Проезжая вдоль берега горной реки, Халил невольно залюбовался огромной скалой в створе ущелья. Теперь он знает эту скалу, как свои пять пальцев, облазил ее всю вдоль и поперек. Вот удивятся местные суеверы, когда узнают, как проста их тайна!
В предшествующие дни он в одиночку обследовал водопад с помощью пробы, сказав рабочим, чтобы постоянно закачивали в шурф подкрашенную воду.
По отвесной скале Халил спустился до самого подножия скалы, к речке, но выхода окрашенной воды не обнаружил. Обследовал северный склон и тоже — ничего. Оставался восточный, пологий, склон, тот, что уходил в чашу будущего водохранилища. Халил осматривал окрестности ущелья и, наконец, вышел к озеру Албасты. Это был небольшой водоем размером двадцать пять метров на шестьдесят. Сверху красивыми каскадами в озеро падал небольшой ручей, а из самого озера вода устремлялась в древнее ложе горной реки.
К своему удивлению, на озерной глади Халил заметил подкрашенные охрой водяные пузыри. Краска расползлась по озеру огромным пятном, напоминающим очертания большого осьминога с красно-бурым глазом.
Теперь-то он знал, что это просто геологический свищ в скале, а не разлом, который является гибельным для гидростроителей. Вспомнив события последней недели, Халил сделал вывод: Шариф-бобо знал, что озеро и пустоты в скале — сообщающиеся сосуды. Выходит, старик намеренно привел изыскателей на этот участок скалы. Он хотел сорвать работу экспедиции. Но зачем ему это?
…Халил еще издали увидел Раббию, девушка спокойно ехала на лошади. Ее длинные косы свисали до самого седла. Халил любовался ею. Как это прекрасно — смотреть на девушку, которая стала твоей мечтой, частицей тебя. Халил знал, что по Аль-Газали[14] любовь подразделяется на пять видов, и самой сильной считается та, в основе которой — сходство душ. Это и есть тот случай, который называют любовью с первого взгляда. Халил был уверен, что и Раббия ощутила это их родство, родство душ.
И действительно, девушку преследовали те же мысли и те же чувства.
Она расцветала при одном только имени — Халил.
Вот и сейчас, словно шестое чувство подсказало ей — любимый рядом. Она выпрямилась в седле, слегка привстав в стременах, и увидела его. Даже шум горной реки не смог заглушить радостных ударов ее сердца.
Халил пустил лошадь вскачь. Он не хотел больше сдерживать своих чувств. И Раббия поняла это.
— Халил!
— Раббия!
Они соединили свои руки, а лошади замерли, словно понимали их состояние.
— Как у вас дела? — тихо спросила Раббия.
— Хорошо. — Он широко улыбнулся. Девушка уже научилась понимать его улыбки. Раз улыбается широко и счастливо — значит действительно все хорошо.
— А я так переживала… на душе было неспокойно…
— Раб-би-я, — нараспев проговорил юноша.
Они по-прежнему держались за руки. Лошади шли медленно, спокойно.
— Халил!
— Раббия!
Они не в силах были сейчас выразить словами тех чувств, что владели их сердцами.
Вот и створ ущелья. А справа и слева — немые исполины, рыжебокие скалы.
Халил рассказал девушке, как вымотали его за несколько дней эти скалы, но все же он победил. Раббия была поражена рассказов. Особенно ее удивило открытие Халила, что озеро Албасты и эта скала повязаны тайными узами.
— А вторая скала — тоже с секретом, — Раббия загадочно смотрела на Халила.
— С этой девушкой я познакомлюсь завтра, — шутливо ответил ей Халил.
— Вон, видишь высоко пещеру? — Раббия показала на зияющее отверстие в отвесной стене.
— Да, знаю, это каптархона.
— И туда тебе, о смелый юноша, непременно придется забраться. — И Раббия поведала историю, рассказанную ей Шарифом-бобо. Халил долго смеялся.
— А что? Надо поспешить, иначе не будет подвига…
— Струсишь? — огорчилась Раббия.
— Да нет же, Раббия! Здесь скоро плотина поднимется, и как раз вровень с каптархоной пройдет дорога.
— Ну, тогда спеши, Халил. — Раббия, стегнув лошадь, пустилась вскачь.
Баскаков еще не вернулся, и Халил на свой страх и риск начал обследовать левобережную скалу створа, как раз ту самую, где была каптархона. Подобраться к пещере диких голубей было непросто, взять ее приступом он не смог. Тогда юноша подыскал канат метров на тридцать, взял на всякий случай с десяток костылей и один из мешочков, что у них были для проб породы. Он рассчитывал посадить в мешочек птенца.
Шариф-бобо все эти дни неотступно ходил за молодым инженером, следил буквально за каждым его шагом. Ведь он не без умысла рассказал своей внучке историю с голубями, надеялся на то, что влюбленный обязательно выполнит просьбу девушки — попытается взобраться на скалу, туда, где каптархона. После того, как Раббия рассказала деду о сообщении озера Албасты с рыжей скалой, желание старика отправить Халила к пещере окрепло.
— Все это враки, не верь пришельцам, они капыры[15], — угрюмо произнес он.
— Что вы, дедушка, они же инженеры, учились специально этому делу, — пыталась возразить Раббия.
— Одному аллаху известно, что есть и чего нет в горах! — заключил дэд беседу.
Шариф-бобо вдруг решил отправить внучку в Чашму, к ее родной тетке.
— Побудь пару дней у Шаропат-апа, пока я на дальнюю заимку схожу за травами. Больного навести. Ты же у нас сердобольная, — снаряжая в дорогу, сказал он Раббие.
Не хотелось уходить Раббие, тяжело было что-то на душе, но и ослушаться деда не могла.
Шариф-бобо проводил Раббию до створа.
— Дальше, Раббия, поедешь одна, а эту скотину с центральной усадьбы отправишь назад. Только смотри, морду ему повыше подтяни, чтобы он дорогой травкой не баловался. А так сам домой вернется, не впервой. Он этому у нас обученный.
— Хорошо, дедушка, все сделаю, как сказал.
— Передай от меня салям Шаропат-апа. Ну, давай, трогай, аллах тебе попутчик.
Раббия уехала, а старик, посидев немного на камне, свернул не к себе домой, а пошел от речки влево — прямехонько к скале, где высоко над землей за уступом зияло отверстие каптархоны. Более двух часов старик шустро, словно молодой, поднимался по известной ему тропе и зашел на скалу с противоположной стороны. Нашел укромное место в зарослях шиповника и стал выжидать.
Долго ждал Шариф-бобо, не раз проваливался в дрему, пока не услышал, как сноровисто карабкается по той же козьей тропе Халил.
Юноша взобрался на площадку, отдышался, глянул на створ, который был отсюда в каком-нибудь километре, и, резко выдохнув воздух из груди, как это делают спортсмены-бегуны или штангисты перед стартом, принялся разматывать связку каната. Затем вбил костыль, привязал к нему один конец каната-тралевки, другим обвязался сам и начал спуск.
Стена оказалась откосом, вскоре, потеряв упор под ногами, юноша завис, но, сориентировавшись, качнулся раз, другой и схватился за боковой выступ. Опять начал спуск. Вот с шумом откуда-то вырвались встревоженные голуби. Халил глянул вниз и увидел узкую, шириной не больше двух шпал, площадку.
Там пещера — понял он. Но вдруг канат под руками обмяк, и юноша, закричав, полетел в пустоту.
Сколько времени он лежал на узком каменном козырьке — он не знал. Когда пришел в сознание, увидел над собой мертвый камень, заслонивший от него весь мир, да маленький кусочек ясного неба, запутавшийся в колючих ветвях горной алычи.
Что же произошло? Попытался восстановить события. Взобрался на скалу… Начал спуск… Рухнул на узкую площадку. Обрыв каната?!
Лежал он на левом боку, хотел правой рукой ощупать себя, но лишь пошевелился, как вновь от дикой боли потерял сознание. Очнулся и начал исследовать себя, напрягая мускулы, шевеля пальцами рук и ног. Правая рука бездействует. И обе ноги бесчувственны. Сильно болела голова, с правой брови все еще сочилась кровь. Невредимой осталась левая рука.
Но надо было что-то делать! Халил напрягся, пытаясь привстать, чтобы хоть как-то осмотреться, сориентироваться в обстановке. Тут же все его тело и, казалось, даже мозг пронзила боль; страшным усилием преодолевая эту боль, Халил, в конце концов, слегка приподнялся и оперся спиной о скалу.
Вход в пещеру был в нескольких метрах от него.
С неимоверными трудностями, постанывая и хватая ртом воздух, Халил вполз в пещеру и сразу же свалился куда-то вниз. Закричал от боли, но сознания не потерял. В кромешной тьме невозможно было что-либо разглядеть.
Он повернулся спиной к входу, привалился боком к холодному влажному камню, закрыл глаза да так и заснул. Проснулся — вокруг еще большая темень, и вход не виден. «Значит, ночь, — подумал Халил. — Какая по счету? Если первая, то завтра искать еще не будут. Некому: Баскаков в Ташкенте, Раббия в Чашме, а этому старику, Шарифу-бобо, и невдомек, куда я отправился. Так что, придется коротать время в этой пещере!» Странное дело, страха он не испытывал, тревожили сильные боли и мучила жажда. Халил вспомнил, как он в первый раз попробовал чалап — напиток, приготовленный из кислого творога и родниковой воды с добавлением соли. Ах, как утолял жажду этот волшебного вкуса чалап. Халил облизал пересохшие губы.
Откуда-то снизу тянуло сыростью.
Кап, кап, динь, динь. Халил прислушался. Да это же вода, она совсем рядом! Халил хотел приподняться, неловко повернулся и съехал на несколько метров куда-то вниз. Он больно ударился ногами о что-то твердое, как ему показалось, о железо. Халил не стал больше рисковать, разумнее было дождаться утра. И он забылся неглубоким сном.
Разбудили его странные хлопающие звуки. В посветлевшем проеме пещеры что-то мелькало. «Это же голуби! — обрадовался Халил. — Вылетают после ночи!» И он долго лежал, не двигаясь, наблюдая за птицами.
Утро разгоралось, и в пещере уже можно было кое-что разглядеть. Влажные камни, высокий свод пещеры, исчезающий в темноте… И вдруг Халил застыл в ужасе. Он видел, что напротив него у каменной стены в странных позах сидят и лежат несколько человек.
— Кто здесь?! — не помня себя от страха, закричал Халил.
«Здесь, здесь, здесь…» — гулко отдалось в пещере.
Фигуры не двигались, не реагировали на его крики. Халил не спускал с них глаз. Похоже было, что на них надеты шинели и солдатские сапоги.
— Мертвые… — прошептал Халил. — Ну, конечно, это мертвые!
Он хотел повернуться и задел ногой за что-то, лязгнувшее металлом.
Халил протянул руку, придвинул к себе странный предмет. К его удивлению, это оказался станковый пулемет. «Солдаты! Как они попали сюда?»
В пещере становилось все светлее, видимо, над ущельем взошло солнце. Халил посчитал — солдат было больше десятка. «Как они попали сюда?» — в смятении думал он.
Пулемет… Да это же знаменитый «Максим»! Пулемет времен революции! Броневой щиток, что закрывает стрелка от вражеских пуль, испещрен надписями — царапали по зеленой краске ножом или штыком.
«Мы преследовали банду курбаши Дадхо, — с трудом прочел Халил. — Нас обманным путем завел в эту пещеру враг народа и революции Шариф Мавлянов, он же Астанакул-бий, прихвостень эмира Алимжана. Смерть ему. 13 мая 1923 года».
— Шариф Мавлянов… — шептал юноша. — Так это же…! Шариф-бобо! И фамилия у неге! Мавлянов!
Но перед глазами стояла почему-то Раббия.
Его ошеломила мысль: сам канат оборваться не мог, ведь он рассчитан на 250–300 килограммов! Не работа ли это Шарифа-бобо?
Скорее бы туда, в долину! И все выяснить… «А может, это какой-то другой Шариф Мавлянов? О аллах, пусть это будет другой Мавлянов!»