Не имея звезды

Глава 25

(п.а. В дальнейшем, в фанфике все чаще будет проявляться АУ, где-то довольно мощное, где-то почти не существенное. Прошу приготовиться к этому морально... а кому надо — и физически ;) )

12 октября 1993г Англия, Ховагртс

Ланс вытянул ноги и зажег сигаретку. Пока все шло довольно хорошо. В замок не прорывались толпы дементоров, жаждущие душ малолетних и не очень малолетних магов. Никакие маньяки не охотились за теплой Поттеровской, и не только его, плотью. Да и вообще вокруг была тишь да гладь.

На занятиях Герберт как всегда отвечал исключительно на положительно высокий бал, а за письменные работы не получал отметки ниже «П». Один раз его попытался опрокинуть Снейп. Драко, мелкий выпердышь, из-за своего «чрезвычайно серьезного» ранения прикидывался веником. Мол он и поесть сам не мог — Паркинсон с ложки кормила, выворачивающее зрелище если честно. И в квиддич нормально играть — мадам Трюк пришлось под него все расписание перелопачивать, потому как Малфой-старший напряг свои связи, как и Снейп, и народ дружно забыл, что у Слизерина есть запасной ловец. Так еще и на зельях ему нужно было ингредиенты резать.

Сперва Сальноволосый хотел отвести столь почетную должность Лансу, и даже совершил некое поползновение в эту сторону. Вот только когда, по неизвестной причине, у Малфоя взорвался котел, ошпарив блонди лицо, Ублюдок сместил Геба с этого высоко поста, заменив его Поттером.

На этом злоключения на зельеварении заканчивались — респиратор и ушные затычки и в этом году прекрасно справлялись со своей работой.

В случае с ЗоТИ все было именно так, как и надеялся Проныра. Профессор Люпин оказался действительно мощным мужиком. Во-первых, он всегда умел подколоть так, что хотелось зарыться под землю и просидеть там как минимум вечность. Но и предмет он знал превосходно. В этом году у третьего курса были две темы: темные существа и методы противостояния им, и борьба со зловредными проклятьями. И в обоих этих темах, препод чувствовал себя как рыба в воде и умел рассказать такое, чего не напишут в учебнике. В общем — было здорово.

На чарах в последнее время стало скучнее, но вовсе не из-за уважаемого профессора Флитвика, а просто потому, что Ланс в этой области убежал аж до пятого курса. Хотя на какую-то часть гоблин в последнее время все реже стал устраивать из урока красочное представление и все чаще замирать на полу слове, а потом хрипло кашлять. На вечерних занятиях, мастер чар уверял Ланса что это скоро пройдет, просто он летом подхватил волшебную простуду, вот и не может вывести.

Травология и Астрономия проходили в прежнем ракурсе — Ланс учился и пытался хоть что-то запомнить. В голове крутились Старшие руны, гигантские уравнения по Нумерологии, ритуалы Анимагии, и для всего остального в мозгу Геба просто не оставалось места.

Этот нюанс сильнее всего проявлялся на Трансфигурации. В этом семестре, обгоняя программы чуть ли не на полгода, третий курс Слизерина и Гриффиндора начал проходить трансмутацию живого в живое. Казалось бы, после двух лет занятий анимагией Проныра должен был шарить по этому вопросу, но из-за хронического недосыпа, постоянных физических, магических и умственных упражнений, Геб стал частенько выпадать из реальности. Так случилось и на одной проверочной работе, где нужно было жука превратить в бабочку. Тогда Геб чуть первою «В» не отхватил, но вовремя исправил своего мутантого москита на махаона, МакГи не заметила огреха и не сняла балл. Грейнджер же, в кое-то веки, решила никого не закладывать. Собственно, это было не из-за того, что в девушке проснулись понятия, а потому, что и она тоже стала сдавать. Так что, если рассуждать здраво — третий курс действительно был самым сложным и переломным.

Но все же у Ланса оставалось время для дурачеств, легких проказ с часовыми бомбами и тем, что он успел отжать у Близнецов летом. Так же не оставались без внимания гостиные факультетов, в которых регулярно раздавались гитарные мотивы. Правда все чаще Ланс стал замечать, что старшекурсницы, используя его вместо плюшевой игрушки, стали прижиматься совсем иными частями тела, жарче и томнее дышать, да и вообще все как-то немного изменилось. Герберт по этому поводу испытывал резонную опаску, что если все так и продолжиться, то его банально изнасилует толпа ведьм.

Не то чтобы Геба не посещали характерные сны, а утром он не обнаруживал характерных пятен, но у каждого действия есть свои последствия. И любые возможные последствия такого действия были в данный момент исключительно излишни для Проныра. Да и лет ему всего четырнадцать. Нет, конечно старшие в приюте частенько распылялись на подобные темы, но это скорее походило на байки. Так что Проныра решил подождать с приобщением к таким удовольствиям жизни еще годик или даже полтора.

— Давно ждешь? — прозвучал знакомый голос, сливаясь со скрипом дверной петли.

Ланс затушил сигарету, выкинув бычок в дальний угол заброшенного кабинета и посмотрел на часы. Без пяти минут девять.

— Нет, — покачал слизеринец головой и спрыгнул с подоконника. — Как добрались?

— Вполне, — пожал плечами появившийся вслед за братом Фред. — Только этих долго искали.

Джордж вытолкал вперед Криви и Лонгботтома. Фотограф буквально светился азартом и предвкушением авантюры, а вот Невилл явно стремался. Он чуть подрагивал и оглядывался на дверь, будто ища в ней спасение.

— Раз все в сборе...

— ... думаю можно...

— ... начинать.

— Нев, помнишь свою задачу? — спросил Ланс, оборачиваясь к однокурснику.

Лонгботтом кивнул голову и поджал губы, глубоко задышав. Так он успокаивался. Невилла нельзя было назвать смельчаком, но и трусом тоже, потому как пухлый парень всегда умел перебороть свои страхи.

— Репортер?

— Все будет «окей»!

Ланс переглянулся с близнецами, те пожали плечами.

— Хорошо, тогда я открываю.

Проныра отошел от группы подельников и, дернув за веревку, распахнул старый, трухлявый сундук. Тут же из глубины сей древности повалили клубы черного дыма, по ушам резануло таинственное завывание, а мгновение спустя на свет показался профессор Снейп. Он и в этот раз выставил вперед свою правую руку и механически зашагал в сторону Невилал.

— Нев, жги! — крикнул Фред, занимая свою позицию.

Собственно, Джордж и Ланс, наставив палочки на боггарта, так же заняли свои места, сформировав что-то вроде треугольника, центром которого был иллюзорный Снейп.

— Riddiculus! ­­— четко произнес Лонгботтом.

Раздался хлопок и Снейп вновь обрядился в весьма откровенный наряд с неизменным жабо.

— Геби, наш выход! — скомандовал Джордж.

Уизли вскинули палочки одновременно с Лансом и втроем рявкнули:

— Filopupa!­

Из палочек троицы вылетели чуть прозрачные нити. Какие-то обвились вокруг ног боггарта, другие захватили в свой плен руки, другие шеи и талию, иные пальцы и даже язык. В общем, от каждой палочки отделилось ровно десять нитей, каждая из которых нашла свою цель.

— Мой черед, — Криви предвкушающее прикусил язык, отщелкнув первый кадр.

— Добавим джазу парни! — хмыкнул Ланс.

После этого предложения боггарт в образе Снейпа стал принимать самые «соблазнительные» и «интимные позы». Вообще-то они именно такими и были бы, если вместо Сальноволосого боггарт обернулся сногсшибательной красавицей из журнала «Волшебные девчонки». Но это кем-надо быть, чтобы бояться красавиц...

А Колин все щелкал затвором, оставляя на пленке кадр за кадром. Снейп все вертелся и крутился, Невилл держал заклятье трансформации, а Близнецы и Проныра задыхались от еле сдерживаемого смеха. В какой-то момент прорвало всех пятерых. Пропали чары, а пять студентов валялись на полу, стуча кулаками о древний камень. Казалось — от их громового хохота дрожал потолок заходились ходуном стены. Боггарт со звучным хлопком пропал, растворяясь в черном дыме.

У Геб уже вместо смеха выходил лишь хрип, а сам юноша судорожно пытался вздохнуть, обвив живот руками. Колин беззвучно рыдал, изредка икая и кривясь от боли после такой истерии. Близнецы постукивали друг друга по спине и показывали большой палец. А Лонгботтом все никак не мог отойти и буквально валялся по полу.

Ребят хватило еще минут на пять, после чего все сели в круг, прислонившись спинами друг к другу. И если смотреть сверху, то их можно было вполне принять за какой-то сюрреалистичный цветок, вышедший из-под кисти известнейшего импрессиониста.

Порой кто-то из них начинал посмеиваться, и это приводило к тому, что все они вновь погружались в безудержную агонию хохота. После которой опять начинали стонать, хрепепть и утирать выступившие слезы. Можно сказать, вечер удался на славу.

— Кадр на каждую позу? — прохрипел Проныра.

— Как...и... догова-ри-вались, — с трудом протолкнул Колин, все еще держа в руке фотоаппарат.

— Делить будем...

— ... почестному или...

— ... поровну?

На мгновение повисла тишина, а потом раздался новый взрыв хохота. В итоге народ успокоился только спустя пару минут, когда плакалось уже не от смеха, а от боли в животе и легких.

— Голосуем? — предложил Нев.

— Кто за поровну?

В воздух взметнулось сразу пять рук. Никто не хотел заморачиваться с «почестному».

— Единогласно, — подвел черту Ланс. — Тогда двадцать процентов на брата.

— А за сколько будем продовать?

— Пол галеона за снимок, — пожал плечами Фред, все еще держащийся за живот.

— Как-то дорого, — протянул Ланс, подозревая что по такой цене никто не купит.

— Не дрейфь Геби, — махнул рукой Джордж. — Раскупят за милую душу.

— Как, кстати, ставки? — вдруг поинтересовался Герберт.

В тотализаторе у него тоже была пятая часть, а восемьдесят процентов отошли Близнецам. Такое деление было потому, что Гебу принадлежала идея и раскрутка, а Уизли все риски и все дела. В общем, в данном случае все было именно почестному.

— Уже есть немного...

— ... после праздников разгуляется...

— ... в гору пойдет.

Еще немного помолчали, пытаясь отдышаться и успокоить разыгравшиеся нервы. Операция под кодовым названием «Котел на панели» заняло у трех маргиналов и двух их сообщников около часа. Причем большая часть времени ушла на хохот и отдых после него.

— Расходимся? — спросил Ланс.

— Да, можно...

— ... Филч на втором, остальные...

— ... дежурные, тоже далеко.

— Всегда было интересно, — с кряхтением произнес Проныра, поднимаясь на ноги. — Как вы узнаете кто где находиться в замке.

— Много будешь знать, — Фред хлопнул Ланса по правому плечу.

— Плохо будешь спать, — Джордж хлопнул Проныру по левому.

18 октября 1993 г Англия, Ховагртс

Расписание матчей подверглось серьезным изменениям, и если в прошлом году первый пришелся на начало ноября, то в этом — середина октября. Чем были вызваны такие изменения, мы уже знаем — дементоры и рука Малфоя. Что из этих двух крайностей мерзостней, Проныра не знал. И все же он угрюмо плелся на трибуны.

— Герберт, ты точно с нами пойдешь? — спросила Изабель.

Ланс, как и всегда, шел вместе со своими приятельницами. Правда Патил все больше и больше времени проводила с Симусом, но было видно, что ей это уже начинает надоедать. Подростки они такие — весьма непостоянные.

— Не против Слизерина же играют, — пожал плечами юноша. — Могу и за грифов поболеть.

— Любишь ты себе приключения находить, — покачала головой Лаванда. — Малфой этого так не спустит.

— У меня есть чем его прищучить, — хищновато ухмыльнулся Проныра.

Мимо пробежала веселая стайка змеиных второкурсников, среди которых Ланс заметил буйную головушку Астории Гринграсс. Астория, как и сестра, была необычайно красива. Вот только если Дафна являла собой истинную блондинку, то её сестренка прослыла жгучей брюнеткой. Поставить этих двух красоток рядом, и можно хоть картину Инь и Янь рисовать. Настолько они были непохожи своим «окрасом» и идентичны потрясающей красотой.

— Кстати в этом году что-то слишком тихо, — хихикнула МакДугалл.

Ланса уже давно стали раздражать эти хихиканья, но он не подавал виду, дабы никого не обидеть.

— Ага, совсем скучно в замке стало, — поддакнула Лаванда.

— Я вам не шут, — пробурчал чуть обиженный Ланс. — Но с завтрашнего дня гарантирую бешенное веселье.

— Ой как интересно! — тут же встрепенулась Изабель. — Расскажи!

Герберт мысленно усмехнулся. Не станет же он и взаправду рассказывать, что сегодня вечером Криви закончит с проявкой пленки и завтра начнется подпольная торговля снимками.

— Потерпи немного — сама узнаешь.

— Тюю, скучный какой.

— А у меня это сезонное. Всегда к зиме угрюмничаю.

— Может тебя согреть? — подмигнула Изабель и повела плечиком, хлопая ресницами.

— Не хочу быть обвиненным в поджоге, — мгновенно парировал Ланс.

Вряд ли МакДугалл действительно была готова на какое-либо действие, следующее за столь прозрачным намеком, но нельзя в подобных разговорах оставлять недосказанность. Если такое все же произойдет, то либо девушка подумает, что вы закомплексованы или стеснительны, либо надумает себе неизвестно чего. Если же вы спросите откуда это знает, то он ответит так — книги. В книгах Проныра подчерпнул для себя очень многое о жизни в целом.

Впереди уже замаячил стадион, но в этот самый момент черные тучи, затянувшие небо, наконец распахнули свои створки и на землю полился настоящий ливень. Проныра достал из своей сумки длинный, классический зонт, и распахнул его над приятельницами. Патил, впрочем, шмыгнула точно под такой же зонтик к Симусу, закадычный приятель которого — Дин, манерно отошел в сторону и пошел в гордом одиночестве.

К проныре прижались Изабель с Лавандой. Ни сколько из каких-либо интимных соображений, а просто чтобы не промокнуть. Смешно, но два девичьих тела действительно согревали Ланса, но это была скорее простая физика, нежели причудливая метафизика. Герберт не задумывался и не хотел задумываться о серьезных или не очень серьезных отношениях. На них у него попросту не хватало времени, да и желания особого не было. Проныра вполне комфортно чувствовал себя наедине с собственными мыслями, делами и планами.

Около стадиона, у будки, уже собралась немалая очередь. Птицам наверно было невдомёк, почему на земле расцвела вдруг буйным цветом огромная река и черных и порой цветных грибов-зонтиков. А ответ был весьма прост — билеты. Право, уж не думали же вы, что просмотр квиддичного матча в школе бесплатный? Нет, цена конечно весьма символична, в пересчёте всего полтора фунта, но все же она была.

Поднявшись по крутым, разбухающим от дождя, грязным и скользким деревянным ступеням, Ланс оказался в секторе Гриффиндора. Народу здесь было уже немерено, а по краям зонтов стекали тяжелые, мутные струйки типично Британского — пахучего, морозлого дождя. Многие одевали на глаза специальные водоотталкивающие очки, чтобы с комфортом следить за матчем. Иные пользовались особыми чарами, но Лансу не требовалось ни то, ни другое. Он, несмотря на стену дождя, прекрасно видел, будто абстрагируясь от режущих капель.

Ланс, приняв из рук какого-то доброхота алый шарф, обмотался им и сел на скаймейку, держа над головой зонтик. Под черный купол тут же притиснулись Изабель и Лаванда, и еще кто-то, кому хватило места.

Впрочем, хоть стадион буквально утопал в дожде, студенты все так же бесновались, выкрикивая считалочки, кричалки и прочую голосовую атрибутику спортивных мероприятий. Но вот на поле показалась мадам Хуч, лимитирующая сундук, где были заключены волшебные мячи. Два бладжера, квоффл и маленький золотой засранец — снитч.

— Соскучились?! — по полю пронесся знакомый голос коментатора-заводили. — А вот и я — Ли Джордан, ваш преданный комментатор! Пошумииим!

Трибуны заголосили и затопали, потому что хлопать не было возможности. Ланс кричал и топал наравне со всеми. В конце концов, толку смотреть матч вживую, если не можешь позволить себе такие радости.

— Как мы знаем, — продолжил Ли. — У Малфоя бо-бо с ручкой, поэтому сегодня против доблестного Гриффиндора на поле выйдет не менее доблестный Хаффлпаф! Поприветствуем наших гладиаторов метлы и мяча!

Поприветствовали еще более ажиотажными выкриками и топотом. Могло даже показаться, что трибуны это один воющий, орущий и топающий организм, дрожащий под гипнотические возгласы комментатора.

Там, в низу, на поле, похожее на одну коричневую, текущую жижу, вышло четырнадцать человек, среди которых мигом узнавалась взъерошенная черная шевелюры и блестящие очки.

— От Гриффиндора сегодня выступают — наш капитан и вратарь, который заканчивает в этом году обучение — Оливер Вуд! Кажется я перепил, потому что вижу двух одинаков Загонщиков. А, нет! Это ведь наши Близнецы! О боже, кто-то похитил мое сердце и разорвал на три части. Наши три сногсшибательные красотки с палками между ног...спокойно профессор! Так вот, Загонщицы — Кэти Бэлл, Анджедина Джонсон и Алисия Спиннет! И, конечно же, поприветствуем нашего бессменного ловца — Гаааааааааарри Поттера!

Толпа шумела и кричала. Два факультета — Рэйвенкло и Гриффиндор что-то подбадривающее и воодушевляющее. Барсуки — легкое и чуточку обидное, а вот Слизерин спешили смешать команду в целом и Поттера в частности с грязью. Но их крики, за частую, перекрывались возгласоми остальных.

— Со стороны Хаффлпафа в воздух поднимутся: вратарь, способный забить вам гол одним пинком через все поле — Герберт Флит! Загонщики — молниеносный Энтони Рикетт, и, не для кого ни секрет — знающий толк в палках...

— Микрофон, Джордан, дайте мне этот микро...

— Прошу прощения за легкие помехи на линии! Второй Загонщик — Максим О’Флаэрти! Загонщики, очаровательная Хейди Макэвой за полетом которой, по известной причине, можно наблюдать вечно. Ни разу не промахнувшийся мимо молока за весь прошлый сезон — Малькольм Прис, и конечно же, моя обожаемая богиня — Тамсин Эплби. Люблю тебя детка! Руки от микрофона! А теперь, капитан и Ловец — Сееееееееееедрик Дигори!

Дигори был одним из самых популярных парней в школе, так что неудивительно что его приветствовали весьма и весьма усердно. Особенно было слышно визги и писки женской части стадиона. Изабель и Лаванда надрывались наравне со всеми, и Проныра даже чуть приглох на оба уха. Юноше показалось, что рядом сидели не две девочки, а два настырных комара.

Но вот наконец прозвучал первый свисток и четырнадцать человек взлетели в небо. Мадам Хуч направила палочку на сундук.

— И вот судья вводит мячи в игру! — надрывался Джордан, который привстал со своего места и поставил ногу на кафедру, вещая будто армейский капитан перед боем. — Снитч тут же пропадает в дожде и мгле, а квофл перехватывает Спинет!

Алисия, с коричневым мячом в руках, увернулась от метко пущенного бладжера и понеслась к воротом барсуков. Спинет всегда отличалась безумной скоростью, но вот на маневрах, особенно в вертикале, она зачастую проигрывала.

— К ней устремляется Тамсин, давай милая, давай и ооооо да! Эплби выбивает квофл из рук Спинет, но его мигом подхватывает Бэлл. Прости любимая, но наши фурии играют слаженнее!

— Джордан, я вас последний ра...

Кэти, завладев мячом, поднырнула под женоподобного Флаэрти, и уже почти вплотную подобралась к кольцам барсуков. Но наткнулась на вовремя подлетевшего Приса. Попасть в кольцо из такой позиции шанса не было — уж Ланс-то это знал.

— И Бэлл пасует Джонсон! Но квоффлу с небес падает и Мкэвой, вы только посмотрите на эти... кхм... кто же будет первой?! И, о дьявол и святые макароны! Джордж Уизли, и даже не спрашивайте как я его определил, перепутал квоффл с бладжером!

Несмотря на то, что говорил Ли, Фордж специально жахнул битой по другому мячу. Проныра знал, что этот прием грифы отрабатывали на тренировках в течении пары недель. Откуда — связи, слухи, дедукция, наблюдательность и все такое.

Квоффл пулей устремился к воротам, а у самой линии его перехватила Бэлл, так и не сдвинувшаяся с места. И с легкой ленцой швырнула его к цели.

— Вот это финт! Флит падает к нижнему левому, но из-за дождя не видит, что это крученый! Бэлл попадает в верхнее и счет становиться 10:0 в пользу Гриффиндора! Этот сезон первым голом открывают львы!

Трибуны взорвались криками и аплодисментами. По традиции первый гол сезона поддерживали всей школой. Хотя, как вы возможно догадались, этой традиции придерживались все, кроме зеленых. Они не могли позволить себе аплодировать в честь «вражеского» факультета — дураки, ничего не скажешь. А вот Ланс надрывался как мог. Он любил не только играть в квиддич, но еще и смотреть за этим чудесным видом спорта. Эти сражения под куполом неба, на сумасшедшей скорости во всех плоскостях, были куда как заманчивее любых маглвоских видов спорта с мечом.

— Но что это?! О да, господа — наши Ловцы заметили снитч! В то время пока Спиннет и Макэвой сражаются за квоффл, Поттер и Дигори уходят в вертикальное пике. Они теряются в дожде, но, кажется, идут вровень! Кто...кх...пш... них... кха... шпш... мает...

Кажется, у Джордана возникли проблемы с микрофоном. Тот шипел, тарахтел и разве что не плевался. И тут вдруг крики, смех, визги и топот на стадионе смолкли. Будто все эти звуки завязли в застывшем желе, так и не сумев пробиться к ушам. Ветер стал намного холоднее и даже пронизывающе, словно проникал к самому сердцу, зажимая его в ледяные тиски.

Вместо мокрого отзвука крупных капель, Ланс услышал мерное потрескивание разбивающихся льдинок. Вдруг из атмосферы словно вытянули все радость, весь праздник первого матча сезона. На краях стадиона стали возникать плывущие фигуры в черных плащах. Послышались крики, всхлипы и стоны.

Ланс сперва не понял, почему стало так тесно, но потом осознал, что к нему прижимаются МакДугалл и Браун, будто ища у приятеля защиты. Вот только Проныра и сам был абсолютно беспомощен. Его все глубже и глубже затягивало в этот омут из страха и отчаянья, где нет ни уголка, в котором блестели бы отсветы радости и счастья.

Герберт, сквозь блеклую пелену, заметил, как закружился хоровод дементоров, воронкой уходя в небо — к игрокам. Но омут, словно жадная бездна, затягивал в себя. Вот Геб заслышал женский смех, ужасный смех, полный безумия и коварного наслаждения. Смех, от которого принц вжимался в угол, пытаясь отыскать копья и вилы уродца, а уродец наоборот — стискивал зубы в стальной замок и шарил во тьме, в поисках отравленного жала, дабы воткнуть его в глотку тому, кому принадлежит этот адский гогот.

Сам не зная зачем, Герберт, дрожащими руками полез в карман мантии, откуда вытащил, чуть не уронив, свою зажигалку. Тьма приближалась с неумолимостью несущегося поезда. И жадные клыки черноты провала сияли, подобно занесенному лезвию топора палача.

— Щелк, щелк, — прокашлял кремний.

— «Поклянись...» — прозвучало где-то глубоко в голове.

Краски настолько потухли, что могло показаться, будто смотришь черно-белое кино. Становилось все тягостнее дышать, а по спине и лбу поползли капли пота. Изабель вздрогнула и заплакала, Браун до крови закусила губу, зажмурившись так сильно, что, наверно, могла сломать косточки глазниц.

— Щелк, щелк, — снова выдал кремний, так и не запалив фитиль.

— «Клянусь...» — а потом вновь приступ этого хохота.

— Щелк, — последний раз кашлянул кремний и пламя зажигалки взлетело на добрые двадцать сантиметров вверх. Ланс вглядывался в красные нити оранжевой пляски, и страх отступал. Принц развернул плечи и потянулся к огню, будто желая вытянуть из танца хаоса самое сильное свое оружие.

— « Я солгала — Crucio» — как сквозь пелену расслышал Ланс, а ощущение отчаяние и страха стало медленно уползать.

Оно — гнетущее, липкое чувство обреченности, как и самая страшная, непроглядная темень, жалось и ежилось, отступая перед ярким, оранжевым огнем. Лишь мгновение пламя вздымалось до самого лица Ланса, но и этой доли секунды хватило, чтобы юноша пришел в себя, а зажигалка сияла вполне обычным огоньком.

А Проныра все сильнее прижимал пламя к груди, будто зная — стоит отвести руку на миллиметр в сторону, и тьма и холод дементоров скуют его ржавыми цепями. Вокруг все еще царствовало очтаянье и мрак, но внутри Ланса расцветал огненный цветок, своими корнями впившийся в юношу и дарующий тому ощущение бегущего по венам пламени. Такого желанного и долгожданного ощущение, которое приходило лишь когда Герберт касался пальцами струн своей гитары.

Герберт поднял голову и увидел, что дементоры хотят подплыть к нему, тянут свои руки, покрытые мертвенными струпьями, но не могут. Они наталкиваются взглядом на крохотный огонек, и бояться его — отплывают в сторону, чтобы потом развернуться и с жадность вглядеться в ярко-голубые глаза Герберта.

Тут по стадиону пронесся самый настоящий крик ужаса, и буквально все взоры приковались к изломанной кукле, падающей с черных небес. Блеснул белый отсвет и Ланс узнал в кукле фигуру Поттера, который, судя по всему, был бес сознания. До земли оставалось всего пара метров, как все вокруг дрогнуло от невообразимой волшебной мощи. Волосы встали дыбом на всех частях тела, где они росли, дыхание сперло, а мысли запутались сами в себе.

Ланс взглянул на трибуну преподавателей и увидел Дамблдора, держащего палочку наголо. Потом посмотрел на поле и увидел Поттера, зависшего в воздухе. Но кроме человеку, так и не долетев до земли, замерли и дысятки, сотни тысяч капель воды. Потом они разом упали. А Ланс понял, что порой снайперской винтовке не сравниться с силой ядерного взрыва. Это была самая мощная Левиосса, которую когда-либо, кто-либо видел. Магия Дамблдора была сравнима лишь с силой спустившегося из своих чертогов титана.

Губы Великого светлого Мага зашевелились, палочка размазалась во взмахе, а потом все утонуло в серебряном свете. Над полем расправил свои крылья огромный феникс, сотканный из серебряных нитей. Феникс был настолько велик, что куполом закрыл собой стадион, напоминая мифическую птицу Рух.

Дементоры визжа и стеная полетели прочь от этой упавшей на землю Луны, в фигуре птицы. Волшебный феникс открыл клюв и издал низкую трель, от которой покатилась волна волшебства столь радужного и светлого, что лица студентов преобразились. Высохли дорожки слез, из глаз пропала пелена испуга, и казалось, что даже мрачные небеса остановили свой потоп и приоткрыли шоры, пуская на землю живительные силы Солнца.

Всего за мгновение Альбус Дамблдор преобразил это место, полностью изничтожив всю тьму и мрак, скопившийся с здесь с приходом, как сказали бы магловские фантасты — умертвий. А феникс с хлопком разделился на тысячи перьев, падающихъ и кружащихся в вишне. Те дементоры которые еще не успели убраться прочь, попадали под них и визжали от адской боли, которую тьме причинял истинный, неподдельный свет. Вскоре все стихло и смолкло. На поле высыпали люди, спешащие пробиться к Гарри. Убежали и Изабель с Лавандой. Да и все прочие алые устремились к своему другу и герою.

Ланс остался один, совсем один в абсолютно пустом секторе. Его зонтик валялся в поток коричневой, мокрой грязи, истоптанный и разбитый, изорванный и исцветший. Герберт поднялся с места, покачнулся, но не упал — схватился за скамью ярусом выше, а потом пошел прочь. И лишь огонек зажигалки, такой простой, маленький и невзрачный, был единственным спутником на пути от стадиона к Лесу. Только там, под сенью крон, среди вечного смеха ветра в листве и траве, среди шуршаний меховых лап, Проныра мог почувствовать себя часть чего-то большего, чего-то более светлого, нежели пространство под названием — Герберт Ланс из Скэри-сквера. Герберт ненавидел одиночество...

21 октября 1993г Англия, Ховагртс

После того случая с дементорами ставки поползли в гору. Буквально каждый горел желанием поставить денежку на тот или иной конец Поттера. В буквальном смысле этой фразе. Все грифы, как один, ставили на то что Очкарик выдюжит. Остальные с большой охотой забрасывали бронзой, серебром, а порой и золотом позицию — «Помрет».

Ориентировочная прибыль, если Поттер все же выживет, составила бы порядка семидесяти галеонов. Если все же помрет — убытки исчислялись бы почти тысячей золотом. Почему именно так? Слишком долго и нудно объяснять экономику тотализаторы и барыши тех, кто его устраивает. Но одна пятая от семи десятков золотых тоже была неплохим подспорьем для сироты из приюта.

Не говоря уж о фотографиях. О да, на этом предприятии реально было озолотиться. Уже в первый день подпольных продаж, Ланс насчитал собственной выручки почти треть галеона. А Близнецы не думали останавливаться на этом. Они подбили бармена в «Кабанье голове» который за свой прцоент стал приторговывать компроматом. Там подвязался какой-то ушлый тип по кликухе — Нафер (вроде звали его — Наземникус Флетчер), который, в свою чоередь — за свой процент, захотел распространять фотки по Косому и Лютому переулках. В итоге за два дня личная прибыль Ланса достигла отметки почти целый золотой. Поскольку пик продаж по теории рынка приходился на второй месяц, то Геб прикинул что к концу года он будет обладать суммой достаточной, чтобы купить себе поддержанный авто.

А вы разве не знали? Ланс был подвинут на всем, что касалось скорости, автомобилей и чопперов. У того славянского священника в сарае, за церковью, стоял старенький разбитый чоппер — Харлей бородатого года выпуска, но зато с бляхой цеха — стальной конь прямиком из Америки. Русский или Украинский (тут без ста грамм известного напитка и не разберешься) богослов шарил в метале пошибче чемм в священном писании и Геб с Рози, которая разделяла его любовь, порой подолгу пропадали в том сарае работая с Харлеем и разбитым шевроле, которое можно было назвать спортивным только открутив время на лет пятнадцать назад.

И вот теперь, возможно, Ланс накопит деньги на свой агрегат и будет у него спортивная метла и своя машина. Чем не рай для вчерашнего босоты из самого зачуханного и криминального района не только Лондона, но и всего туманного Альбиона.

— Что это у вас под столом? — вдруг рявкнул над ухом Снейп.

— Ноги, сэр, — ответил Геб, чей голос, из-за респиратора, звучал несколько странно.

Взмахом палочки зельевар отодвинул студента в сторону и внимательно все осмотрел. Потом что-то прошипел и гаркнул:

— Следите за зальем, мистер Ланс.

Герберт, будь его воля, это самое зелье вылил бы в унитаз, где и есть его, по мнению Ланса, место. Но делать было нечего, поэтому пришлось распиливать очередную мерзость и медленно всыпать её в котел, одновременно с этим прибавляя пламя. Сегодня была самостоятельная работа и все стояли по одиночке. На столе, помимо мерзостей, находился одна фиала, которую нужно было заполниться «самогонкой». Собственно именно на этой фиале потом будет красоваться ваша отметка. Проныра, как и всегда, был нацелен исключительно на «П». Но процесс «химичения» давался ему даже сложнее Трансфигурации, так что потуги парня были достойны всяческих восхищений столь твердой волей.

Ну и как вы понимаете. Стоило только фотографиям появиться в стенах замка, как об этом узнал и владелец запечатленного на них образа. Он просто не мог не узнать, потому что Близнецы и Ланс поздной ночью подкинули ему эти снимки под дверь. С тех самых пор Снейп ходел мрачнее тучи и стал зверствовать на полную катушку. По струнке ходил весь замок, за милю огибая подземелья, в которых царствовал мистер Летучий Мышь. Ланс же только хмыкал и царственно прошагивал мимо Ублюдка.

Ведь мы прекрасно знаем — Герберт Ланс не забывает долгов, ни чужих, ни, что важнее — своих. А Северус-подарите-ему-шампунь-Снейп, не мало задолжал своему студенту. Вот Геб и отплатил. Теперь на очереди была МакГи, которая стояла на счетчике за тот финт с пушистым.

— Сдаем работы! — гаркнул Снейп, садясь за стол.

Геб наполнил фиалу и показательно отлеветировал её при помощи чар, манерно обогнув выстроившуюся очередь. Каждый обернулся к уже собравшемуся на выход парню и посмотрел на него с явной злостью. Ведь Герберту не пришлось отстаивать в очередях и прочее. Но, как говорится, включайте иногда голову и не забывайте, что вы долбанные маги, а полочкой можно не только в известных местах ковыряться.

Проныра, не теряя времени, направил свои стопы к этажу с кабинетами преподавателей. Сегодня, в этот день, были запланированы очередные «занятия» с профессором Флитвиком. Пока Ланс двигался по древним каменным ступеням, которые были надежно спрятаны по всем уголкам замка, то думал о том, что возможно сегодня испортит свои отношения с на какую-то часть гоблином, но иначе было нельзя.

Герберт не терпел слабости в людях, не терпел нытиков, сопляков, неудачников и тех, кто готов рыдать в жилетку ближнему и случайному. Ланс был уверен, что все, что вам нужно сказать эдакого, чувственного и острого, вы можете сказать зеркалу, а потом выкинуть куда подальше, потому что ни вам ни миру, слабость была не нужна. Слабость она как приговор — покажешь её(слабину) и все, теюя сожрут, скомкают и отберут все, что можно отобрать, а потом еще и обяжут всю жизнь отдавать. Таков был закон Скэри-сквера и приюта «св. Фредерика» и таков же был закон того общества, которое люди почему-то называют «гуманное и цивилизованное».

Герберт не терпел слабости, и все эти дни не мог терпеть самого себя. Ведь он дал слабину, не смог справиться с проблемой, позволил кому-то, что-то решать за себя. Да, возможно с дементорами не совладали и еще полтысячи учеников, но на них Лансу было плевать. Какая ему разница, что могут и не могут другие, если не смог он сам. Как после этого не терпеть таких как Поттер-нытик, Малфой-слабозадый, Грейнджер-Дэнжер, Рон-...гондон, если он и сам оказался таким же. Всего лишь плаксивый ребенок, который ищет защиты у кого-то сильного.

Нет, Герберт до крови из прокушенных губ ненавидел себя за это эпиход. За то что поддался такому пустяку как страх, за то что позволил себе окунуться в столь несущественное, как отчаянье. За то что предал все, что считал самым важным в жизни — умение всегда держать хвост пистолетом. Получается, Герберт Ланс показал себя не только слабаком, но еще и предателем. А ниже было падать попросту некуда, ниже было уже не опуститься. И с этим нужно было что-то делать. Пусть Гебу придется вновь пройти долиной смертной тени, но ни одна падла во всем этом богом забытом мире, не сможет сказать что Герберт-задери-его-гиппогриф-Ланс, волшебник из Скэри-сквера,н е более чем слабак, предатель и подлец. Нет, такого не будет никогда.

Проныра достал из кармана ключ от личного кабинета Флитвика и провернул его в замочной скважине. Весело, как и всегда, клацнул язычок и со скрипом отварилась дверь. Профессора не была в просторном, светлом помещении, он ждал слизеринца там — внизу.

Пройдя мимо гитары Ланс на миг замер, но потом решительно подошел к рыцарскому доспеху и повернул гарду меча. Рыцарь, будто живой, как обычно поклонился входящему, и отошел в сторону, открывая за собой чернеющий проход и крутую винтовую лестницу.

Ланс сделал шаг вперед, оставляя за собой свою Малышку. Нет, он не мог позволить касаться этих струн пальцами того ничтожества, в которое превратился всего за пару дней. Какую музыка он сможет играть? Только ту, от которой все боги музыки отвернуться от него и уже больше никогда не вернуться вновь. Нет, у него не было прав касаться гитары.

Проныра спустился по лестнице и оказался в коридоре, заполненном самыми разными дверьми, которые буквально светились от количества защитных и запирающих чар на них. Но путь слизеринца лежал дальше, к самой последним и самым огромным створкам.

С каждым шагом Проныра проникся атмосферой этой части замка. Атмосферой решимости, отваги, непринятия никаких законов и пределов. Всего того, что было важным и священным для юноши, и всего того, что тот предал из-за собственной слабости. Но всего того, что Герберт намеревался вернуть себе. А потом забыть об этом эпизоде, как он забывал обо всей грязи, лжи, обмане, зле, чернухи, отчаянья и прочем, чего было в изобилии сироты из Скэри-сквера.

«Никогда не помнить зла!» — девиз из одной из любимых книг Ланса, давно стал и его девизом. Уж он-то точно знал, что жизнь настолько коротка и прекрасна, что было бы верхом идиотии помнить о ней — о тьме. И уж тем более не стоило взращивать её в себе, пестуя и сетуя, что таким образом возвышаешься над другими. Нет, это был путь кого-то другого, но не Герберта Ланса.

Распахнулись двери зала и Ланс вошел под свод, где уже кружились волшебные святлячки, призванные двукратным Чемпионом Европы по Дуэлям. Флитвик стоял на помосте, крутя палочку в пальцах. Он ожидал слизеринца, а в глазах его плескалась гордость. И как острое, отравленное жало, эта гордость вонзилась в сердце Ланса. Нет, он был недостоин той похвалы, той радости, которую излучали глаза мастера чар после лета.

Ведь тогда, после первого «занятия» этого года, Флитвик сказал, что Ланс наконец-то взлетел. Что он впервые за полтора года начал не защищаться, надеясь устоять под натиском превосходящего противника, а нападать — желая победить этого самого противника. Желание победы, вот что было главным в полете.

— Начнем, Герберт, — кончик палочки Филиуса засветился, но чары так и не сорвались в путь.

— Профессор, — каким-то чужим, хриплым и надломленным голосом произнес враз поникший и уменьшившийся в размерах Ланс.

Его яркие глаза вдруг поблекли и даже сама красота обернулась каким-то внутренним уродством. Это не укрылось от цепкого взора маленького почти-человека, с огромным светлым сердцем.

— Что с вами, Герберт? Вы заболели?

Ланс помотал головой, а потом сказал:

— Простите профессор, но мне придется нарушить наш уговор...

— Продолжайте.

— Я ... я ... я... хочу попросить вас обучить меня одному заклинания. Заклинанию, которое поможет справиться с дементорами!

Флитвик, минуту назад напрягшийся после этой фразы, вдруг расслабился и подошел к Лансу. Он хлопнул слизеринца по спине и уселся на край помоста. С детской непосредственность и беззаботностью, на какую-то часть гоблин стал покачивать ногами в воздухе.

— Присаживайтесь, Герберт.

Проныра вздрогнул, но сел рядом, совсем близко. Со стороны, если не знать, можно было подумать что отец беседует с сыном, или дед со внуком. Но это было не так. Совсем не так. А может и так, но Герберт не знал кто такой — «отец», только что такое это слово.

— Я не смогу обучить вас этому, — тяжело вздохнул Флитвик, и наткнувшись на почти мертвые глаза слизеринца тут же добавил. — Но вовсе не потому, что не хочу! Я бы отдал многое, чтобы дать вам такое знание. Но видите ли, я и сам им не владею.

— Но...

— Даже не старайтесь Герберт, это слишком великие секреты магии, которые я спешу вам открыть. Герберт, у вас ведь не получилось овладеть ни окклюменцией? И именно поэтому вы носили сперва бандану из изолирующей ткани, а потом и эту шляпу, с подшивкой из того же материала?

— Да, — скорбно признал юноша.

— И это не удивительно, — тепло улыбнулся профессор. — Я вполне могу вас понять. Видите эти серьги? Это вовсе не моя прихоть и не дань гоблинским традициям. Это амулеты, защищающие мои мысли. Я тоже не могу овладеть наукой защиты разума.

— Это...это... как-то...

— Шокирующе?

— Именно.

Флитвик рассмеялся.

— Но профессор, как связана окклюменция и моя просьба?

— Сейчас, сейчас, я все объясню...кха...кха, — Флитвик зашелся в очередном приступе кашля, но поднял руку, показывая, что с ним все в порядке. Когда приступ закончился, старик произнес. — Ох уж это простуда... Видите ли Герберт. Заклинание патронуса, а именно оно поможет при столкновении с дементором, относиться к Высшей Магии. А девяносто девять процентов Высшей Магии есть суть симбиоз одной отрасли волшебства с другой, самой древней и самой глубокой — Ментальной Магии.

— Я что-то читал о ней... — протянул задумавшийся Герберт.

— Конечно читали. Ведь она была основой всей нынешней магической науки! Она и есть первооснова волшебства. Первооснова, которой природа обделила и меня и, что печальнее — вас. Видите ли, мы напрочь лишены способностей к ней — к Ментальной магии.

— Я все еще не понимаю.

— Не удивительно, — хмыкнул Флитвик. — Представьте, что вам нужно оживить каменные статуи. Где вы возьмете для них разум, чтобы они могли различать союзников и врагов? Где возьмете для них навыки держать оружие? Где возьмете для них все остальное? Только в разуме — в своем разуме Герберт. И часть этого разума вы на время, магией, поместите в оживленную скульптуру, наделив её некоторыми собственными, а так же собственными-утрированными, качествами. Тоже самое и со всей Высшей Магией, она всегда имеет частичку вашего «Я». А патронус, вдобавок, является его воплощением. Патронус не только Высшая светлая магия, но и апогей, сама суть Ментальной. Но мы с вами знаем, что пока не попробуешь, не узнаешь. Так что вот что Герберт. Представьте себе самое яркое, самое счастливое свое воспоминание, потом сделайте такие вот взмахи и произнесите: ExpectoPatronum!

И Герберт закрыл глаза. Не стоило трудов достать это самое счастливое воспоминание. Не стоило трудов достать их два, пять, двадцать, почти сотню. Герберт, не оставляющий в душе зла и тьмы, всегда жил на свету и в свете. Образы его друзей сменялись картинами Египта, а потом и детства, и Леса, и метлы, и Хогвартса, и еще тысячами других. Ланс наполнил всего себя ощущением бесконечной радости, веселья, счастья и жизни.

Он и Флитвик не знали, но привидения, бывшие поблизости, сейчас взвыли от боли и ужаса, и упорхнули куда подальше. Что зачадили портреты изображавшие некогда живых людей, а сами люди бросились наутек. Не знали они, что факелы в коридоре за дверьми, вдруг вспыхнули подобно звездам. Не знали, что весь огонь в замке и рядом с ним, заплясал, будто приветствуя кого-то, кого ждал так долго, кого-то, кого уже не надеялся увидеть в этом мире, кого-то родного, близкого.

— ExpectoPatronus!­ — произнес юноша.

Но ничего не произошло. Лишь мигнул кончик палочки и все.

— Что и требовалось доказать, — вздохнул Флитвик. — У любого, даже самого неудачливого мага, из палочки бы вырвалось легкое серебристое облачко — проекция его «Я». Но м ы с вами не способны даже на это.

— Профессор, — вновь произнес Герберт, постукивающий себя по подбородку. — Получается, что используя Высшую магию, челвоек отделяет частичку разума...

— Лишь на время, потом она возвращается. Древние мудрецы даже использовали это для того чтобы расширить границы своего восприятия. Впрочем, я знаю одного мага который и сейчас балуется этим. Он еще директором в одной известной вам школе работает.

— Хм...

— Но... кажется вы думаете о чем-то другом.

— Авада Кедавра сэр. Я понял, как она работает.

Флитвик улыбнулся и кивнул головой, предлагая продолжить:

— Ведь она отделяет душу от тела, но как можно отделить Инь от Янь? Душу от тела? Только если обмануть мироздание. Тут, получается, работает принцип симбиоза. Маг отделяет частичку, крохотную частичку своей души, и присоединяет её к душе заклинаемого. Но эта частичка уже мертвая и должна отправиться дальше, а сила тяги столь велика, что забирает и частичку, и целую душу. Это заклинание, столь мощное и опасное, по сути — простой обман.

— Браво, Герберт. Многим нужны часы лекций и сотни предложений сложных объяснений, чтобы понять это.

— Но это знание не поможет мне с моим вопросом, — понурился Проныра.

— Но возможно поможет другое, — подмигнул профессор. — Герберт, магия никогда ничего не дает, не взяв что-то взамен. Но этот закон работает и в обратном смысле. Я уже давно наблюдаю за вашим колдовством, Герберт и, кается, знаю в чем ваш талант, в чем ваша плата, за отсутствие способностей к Ментальной магии.

Флитвик взмахнул рукой и около помоста из воздуха возникла ваза. Красивая, фарфоровая ваза.

— Поднимите её в воздух.

— Win...

— Нет-нет. Без слов. Поднимите её в воздух невербально Герберт.

— Но....

— Пока не попробуете — не узнаете.

Ланс со скептицизмом взглянул на профессора, а потом мысленно произнес нужную формулу, взмахнув палочкой. Мгновение и ваза парит в воздухе. Рот Геба чуть приоткрылся, а глаза распахнулись подобно окнам по утру. Это было так легко, так просто, совсем не так, как пишут в учебниках.

— Вы никогда не овладеете Высшей Магией и Ментальной магией, но ваш талант — неверабльные чары. Возможно, что-то еще. Магия всегда справедлива и берет и дарит — равноценно.

Филиус вновь взмахнул палочкой и ваза исчезла. А юноша на глазах преображался, вновь он стал красив, вновь глаза засияли подобно драгоценным камням под лучами солнца. Проныра увеличился в росте, расправил плечи и спину.

— Профессор, я... мне...

— Нужно бежать — приниматься за работу. Вперед, Герберт, летите в своем собственном потоке и никогда больше не смотрите вниз. Земля — она не для нас.

Юноша кивнул, соскочил с помоста и побежал к дверям. Но он остановился, повернулся, и произнес «ритуальную фразу»:

— Спасибо, профессор.

И услышал «ритуальный ответ»:

— Не за что, Герберт. Абсолютно не за что.

Проныра буквально вылетел за двери, а те с шумом захлопнулись за спиной парня. Ланс побежал к лестнице и не увидел, как Флитвик, сидя на помосте, вновь зашелся в приступе кашля.

30 октября 1993г Англия Хогвартс

Герберт поставил точку и сладко потянулся. Все было готово. Эти девять дней он буквально дневал и ночевал в своей берлоге. А взяв у Помфри больничный, даже пропустил несколько занятий. Но все же —в се было готово. Да, его первое заклинание. Самое первое. То, которое он не выучил не занятиях, не нашел в учебнике, а составил сам от начала и до конца. Двенадцать уровнений, сорок одна операция, девять невербальных конструктов, две Младшие и три Старшие руны (именно на зубрение рун ушло несколько сот часов и пара литров крови из носа и ушей), и два вербальных конструкта и заклинание готово.

Всего на работу ушло гигантское количества часов, учитывая, что идея возникла уже так давно. Но все же — Ланс справился. Он взял весь свой ум, отвагу и веру, и выплавил из них нечто новое, то, чего еще не видел мир. Это было потрясающее чувство знать, что ты смог что-то сотворить. Сотворить буквально из ничего.

Ланс сидел среди кучи исписанного пергамента, среди подаренных трудов, машинки, и десятков пустых банок из-под чернил. А в его дневнике красовалась запись всего на две странице, там были приведены движения и формула, как вербальная, так и не вербальная.

И все же, кое-что пока не позволяло Гебу броситься в лес — опробовать свое творение. Этим чем-то было желтое от старости письмо. Письмо, копию которого Ланс случайно призвал в своей Берлоге. Видимо оригинал лежал где-то в необъятной библиотеке или в недрах замка. Что заинтересовало паренька в этом послании — только надпись «В Пророк, для Англии».

Ланс никогда не открыл чужую почту, но ведь он англичанин, а значит это письмо и для него. Проныра сладко потянулся, зевнул, и взял в руки конверт. Теперь, когда с делами было покончено, он мог позволить себе немного отвлечься.

С хрустом распалась сургучная печать, и на колени Лансу спустился тонкий бумажный лист послания.

«Я знаю, что это письмо никогда не будет опубликовано, оно даже никогда не дойдет до берегов страны, которой я причинил так много зла. Возможно, это и правильно. Зло не должно соседствовать с добром, а я был злом. Пусть недолго, всего пару лет, но как же много ужасных вещей я успел свершить за эти скорбные дни. Сколько сирот я оставил за собой, сколько вдов, сколько отцов, детей переживших... нет, это слишком много чтобы выдержать человеку, что ж, будем благодарить магию, что я не человек.

Это письмо никогда не опубликуют, поэтому я могу с гордостью сказать — я не человек. И поэтому все проклятья, которые ночью вы сыплете мне на голову, можно справедливо начинать с «Поганая нелюдь», хотя я знаю, что вы и так это говорите, не можете не говорить, то что я делал было бесчеловечно, было ужасно...

Впрочем, если вам интересно кто я — спросите у своего правительство или у доблестных Авроров. Они знают, всегда знали.

Вы спросите зачем я пишу? Не знаю. Мое сердце сейчас спит в другой комнате, а на столе лишь бутылка виски, даже льда не нашлось для стакана... Вот и пишу. Не могу не написать. Глупо и низко просить прощения, и тем более надеяться, что простите, но все же я прошу, от всего сердце, от всей души, с искренностью неизвестной мне доселе, я прошу прощения за то, что сделал.

Я бы хотел, дьявол, как бы я хотел сказать, что все это было не по моей воли, но это не так. Все это было частью меня, вся ненависть, вся ярость по отношению к магам, это все не от того, кого вы зовете Вол-де-Мортом это не он породил это в моей душе, это там было всегда, а я лишь дал выход. И все же — я прошу прощения. За кровь, за слезы, за то, что пламя вас не согревало, а сжигало в прах, дотла. И за прах я тоже прошу прощения.

О, мое сердце проснулось, у него схватки. Здесь я вынужден прерваться и написать последний раз — простите меня.

Что ж, надеюсь это хоть чуть-чуть омоет мои руки. Ведь кровавыми руками нельзя держать детей. Уж я-то знаю.

Фауст Либефлем»

Герберт еще несколько раз перечитал письмо, а потом сложил его в несколько раз и убрал в край стола. Жаль его нельзя было вынести из комнаты, но Проныра решил, что найдет оригинал. А когда найдет — спрячет, чтобы задуматься над текстом позже. Возможно — через пару лет, когда придет время тайн. Потому что этот год — год свободный от загадок и мистерий.

Проныра собрал вещи, провёл пальцами по полям шляпы и двинулся к подземельям. Там он оставит все лишнее и продолжит свой путь — к краю территории, там, где он, сразившись с дементорами, вернет себе себя.