждение идей Сунь-Цзы вполне оправдано.57

Первая важная идея - сохранение. Война - самый важный вопрос, которым должно заниматься государство, по мнению Сунь-цзы; это вопрос жизни и смерти, и он определит судьбу государства. Войны следует избегать как можно дольше, потому что она чревата катастрофой. Война оправдана только тогда, когда исчерпаны все возможные альтернативы, и к ней следует относиться со всей серьезностью и сдержанностью. Поэтому командир должен стремиться к быстрому завершению войны и сохранению жизни и ресурсов, причем не только своих, но и противника, а также помнить о возможности возобновления нормальной жизни и отношений после окончания военных действий. По возможности "победа" должна достигаться путем дипломатического принуждения, срыва планов и союзов противника и срыва его стратегии. Только когда враг угрожает государству военными действиями или отказывается уступить требованиям в противном случае, правительство должно прибегнуть к вооруженному конфликту. И даже в этом случае столкновение вооружений не является предпочтительным.

Важнейшим занятием правителя является постоянное наблюдение за относительным положением своей власти или тем, что мы, возможно, назвали бы состоянием национальной безопасности, или ши. Это неоднозначное понятие используется на всех уровнях, не только на большом стратегическом, и имеет множество значений, таких как ситуация, внешняя форма, сила, влияние, власть, скрытая энергия, тактическая мощь, позиционное преимущество и стратегическое преимущество.58 Ши постоянно меняется в зависимости от того, что происходит во внутренней и внешней среде государства. В любой момент времени ши формируется под влиянием таких нематериальных факторов, как моральный дух, возможности, время, психология и логистика.

Для правильной оценки своего ши правителю необходимо "предвидение" окружающей обстановки. Работа Сунь-цзы подразумевает, что можно иметь полное знание, но оно проистекает не из достижения абсолютной уверенности, а из формирования правильной интерпретации ситуации, что является очень важной темой в работе Бойда. Предвидение проистекает из способности различать закономерности и отношения, что подразумевает целостное восприятие объекта. Даже если человек обладает совершенной информацией, она не имеет ценности, если она не связана с глубоким пониманием ее смысла, если он не видит закономерностей. Суждение - ключевой момент. Без суждения данные ничего не значат. Победит не тот, у кого больше информации, а тот, у кого лучше суждение, тот, кто лучше различает закономерности. Более того, это суждение о весьма динамичной ситуации. Сунь-цзы лишь утверждает, что тот, кто преуспел в военном деле, может сказать, когда ситуация даст шансы на победу или поражение, понимая, что это конкретное впечатление ши - моментальный снимок с расстояния в конкретный момент времени. Чем ближе война и сражение во времени и пространстве, тем мельче становятся детали исследований Сунь-цзы, вплоть до показателей действий армии, разбивающей лагерь, и порядка расстановки флажков в тактических построениях.

Стратагемы Сунь-Цзы

После того как оценка ши показала, что начинать войну необходимо и возможно, Сунь-цзы предлагает придерживаться нескольких стратегий, которые в значительной степени станут собственными для Бойда:

Война - это дао обмана. Поэтому, хотя вы и способны, покажите им свою неспособность. Когда вы готовы применить свои силы, притворитесь бездействующим. Когда ваша цель рядом, сделайте так, чтобы она казалась далекой; когда далеко, создайте иллюзию, что она рядом. Показывайте выгоду, чтобы завлечь его. Создайте беспорядок (в их силах) и возьмите их. Если они значительны, готовьтесь к ним; если они сильны, избегайте их. Если они разгневаны, возмущайте их; будьте почтительны, чтобы унять их высокомерие. Если они отдыхают, заставьте их напрячься. Если они едины, заставляйте их разделяться. Нападайте там, где они не готовы. Действуйте там, где они этого не ожидают. Таковы пути военных стратегов к победе. О них нельзя говорить заранее.59

Впоследствии несколько связанных с ней концепций получили дальнейшее развитие. Они исходят из идеи, что стратегия - это выведение противника из равновесия, создание дисгармонии и хаоса. Сунь-цзы предлагает огромное количество стратегических и тактических факторов, охватывающих умственные, моральные и физические аспекты, которые вместе с такими грандиозными стратегическими факторами, как качество союзов противника, объединяются, чтобы вывести противника из равновесия. Цель состоит в том, чтобы поставить противника в такое положение или ситуацию, в которой вся потенциальная энергия армии может быть высвобождена с максимальным эффектом, то есть против дезорганизованных и локально уступающих сил. Основная идея заключается в том, чтобы наступать там, где этого не ждут, и атаковать там, где к этому не готовы.60 Сражения следует избегать до тех пор, пока не будет уверенности в том, что создано благоприятное соотношение сил (и это означает не только численность). Вот что на самом деле стоит за привычными высказываниями:

Тот, кто знает, когда можно сражаться, а когда нельзя, будет победителем.61

Тот, кто знает врага и знает себя, не подвергнется опасности в сотне схваток.62

Покорить армию противника без боя - вот истинная вершина мастерства.63

Их следует понимать в логическом контексте цели сохранения и борьбы с противником, который полностью выведен из равновесия и вот-вот рухнет. Шансы вывести противника из равновесия увеличиваются, если придерживаться концепций, изложенных во вставке 2.2. Их можно рассматривать как способы поведения или эффекты, которых человек хочет достичь. Все эти элементы присутствуют в работе Бойда.

Его механизм начинается с предположения, что можно сформировать противника по принципу "согласно с врагом", что требует (на уровне поля боя) предвидения и сплоченности. Эти три понятия вместе взятые составляют схему выведения противника из равновесия с помощью внезапности через обман и коварство, а также методы, которые Сунь-цзы предлагает для достижения внезапности: идея бесформенности и непостижимости, поддержание высокого темпа, обеспечение разнообразия и гибкости действий, идея использования неортодоксального и ортодоксального, и, наконец, умение различать пустое и существенное.

В согласии с противником содержится предположение, что можно сформировать противника, а для этого нужно действовать в соответствии с его действиями. Это одна из важнейших идей китайской философии, которая выражается как инь. В каждой ситуации есть свои плюсы и минусы, которые можно превратить в возможность. Инь предполагает реагирование на контекст, адаптацию к ситуации таким образом, чтобы в полной мере использовать определяющие обстоятельства, и использование возможностей ситуации для достижения своих целей: "Не назначай время битвы, оценивай и реагируй на противника, чтобы определить стратегию сражения".64

Инь требует чувствительности и адаптивности. Чувствительность необходима для того, чтобы регистрировать весь спектр сил, определяющих ситуацию, и на основе этого осознания предвидеть различные возможности, которые могут возникнуть. Адаптивность подразумевает осознанную изменчивость собственной диспозиции. Учесть сложившиеся обстоятельства можно только в том случае, если сохранять готовность и гибкость. Нужно приспосабливаться к меняющейся позиции противника так же естественно и непринужденно, как текучая вода стекает по склону холма.65 Концепция текучести также присутствует в работах Бойда.66 Инь означает менять свою позицию настолько ловко и незаметно, что с точки зрения противника вы непостижимы.67 Чтобы договориться с противником, необходимо знать его цели, планы и расположение сил, а также характер командующего. И это заставляет нас еще раз взглянуть на "предвидение", на этот раз более специфическое для стратегического и тактического уровня, в отличие от грандиозного стратегического уровня, который мы рассматривали ранее.

Согласно с врагом

Предвидение

Сплоченность

Неожиданность

Обман и коварство

Бесформенность и непостижимость

Высокий темп

Разнообразие и гибкость

Ортодоксальность и неортодоксальность

Вакуумность и основательность

Вставка 2.2 Стратагемы Сунь-цзы.

Предвидение важно для большого стратегического уровня, но оно пронизывает весь корпус мысли. На каждом уровне войны оно означает что-то свое. Сунь-цзы указывает различные ответы, которые полководец хотел бы знать на определенном уровне. На каждом уровне есть свои вопросы, которые нужно решать с разной степенью детализации. На тактическом уровне генералу необходимо знать количество костров в лагере противника, звуки, которые от них исходят, и т. д. Предвидение делает возможными и другие концепции, такие как обман, бездонность и бесформенность, атака на бессодержательное, использование ортодоксального и неортодоксального.

Поддержание сплоченности - еще одно важное условие для создания и использования беспорядка. Моральный дух - один из аспектов: атаковать следует тогда, когда ч'и, или дух, вражеских войск низок, но только тогда и тогда, когда высок собственный ч'и. Доверие, справедливость, целостность, лидерство, esprit de corps и дисциплина - другие (современные) термины, относящиеся к этому, которые Бойд также включил бы в свой обиход. Таким образом, полководец должен уметь руководить своими войсками так, как будто командует одним человеком68 и "тем, чьи верхние и нижние чины имеют одинаковые желания" (и поэтому будут побеждать)69 так что он может "в порядке ожидать беспорядка".70

Внезапность, обман и коварство. Без неожиданности на определенном этапе будет трудно добиться массового превосходства сил в определенный момент. Внезапность достигается за счет взаимодействия, усиливающего эффекта нескольких методов, применяемых одновременно.71 Она включает в себя использование обмана и хитрости. Например, она достигается за счет того, что противник движется разрозненно и гадает, где он объединится. В случае объединения можно снова рассредоточиться в надежде, что противник объединился и тем самым направил свои силы. Развертывание войск или его изображение, используемое вместе с дезинформацией от (расходных) шпионов, а также симулирование определенных действий, которые служат индикаторами предстоящих операций для натренированного глаза командира противника, - все это служит цели обмана противника. Разумеется, все усилия по обману должны сопровождаться обеспечением того, чтобы реальные намерения и движения были окутаны тайной, и таким образом мы приходим к концепции непостижимости и бесформенности.

Быть непостижимым и бесформенным. Сунь-цзы подчеркивает, что полководец должен быть непостижимым и неясным, никогда не раскрывая своих планов и намерений даже собственным войскам. Непостижимость с помощью обмана и хитрости приведет к тому, что командир противника будет сбит с толку или будет вынужден реагировать не в соответствии со своим первоначальным планом. Он вынужден реагировать, особенно когда внезапно обнаруживает, что его противник движется к объекту, который ему нужно защищать. Таким образом, он формируется. Эти идеи проявляются в утверждении: "Тот, кто преуспевает в перемещении противника, действует в конфигурации, на которую противник должен реагировать. Он предлагает нечто, что враг должен захватить. С выгодой он перемещает их, с основой он ждет их".72

С обманом и непостижимостью связана идея бесформенности. Когда армия выходит на поле боя, ее конфигурация, будучи сразу же очевидной, вызывает определенную реакцию. Изменит ли противник свои первоначальные ожидания, изменит ли свою тактику или расценит происходящее как подтверждение заранее продуманного плана сражения, зависит от его оценки складывающейся ситуации. Бесформенность - отсутствие узнаваемой конфигурации - затрудняет такую оценку. Таким образом, бесформенность также подразумевает непостижимость. Ложные видимости, хранимые в тайне, в свою очередь, помогают быть непостижимыми. Бесформенность может также означать, что у нас нет опознаваемой массы, и враг не может различить схему или основное тело, опять же, возможно, из-за истинного физического рассеяния наших сил или из-за того, что мы непостижимы и используем обман и добиваемся успеха в обманных действиях. Не зная нашей позиции, и чтобы защитить то, чем он владеет, или прикрыть возможные маршруты нашего движения, он должен рассредоточить свои силы. Эта тактика направлена на то, чтобы привести противника в замешательство и растерянность.

Скорость, стремительность. Чтобы усилить создание путаницы и быть непостижимым, следует также использовать превосходную скорость и стремительность. Скорость, стремительность движений и атак помогают сформировать противника и измотать его.73 То же самое относится и к понятиям разнообразия и гибкости. Это отражено в: "Все люди знают диспозицию, с помощью которой мы достигаем победы, но никто не знает конфигурации, с помощью которой мы контролируем победу". Таким образом, победоносная битва (стратегия) не повторяется, конфигурации ответа противнику неисчерпаемы".74

Особый вид этого понятия отражен в концепции ортодоксального (чэн) и неортодоксального (ч'и). Это важный набор полярных противоположностей, на который часто ссылался Бойд. Это можно перевести как "прямой метод и хитрый метод" или "прямой метод и непрямой метод". Ч'и и чэн следует понимать в самом широком смысле, как означающие энергию, стратегию, идеи или силы (моральные, умственные и физические). Суть в том, что в борьбе с противником можно использовать силу (а не силы, как в конкретных видах подразделений) как традиционными, так и образными, нетрадиционными способами. Ничто само по себе не является прямым или хитрым, прямым или непрямым: характерным для этой концепции является тот факт, что неортодоксальное может стать ортодоксальным. Будет ли это одно или другое, зависит от того, чего, по мнению противника, он ожидает в конкретных обстоятельствах боя.

Концепция ch'i и cheng - это концептуализация, характеристика, манипулирование силами внутри - и использование ожиданий противника. Если ожидается фронтальная атака - вывод, вытекающий из предыдущей стратегии и тактики, а также из расположения сил в данный момент, - то это ортодоксальный вариант, а обволакивающее движение - неортодоксальный. Эта концепция также относится к функциям сил: зафиксировать противника - ортодоксальный вариант, но переворот в войне будет произведен неортодоксальным вариантом фланговой атаки.75 Чрезвычайные силы используются для того, чтобы застать противника врасплох. Действительно, то, что является неортодоксальным и ортодоксальным, ожидаемым или странным, прямым или непрямым, регулярным или нерегулярным, экстраординарным или нормальным (вот лишь несколько значений чэн и чжи), зависит от противника, поэтому действия обеих сторон снова оказываются под взаимным влиянием. Таким образом, используя ожидания командира противника и применяя силы так, во времени, в месте, в движениях и формациях, как он этого не ожидает, мы можем вывести противника из равновесия.

Сунь-цзы не отстаивает одно над другим, ни косвенное, ни прямое, но подчеркивает новаторское сочетание обоих.76 Именно в результате взаимодействия неортодоксального и ортодоксального противник оказывается сбит с толку, деморализован, дезорганизован, смещен, смотрит не в ту сторону и т. д. Важны вариации и новые сочетания видов войск, маневров и методов обмана и коварства.

Однако понимания диспозиции противника (hsing) и его потенциальной силы (shih), а также умения применять концепцию ортодоксального и неортодоксального недостаточно. Оно будет неполным, если не знать, как направить свои силы против диспозиции и мощи противника. Командир должен понимать концепцию полярных противоположностей пустоты (hsu) и полноты, или твердости (shih), или пустоты и существенности. Hsu означает "пустой" или "слабый" в смысле, выходящем за рамки физического. Пустота в смысле hsu может указывать на плохо обороняемую позицию или хорошо обороняемую позицию, но с войсками, проникнутыми слабым моральным духом, отсутствием законной цели или слабым руководством. Hsu указывает на щели в обороне противника, которые позволяют проникнуть внутрь. И наоборот, shih может быть сильно защищенной позицией или способной силой, обладающей всеми положительными качествами. У нее высокий боевой дух, сильное руководство, и ее действия соответствуют ее моральному кодексу. Проблема в том, что ни одна позиция силы не является прочной (или пустой, если уж на то пошло), и Сунь-цзы видит в этом способ поставить противника перед дилеммой, на которой мы уже споткнулись: что защищать и что атаковать.77

Работа Бойда напоминает "Искусство войны". Сходство заключается в первостепенной роли информации в стратегии, роли восприятия, внимании к распознаванию образов, важности темпа, внезапности, новизны и несоответствий, а также использовании чэн/чи. Бойд вслед за Сунь-цзы утверждает, что любой благоприятный исход конфликта - это результат применения множества методов одновременно на нескольких уровнях, которые усиливают друг друга и формируют условия для эффективности других. Война - это не только дело армий. При выработке стратегии необходимо рассматривать всю систему противника. На большом стратегическом уровне это проявляется в перечне доступных стратегий, включая дипломатические, экономические и военные методы. На военно-стратегическом, оперативном и тактическом уровнях мы видим это во взаимодействии вспомогательных концепций, которые на разных уровнях направлены на то, чтобы вывести противника из равновесия, изолировать участки противника на разных уровнях агрегирования его системы.

Действия не направлены исключительно на одну конкретную сферу, будь то физическая, ментальная или моральная, вместо этого они стремятся воздействовать как минимум на две одновременно. Они направлены на разрушение связей (моральных, информационных, пространственных, идеологических, логистических) между правителем и его народом, между командиром и его войсками, а также между подразделениями, физически разделяя их, изолируя, разъединяя, морально разрушая сплоченность, вызывая недоверие и снижая поддержку правителя, срывая его планы и отбирая у него армию, распространяя ложную информацию, подкупая чиновников и оказывая дипломатическое давление, разрушая его союзы и в целом подрывая основу власти правителя и легитимность и честность его действий. Через сочетание неожиданных физических движений, действий, направленных на сбивание с толку (ментальная сфера) и работу над моральными устоями противника. Благодаря использованию скрытности, быстрым перемещениям и атакам, нападению там, где этого не ожидают, комбинированному использованию ортодоксальных и неортодоксальных методов, противник смещается, запутывается и численно уступает, что действует на моральный дух войск. Одновременное использование нескольких методов влияет на моральные, психические и физические аспекты системы противника на всех ее уровнях.

Эти темы встречаются в разных местах работы Бойда, в частности в "Схемах конфликта". Действительно, если и есть какой-то стратегический автор, с которым Бойд должен концептуально соотноситься и сравниваться, то это Сунь-Цзы. А идеи Сунь-Цзы были далеки от общеизвестных в американской армии, столкнувшейся с серьезными проблемами после войны во Вьетнаме. Эти проблемы определили содержание его работ, но в то же время они стали восприимчивым фоном для новых идей, а также стимулирующей и плодородной средой для воплощения идей в жизнь.

Плодородная почва: вооруженные силы США после Вьетнама

После возвращения в 1973 году из Таиланда, где он работал над секретной разведывательной операцией,78 Бойд стал частью, даже ядром, "Движения за военную реформу". В эту аморфную группу входили боевая мафия, действующие и отставные офицеры, журналисты, такие как Джеймс Фэллоуз, и ученые, такие как Эдвард Люттвак79 , эксперты из промышленности, а также влиятельные люди,79 экспертов из промышленности, а также влиятельных политиков, таких как Ньют Гингрич, Гэри Харт, Сэм Нанн и Дик Чейни. После выхода на пенсию 1 сентября 1975 года Бойд продолжал активно работать в качестве (заведомо) неоплачиваемого консультанта при офисе министра обороны80 и продолжал ревностно сотрудничать с этой группой. Во многих отношениях Бойд стал интеллектуальным лидером группы, которая была скреплена репутацией Бойда и его идеями, которые медленно созревали в ходе первоначального брифинга "Модели конфликтов".81

Движение за реформы неуклонно расширяло число последователей, известность и влияние, знакомя с идеями Бойда все большее число людей в различных кабинетах, из всех служб и политических партий, а Бойд, в свою очередь, продолжал расширять "Схемы конфликта" и знакомил с их новым содержанием все большее число и разнообразие людей, к которым он получал доступ. Это помогло ему связаться с людьми, которые искали ценные идеи для изменения преобладающего подхода в оборонном планировании США и преобладающей военной доктрины, чтобы учесть уроки войны во Вьетнаме. Их усилия и аргументы, конечно, не были бесспорными и часто носили полемический, категоричный и конфронтационный характер, но критики признавали, что группа оказала ценную услугу в продвижении дебатов, даже если она действовала как один из полюсов диалектики.82

Работа Бойда несет на себе отпечаток программы движения за военную реформу. С 1976 по 1986 год эта группа выступала против постоянно растущей сложности и стоимости военного оборудования. Разработка оружия не всегда определялась обоснованными оперативными требованиями, а скорее промышленными интересами и верой в технологии со стороны чиновников Пентагона. Кроме того, такой рост расходов был бы непосильным для бюджета. Движение за реформы восставало против управленческого подхода и "культуры закупок", для которой был характерен акцент на материальных аспектах войны, таких как состояние военных технологий, количество истребителей, танков и военно-морских судов, а также огневой потенциал на поле боя. Оборонное планирование считалось довольно простым и рациональным упражнением в расчетах, основанным на предположении, что действительно можно сделать довольно точные прогнозы относительно характера боевых столкновений с будущими противниками. В стратегических дебатах и оборонной политике наблюдалась явная переоценка системного анализа, заметил один аналитик в 1973 году.83 Доминирующая школа стратегической теории придерживалась аисторического, аполитичного метода вычисления якобы правильных "ответов" на оборонные проблемы. Существовала тенденция искать убежище в технологиях от трудных проблем стратегии и политики. Подготовка к обороне, как и война, характеризовались акцентом на техническую и логистическую составляющую, а не на хорошо информированную и оперативную, отмечал другой автор.84 Джеймс Фэллоуз, писавший в 1981 году, предупреждал, что такой подход проявляется в пренебрежении "нематериальными факторами" войны, такими как лидерство, доктрина, моральный дух, личные навыки, боевой опыт, тактическая изобретательность, информация и стратегия. Он игнорировал или отвергал фундаментально неопределенную природу войны.

Кроме того, в стратегическом дискурсе во время войны во Вьетнаме доминировала ядерная стратегия, что отражало преобладающие интересы США в области международной безопасности.85 Ядерные миссии были подчеркнуты, а обычные вооружения и обучение сведены к минимуму. Стратегические ядерные силы рассматривались вплоть до 1960-х годов как инструмент предотвращения войны на всех уровнях.86 Несмотря на постоянные споры о правильном соотношении обычных и ядерных сил, обычные силы обсуждались в контексте сдерживания. Дебаты в основном велись на европейском театре, а доминирующим способом стратегии было уничтожение противника.87 Ограниченные войны оказали лишь очень ограниченное влияние на ориентацию вооруженных сил США, когда нужно было сделать выбор в отношении развития систем, приобретений и доктрины.88

Вьетнамская война стала в этом отношении определяющим опытом, показав последствия прежней зацикленности нации на ядерной стратегии в ущерб адекватной подготовке к обычной войне. Она стала тревожным сигналом о том, с какими средствами обороны придется столкнуться Соединенным Штатам и членам НАТО при подготовке к возможному будущему контрнаступлению против советских войск и войск Варшавского договора в Центральной Европе, а также о необходимости уделить внимание оперативному уровню войны, которым пренебрегали со времен Второй мировой войны.89

Период от президентства Джимми Картера до второго срока Рональда Рейгана был периодом напряженных душевных исканий и смятения в оборонном ведомстве США. В стране царила путаница в отношении стратегии национальной безопасности, национальной военной стратегии, перехода от призыва к добровольческим силам, актуальных в военном отношении технологий, контроля над вооружениями, конфликтов между службами по поводу отдельных систем вооружений и того, почему война была проиграна. После военного поражения вооруженным силам пришлось заново изобретать себя и готовиться к вызовам с обоих концов спектра.90 Хотя большинство военных профессионалов считали, что война во Вьетнаме была неумело задумана и плохо проведена, разочарование в политическом и военном руководстве породило недоверие, которое проявилось в озлобленности по отношению к высшему военному и гражданскому руководству. Оно также породило ревностное стремление к внутренним реформам.91

Опыт Израиля в 1973 году, несмотря на значительные различия с опытом Вьетнама, только укрепил американских военных во мнении, что боевые возможности обычных вооруженных сил требуют внимания, а доктрина оперативного уровня - серьезной проработки.92 Когда Египет был вооружен новейшим советским оборудованием, в частности ЗРК, Соединенные Штаты и их союзники по НАТО получили наглядное представление о том, что может повлечь за собой тотальное столкновение с недавно расширенной группировкой советских обычных вооруженных сил. Это продемонстрировало масштабы наращивания советских вооруженных сил в период с 1965 по 1972 год. Советы не только достигли признанного паритета с США по количеству и качеству межконтинентальных баллистических ракет и баллистических ракет подводных лодок, но и укрепили свои обычные силы передового базирования.93 Советское вторжение в Афганистан в 1979 году стало промежуточным напоминанием о том, что американским вооруженным силам необходимо перестроиться и переосмыслить себя.

Это был не простой процесс и не тот, который привел бы к немедленным изменениям в военной эффективности. Напротив, должны были произойти многочисленные изменения, прежде чем планировщики могли быть уверены в том, что службы располагают силами, мышлением, доктриной и оружием для противостояния различным уровням войны, начиная от поддержки государств-клиентов в конфликтах в третьем мире и заканчивая реальным широкомасштабным участием американских сил, например, в войне между НАТО и Варшавским договором. Этот процесс шел снизу вверх. Хотя наращивание оборонного потенциала в эпоху Рейгана после 1980 года значительно ускорило, расширило и стимулировало этот процесс выздоровления, прогресс (особенно во второй половине 1970-х годов) был в основном результатом программ, инициатив и экспериментов, предпринятых службами, подстегиваемых руководителями среднего звена и ветеранами боевых действий, которые хотели исправить процедурные, организационные, доктринальные и технические недостатки вьетнамской эпохи,94 - процесс, в котором Бойд принимал самое активное участие.

Действительно, работа Бойда должна рассматриваться и объясняться как ответ на эти вызовы. В своей работе Бойд сосредоточился на нематериальных аспектах войны, на доктрине отказа от истощения, а также на критическом мышлении, инновациях и экспериментах как важнейших составляющих организационной культуры, критикуя управленческий менталитет, который он приравнивал к истощительному стилю ведения войны, использующему предсказуемую линейную тактику и численное превосходство, чтобы обескровить противника до смерти.95 Бойд в серии глубоких брифингов начал напоминать всем: "Машины не ведут войны. Местность не ведет войны. Войны ведут люди. Вы должны проникнуть в умы людей. Именно там выигрываются сражения". По словам одного аналитика, который встал на сторону группы реформаторов, этот аспект полностью отсутствовал в дебатах в Пентагоне.96

Замечание Броуди о том, что военная профессия представляет собой самую бесплодную почву для воспитания независимого мышления, в принципе, может быть верным;97 в этот период после - и из-за - войны во Вьетнаме, тем не менее, возникла среда, в которой новые идеи о доктрине и стратегии могли найти плодородную почву, и действительно, идеи Бойда развивались в симбиозе с усилиями различных служб по разработке новых и соответствующих доктринальных рамок.98

Адаптивные морские пехотинцы

Реформы в вооруженных силах США проходили по разным направлениям и были сложным процессом. Одним из направлений преобразований было совершенствование техники. Военно-морской флот США значительно вырос в техническом плане, в том числе благодаря появлению высокотехнологичных кораблей ПВО класса "Иджис" и крылатых ракет, однако его основная направленность не изменилась и сводилась в основном к поиску советских подводных лодок и защите морских путей, соединяющих США и Европу, а также нейтрализации любых советских воздушных или морских сил, которые могли бы оспорить американский контроль над открытым морем во всем мире. Армия США модернизировала свою технику, приняв на вооружение танк M1 Abrams, бронеавтомобиль M2 Bradley, боевой вертолет AH-64 Apache, вертолет UH-60 Blackhawk. За десятилетие с 1975 по 1985 год ВВС США усовершенствовали свой арсенал высокоточного оружия, средств радиоэлектронной борьбы, способность подавлять ПВО противника, действовать на малой высоте ночью и в неблагоприятных погодных условиях. Наконец, была разработана технология "стелс". Эти технологические достижения сопровождались совершенствованием системы подготовки, созданием крупных комплексов, на которых большие соединения истребителей, бомбардировщиков и самолетов поддержки могли проводить учения в высокореалистичной обстановке против авиации и ЗРК, имитирующих советские средства и тактику.99

Однако Бойду следует отдать должное за то, что он заложил концептуальную основу доминирующей и, возможно, наиболее актуальной темы, характеризующей трансформацию вооруженных сил США. Бойд пришел к иным выводам, чем историк Рассел Вейгли, который в своем исследовании "Американский способ ведения войны" 1973 года согласился с замечаниями адмирала Уайли о том, что обычные вооруженные силы и любые формы военной стратегии утратили свою полезность в свете опыта Вьетнама и постоянно угрожающего призрака ядерной войны.100

Вместо этого Бойд нашел альтернативы стилю войны на истощение, который заключается в том, чтобы жертвовать людьми и сокровищами ради победы в сражениях. Для этого не требуются превосходные умственные способности, стратегия или великое полководческое искусство, если у одной из сторон есть огневая мощь и людские ресурсы, чтобы одолеть противника. Бойд отстаивал нелинейную тактику, обходя и обходя вражеские позиции, проникая вглубь вражеской территории, не слишком заботясь о своих флангах. Призом была не территория, а время, неожиданность и шок. Такая тактика заставляла противника реагировать. Они создавали впечатление, что американские войска находятся повсюду и могут нанести удар в любое время в любом месте.

Опираясь на технологический прогресс в области высокоточных боеприпасов, брони и средств наблюдения, и, в свою очередь, вдохновляясь технологическими разработками,101 и армия США, и морская пехота США отказались от преобладающей оборонительной ориентации и менталитета истощения и перешли к новой концепции маневренной войны, направленной на одновременное поражение атакующих сил противника как вблизи, так и в глубине, с большой опорой на поддержку с воздуха. Это означало отказ от линейных операций, опоры на подавляющую силу и массированную огневую мощь, переход к стилю действий, состоящему из многочисленных наскоков, внезапности, обмана, нелинейных плавных действий, направленных на выявление слабых мест противника, и акцента на достижение дезинтеграции, разрушение сплоченности вражеских подразделений и их действий, а не на уничтожение путем непрерывного и предсказуемого удара по опорным пунктам противника. Неотъемлемой частью этого сдвига стало новое открытие оперативного, или театрального, уровня войны.

Морская пехота США приняла подход маневристов по ряду причин. Опыт Вьетнама убедил их в том, что американский способ ведения войны на истощение неэффективен. Кроме того, они поняли, что у них нет ни численности, ни техники, чтобы выжить в европейских условиях, где предполагалось столкновение крупных бронетанковых и механизированных частей. Впоследствии в рамках НАТО им была поручена миссия по охране северного фронта НАТО в Норвегии. Однако и здесь их ждало большое сражение. Одновременно с дебатами о целесообразности крупных амфибийных операций многие в корпусе считали необходимым задуматься о том, чтобы изменить подход к подготовке и ведению боевых действий в будущих войнах. Бойд принимал самое активное участие в этом процессе и был тесно связан с ведущими сторонниками изменения доктрины в морской пехоте США. В частности, начиная с 1979 года, несколько офицеров морской пехоты, впоследствии достигших высоких званий, познакомились с идеями Бойда на лекциях и в беседах, которые Бойд проводил с ними по их приглашению.

Эта ассоциация также объясняет формат его работ. Слайды были гибким и подходящим инструментом, особенно для его основной аудитории - военных, которые имеют визуально ориентированную культуру, в которой верхние слайды занимают важное место как способ коммуникации. Как сказал один автор, побывавший в коридорах Пентагона, "Бойд был неутомимым брифером [...] и действительно внес большой вклад в формирование совершенно нового пентагоновского стиля в вопросах применения силы "102.102 Используя свои слайды в качестве образовательного инструмента, он проводил аудиторию через свои идеи, распространяя философию [реформаторского] движения. Он заставлял их пройти через пошаговый процесс анализа и синтеза. Чтобы понять Бойда в наши дни, нужно рассматривать его слайды как проявление этого процесса обучения. Но это был еще и дискурс, двусторонний процесс. Как заметил Корам, Бойду была необходима диалектика дебатов.103 И хотя Хэммонд справедливо заметил, что "нет сомнений в том, что сотни брифингов Бойда "Узоры конфликтов" в Пентагоне и в армии США подготовили почву для иного подхода американских военных к ведению боевых действий",В равной степени это взаимодействие и фон этого взаимодействия породили "Дискурс"; они стимулировали рост идей и концептуальных инноваций. Бойд уточнял и оттачивал свои идеи в ответ на дискуссии и расширяющийся список литературы, которую он поглощал.105

Его зрелые идеи были включены в эксперименты, проводимые в Школе амфибийной войны, в обсуждения в Центре развития морской пехоты (который является организацией, разрабатывающей доктрины). Бойд подчеркивал скорость, темп, разнообразие, внезапность, доверие, инициативу, движение, и его мнение о том, что моральные и психические аспекты стоят выше технологий, превосходства в численности и массированной огневой мощи, которых корпусу не хватало, было явно привлекательным. Вместо того чтобы сосредоточиться на местности и высадке десанта, Бойд учил их концентрироваться на противнике. Конечно, это не новая концепция, но то, как Бойд представлял маневренную войну, было именно таким.106

После десятилетия лекций, брифингов и дебатов идеи Бойда были воплощены в доктрине морской пехоты.107 Глава 1 основного руководства по ведению боевых действий Корпуса морской пехоты США MCDP-1, опубликованного в середине 1990-х годов, отражает видение морскими пехотинцами США природы войны, используя такие концепции Бойда, как повсеместное распространение нелинейности, неопределенности, риска, текучести и беспорядка, мнение, что война - это встреча сложных систем, и что война - это возникновение коллективного поведения этих сложных систем в конфликте друг с другом. Глава 4, "Ведение войны", содержит интерпретацию маневренной войны морской пехотой, в которой особенно заметно влияние Бойда. В ней говорится, что

Суть маневра заключается в действиях, направленных на создание и использование какого-либо преимущества над противником [...] Это преимущество может быть психологическим, технологическим, временным, а также пространственным. Особенно важен маневр во времени - мы создаем более быстрый оперативный темп, чем противник, чтобы получить временное преимущество. Маневренная война - это философия ведения боевых действий, направленная на разрушение сплоченности противника с помощью различных быстрых, целенаправленных и неожиданных действий, которые создают неспокойную и быстро ухудшающуюся ситуацию, с которой противник не может справиться.108

Далее описывается философия командования морской пехоты, и снова совет Бойда проникает непосредственно в доктрину: "Чтобы создать желаемый темп операций и наилучшим образом справиться с неопределенностью, беспорядком и текучестью боя, командование и управление должны быть децентрализованы".109 Один из авторов позже описал войну как "органический обмен энергией, материей и информацией между открытыми, связанными иерархиями в соответствии с законами далеко неравновесной термодинамики".110

Действительно, именно в этой новаторской концептуализации новая доктрина морской пехоты США стала главным прорывом, как утверждают Дэвид Альбертс и Томас Червински.111 О значимости вклада Бойда можно судить по тому, что ему было присвоено почетное звание "почетного морского пехотинца", а в Университете морской пехоты США хранится коллекция работ Бойда по специальной просьбе коменданта корпуса морской пехоты США.

Бойд и резервуары

Армия США решила переориентироваться на решение главной задачи: противостоять внезапному бронетанковому нападению Варшавского договора на НАТО.112 Участие в противоповстанческой борьбе во Вьетнаме рассматривалось как отклонение и ошибка, которой следует избегать, в то время как война 1973 года на Ближнем Востоке давала достаточные основания для сосредоточения усилий на ведении обычных боевых действий. Более того, Европа была неоспоримым ядром внешней политики США, направленной на сдерживание Советского Союза, а ее защита - центральной ролью американских войск. Эта позиция только укрепилась при тогдашнем министре обороны Джеймсе Шлезингере, который стремился восстановить доверие европейцев к американской приверженности обороне Европы.113

Эта переориентация была также организационной необходимостью, поскольку армия находилась в критическом упадке. Армия была настолько истощена после и вследствие войны во Вьетнаме, что ей пришлось сосредоточиться на своей основной миссии. В 1972 году только четыре из тринадцати действующих дивизий армии были признаны готовыми к бою. Более того, разработка доктрины, оборудования, обучения и подготовки войск застопорилась почти на десятилетие. Кроме того, армейские подразделения в Европе использовались в качестве базы ротации для коротких поездок во Вьетнам, что привело к неспособности поддерживать там военную квалификацию. Вдобавок к этим проблемам армия столкнулась с необходимостью перехода от мобилизации и призыва к полностью профессиональной армии.114

Руководство армии США считало, что решение проблемы превосходства в численности и наступательной доктрины заключается в синергетическом объединении воздушных и наземных средств альянса против выявленных слабых мест в концепции операций Варшавского договора. Это привело к нескольким доктринальным экспериментам, публикациям и дебатам. В 1976 году был опубликован Полевой устав активной обороны армии США 100-5. Он вызвал дебаты в армии США и в Движении за военную реформу, которые Бойд освещал в своих лекциях для офицеров армии США. Критики говорили, что в нем слишком много внимания уделяется обороне и "победе в первом бою", игнорируется психологический аспект войны и слишком узкое внимание уделяется Европе.115 Действительно, руководство армии США сосредоточилось не на наиболее вероятном конфликте, а на конфликте с самыми крупными последствиями и на убеждении, что битва в Центральной Европе будет самой сложной миссией, которую можно поручить армии США. Какими бы ни были его недостатки, руководство преуспело в том, чтобы заставить офицерский корпус заботиться о доктрине, и это привело к возрождению профессиональных дискуссий о том, как армия должна воевать.116 В 1981 году один младший офицер с некоторым чувством преуменьшения отметил, что "в военных журналах начало появляться отрезвляющее восприятие того, что наш исторический метод ведения войны, основанный на огневой мощи и истощении, является рецептом поражения".117

Бойд был тесно связан с ведущими реформаторами армии США (такими как Хуба Васс де Чеже) и единомышленниками (например, помощником сенатора Гэри Харта по военным вопросам Биллом Линдом, автором книги "Маневренная война", основанной на идеях Бойда). Несколько армейских офицеров отметили положительную реакцию морских пехотинцев на презентацию Бойда.118 Впоследствии, после публикации FM 100-5, такие темы, как блицкриг, ауфтрагштактика, шверпункт, новые принципы лидерства, идеи Сунь-Цзы, Дж.Ф.К. Фуллера и Б.Х. Лиддел Харт, преимущества маневренной войны в сравнении с войной на истощение, концепция оперативного уровня войны, факторы, определяющие успешные изменения в армиях, советское оперативное искусство и даже Чингисхан - все эти темы часто появлялись в статьях Бойда, которые развивались в тот период.119

Объяснение молодого капитана о послании Бойда в то время проливает свет на меру влияния Бойда, а также на состояние развития его мышления в 1979-81 годах. Он объясняет, что Бойд заново открыл для себя философов и практиков маневренной войны, таких как Александр, Чингисхан, Морис де Сакс, де Бурсе, Гиберт, Дж.Ф.К. Фуллер и Хайнц Гудериан. Далее он предлагает идеи Бойда, чтобы изложить альтернативу методу истощения. Как он заявляет:

Полковник Бойд заметил, что в любом конфликте все участники проходят через повторяющиеся циклы цикла "наблюдение - ориентация - решение - действие" (OODA) [...] Потенциально побеждает тот, у кого цикл OODA постоянно быстрее, чем у его противника (включая время, необходимое для перехода от одного цикла к другому). Поскольку этот противник постоянно циклится быстрее своего оппонента, он обнаруживает, что теряет контроль над ситуацией [. . . .] Его контрмеры преодолевают быстро развивающиеся события и становятся неэффективными в противостоянии друг другу. Он обнаруживает, что все больше не в состоянии реагировать. Внезапно он понимает, что больше ничего не может сделать, чтобы контролировать ситуацию или обратить ее в свою пользу. В этот момент он проиграл. По сути, его командные цепи перегружены, что делает его решения слишком медленными для развивающейся ситуации [...] все, что остается, - это нескоординированные мелкие подразделения, неспособные к согласованным действиям. Конечным результатом является детальное поражение противника.120

По его словам, этот метод потребует непрерывных операций в высоком темпе, сосредоточения внимания на создании и обнажении флангов и тылов, а также на слабых сторонах противника вместо его сильных сторон. Огневая мощь будет использоваться в первую очередь для дезорганизации противника, а не только для его уничтожения. Кроме того, это требует тактики миссий или Auftragstaktik, поскольку сторона, которая может последовательно действовать дольше всех без новых приказов, неизбежно будет иметь большее преимущество перед противником, ожидающим приказов после каждого действия. Такой стиль командования требует взаимного доверия и опоры на инициативу малых подразделений.121

В результате дебатов в усовершенствованном издании FM 100-5 1986 года появились концепция AirLand Battle и план Follow On Forces Attack.122 Она предполагала переориентацию внимания на моральные и человеческие аспекты боя, введение в американскую доктрину уточняющего понятия оперативного уровня войны и возвращение к фундаментальным принципам достижения победы и оценки таких неизмеримых достоинств боя, как лидерство, инициатива и интуитивное чувство времени и маневра командира.123 В ее основе лежал подход к войне, основанный на интеллектуальных новациях, а не на чистом материальном превосходстве,124 результат когнитивного кризиса, который разжигали гражданские реформаторы, и профессиональных дебатов конца 1970-х годов, которые это вдохновило.

Влияние Бойда объяснялось не только достоинствами его аргументов. Бойд не возражал против того, чтобы озвучивать свои взгляды и критику, если это было необходимо, через национальные СМИ. Весной 1981 года его теории ворвались на национальную арену со статьями в газетах Washington Post и Atlanta Constitution с такими заголовками, как "Новая теория войны уничтожает старые военные идеи". Неудивительно, что это привлекло внимание к его идеям, но также и нажило ему врагов. Он намеренно поставил в неловкое положение руководство американских вооруженных сил, в частности армии США, заявив, что в США нет настоящих военных теоретиков, занимающихся своим ремеслом. Их заменили ученые и технологи, люди, не имеющие ни малейшего представления о такой концепции, как "чэн/чи" Сунь-цзы. Но армия США все же обратила внимание на его работу, а точнее, сплагиатила ее.125 Как и в случае с работой Бойда в Корпусе морской пехоты США, в армии США идеи Бойда были с готовностью восприняты относительно молодыми офицерами полевого класса, в то время как более высокопоставленные руководители были склонны придерживаться устоявшихся идей.126

Через пять лет после того, как Бойд начал читать лекции по "Схемам конфликта", армия США официально изменила свой доктринальный курс. Идеи Бойда были интерпретированы почти буквально в четыре основных постулата, составляющих концептуальный костяк доктрины AirLand Battle: инициатива, маневренность, глубина и синхронизация.127 Инициатива означала поддержание наступательного духа, но не в том глупом смысле, как это было во французской армии в первые годы Первой мировой войны, а, скорее, в постоянном стремлении захватить или сохранить независимость действий. Это подчеркивало, что подчиненные должны быть способны действовать самостоятельно в рамках общего плана. Глубина означала сочетание элементов времени, расстояния и ресурсов на всем пространстве поля боя, чтобы не дать противнику сосредоточить огневую мощь и свободно маневрировать. Маневренность подразумевает более быстрое реагирование, предвидение и гибкость в принятии решений и передвижении по сравнению с противником, чтобы избежать сильных сторон противника и использовать его уязвимые места. Наконец, синхронизация подчеркивает скоординированность действий и всепроникающее единство усилий.128

В ходе своего нового концептуального предприятия, ставшего результатом послевьетнамского профессионального недоумения, американский военный менталитет перешел от пристрастия к истощению, основанного на тактическом парохиализме и технологиях, к принятию оперативного маневра.129 Однако истинное значение этого периода для армии США заключалось не в создании AirLand Battle, а в привитии традиции творчества и самоанализа. Он институционализировал творчество и концептуальное мышление в армии США.130

Опыт, любопытство и проблемы

Эта глава пролила свет на три фактора, сформировавших "Дискурс": Личный опыт Бойда как летчика-истребителя, его изучение военной истории и состояние вооруженных сил США после войны во Вьетнаме. В книге показан первоначальный источник идеи петли OODA и то, как его пытливый ум пытался обнаружить динамику, лежащую в основе успеха в воздушном бою. Он указал на свой вклад в разработку истребителей и показал, как Бойд совершил скачок от разработки истребителей и тактики воздушного боя к стратегической теории. Глава также пролила свет на интеллектуальных предшественников Бойда, таких как Корбетт, Лоуренс, Фуллер, Лиддел Харт и Сунь-Цзы. Это обсуждение намекнуло на другую роль Бойда - переосмысление маневренной войны и, как следствие, других школ стратегической мысли с использованием модели "петли OODA". Это позволило предположить, что важная роль Бойда заключалась в том, что он заново открыл и синтезировал существующие теории и идеи и предложил их своей аудитории в очень удобоваримом и убедительном формате.

Как и Клаузевиц, Фуллер и Лиддел Харт в свое время, идеи Бойда развивались и созревали в то время, когда американские военные искали новые идеи для решения конкретных стратегических и оперативных проблем. В его работах отразился опыт летчика-истребителя, его участие в разработке истребителей, а также изучение военной истории, но в то же время они отражали явные институциональные требования и созревали благодаря взаимодействию с восприимчивой аудиторией. Не случайно Бойд говорил о нематериальных аспектах войны, о фундаментальной неопределенности войны и стратегии, а также об альтернативах затяжному стилю ведения войны. Реформаторские усилия вдохновили его на работу, и он настаивал на маневренной войне как альтернативе якобы несовершенному аттракционному стилю ведения войны. Он разрабатывал свои аргументы и идеи с целью побудить к изменениям и инновационной организационной культуре. Учитывая доминирующую стратегическую и военную культуру, тем более примечательно и впечатляюще, что кто-то смог, во-первых, разработать новую, отличительную и последовательную военную теорию в такой обстановке, а во-вторых, завоевать широкое влияние, которого Бойд добился своими нонконформистскими идеями.

Действительно, со временем, возможно, он стал таким же формирующим фактором военного Zeitgeist, как и военный Zeitgeist был формирующим фактором его идей. Как полагает Бертон, в мышлении Бойда присутствовала доля разочарования по поводу плачевного состояния стратегического мышления в военном истеблишменте США: "Бойд изменил бы эту ситуацию и заставил бы военных метаться как сумасшедших, чтобы догнать его, поскольку он создавал теорию за теорией, которые были уникальными и революционными в военном искусстве".131 А в следующей главе будет показано, что некоторые из этих теорий пришли из неожиданных источников.

3

.

Научный фонтан Бойда

Познание - это бесконечное приключение на грани неопределенности.

Джейкоб Броновски

Бойд и наука

Научный Zeitgeist оказал определяющее влияние на творчество Бойда. В следующих двух главах представлена панорама научного цайтгайста времен жизни Бойда, в немалой степени основанная на тех же книгах, которые Бойд читал в шестидесятые, семидесятые, восьмидесятые и вплоть до середины девяностых годов. В главе 3 описываются научные достижения, произошедшие в первые десятилетия двадцатого века, которые Бойд включил в свою работу и которые оказали огромное влияние не только на физику, из которой эти достижения исходили. Кроме того, будут рассмотрены эпистемологические дебаты шестидесятых годов, которые отчасти возникли на основе этих событий, а также теория систем (включая когнитивную революцию), все из которых оставили свой след в творчестве Бойда. Глава 4 завершает исследование влияния научного Zeitgeist, рассматривая развитие теории хаоса и сложности, происходившее в конце семидесятых, восьмидесятых и девяностых годов, за которым Бойд внимательно следил и которое он включил в свои работы (в частности, в три последние презентации). В конце статьи дается оценка последствий сделанных выводов для понимания Бойда.

Скрытый фонтан

Книга "Разрушение и созидание" - первая часть стратегического опуса Бойда, а также первое свидетельство того, как и в какой степени наука повлияла на его мышление. Это концептуальное сердце его последующих работ, а также его самое впечатляющее интеллектуальное достижение и "кульминация поиска научного, математического и логического подтверждения принципов, которые Бойд интуитивно считал истинными".1 Внимание, которое Бойд уделял развитию науки и ее открытиям, было фундаментальным и важным. Можно утверждать, что:

В своем научном образовании Бойд следовал научному тренду, причем не бессознательно, а сознательно;

Бойд считал, что изучение войны требует междисциплинарного изучения науки;

В то время как научное мировоззрение менялось, его образование становилось все более зрелым;

Бойд был в курсе этого изменения;

Он сделал эту новую парадигму центральной в своей работе;

Он считал эту парадигму правильным подходом к изучению войны.

Действительно, научный Zeitgeist можно считать его скрытым фонтаном. Хотя учеба в Технологическом университете Джорджии и работа над созданием истребителей послужили для него толчком, еще одним фактором, заставившим его изучать различные области науки, была скорее интровертная натура. Еще до начала работы над "Разрушением и созиданием" в 1972 году он размышлял о работе мозга и природе творчества. Его новаторская работа над теорией ЭМ заставила его осознать, что, очевидно, его мыслительный процесс как-то работает иначе, чем у других, как иначе такая простая теория, как теория ЭМ, не была придумана кем-то другим до его открытия? 15 октября 1972 года он написал жене со своей базы в Таиланде: "Возможно, я нахожусь на пути к теории обучения, совершенно иной и, как теперь кажется, более мощной, чем используемые в настоящее время методы или теории". Обучение для него было синонимом процесса творчества. Без какого-либо заранее продуманного общего плана или цели он прочитал все имеющиеся в библиотеке базы книги по философии, физике, математике, экономике, науке, даосизму и полудюжине других дисциплин, по словам Корама.2 Это заложило основу для того, что стало главным направлением его жизни.

С тех пор, в течение последних двадцати лет своей жизни - периода, когда был разработан "Дискурс", - Бойд все глубже и глубже проникал в суть различных дисциплин и соединял их воедино. Он звонил своим друзьям и ученикам, иногда среди ночи, чтобы обсудить последнюю прочитанную работу, которая могла быть работой немецкого философа Гегеля, Гёделя, Пиаже, Скиннера, Поланьи, книгой по квантовой физике, истории или социальным наукам.3 Это впечатление усиливает список книг, прочитанных Бойдом, согласно архиву, который хранится в Университете морской пехоты США. Список, превышающий двадцать страниц, включает в себя аннотированные работы, описывающие события, характеризующие научный Zeitgeist, такие как

Джон Бриггс и Ф. Дэвид Пит, Вселенная из зазеркалья: Зарождающаяся наука о целостности (1984)

Джон Бриггс и Ф. Дэвид Пит, "Турбулентное зеркало", иллюстрированное руководство по теории хаоса и наукам о целостности (1989)

Якоб Броновски, Восхождение человека (1973)

Джеймс Глик, Хаос: Создание новой науки (1987)

Брайан Гудвин, Как леопард сменил пятно (1994)

Ник Герберт, Квантовая реальность, За пределами новой физики (1985)

Мичио Каку и Дженнифер Трейнер, "За пределами Эйнштейна", "Космические поиски

Теория Вселенной (1987)

Эрнст Майр, Рост биологической мысли (1982)

Эрнст Майр, Рост биологической мысли (1982) Хайнц Пагельс, Космический код: Квантовая физика как язык природы (

1982)

Хайнц Пагельс, Мечты о разуме: Компьютер и подъем наук о сложности (1988)

Джереми Рифкин, Энтропия: Новое мировоззрение (1980)

Джереми Рифкин, Энтропия: Новое мировоззрение (1980) Иэн Стюарт, Играет ли Бог в кости? Математика хаоса (1989)

Александр Вудкок и Монте Дэвис, Теория катастроф (1980)

Фред Алан Вольф, Звездная волна, разум, сознание и квантовая физика (1984)

Фред Алан Вольф, Звездная волна, разум, сознание и квантовая физика (1984) Гэри Зукав, Танцующие мастера У Ли: Обзор новой физики (1979)

Действительно, наука играла все большую роль в размышлениях Бойда о конфликтах и стратегии. И если в изучении военной истории он шел от современности к прошлому, совершая путешествие в прошлое, то в изучении науки он двигался в обратном порядке. От эпистемологии, кибернетики и теории систем 1960-х годов он перешел к теории эволюции, когнитивным наукам, теории хаоса и сложности, которые были популяризированы в растущем количестве очень доступных книг в конце 1970-х, 1980-х и начале 1990-х годов. Включая научные идеи в свои работы, он намеренно вводил понятия из научного Zeitgeist в военный Zeitgeist. И его аудитория осознала этот аспект его работы. Как вспоминал Фабер: "Бойд ввел язык Новой физики, теории хаоса и теории сложности".4

Опираясь в значительной степени на книги, которые читал Бойд, ниже приводится подробное описание научного Zeitgeist, или, скорее, радикальных изменений, происходящих в этом Zeitgeist и окрашивающих его, а также темы, теории, концепции и модели, которые Бойд использовал в своих собственных работах, прямо и явно, или неявно.

Сдвиг фундамента

Новая чувствительность

Интеллектуальное образование Бойда пришлось примерно на три десятилетия 1960-90 годов. Это был важный период для науки, философии и культуры, поскольку в это время произошла "смена парадигм" в естественных науках, а также, как следствие, в социальных науках и культуре. Это был бурный период. В шестидесятые и семидесятые годы возникла "новая чувствительность "5 .5 Другие называют это культурной революцией, великим переломом или кризисными десятилетиями.6 Студенческие бунты в мае 1968 года, сексуальная революция, подъем поп-арта и поп-культуры, расовые и гендерные вопросы, доминирующие в политике, конкурировали с высадкой первого человека на Луну в 1968 году. Индивидуализм был на подъеме, усиливая ощущение, что культура в современном обществе ослабевает или уже отсутствует. В 1976 году романист Томас Вулф опубликовал книгу "Десятилетия Я", а три года спустя Кристофер Сайенс 55 Лаш написал книгу "Культура нарциссизма". Для Теодора Роззака это означало, что в культуре происходят сдвиги, что показала книга "Создание контркультуры", которую он опубликовал в 1970 году. Он утверждал, что это был молодежный бунт и, как ничто другое, противостоял редукционизму науки и техники. Под сомнение ставилось все: семья, урбанизм, наука, технологии, прогресс, смысл богатства, любви и жизни, а также то, кто решает, что есть знание или разум.7

В 1973 году нефтяной кризис и нападение Египта и Сирии на Израиль усилили сомнения в жизнеспособности современных западных капиталистических индустриальных обществ. Модернизм стал вызывать подозрения, например, после публикации доклада Римского клуба "Пределы роста" в 1969 году, о котором Бойд знал8 .8 Действительно, Бойд читал мрачный начальный вопрос "Есть ли надежда для человека?" в книге Роберта Хейлбронера "Исследование перспектив человечества", а также отрезвляющий ответ: "Нет, такой надежды нет". Она рассказала ему об угрозах человечеству, возникающих в результате деградации окружающей среды, нехватки ресурсов из-за индустриализации и роста населения, о дефиците и бедности, социальной напряженности и неизбежности войн за перераспределение и упреждающий захват. Николас Джорджеску-Роген и Джереми Рифкин нарисовали будущее, характеризующееся нарастающим беспорядком под действием Второго закона термодинамики, который указывал на столь же неизбежное истощение ресурсов Земли.9 Это послужило толчком к развитию эволюционного подхода к экономической теории и вдохновило "зеленое" всемирное политическое движение, примером которого является Greenpeace.

Эти исследования появились после французских работ Раймона Арона и Герберта Маркузе, которые считали 1960-е годы переломным десятилетием, поскольку они выявили науку и технологии как реальные угрозы свободе, причем не только в виде оружия и оружейных исследований, которые привязали многие университеты к военным, но и потому, что гражданская революция в целом была подкреплена психологической трансформацией личности, которая открыла новые способы свободы и манеры ее выражения. В этом же ключе Бойд прочитал бестселлер Роберта Персига "Дзен и искусство обслуживания мотоцикла" 1974 года, в котором он выступает против "церкви разума" и перемещается между восточными мистиками, дзен-буддизмом и классическими греческими философами, предлагая альтернативу рациональному научному мышлению современности10.10 Эта культурная волна объединилась в постмодернизм.

Научные волны были не менее тревожными. Теория Большого взрыва стала широко обсуждаться после публикации Стивеном Вайнбергом книги "Первые три минуты" в 1977 году. Генная инженерия стала реальным вариантом после новых открытий 1972-1978 годов в микробиологии, которые сделали возможным клонирование и секвенирование ДНК. Э.О. Уилсон, зоолог из Гарварда, установил связь между генами, социальной организацией и человеческой природой, опубликовав книгу "Социобиология: The New Synthesis" в 1975 году и утверждал, что социальное поведение определяется биологией, генами.11 Годом позже Ричард Докинз в книге "Эгоистичный ген" выдвинул идею о том, что центральной единицей эволюции и естественного отбора должен быть ген: "Ген, воспроизводящаяся единица, "озабочен" тем, чтобы выжить и процветать".12

Эти книги предвосхитили "Шанс и необходимость" Жака Монода (1971). Монод считал, что идеи, культура и язык - это приспособления для выживания.13 Что важно для исследования Бойда, они также вызвали широко разрекламированное возрождение дарвинистского мышления, характерное для последней четверти века.14 Фред Хойл, например, подсказал Бойду, что дарвиновские принципы действуют и на организационном и общественном уровне, что объясняет несколько хоббезианский и социал-дарвинистский уклон его работ.15

Изменения в философии науки стали неотъемлемой частью и стимулом этого бурного периода, поскольку они повлекли за собой переоценку самой природы знания. С выходом в 1962 году книги Томаса Куна "Структура научных революций" вопрос о научных изменениях оказался в центре дебатов историков и философов науки, к которым вскоре присоединились радикальные социологи, быстро разглядевшие в куновском наследии семена нового, более убедительного релятивизма, от которого не могла уберечься даже наука,16 потому что, как утверждал один из этих радикалов, Поль Лиотар (один из главных постмодернистов), "статус знания изменяется по мере того, как общества вступают в так называемую постиндустриальную эпоху, а культуры - в так называемую эпоху постмодерна".17

На пути к "Теории интеллектуальной эволюции

Полностью осознавая эти изменения в научном зейтгейсте, Бойд начинает свой опус с исследования того, как человек развивает ментальные паттерны или концепции смысла, а точнее, как он учится и адаптирует свое мышление к постоянно меняющейся среде в условиях неизбежной неопределенности. Это исследование было основательно и явно вдохновлено и подвержено влиянию Куна, а также работы Майкла Поланьи "Знание и бытие" (1969). Судя по заметкам, которые он делал в своих книгах, оно, вероятно, началось с изучения Жана Пиаже "Структурализм" (издание 1971 года) и Джеймса Брайанта Конанта "Два образа мышления" (издание 1970 года), а им, в свою очередь, предшествовали "Физика и философия" Вернера Гейзенберга (1958) и "Доказательство Гёделя" (1958) Эрнеста Нагеля и Джеймса Ньюмана - обе работы, которые говорили Бойду, что существуют границы того, что мы можем знать. Энтропия, вероятно, благодаря работам Джорджеску-Рогена и Рифкина, тоже стала концепцией с самого начала. В библиографию книги "Разрушение и созидание" (см. приложение А) также включены работы Эдварда ДеБоно и Джозефа Чилтона Спирса о творческом мышлении,18 и работы по кибернетике, психоанализу и когнитивной науке. Позже в этот список войдут основополагающие работы Карла Поппера "Логика научных открытий" (1968) и "Догадки и опровержения: The Growth of Scientific Knowledge (1965) и работу Майкла Поланьи The Tacit Dimension (1967).

Поэтому Бойд начинает свою стратегическую теорию с формирования собственных представлений об обучении. Фактически, в примечаниях к нескольким вышеупомянутым книгам он ссылается на идеи, изложенные им в "Разрушении и созидании", как на "теорию интеллектуальной эволюции",19 или, в качестве альтернативы, как "метапарадигму разума и вселенной", как "индуктивно-дедуктивный двигатель прогресса", "диалектический двигатель" или "кибернетический двигатель".20 Картина всеобъемлющей петли OODA, которую он разработал в 1995 году, до сих пор глубоко отражает этот ранний интерес к эпистемологическим дебатам. Действительно, в некотором смысле петля OODA кажется кибернетическим воплощением "нормальной модели" научного исследования, разработанной Карлом Поппером. Однако, если взглянуть на более полный рисунок петли, можно предположить, что именно работа Поланьи, и в частности реакция Куна на Поппера о том, как развивается наука, как учатся ученые и как растет знание, возможно, более глубоко пропитала идеи Бойда. Таким образом, обсуждение Поппера, Поланьи и Куна необходимо для правильного понимания идей Бойда, касающихся стратегического поведения, а также функций стратегических теорий и военных доктрин.

Эволюционная эпистемология Поппера

Карл Поппер выдвинул идею о том, что наука добивается прогресса путем фальсификации. Поппер разочаровался в идее, что наука особенная, потому что она может быть получена из фактов, и чем больше фактов, тем лучше. Он опроверг позитивистское утверждение о том, что ученые могут "доказать" теорию с помощью индукции, повторных эмпирических тестов или наблюдений. Никогда не знаешь, достаточно ли было наблюдений; следующее наблюдение может противоречить всем предшествующим.21

Поэтому, по мнению Поппера, претендовать на истинность теории можно только в том случае, если можно доказать ее ложность. Научное предприятие отличается от всего остального тем, что оно принимает только те знания или опыт, которые могут быть фальсифицированы. Именно это отличает науку от религии или метафизики. Наука рассматривается как аккуратный самокорректирующийся процесс. Она никогда не завершается в том смысле, что что-либо можно считать истинным на все времена. Она развивается постепенно, благодаря постоянным, но частичным усилиям по фальсификации, чтобы каждый новый элемент можно было проверить, является ли он улучшением предыдущего.22

Поскольку наблюдение направляется и предполагает теорию, теории не могут быть установлены как истинные или вероятно истинные в свете данных наблюдений. Теории рассматриваются как умозрительные и предварительные предположения или догадки, свободно создаваемые человеческим интеллектом в попытке преодолеть проблемы, с которыми столкнулись предыдущие теории, чтобы дать адекватный отчет о некоторых аспектах мира или Вселенной. После выдвижения умозрительные теории подлежат строгой и беспощадной проверке путем наблюдений и экспериментов. Теории, которые не выдерживают проверки наблюдениями и экспериментами, должны быть отменены и заменены новыми умозрительными предположениями.23 Наука развивается методом проб и ошибок, догадок и опровержений, и эта динамика отражена Бойдом в "Концептуальной спирали" в его определении науки как "самокорректирующегося процесса наблюдения, гипотез и испытаний".24

Неудивительно, но для понимания важности Поппера для Бойда и его взглядов на функции военной доктрины и стратегической теории, Поппер назвал свою теорию "эволюционной эпистемологией". В 1961 году Поппер утверждал, что рост нашего знания является результатом процесса, очень напоминающего то, что Дарвин называл "естественным отбором", то есть естественный отбор гипотез: наше знание состоит в каждый момент времени из тех гипотез, которые показали свою (сравнительную) пригодность, выжив до сих пор в борьбе за существование; конкурентная борьба, которая устраняет те гипотезы, которые непригодны. В этом Поппер видит сильное сходство между процессами адаптации, происходящими в генах, науке и человеческом поведении (в котором Поппер рассматривает культуру и генетическое наследие как основные определяющие факторы, движущие процессом адаптации; эти факторы также включены в нарисованную Бойдом петлю OODA).25 Все теории подвергаются вариациям и отбору в соответствии с критериями, которые сами подвергаются вариациям и отбору. Весь процесс напоминает биологическую эволюцию. Проблема подобна экологической нише, а теория - гену или виду, которые проверяются на жизнеспособность в этой нише. Варианты теорий, подобно генетическим мутациям, постоянно создаются, и менее успешные варианты вымирают, когда их место занимают более успешные. Успех" - это способность неоднократно выживать в условиях селективного давления - критики, - оказываемого на данную нишу. Как объясняет Дэвид Дойч, как в науке, так и в биологической эволюции эволюционный успех зависит от создания и выживания объективного знания. Способность теории или гена выжить в нише не является бессистемной функцией его структуры, а зависит от того, достаточно ли истинной и полезной информации о нише имплицитно или эксплицитно в ней закодировано.26

Здесь Бойд нашел подкрепление и дополнительное понимание в работе Докинза. Бойд владел двумя экземплярами "Эгоистичного гена", а также другими известными книгами Докинза - "Расширенный фенотип" и "Слепой часовщик". Докинз ввел термин "мем" как культурный репликатор. Мемы являются средством культурной эволюции так же, как гены являются средством генетической эволюции. Мемы следует рассматривать как живые структуры, причем не только метафорически, но и технически. Идеи, в том числе стратегические, воспроизводятся подобно генам, выживают, мутируют или становятся игнорируемыми и вымирающими. Они являются сущностями, способными передаваться от одного мозга к другому, и могут рассматриваться как вирус мозга. Поппер, в частности, по мнению Докинза, осветил аналогию между научным прогрессом и генетической эволюцией путем естественного отбора.27

Поланьи и негласное измерение

Некоторые не соглашались с таким представлением, и в графике петли OODA, в "Разрушении и созидании" и в "Концептуальной спирали" Бойд явно включил важные идеи двух таких авторов: Майкла Поланьи и Томаса Куна. Книга Поланьи, которую читал Бойд, "Знание и бытие", представляет собой сборник коротких эссе. В ней рассматриваются Кант, Гегель, Пиаже, Нагель и многие другие социальные теоретики и философы. В нее включены темы из "Неявного измерения" и "Личного знания", magnum opus Поланьи 1958 года, которые относятся к практике науки и тому, как растет научное знание. В ней рассматривается структура сознания и даже роль ДНК как фактора, формирующего сознание. Примечательно, что в пространном предисловии редактор утверждает, что "все знание - это ориентация".28

Первая важная идея, которую выдвигает Поланьи, заключается в том, что существует два уровня осознания, и человеческие существа используют оба,29 эта идея тесно связана с тем, что Бойд настаивает на том, что понимание требует как анализа, так и синтеза, что является центральной темой "Разрушения и созидания". Фактически, Бойд указывает на Поланьи как на один из двух источников этой идеи.30

Познание ориентировано на действие и является процессом. Поланьи рассматривает процесс познания как фрагментарные подсказки, чувственно-моторные или полученные из памяти, которые интегрируются в категории. Мы осмысливаем реальность, классифицируя ее. Это низший уровень сознания: он наблюдает за отдельными подсказками. Однако этот процесс логической дезинтеграции сводит целостную сущность к ее относительно бессмысленным фрагментам. Высшая форма осознания воссоздает всеобъемлющую сущность, частью которой являются разрозненные фрагменты, и подчеркивает, что "высшие принципы, характеризующие всеобъемлющую сущность, не могут быть определены в терминах законов, применимых к ее частям самим по себе" - тема, которая вновь возникнет позже, когда будет обсуждаться системное мышление, на которое Поланьи иногда ссылается.

Эта "интегрирующая сила разума" - то, что Поланьи называет "негласным знанием". А негласное знание неявно. Оно представляет собой схемы категорий, содержащих теории, методы, чувства, ценности и навыки, которые могут быть использованы так, чтобы традиция признала их действительными. Такая интеграция знаний сама по себе является личным умением, она не может быть известна другим. Это неявное измерение очень важно. Знания, которые лежат в основе явных знаний, более фундаментальны. Все знания либо являются неявными, либо уходят корнями в неявное знание. Новый опыт всегда усваивается через понятия, которыми располагает человек и которые он унаследовал от других пользователей языка. Эти понятия основаны на негласном опыте, и, что важно для понимания петли OODA Бойда, Поланьи утверждает, что человек меняет, "адаптирует" понятия в свете опыта и переосмысливает используемый язык. Когда в старую систему языка вводятся новые слова или понятия, они влияют друг на друга. Сама система обогащает то, что привнес в нее человек.

Второй важный элемент в работе Поланьи основан на корреляте прежних идей, который заключается в том, что знание социально. Впоследствии Поланьи подверг критике идеал объективности,31 утверждая, что большая часть науки основана на догадках и интуиции и что, хотя в теории наука постоянно поддается изменению, на практике она так не работает. Роль, которую играют новые наблюдения и эксперименты в процессе открытия, обычно переоценивается", - отметил он. Наука развивается не столько благодаря новым фактам, сколько благодаря новым интерпретациям известных фактов или открытию новых механизмов или систем, которые объясняют известные факты. Более того, прогресс часто имеет характер "гештальта", когда люди внезапно "видят" то, что раньше было бессмысленным. Его мысль заключалась в том, что ученые на самом деле ведут себя гораздо более интуитивно, чем они думают, и что, вместо того чтобы быть абсолютно нейтральными или отстраненными в своих исследованиях, они начинают с совестью, научной совестью. Эта совесть действует более чем одним способом. Она направляет ученого в выборе пути открытия, а также помогает ему признать, какие результаты являются "истинными", а какие - нет, или нуждаются в дальнейшем изучении.32

Действительно, интуиция, негласный элемент, играет недооцененную роль в развитии науки, неоднократно утверждал Поланьи. Как он объясняет, наука развивается благодаря открытию интересных проблем: "Проблемы - это побудители и проводники всех интеллектуальных усилий, которые донимают и уламывают нас в поисках все более глубокого понимания вещей "33 .33 Все настоящие научные исследования начинаются с поиска глубокой и перспективной проблемы, и это уже половина открытия".34 Бойд включил это понимание, используя термин "несоответствие" вместо проблемы, напряжения или "логического разрыва". Иллюминация" - это термин Полиани для обозначения скачка, с помощью которого логическая проблема была преодолена, и это слово Бойд будет использовать довольно часто.35

Таким образом, наука начинается с акта восприятия и продолжается через интуицию и творчество. Интуиция - это навык, который коренится в нашей природной чувствительности к скрытым закономерностям и развивается до эффективности в процессе обучения. Великие способности научной интуиции называют оригинальностью, поскольку они открывают самые удивительные вещи и заставляют людей видеть мир по-новому".36 "Перед нами парадигма всего прогресса в науке: открытия совершаются путем поиска не подозреваемых возможностей, подсказанных существующими знаниями",37 Идея, которую Бойд сделает своей, в частности, в "Концептуальной спирали", и которая контрастирует с идеей Поппера о гипотезе и тесте.

Тем не менее даже самая высокая степень интуитивной оригинальности может действовать, лишь в значительной степени опираясь на принятые до сих пор интерпретационные рамки науки, признает Поланьи.38 Наука может развиваться и передаваться последующим поколениям только в рамках развитой системы традиционных верований и ценностей.39 Этот социальный и консенсуальный характер научного знания выходит на первый план, когда Поланьи отмечает, что "первое, что необходимо прояснить, это то, что ученые, свободно выбирая проблемы и решая их в свете своих личных суждений, на самом деле сотрудничают как члены тесно сплоченной группы".40

Поэтому научная практика содержит в себе "внутреннее напряжение". С одной стороны, принятие результатов исследования зависит от степени правдоподобности результата и научной ценности проведенного исследования с точки зрения точности, системной значимости и внутреннего интереса к его предмету. Эти элементы преобразуются в социальное ограничение в том смысле, что они имеют тенденцию принуждать к конформизму. С другой стороны, элемент оригинальности, также являющийся главным критерием оценки научных заслуг, поощряет инакомыслие. Это внутреннее напряжение, утверждает Поланьи, необходимо для того, чтобы направлять и мотивировать научную работу.41 Авторитет научного мнения навязывает научные учения в целом с той лишь целью, чтобы способствовать их подрыву в отдельных моментах. Научное мнение навязывает изучающему науку огромный спектр авторитетных высказываний, но в то же время оно в высшей степени поощряет несогласие с ними в тех или иных вопросах.42

Из этой особенности вытекает еще одно важное утверждение: знание вырастает из "сети", которую ученые формируют вместе, образуя "консенсуальные цепочки". Ни один ученый не обладает глубоким пониманием более чем крошечной части общей области науки. Поланьи утверждает, что общее мнение о том, что представляет собой реальность, возникает благодаря тому, что каждый ученый обычно может судить об области, примыкающей к его собственным специальным исследованиям, которая достаточно широка, чтобы включать некоторые области, на которых специализируются другие ученые. Поскольку между областями существует значительное дублирование, вся наука будет покрыта цепочками и сетями пересекающихся областей. Эта сеть и есть средоточие научного мнения; оно распадается на тысячи фрагментов, принадлежащих множеству индивидов, каждый из которых поддерживает мнение других, опираясь на консенсусные цепочки, связывающие его со всеми остальными через последовательность пересекающихся кварталов.43

Интересно, что Поланьи распространяет эту практику науки и на общество, если стремится к открытому и свободному обществу, перенося таким образом принципы, управляющие наукой и ростом знаний, на более широкую социальную сферу и на динамику выживания организаций. Эссе "Республика науки", отмечает Поланьи, показывает нам ассоциацию независимых инициатив, объединенных для достижения неопределенного результата. Она дисциплинирована и мотивирована служением традиционному авторитету, но этот авторитет динамичен; его дальнейшее существование зависит от постоянного самообновления за счет оригинальности его последователей "44.44 Такое отношение было сознательно уничтожено в Советском Союзе. Сталинизм был закрытой системой, утверждает он. Политическая сфера подмяла под себя научную сферу, и это имело бы катастрофические последствия для сплоченности общества во всем коммунистическом мире, как только люди осознали бы это.45 "Сталинский режим фактически прекратил свое существование, когда его основные концепции интеллектуальной и моральной реальности утратили свою силу", - провозгласил он.46

С другой стороны, свободное общество может быть полностью направлено на самосовершенствование, что позволяет обобщить принципы "Республики науки". Общество, нацеленное на открытия, должно двигаться вперед, поддерживая независимые инициативы, взаимно согласовывая их друг с другом. Такая координация может включать в себя соперничество и противоположные реакции, которые в обществе в целом будут встречаться гораздо чаще, чем в науке. Но даже в этом случае все эти независимые инициативы должны принимать за руководство традиционный авторитет, обеспечивающий собственное самообновление путем культивирования оригинальности среди своих последователей.

Некоторые из этих тем всплывают в его эссе, а также в презентациях Organic Design for Command and Control, The Strategic Game of ? и ?, а также The Conceptual Spiral. Бойд подчеркивает важность негласного измерения, организационной культуры, характеризующейся доверием и открытостью коммуникаций, терпимостью к неудачам и поощрением инноваций и экспериментов, а также готовностью к различным, даже противоречащим друг другу взглядам и инакомыслию, если только организации будут связаны общей, всеобъемлющей целью, общими взглядами или убеждениями.

Революция Куна

Томас Кун разработал другой альтернативный взгляд на научный прогресс и революции в науке, который включает в себя чувствительность Поланьи к социальному аспекту деятельности ученых. Кун отметил, что фальсификация - это в определенной степени ущербная концепция.47 Если все постоянно подвергают сомнению основы дисциплины, как это характерно для метода "догадок и опровержений" Поппера, она вряд ли достигнет значительного прогресса просто потому, что принципы не остаются неоспоренными достаточно долго для того, чтобы была проделана эзотерическая работа. Более того, неприятным историческим фактом для фальсификационистов является то, что если бы их методология строго соблюдалась учеными, то те теории, которые обычно считаются одними из лучших образцов научных теорий, такие как теория атома Нильса Бора или революция Коперника, были бы отвергнуты в самом начале их развития.48

Он выдвинул идею о том, что лучший способ объяснить работу ученых и описать, как развивается наука, - это смена парадигм. Он определил парадигму как "созвездие достижений - концепций, ценностей, методов и т. д. - разделяемых научным сообществом и используемых им для определения легитимных проблем и решений".49 Она также обозначает набор фундаментальных предположений, на основе которых разрабатываются теории и модели.50 Она воплощает в себе определенную концептуальную структуру, через которую мир рассматривается и в которой он описывается, а также определенный набор экспериментальных и теоретических методов для согласования парадигмы с природой. Однако нет никаких априорных оснований считать какую-то одну парадигму совершенной или даже лучшей из имеющихся. Не существует индуктивных процедур, позволяющих прийти к идеально адекватным парадигмам.51

Парадигма определяет то, что научное сообщество считает "нормальной наукой". Ученые получают образование и подготовку для проведения научных исследований с использованием инструментов, концепций, фундаментальных законов и теоретических предположений до такой степени, что большинство "правил научной игры" становятся интернализованными, оказывая контролирующее влияние на то, что наблюдается, на какие проблемы обращается внимание и как объясняется реальность. Они будут формулировать и развивать парадигму, пытаясь учесть и приспособить поведение некоторых соответствующих аспектов реального мира, выявленных в результате экспериментов.52

Наука развивается не путем аккуратного постепенного накопления знаний53 но через прерывистые, революционные перерывы, называемые "сменой парадигм". По мнению Куна, трансформация парадигмы проявляется как кризис.54 Такая революция определяется появлением новых концептуальных схем. До смены парадигмы ученые, занимающиеся обычной наукой в рамках господствующей парадигмы, сталкиваются с аномалиями. Изначально они не считаются подрывающими базовые предположения парадигмы. Однако со временем количество аномалий, возникающих в ходе исследований в рамках парадигмы, накапливается, и они приобретают устойчивый характер. Потенциал новой парадигмы выдвигает на первый план аспекты, которые раньше не замечались, не воспринимались или даже подавлялись в "нормальной" науке. Основные предположения господствующей парадигмы фактически ставятся под сомнение членами научного сообщества. Они ставят под сомнение легитимность своих методов. Таким образом, сообщество диверсифицируется. Теперь высказываются различные точки зрения, культурный опыт и философские убеждения, которые часто играют решающую роль в открытии новой парадигмы. Соперничающие парадигмы подвергаются испытаниям, пока академический мир не определит победителя, который станет новой "нормальной наукой". Таким образом, происходит смена проблем, которые замечаются и исследуются, и изменение правил научной практики.55 Научная революция соответствует отказу от одной парадигмы и принятию новой, причем не только отдельным ученым, но и всем научным сообществом в целом. Если Поппер рассматривал научный прогресс в рамках одной парадигмы, то Кун, таким образом, рассматривал научный прогресс как последовательность парадигм.

Эти парадигмы "несопоставимы". У разных парадигм нет общего стандарта для сравнения. Каждая парадигма будет рассматривать мир как состоящий из разных типов вещей. Соперничающие парадигмы будут рассматривать разные типы вопросов как легитимные или значимые, и из-за фундаментальных различий в стандартах и метафизических принципах не существует чисто логических аргументов, доказывающих превосходство одной парадигмы над другой и тем самым заставляющих рационального ученого пойти на изменение.56

Кун не отрицает ценности нормальной науки. Периоды нормальной науки дают ученым возможность развивать эзотерические детали теории, тем самым улучшая соответствие между парадигмой и природой во все большей степени. Однако, поскольку невозможно заранее сказать, какая теория выдержит проверку, наука должна содержать в себе средства для выхода из одной парадигмы в более совершенную. В этом и заключается функция революций. Чалмерс объясняет Куна в терминах, которые можно было бы взять прямо из презентаций Бойда "Разрушение и созидание" и "Концептуальная спираль", когда он утверждает, что, согласно Куну, все парадигмы будут в той или иной степени неадекватны в том, что касается их соответствия природе. Когда несоответствие становится серьезным, то есть развивается кризис, революционный шаг по замене всей парадигмы на другую становится необходимым для эффективного прогресса науки.57 Таким образом, прогресс - как улучшение понимания явлений реального мира - зависит от попперианского понятия решения проблем в рамках парадигмы, а также от кунианского акцента на обнаружении несоответствий между парадигмой и реальностью.

В творчестве Бойда эти понятия проявляются уже в "Разрушении и созидании". Непосредственно ссылаясь на книгу Куна "Структура научных революций" 1970 года издания, Бойд включает в нее представление попперианской динамики науки в рамках парадигмы:

усилия направлены на тонкую настройку идей и взаимодействий, чтобы улучшить обобщенность и добиться более точного соответствия концептуальной схемы реальности. Для этого концепция - и ее внутренние механизмы - проверяется и сравнивается с наблюдаемыми явлениями снова и снова различными и тонкими способами.

Но в какой-то момент, утверждает Бойд, следуя Куну, "могут появиться аномалии, двусмысленности, неопределенности или очевидные несоответствия".58 В последующих презентациях он часто ссылается на идею о том, что парадигма, закрытая система логики, не может быть фальсифицирована изнутри. Чтобы выяснить природу реальности, необходимо заглянуть в различные системы, а для этого нужно развивать свои модели ориентации. Действительно, в нескольких разделах "Концептуальной спирали" Бойд проявляет "поланьистское/кунианское" вдохновение:

Новизна порождается ментальным/физическим процессом анализа и синтеза с обратной связью, который позволяет нам взаимодействовать с миром так, что мы можем постигать его, справляться с ним и формировать его, а также быть сформированными им.59

Наличие и производство несоответствий - это то, что поддерживает и питает науку, инженерию и технологию, а значит, делает ее живой и непрерывной.60

Занятия наукой/инженерией и стремление к технологиям позволяют нам постоянно приводить нашу ментальную/физическую ориентацию в соответствие с меняющимся миром, чтобы мы могли продолжать процветать и развиваться в нем.

Научные, инженерные и технологические достижения влияют на нас лично, как на индивидуумов, как на группы или как на общество, изменяя нашу ориентацию в соответствии с меняющимся миром, который мы, по сути, помогаем изменить.61

Проще говоря, обзор книги "Разрушение и созидание", данная презентация и наш собственный опыт показывают, что различные теории, системы, процессы и т. д., которые мы используем для осмысления этого мира, содержат особенности, порождающие несоответствия, которые, в свою очередь, делают этот мир неопределенным, постоянно меняющимся и непредсказуемым.62

Стратегическая деятельность, таким образом, похожа на кунианскую научную деятельность. Действительно, утверждает Бойд, концептуальная спираль также представляет собой "парадигму для выживания и роста". И,

Поскольку выживание и рост напрямую связаны с неопределенным, постоянно меняющимся, непредсказуемым миром побед и поражений, мы будем использовать эту вихревую (концептуальную) спираль ориентации, несоответствий, анализа/синтеза, переориентации, несоответствий, анализа/синтеза... чтобы мы могли постичь, справиться, сформировать, а также быть сформированными этим миром и новизной, которая из него возникает.63

Смена парадигмы

За пределами Ньютона

За последние четыре десятилетия, по мнению различных авторов, произошла смена кунианской научной парадигмы или, по крайней мере, сформировалась новая концептуальная схема, которая в значительной степени дополнила господствующую, и Бойд был близко знаком с этими взглядами. Этот сдвиг был хорошо заметен в такой обсуждаемой и ставшей бестселлером работе, как "Гедель, Эшер, Бах" Дугласа Хофстедтера (1979), влиятельной книге, с которой Бойд был знаком, но Поланьи и Гейзенберг также недвусмысленно намекали на конец ньютоновской парадигмы, а также множество других авторов, представленных в библиографии "Паттернов конфликта", которые одними из первых стали обсуждать современные научные изменения в научно-популярных работах, таких как "Дао физики" Фритьофа Капры (1976), "Эгоистичный ген" Ричарда Докинза (1976), "О. Уилсон".О. Уилсон "О природе человека" (1978) и широко известная книга Ильи Пригожина "Порядок из хаоса" (1984). Вместе с другими бестселлерами, такими как "Переломный момент" Капры: Science, Society and the Rising Culture (1982), "Краткая история времени" Стивена Хокинга (1988), "Слепой часовщик" Докинза, "Хаос" Джеймса Глика (1987) и "Сложность, зарождающаяся наука на границе порядка и хаоса" Митчелла Уолдропа, эти книги ознаменовали собой признание науки в обществе.64

Этот сдвиг можно описать как отход от научного мировоззрения, полностью основанного на тех концепциях, которые часто и по-разному называют картезианскими, ньютоновскими, линейными, аналитическими, объективистскими, редукционистскими, детерминистскими или механистическими, в сторону акцента на изменениях, разнообразии, эволюции, непредсказуемости, сложности, неопределенности, неравновесности и нелинейности.

Ньютоновская парадигма прочно опирается на линейные принципы. Линейная система обладает двумя определяющими математическими характеристиками. Во-первых, она демонстрирует пропорциональность. Вторая характеристика линейных систем заключается в том, что целое равно сумме своих частей. Учитывая набор линейных уравнений и начальные условия, мы можем рассчитать будущие значения переменных. Следовательно, если мы можем описать систему линейной математической моделью, мы можем точно определить ее будущее состояние, исходя из заданного начального состояния.

Редукционизм - важное следствие ньютоновской парадигмы; аналитик разбивает проблему на составные части, решает каждую часть отдельно, а затем суммирует результаты, полученные из частей, чтобы получить общее решение проблемы. Из этого также вытекает принцип репликации, который означает, что одно и то же действие или эксперимент в одних и тех же условиях будет иметь одинаковый результат, что результаты повторяемы и, следовательно, поддаются независимой проверке. Наконец, причина и следствие доказуемы.

Поэтому природа линейных систем такова, что если вы знаете немного об их поведении, то знаете уже многое. Вы можете экстраполировать, менять масштабы и делать прогнозы с уверенностью. Следствием ньютоновской парадигмы является представление о системах как о замкнутых образованиях, изолированных от окружающей среды. Внешние события не влияют на такую систему; единственная динамика - это динамика, возникающая в ее внутренних процессах. Таким образом, аналитик ориентирован на внутренний мир. Это приводит к детерминистскому характеру ньютоновского взгляда. Космическая машина", приходящая в движение, рассматривалась как полностью причинная и детерминированная. Все, что происходило, имело определенную причину и приводило к определенному эффекту, а будущее любой части, в принципе, можно было предсказать с абсолютной уверенностью, если ее состояние в любой момент времени было известно в деталях.

Таким образом, считалось, что мир может быть описан объективно, то есть без упоминания человека-наблюдателя.65 Лаплас предположил, что достаточно разумное существо (или "демон") может постичь любое будущее событие на основе адекватного понимания настоящего. Воспринимающий субъект - это нейтральный наблюдатель, а объект - чистая данность восприятия. Определенный как "зеркало природы", разум считался способным представлять мир через объективное знание, которое было стабильным, определенным и точным.66

С XVII по XX век возникла и воцарилась современная ньютоновская парадигма, организованная вокруг логики детерминизма и укорененная в объективирующем, механистическом, абстрактном и временном способе мышления, проистекающем из естественных наук. Сциентизм стал современной верой, пропагандирующей убеждение, что только научный метод обеспечивает королевскую дорогу к истине, что существует одна законная логика и одна надежная методология, и что в конечном итоге все науки и области интеллектуальной деятельности могут быть объединены в одних и тех же рамках.67

Однако предположения классической физики, на которых мы уверенно возводили весь наш способ организации жизни, оказались в значительной степени ошибочными, рассказали Бойду Рифкин, Пригожин и Гелл-Манн.68 Классическая парадигма оказалась неспособной разрешить некоторые явления. Или, как сообщил Бойду Капра,

Современная наука осознала, что все научные теории - это приближения к истинной природе реальности; и что каждая теория справедлива для определенного диапазона явлений. За пределами этого диапазона она уже не дает удовлетворительного описания природы, и приходится искать новые теории, чтобы заменить старые или, скорее, расширить их за счет улучшения приближений.69

Конец уверенности

Новая парадигма развилась из изменений концепций и идей, произошедших в физике в первые три десятилетия двадцатого века, изменений, которые занимают видное место в работах Бойда: термодинамика, теория эволюции, теория относительности, квантовая механика и принцип неопределенности. Первый удар по господствующей в науке лапласианской школе был нанесен термодинамикой. Второй закон термодинамики, на который Бойд ссылается в книгах "Разрушение и созидание" и "Новая концепция воздушного боя", касается диссипации энергии.70 В то время как общая энергия, участвующая в процессе, всегда постоянна, количество полезной энергии уменьшается, рассеиваясь на тепло, трение и так далее. Более широкое философское значение имело введение в физику идеи необратимости процессов, "стрелы времени".

Согласно второму закону, в физических явлениях существует определенная тенденция. Механическая энергия рассеивается в тепло и не может быть полностью восстановлена, как, например, при соединении горячей и холодной воды. Общим для таких процессов является то, что они протекают в определенном направлении - от порядка к беспорядку. Любая изолированная физическая система будет спонтанно развиваться в направлении все большего беспорядка. Этот однонаправленный процесс был описан новой величиной, названной "энтропией". Энтропия - это величина, измеряющая степень эволюции физической системы.

Энтропия изолированной физической системы будет постоянно расти, а поскольку эта эволюция сопровождается ростом беспорядка, энтропию можно рассматривать как меру беспорядка. Этот процесс будет продолжаться до тех пор, пока не будет достигнуто равновесие, называемое "тепловой смертью". Тогда вся активность прекращается, все вещество равномерно распределено и имеет одинаковую температуру. Согласно классической физике, Вселенная в целом эволюционирует к состоянию максимальной энтропии; она сходит на нет и в конце концов остановится,71 - именно об этом говорится в книгах Николаса Джорджеску-Рогена и Джереми Рифкина, которые читал Бойд, а также о перспективах, которые Бойд включил в качестве предупреждения для членов закрытых стратегических образований.

Дарвинизм также заставил ученых отказаться от картезианского представления о мире как о машине. Вместо этого Вселенную пришлось представить как эволюционирующую и постоянно меняющуюся систему, в которой сложные структуры развиваются из более простых форм. Если в биологии эволюция означала движение к возрастанию порядка и сложности, то в физике (термодинамике) она стала означать прямо противоположное - движение к возрастанию беспорядка. Эта мрачная картина космической эволюции резко контрастирует с представлениями биологов, а появление эволюции в физике, таким образом, выявило ограничение ньютоновской теории. Механистическая концепция Вселенной как системы бильярдных шаров, находящихся в случайном движении, слишком упрощена, чтобы справиться с эволюцией жизни.72

Теория относительности и атомная физика разрушили все основные концепции ньютоновского мировоззрения: представление об абсолютном пространстве и времени, элементарных твердых частицах, строго причинном характере физических явлений и идеале объективного описания природы.73 Философский смысл теории заключался в том, что время может меняться и зависит от обстоятельств, а для измерения времени важно положение наблюдателя - тема, ставшая одной из характерных для новой физики первых трех десятилетий XX века. Вселенная переживается как динамичное неразрывное целое, которое всегда включает в себя наблюдателя в существенной степени, как отметил Капра.74

Квантовая теория нанесла еще один удар. Если теория относительности действует в очень больших космологических масштабах и заменяет ньютоновскую физику, то в области элементарных частиц, атомов и молекул квантовая теория заменяет классическую физику. Со времен Ньютона физики считали, что все физические явления могут быть сведены к свойствам твердых и прочных материальных частиц. Квантовая теория заставляет их принять тот факт, что твердые материальные объекты классической физики растворяются на субатомном уровне в волнообразных паттернах вероятностей. Возникает дуализм "волна-частица". Субатомные частицы не имеют смысла как изолированные сущности, а могут быть поняты только как взаимосвязи, или корреляции, между различными процессами наблюдения и измерения. Другими словами, субатомные частицы - это не вещи, а взаимосвязи между вещами. Если переключить внимание с макроскопических объектов на атомы и субатомные частицы, то природа не показывает нам изолированные строительные блоки, а скорее предстает как сложная паутина взаимосвязей между различными частями единого целого. В квантовой теории эти отношения выражаются в вероятностях, которые определяются динамикой всей системы. Если в классической механике свойства и поведение частей определяют свойства и поведение целого, то в квантовой механике ситуация обратная. Именно целое определяет части.75

Свойство дуальности также привело Вернера Гейзенберга в 1927 году к формулировке его знаменитого "принципа неопределенности (или индетерминированности)", который Бойд включил в книги "Разрушение и созидание" и "Новая концепция воздушного боя", а также упоминал в большинстве других презентаций. Гейзенберг отметил, что можно определить координату субатомной частицы, но в тот момент, когда мы это сделаем, импульс частицы приобретет произвольное значение, и наоборот. Мы можем измерить координаты или движение, но не то и другое. Это означало, что чем точнее мы знаем измеренное значение одной величины, тем больше неопределенность в другой, "сопряженной" величине.76 Квантовая механика обязывает нас говорить о местонахождении объекта менее определенно.

Это было фундаментальное наблюдение с далеко идущими последствиями, поскольку, как и в случае с теорией относительности, оно означало, что акт наблюдения в значительной степени формирует реальность. Ни один теоретический язык, формулирующий переменные, которым можно приписать вполне определенное значение, не может исчерпать физическое содержание системы. Различные возможные языки и точки зрения на систему могут быть взаимодополняющими. Все они имеют дело с одной и той же реальностью, но свести их к одному единственному описанию невозможно. Неустранимая множественность точек зрения на одну и ту же реальность выражает невозможность божественной точки зрения, с которой видна вся реальность.

Это означало, что реальность, изучаемая физикой, является ментальной конструкцией. Гейзенберг отмечал, что "то, что мы наблюдаем, - это не сама природа, а природа, подвергнутая нашему методу вопрошания".77 Для Пригожина настоящий урок, который можно извлечь из принципа дополнительности, состоит в том, чтобы подчеркнуть богатство реальности, которая переполняет любой отдельный язык и единую логическую структуру. Каждый язык может выразить лишь часть реальности.78 Для Бойда это означало еще одну вариацию той же темы неопределенности, наряду с тезисом Куна о работе парадигм. Вдохновленный, в частности, книгой Гейзенберга "Физика и философия", Бойд буквально включает в нее принцип неопределенности Гейзенберга, сформулированный выше, и добавляет к нему, что неопределенности, связанные с наблюдением явлений, "скрывают или маскируют поведение явлений". В этих обстоятельствах "величины неопределенности представляют собой невозможность определить характер или природу (согласованность) системы в самой себе".79

Бойд столкнулся и с другим источником неопределенности. Как утверждает Жан Пиаже в книге, которую Бойд читал для своего эссе: "В 1931 году Курт Гёдель сделал открытие, вызвавшее огромный резонанс, поскольку оно подрывало господствовавший тогда формализм, согласно которому математика сводилась к логике, а логика могла быть исчерпывающе формализована. Гёдель точно установил, что формалистская программа не может быть выполнена".80 Таким образом, Гёдель добавил еще одну теорию, описывающую пределы познания, которую Бойд также включает в "Разрушение и созидание" и "Новую концепцию воздушного боя". Он не менее твердо, чем принцип неопределенности Гейзенберга, утверждает, что есть вещи, которые мы не можем знать. Гёдель утверждает, что в любой непротиворечивой формальной системе найдется предложение, которое нельзя ни доказать истинным, ни доказать ложным. Кроме того, он утверждает, что непротиворечивость формальной системы арифметики не может быть доказана в рамках этой системы. Таким образом, он установил, что существуют пределы математики и логики. Это была форма математического принципа неопределенности.81

Книга "Разрушение и созидание" содержит две машинописные страницы, посвященные Гёделю. По словам Бойда, Гёдель показал, что "любая непротиворечивая система неполна" и что "даже если такая система непротиворечива, ее непротиворечивость не может быть продемонстрирована внутри системы". Бойд также отметил, что Гёдель показал

что доказательство непротиворечивости арифметики можно найти, обратившись к системам за пределами этой арифметики. Таким образом, доказательство Гёделя косвенно показывает, что для определения непротиворечивости любой новой системы мы должны построить или раскрыть другую систему за ее пределами. Этот цикл необходимо повторять снова и снова, чтобы определить непротиворечивость все более и более сложных систем.82

Если Кун, Поппер и другие писали о процессе научного, или интеллектуального, роста и творчества, то эти три идеи/автора - Второй закон термодинамики, Гейзенберг и Гедель - демонстрировали фонтаны неопределенности, и часто Бойд делал в книге пометку, что тот или иной раздел похож на прозрения, предложенные комбинацией этих трех идей.83 Различные авторы указывали на фундаментальные изменения и сходство философских и эпистемологических последствий.84 Капра, например, отметил в 1975 году, что теперь мы вынуждены "принять гораздо более тонкий, целостный и "органический" взгляд на природу".85 Соединение трех концепций, однако, было подлинным творческим оригинальным актом, несомненно, в сфере военной мысли.

Зарождающийся системный взгляд на мир

Целое, а не части

Связь между термодинамикой и Гейзенбергом/Гёделем вполне могла быть навеяна работой Жана Пиаже "Структурализм", на которую Бойд часто прямо ссылается в этом эссе. Книга содержит широкий обзор дисциплин, в которых рассматриваются структуры. Переведенная с французского, она не только посвящена Гёделю, но и содержит объяснения работ теоретика систем Людвига фон Берталанфи, лингвиста Ноама Чомски, социологов Талкотта Парсонса и Мишеля Фуко, антрополога Клода Леви-Стросса, Чарльза Дарвина, Томаса Куна, Карла Поппера, Эрнеста Нагеля и многих других. Согласно Пиаже, все они объясняют свой предмет в терминах систем или структур и в терминах процессов преобразований, которые поддерживают эти структуры или системы; структура - это система преобразований; структура - это систематическое целое саморегулирующихся преобразований;86 нет никакой структуры, кроме конструкции,87 взгляды, полностью совпадающие со всеобъемлющей моделью петли OODA Бойда. Эти книги отражают связь между эпистемологическими проблемами, рассмотренными выше, и следующей характерной чертой научного Zeitgeist Бойда: системным взглядом на мир.88

Возникшая новая комплементарная парадигма носит различные обозначения. Ее контуры описываются разными авторами по-разному, что отчасти зависит от момента публикации и их собственной дисциплины. Тем не менее, во всем этом прослеживается несколько общих черт. Капра в 1982 году отметил, что

Из революционных изменений в нашем представлении о реальности, которые принесла современная физика, вырисовывается последовательное мировоззрение. В отличие от механистического картезианского взгляда на мир, мировоззрение, возникшее благодаря современной физике, можно охарактеризовать такими словами, как органическое, холистическое и экологическое. Его также можно назвать системным, в смысле общей теории систем. Вселенная больше не рассматривается как машина, состоящая из множества объектов, а должна быть представлена как единое неделимое динамическое целое, части которого существенно взаимосвязаны.89

Суть новой парадигмы можно выразить такими словами, как "Организмическая революция",90 "Эволюционная парадигма91 и "пригинианство".92 Уотсон утверждает, что сейчас мы находимся в эпохе "универсального дарвинизма".93 Капра отмечает, что эта смена парадигмы выходит за пределы физических наук: Сегодня, спустя двадцать пять лет после анализа Куна, мы признаем, что смена парадигмы в физике является неотъемлемой частью гораздо более масштабной культурной трансформации", а Илья Пригожин утверждает, что "наше видение природы радикально меняется в сторону множественности, временности и сложности",94 и "это развитие четко отражает как внутреннюю логику науки, так и культурный и социальный контекст нашего времени".95

Гейзенберг признал переход от частей к целому центральным аспектом концептуальной революции, произошедшей в 1920-х годах.96 В то же время в биологии биологи-органики занялись проблемой биологической формы и исследовали концепцию организации. При этом произошел переход от функции к организации и, косвенно, от механистического к системному мышлению. Организация определялась конфигурацией, отношениями, которые формировали паттерны как конфигурацию упорядоченных отношений.

Первые системные мыслители четко осознали существование различных уровней сложности с различными законами, действующими на каждом уровне. В качестве предмета изучения был введен термин "организованная сложность". На каждом уровне сложности наблюдаемые явления проявляют свойства, которые не существуют на более низком уровне. Новая наука экология, появившаяся в 1930-х годах, дополнила это движение. Экологи изучают "сообщества" организмов, или суперорганизмы, которые по всем параметрам выступают как единое целое. Экология также ввела понятие "сеть", чтобы описать тот факт, что организмы и сообщества организмов представляют собой единое целое, чьи основные свойства возникают в результате взаимодействия и взаимозависимости их частей.

Слово "система" было введено для обозначения как живых организмов, так и социальных систем, и с этого момента под системой стали понимать единое целое, основные свойства которого вытекают из отношений между его частями, а системное мышление - понимание явления в контексте более крупного целого.97 Согласно системному взгляду, существенные свойства организма или живой системы - это свойства целого, которыми не обладает ни одна из частей. Системные свойства - это свойства закономерности. Эти свойства разрушаются, когда система расчленяется, физически или теоретически, на изолированные элементы.