Не имея звезды

Глава 41

11 ноября 1994г Англия, Хогвартс

Из палочки Макото вылетел сиреневый луч, направленный прямо в Ланса. Проныра мигом разгадал эти темно магические чары. Именно на их изучение, нюоша угробил около двух дней, так как все время тянуло сблевануть. Суть проклятья была в том, что превращала кишечник человека в клубок из змей, пожирающий проклятого изнутри. Не смертельное, если знать контр проклятье, но необычайно мерзостное, страшное и причиняющее адскую боль. Кажется, японец был спецом по пыткам.

Луч уже почти достиг цели, но тут на его пути сверкнула алая вспышка, следом на помосте появился огромный лев, сотканный из пляшущих на ветру лепестков пламени. Царь зверей открыл свою огромную пасть, обнажая красные, будто молодой огонь, клыки. Он рыкнул во всю мощь своих пламенных легких, заставляя купол пойти мелкой рябью.

Тоохиро смерил льва каким-то мерзким взглядом, в котором презрения и превосходства было больше, чем самого взгляда. И стоило видеть его перекошенную физиономию, когда чары «Живота Горгоны», увязли в пламени, полностью там исчезая.

— «Надо еще три», — подумал Ланс, смотря на загоревшийся на хвосте льва огонек.

— Значит, как девок мучить, это ты первый, — все с тем же пиратским оскалом, глумился Геб. — А как раз на раз сшибиться, это мы уже бесполезны.

— Тупой варвар, — скривился Макото. — Denputridu!

В этот раз япошка отправил почти черный луч, который, если бы достиг цели, заставил все зубы Проныры мигом сгнить. Причем сгнить «заживо», а это тот еще аттракцион для нервов. Любой дантист со сверлом нервно пыхает в сторонке.

Но и в этот раз лев поймал луч на лету, затягивая его как опытный любитель макарон, длинную «спагетину».

— Всегда поражался, — отвечал Ланс, засыпая японца, спрятавшегося за фиолетовым щитом, градом из огненных пуль. Эти маленькие огненные шарики, лишь коснувшись волшебного савана, вязли в ном, а вскоре и вовсе истаивали. — Как это страна, в которой до прихода Америкосов в 18ом веке, не было даже железных дорог, а главенствовали и вовсе самураи, считают весь мир варварами!

В ответ на эту язву, Тоохиро расщедрился на какой-то сиреневый дымок. Проныра не хотел, чтобы его нервы вдруг начали грызть какие-то черви, и именно поэтому нырнул за спину своего огненного защитника.

Макото, сощурившись, послал вторые облачные чары. Этот зеленый дымок, опутав вас, сжимал бы словно тиски до тех пор, пока глаза не вылетели бы из обрит, словно пробки из теплой, взболтанной бутылки шампанского. Но и в этот раз Ланс отсиделся за львом, угрожающе рычащим на внешне спокойного японца.

— Трус, — скривился Тоохиро.

— А ты прям рыцарь — смел до усеру! — с этими словами, Проныра отправил во врага новую огненную очередь, которую, впрочем, постигла та же участь что и предыдущее.

На мгновение щит Макото почернел, а потом и вовсе пропал. В этот же момент японец вздернул свою кривую палочку и послал в Ланса розовый луч. Проныра мигом вспотел, но благо лев не подвел и вовремя поглотил проклятье.

— Ориентацию мне захотел поменять?! — раненным бизоном взревел Ланс. — Сука узкоглазая!

— «Еще два» — подумал юноша.

— Такая тебе больше подойдет, — ухмылялся япошка, посылая те же чары.

— Сказал фанат золотого дождя!

— «Всего один»

— Варвар! — взъярился японец, вновь отправляя какой-то чернеющий луч.

Кровь Герберта забурлила, словно закипая в венах, больше похожих на стальные каналы, по которым струится раскаленный лавовый пожар. Сердце билось, будто загнанная лошадь, несущая всадника навстречу самой смерти, уже занесшей сверкающую багровым, окровавленную косу.

И не было страха в юноше. Ни капли. Ни намека. Только сверкал пиратский оскал. Он подобно флагу резвого корвета, развивался, оповещая врагов о том, что их будут ждать лишь острые, наточенные шпаги, лихая команда, пропахшая ромом и дешевыми портовыми шлюхами, а так же ветер неподдельной свободы, до треска наполняющий черный парус.

Руки Геба чуть подрагивали, но вовсе не из-за трусости или неуверенности. О нет, они дрожали от нетерпения, не в силах сдержать ревущую в груди ярость и переполняющую жажду схватки. Герберт Ланс из Скэри-сквера никогда не боялся драки. Развороченные костяшки, разбитые губы, синяки, ушибы и переломы, все это было неотъемлемой частью жизни босоты. Нет, Герберт Ланс никогда не боялся. Он только ждал.

Ждал очередную схватку, как голодный пес брошенную кость. Ждал это пьянящее чувство, когда идешь по самому краю и любой неверный шаг обозначит лишь размер твоей эпитафии. Да, пират, пусть и сухопутный, всегда ждал очередной драки. С нетерпением он всматривался к горизонту, ища там достойного врага. Того, который продержится дольше предыдущего. Того, который оставит на шкуре отметину, которой можно будет хвастаться перед девушкой и внуками.

Черный, страшный луч летел к сердцу Проныры и оно билось, будто плененая птица в клетке. Но вовсе не от страха. О нет, Герберт Ланс не боялся!

Легко взлетела палочка, прочерчивая в воздухе красный, искрящийся узор, следом за ней взмыл лев, сияя обнаженными клыками и пожаром своей огненной гривы, исчез черный луч в пасти зверя, а глаза Ланса расширились. И будь перед ним хоть черт, хоть бог, Ланс бы ринулся в битву со всей пламенность и решимостью, присущей этому молодому человеку.

— Switch: Papilios!

Лев расплылся огненным облаком, а мгновением позже взорвался тысячами пламенных махаонов. Бабочки зависли в воздухе, хлопая своими крыльями. Словно мириады лепестков пламени, вылетев из огромного костра, так и остались танцевать в вышине.

Герберт развел руки в стороны, подражая известным дирижёром, а потом палочка его замелькала так быстро, что уже невозможно было уследить за её резкими, отрывистыми движениями. Сколько дней, сколько недель и месяцев Проныра потратил на то, чтобы овладеть хоть частью мастерства своего Учителя, не знает никто, но все узнают насколько опасно пытаться одолеть будущего Короля.

Бабочки зашумели, задрожали, внушая ужас клекотом своих крыльев, острых, как наточенная бритва безумного парикмахера из самого известного мюзикла. Минуло мгновение, незримое, почти неуловимое, и вот прекрасные и столь же опасные существа, ринулись в атаку, сливаясь в один огненный поток.

Макото, не моргнув и глазом, по широкой дуге обвел пространство вокруг себя. Палочка его мелькнула четко и плавно и вот перед японцем уже засиял водный щит. Бабочки сгрудились вокруг него, подобно мотылькам, резвящимся у пламени. Они не могли коснуться его и Тоохиро победно заухмылялся.

Но только отчетливее проявился пиратский оскал, на лице Проныры. Все шло как он и задумал. Вновь искрой пожара взлетела его палочка, вновь попылала она по воздуху, оставляя за собой след узоры.

— Switch: Falcon!

Махаоны замерли, зависли, а потом сжались в один плотный шар. Всего один удар сердца спустя из этого шара появились крылья, лапы, ощеренный ужасными когтями, а следом и голова, из открытого клюва которой, раздался хищный писк гордой птицы. Огненный сокол явил себя.

Ланс вздернул палочку и птица облетела щит. Оставляя за собой оранжевый шлейф, сокол облетел Тоохиро за спину, а потом ринулся в страшном выпаде. Мокото услышал только хлопок, а потом все его «я» завопило об опасности. На одних лишь инстинктах и вбитых на тренировках в голову привычках, он развернулся на каблуках и выставил второй водный щит. Тот слился с первым, образуя вокруг японца водяной овал.

Герберт не зевал. Лишь волосок оставался до касания Зверя с преградой, как тот уже устремился ввысь. Он все летел, словно пытаясь обогнать парящий в вышине ветер, летел, будто взбираясь по солнечным лучам, похожим на спущенные вниз канаты. И там, в вышине, он вдруг замер, расправив свои крылья. Последний крик вырвался из его глотки, а рука Ланса вновь замелькала.

Он собирался призвать своего четвертого Зверя. Пожалуй, самого сильного из пятерки, но при этом чрезвычайно медлительного и абсолютно неуправляемого.

Рука Геба рисовала узоры, а губы прошептали привычное:

— Switch: — закончив неожиданным. — Drago!

Сокол взорвался, на миг закрывая небо страшным огненным облаком, но не прошло и секунды, как в воздухе, сверкая красным и желтым, завис настоящий дракон. Он открыл свою пасть, способную заглотить разом школьную карету Хогвартса, и купол задрожал, походя трещинами, от боевого рыка. Ленточный дракон, длинной с тысячелетнего василиска, явил себя во всей своей непревзойденной красе.

Его усы, подобно кнутам, извивались, требуя смертельной жатвы. Его когти на лапах напоминали обнаженный сабли, только и жаждущие погрузиться в горячую плоть врага. А клыки, клыки были подобны копьям, на которых вскоре вздернут сотни тел вражеской пехоты, по неосторожности вступившую на не родную ей землю. Четвертый Зверь был готов к схватке.

Ланс опустил руку. Он не мог контролировать эти чары и поэтому ему было нужно, чтобы Тоохиро сам запер себя в ловушку. Японец, что-то сообразив, начал лихорадочно снимать щит, но у него не было ни шанса сравниться в ярости с огненным демоном, вышедшем на охоту. Дракон упал вниз, извиваясь телом подобно нашедшей жертву змее.

Раздался взрыв, неподдельный страшный, оглушающий и ослепляющий. Купол покрылся целой паутиной трещин, а на том месте, где стоял Макото и где находился помост, была лишь обугленная яма, будто недавно сюда упала ракета или метеорит. Ланс надвинул шляпу на глаза, но все видели его страшнейшее оружие — пиратский оскал, сверкающий своей опасной белизной.

— Ты проиграл варвар, — раздался насмешливый голос за спиной. Ланс стремительно повернулся и увидел нахального Макото. Японец был невредим и стоял на краю помоста, скрестив руки на груди.

Проныра посмотрел в сторону кратеры и увидел, как там истаивает иллюзорное тело Тоохиро. Да, азиаты обожали подобные трюки и обманки. — Пришло время засыпать — Crucio!

Каждая клеточка Ланса будто взорвалась, одновременно с этим сжимаясь до точки и разрываясь на части. Жуткая, невообразимая боль обожгла сознание юноша. Его мозг пронзали раскаленные, зазубренный иглы. Его руки опустили в кипящую кислоту, сжирающую плоть медленно, но мерно и степенно. Ноги будто оказались по колено в яме с голодными крысами, которые мигом бросились жрать и рвать теплую плоть. Глаза Проныры невольно распахнулись, но ему казалось будто десятки червей выедут его голубые радужки, сверкающие на чуточку темном белке.

Волосы вдруг обратились в ядовитых змей, неустанно жалящих все, до чего они могли до коснуться. Кожа взбурлила и вспенилась, напоминая собой настоящий гейзер, гейзер из окровавленной плоти. Ланс стиснул зубы и сквозь туман агонии, почувствовал, как по его зубам струиться настоящая кровь из десен, не выдержавших напряжение челюстных мышц.

Герберт молчал, он не мог позволить себе ни стона, ни вскрика. Сквозь пелену, он не видел Тоохиро, но знал, что этот ублюдок стоял на краю помоста и наслаждался агонией противника. И все же Геб сжимал свою палочку, не собираясь её отпускать. Ни один пират не мог бы пережить такого позора, как добровольно выпустить оружие из ладони, в которой еще теплиться пульс.

Но все же боли было так много, что вскоре она заполонила собой весь мир. Больше не было ни Проныры, ни анимага, ни музыканта, ни вождя Белое Перо, только всепоглощающая, ужасающая боль, для которой нет метафор и эпитетов, отразивших бы всю её глубину. Исчезло даже время. Испугавшись, оно убежало в самый дальний угол, лишь изредка бросая взгляды на извивающегося на помосте Ланса.

Шляпа слетела с юноши, волосы растрепались, но рука все так же сжимала раскаленное оружие, а по зубам бежали стройки крови. Если бы зрители слышали то, что слышал Макото, то они бы услышали лишь тишину. Нет, Герберт никогда бы не закричал от боли. А все слезы, что у него были, он выплакал, когда за ним явился Дамблдор. Тогда всего три слезы скатилось по его щеке, и это были все слезы, что имел волшебник, выросший в Яме Лондона.

А японец все ухмылялся. Его зрачки расширились, почти исчезла радужка. Мелкий шнур был похож на торчка, только-только ширнувшегося дешевым, разбавленным героином, в котором кислоты больше самого порошка. И все же Геб молчал.

Судьи встали со своих мест, они кричали что-то смотрящим за куполом, чтобы те остановили схватку. Но те не могли сделать и шага, потому как все следовало букве закона, букве договора, который невольно подписал каждый, кого выбрал Кубок. Что-то кричали директора, а Дамблдор уже обнажал палочку, чтобы лично снести этот купол к такой-то матери. И только один из служащих сохранял спокойствие.

Джафар Абудаби сидел на своем месте, скрестив руки на груди, но с хищным оскалом поглядывал на юношу, попавшего под сильнейшее пыточное заклятье. Во взгляде его не было ни уважения, ни сочувствия, ни солидарности. Лишь какой-то отблеск чувства, похожего на воспоминание. Будто поверженный противник вспомнил о тактике, которой его когда-то одолели. Да, пожалуй Джафар уже видел исход этого боя и от того он жалел, что старый противник ушел слишком рано, чтобы увидеть то, что видели глаза старого араба.

Герберт молчал. Ни стона, ни крика. По времени, не тому, которое забилось в угол, а тому, которое неумолимо двигало стрелки на часах колдомедиков, юноша провел под пытками уже четыре с половиной минуты. Так что не было и шанса, что парнишка сохранил рассудок. По статистике, хватало всего двух, максимум двух минут и двадцати секунд, чтобы свести сума самого стойкого человека. Но знаете, что делал Герберт с любой статистикой? О да, уж на этот вопрос вы точно знаете ответ.

Где-то внутри Ланса шла борьба. Но вовсе не Уродца и Принца с проклятьем, или силы его магии с силой магии противника, и даже не битва огня Ифритов с черной магией. Шла битва куда более реальная, куда более сложная и невероятная. Несгибаемая, стальная, непоколебимая сила воли боролась с извивающейся иллюзией. Бесспорно, Герберт знал, что его ничто не мучало, не кололо, не жалило и не жгло, это все был лишь навий, наложенный на его разум.

Навий столь сильный и мощный, что преодолел защиту шляпы, но все же, это была иллюзия. Со многими врагами сражался сухопутный пират Геб-Проныра, капитан несуществующего судна, не раз окунавшегося в пучину опасных приключений, и настоящий джентльмен удачи не мог позволить себе бесславный проигрыш иллюзии.

Воля, настоящая воля, какую не взрастишь у домашнего мальчика, не проигрывала даже смерти. Проныра, ослепленный болью, подогнул колено, потом второй, потом согнул руки и стал подниматься.

Макото, расширив глаза, добавил силы в заклятье. Бесцветный Круциатус вдруг стал мерцать в воздухе бледным дрожанием воздуха, что свидетельствовало о небывалой концентрации. Немногие помнили такое мерцание, на памяти этих немногих, только одна волшебница могла сотворить такое. Ужас охватывал нескольких магов, когда они вспоминали этот ужасающий гогот Левой Руки Темного Лорда.

Проныра вновь упал на помост, боль заполоняла собой все, все, кроме воли. Даже это не сломило черный флаг, реющий над несуществующим кораблем. И если бы не кровь, все бы видели не померкнувший пиратский оскал.

Герберт вновь стал подниматься. С губ его скатывались алые капли, сверкая в насмешливых лучах полуденного солнца. Лицо порой сводило судорогой, ноги дрожали, не желая выпрямляться, а в левой руке чернела шляпа, бережно подобранная с брезента. Спустя мгновение, Герберт стоял в полный рост, бесстрашно смотря слепыми глазами в лицо противника. Только смерть смогла бы перебороть жажду жизни юноши, и ни какая боль не сравниться с этой костяной старушкой.

Тоохрио был сосредоточен, он закусил губу до крови, не рискую влить в заклятье еще больше силы. Черная магия была обоюдоострым мечом и могла разить, как и заклинаемого, так и заклинателя, а Макото четко знал границы своих возможностей. И, хоть он пока этого не знал, но черноволосый юноша, дрожащей рукой надевающий шляпу, был за границами не только возможностей японцы, но и его понимания. Медленно поднималась палочка Ланса, но разила она так же быстро и стремительно. Всего одна вспышка и вот японец уже проиграл. Да, он проиграл, хоть и не знал этого.

Тоохиро стоял прямо над сигаретой, которую в начале дуэли за спину бросил Ланс. Макото стоял на ней и не видел, как сгустившийся дым медленно окутывает его ноги, поднимаясь все выше и выше. Да и какое там «увидеть», если все внимание, вся суть мага, была сосредоточена на Лансе. Но вот мелькнула алая вишневая палочка, и японец стал что-то подозревать. Он резко опустил голову вниз, разрывая связь Круциатуса, но было уже слишком поздно. Дымная сфера заключила жителя страны Восходящего Солнца в непреодолимый капкан.

Гею шумно выдохнул и покачнулся. Боль ушла, оставляя за собой лишь томное послевкусие, иногда взрывающегося отсветами былого аттракциона, на который не способны лучшие палачи канувшей в Лето Римской Иммерии.

Проныра поправил шляпу и посмотрел на дымную сферу, из которой доносились крики задыхающегося мага. Музыкант сунул руку в карман своих брюк и достал оттуда пачку сигарет, в которой помимо самих солдатиков рака легких, лежал еще и коробок спичек.

Ланс, дрожащими, ничего не чувствующими пальцами достал сигарету, а потом, чиркнув спичкой, прикурил. С наслаждением он затягивался ароматным дымом, выпуская изо рта колечки, рассеивающиеся под самой кромкой купола.

Герберт хотел двинуть речь. Речи, в которой он бы рассказал, что не просто так кинул сигарету за спину, что знал про иллюзию Тоохиро, что специально заставил того применить Круциатус, чтобы чары, наложенные на сигарету, смогли сработать. Ведь это были столь простенькие чары, что хватило бы и первокурсника, чтобы их одолеть. Да, Проныра хотел блеснуть своим авантюризмом, умом и проницательностью, а еще и смелостью. Ведь где вы найдете мага, который ради победы, готов рискнуть в целом — всем, и собой в частности.

Но Ланс лишь сложил пальцы, словно желая щелкнуть кого-то по лбу, а когда те выпрямились, то к дымной сфере полетела спичка. Она медленно кружилась, позволяя всем понаблюдать за её полетом и маленьким огоньком, не желающим гаснуть, какие бы невзгоды на него не посылали.

За миг до касания со сферой, Ланс сказал, то, что хотел сказать больше, чем двинуть самую пафосную в своей жизни речь. Он сказал:

— Гори, тварь.

И надвинув шляпу на глаза, сверкая окровавленным, но все же пиратским оскалом, Ланс, как и подобает настоящему мужику и неподдельному герою, отвернулся от последующего взрыва. А взрыв, сметя потрескавшийся купол словно карточный домик, огненным грибом устремился к небу. Через секунду в стену арены врезалось нечто обугленное, кричащее, но потом затихшее. Этим кусочком пепла, плоти, горящего мяса и кипящей плоти, к которой еж бежали медики, был японец Маккото Тоохиро, проигравший сухопутному пирату, вождю Белое Перо, своему парню, миляге, главе несуществующей организации «Власть Мангустам», ну и просто — красавчику Герберту Артуру Лансу.

Несколько минут спустя

— Да отвалите от меня! — в который раз Геб, сидя на скамейке чемпионов, отмахнулся от колдомедиков.

— Молодой человек, — начал по новой один из работников.

— Жену свою в постели «молодым человеком» называть будешь! — открыто хамил Гею. — Отвали говорю!

— Так нельзя.

— А мне, сука, можно! И вообще, если у вас нет чистого спирту для внутрижелудочного применения, то я вас сейчас бить буду! Возможно даже ногами! Возможно даже по лицу!

— У вас шок, нам надо...

— Шоколада вам надо! Шуруйте отсюда!

Колдомедики покачали головами и засеменили к Дамблдору, дабы тот вразумил своего студента. Они пока еще не знали, что в этот момент надо было вразумлять Дамблдора, который пережил самый большой стресс. Он уже было думал, что его студент погибнет, и поэтому заедал свои страхи огромным количеством лимонных долек, в прикуску к апельсиновым.

— Водки бы, — выдохнул Проныра, прислоняясь к холодной стене арены.

В центре срочно чинили помост и возводили купол перед финалом, а на скамейке сидело лишь два друга.

— И огурчиков, — протянул Крам.

— Малосольных, — поддакнул Ланс.

— Угощайтесь, — раздался знакомый голос.

И вдруг на колени Краму опустилась торба, звенящая стеклом и керамикой. Ребята подняли взгляды к небу и увидели белокурую макушку, свесившуюся через трибуну. В дополнение к макушке, они увидели еще и машущую им руку.

— Мне кажется... — начал Ланс.

— Или к нам спустился ангел? — закончил Крам.

— Не, — отмахнулся Миллер. — Ангел у нас Анастасия и она мой жест доброй воли не одобрила.

— И до сих пор не одобряю! — прозвучал ледяной голос, столь же ледяной красавицы.

— Какой-то она падший ангел, — почесал подбородок Геб.

Спустя мгновение, Проныра схватился за макушку и вскрикнул, а по песку покатилась туфелька, метко брошенная в шляпника. Собственно, от шишки только шляпа и спасла. Геб подобрал туфельку и кинул её Миллеру.

— На, сувенир тебе.

— Спасибо, — притворно всхлипнул Давид.

Ребята засмеялись, но вскоре за голову схватился и поляк. Яковлева не постеснялась снять вторую туфельку. Ею же она шмякнула Миллера по голове, а потом отобрала ту, что запустила в Ланса. Таким образом оба парня терли головы, а леди сидела в своих красных туфельках, маленьких и очень изящных. К тому же с очень острым и высоким каблуком, в чем лично убедились юноши.

— Кстати, — подал голос Виктор. — У меня тут родилась идейка...

Долгожданный финал

­— Итак, леди и джентльмены, на помост выходят — Виктор Крам, Дурмстранг и Герберт Ланс, Хогвартс! Они встают на позиции и в центре светитяся цифры! Три! Два! Один! И схватка начинается! Крам и Ланс читают заклятья одновременно и вот... на помосте появляется стол... На столе появляется шесть бутылок с... наверно водой. А так же две миски с каким-то овощами непотребного виду. Наверно когда-то они были огурцами. Видно ребята решили над нами пошутить!

Одно «не пошутить» и три бутылка спустя

— Ты ... меня кхм ... юрф... уважаешь? — словно кашу прожевал Крам, держа стакан, на согнутой в локте руке. Второй он держал огурец так, словно это была кубинская сигара.

— Ува... апх... жаю, — кивнул Ланс.

— За уважение.

— За уважение.

Ребята чокнулись, потом закусили огурцами и немного помолчали.

— Ты меня ув... ув... ув...

— Уважаю, — кивнул на опережение Крам.

— За уважение.

— За уважение.

Ребята чокнулись, потом закусили огурцами и немного помолчали.

— Ты меня ув...

Еще две бутылки спустя

— Ланс качается, качается, кажется он собирается падать! Крам еле сдерживает рвоту! Кто же из них сдастся первым?!. Какой накал страстей! И ДА! Ланс падает! Кто-нибудь, разбудите судей, надо засчитать победу Крама в этом литрболе, а так же в финале первого испытания...

В палатке колдомедиков

- Фу! — вскрикнула Гермиона, манерно зажав нос пальчиками. — От вас спиртом пахнет.

Крам и Ланс пьяно переглянулись, потом каждый сблеванул в свой тазик.

— Миллер, сука, паленую нам подсунул? — с хмельным вызовом, спросил Ланс.

— Не если спиртягой несет, — развел руками Крам, как-то глупо улыбаясь. — Эй, сестричка, от нас пахнет?

Симпатичная стажерка колдомедик, покачав головой, скривилась и выплюнула:

— Дебилойды аклогольные.

— Скорее... — тут щеки Ланса вздулись и он вновь отвернулся к тазику.

— Закончу за друга — алкоголойды дебильные!

Крам поднял ладонь, и Ланс тут же шлепнул по ней «High Five». Сестричка закатила глаза и понесла какие-то мази для Флер, которая сейчас просто сладко спала, иногда шмыгая своим миленьким, чуть курносым носиком. В палатке все было спокойно, даже Уизли уже отошел от неожиданного укола снотворным.

Тут у входа вдруг зазвучали отголоски какого-то спора, и вскоре появились ново-старые действующие лица. А именно — Репортерша и её Фотограф. Именно так, с больших букв, поскольку Ланс решил так и называть эту шабутную парочку.

— Можно мне...

— Нельзя, — резко ответил опять же — знакомый голос. Откинув полог, в палатку вошел Миллер. Он резко вскинул свою палочку нежно янтарного цвета и сказал: — Sobrietate!

В тот же миг друзей коснулись отрезвляющие чары.

— Эй! — возмутился Ланс. — Какого ты делаешь, белобрысый?!

— Ага! — в тон другу, кричал Крам. — Я не для того полтора литра всосал, чтобы ты меня отрезвлял!

— А я не до конца, — подмигнул Миллер и продемонстрировал всем «квадратную» бутылку с черной наклейкой. — Просто мне вас было бы не догнать уже.

— Опять попса, — уныло вздохнул Ланс. — Ну здравствуй старина Джек.

— Разливай уже, — махнул рукой Крам.

— Никакого алкоголя здесь! — завизжала старшая колдомедик.

Ребята переглянулись, синхронно кивнули и вот уже из палатки улепетывают три мага, за которыми бегут колдомедики с палочками наголо. Но куда им угнаться за молодыми, буйными организмами, скрывшимися в Запретном Лесу.

Некоторое время спустя

— Хорошоооо, — протянул Миллер, передавая бутылку Краму.

Ланс, пошарив в кармане, достал новую пачку сигарет и, открыв её, протянул друзьям. Те, благодарно кивнув, достали себе по сигаретке, а потом каждый прикурил только от одной спички. Вообще, прикуривать от одной спички втроем всегда считалось каким-то особенным умением, которое повышало авторитет и внушало уважение. Крам, сделав глоток, отдал бутылку Гебу, который, выдохнув пару колечек, тоже залил в себя десяток граммов виски.

Ребята сидели прислонившись спинами к дереву, и вытянув ноги на уже пожухлой, почти мертвой траве. Близилась зима и Лес потихоньку засыпал. Уже почти облетели листья, обнажая ветви крон, попряталось зверье, облагоустраивая берлоги к холодам, и трое парней имели возможность в последний раз, перед снегами, посидеть на природе.

— Вот чего я тут думаю, — начал Ланс. — Тупанул я господа.

— В чем? — спросил Крам, делая очередной глоток и затягиваясь сигаретой.

— В том, что отказал той блонди-конфетки? — с хитринкой, подмигнул Давид.

— Кто о чем, — вздохнул Геб. — Не, я про испытание. Сказано ведь было — без артефактов. Так ведь можно было, получается, взять с собой Беретту и наделать дырок в ушлепках.

Миллер и Крам переглянулись, а потом засмеялись. Громко, звонко, чуточку обидно и до коликов в животе.

— Лошади, ржать так? — насупился Проныра.

— Вот сейчас ты точно тупанул, котяра, — утирая слезы, произнес Крам. — С магловской пуколкой, против палочки — хе-хе-хе, ой не могу — уморил.

— Да вроде нормальная идея, — пожал плечами музыкант.

— Давид.

— Виктор.

Миллер взял в руки камень и повернулся к Ловцу. Тот поднял палочку, а мгновением позже поляк почти в упор швырнул в друга булыжником. Но тот замер, не долетев пары сантиметров до лица болагара.

— Щит помех, — понурился Ланс. — Пулю остановит, как и любой другой физический предмет. Ну да. Забыл. Мне-то на него сил не хватит. В смысле поставить поставлю, но ранит точно.

— То-то же, — хмыкнул Миллер. — Даже если АКМ возьмешь, нифига не выйдет.

— Но ведь есть и помощнее. Если сразу по крупному — ядерка.

И ребята вновь засмеялись.

— Как-то хреново вам Истрию Магии преподают, — заметил Крам, а потом хлопнул себя по лбу. — Твою ж! Совсем забыл, что ты четвертый курс. Современную историю только на седьмом проходят.

— В общем, — выпил виски Миллер, передавая бутылку. — Про Хиросиму и Нагасаки знаешь?

— Конечно!

— Как думаешь, сколько при бомбежке в этих городах магов погибло?

— Ну...

— Нисколько! — хором крикнули Виктор и Дэв.

— Кто порасторопнее — свалили аппарацией, порталами или каминами, а кто помедлительнее, просто защиту на домах подняли. Их взрывом даже не пошатнуло.

— Но ведь техника сейчас развилась, — резонно заметил Ланс. — Во многом её уже можно с магией сравнить.

— Вот именно, — вздернул палец Миллер. — Лишь сравнить. Маглов ограничивает их прогресс, нас — только фантазия. Вон ты какие чары сварганил, улет просто. Так что, в перспективе в бесконечность, маглы, конечно, сравняют технику и магию, но до этого еще веков десять, а может и больше.

— А если взять открытое противостояние, — задумался Ланс.

— То тогда пятьдесят черных магов заставят мегаполис с Нью-Йорк харкать своими внутренностями, — обрубил Крам. — Причем даже не напрягаясь.

— Ну а инквизиция?

— Хорошо если одного недоучку сожгли, — пожал плечами Миллер. — По хроникам ни одного настоящего мага тогда не убили.

— В общем, старина, у маглов нет и шанса против волшебников.

Тут Проныра вдруг замолчал. Что-то блеснуло в его глазах и он надвинул шляпу на глаза, чуть тарабаня пальцами по её поле. Возможно вы помните этот жест...

— Кстати, я вот что думаю, — Миллер, затушив окурок, повернулсяк друзьям. — Тоохиро, конешн, уделан, но вот остальные япоши мне тоже не по нутру.

— Твои предложения? — спросил Ланс.

Миллер переглянулся с Крамом и они хором произнесли:

— В морду.

Вечер того же дня

— Как-то их много что ли, — сказал Ланс, смотря на толпу из двадцати узкоглазых парней, высыпавших из пагоды.

Как и троица «маргиналов», они подняли вверх сжатые кулаки. На интернациональном языке жестов, это означало что биться будут без магии и палочек. В конце концов, достань они палочки, то это побоище было бы прямым нарушением закона а дуэлях. Но вот международное магическое право не запрещало кулачные потасовки. Видать в Ассоциации просто не предполагали, что найдутся маги, готовые смахнуться на руках.

— А еще и это карате — шмарате и кунг-фу — х..й-фу, — возмутился Миллер.

— Х..й-фу у китайцев, — поправил друга Крам

— Вообще не суть, — отмахнулся Давид.

— Ну что, джентльмены, — хрустнул костяшками Ланс. — Кто уложит меньше всех — проставляется?

— Заметано! — хором крикнули друзья.

И с громким кличем «Ааааа», трое бросилось на двадцать. И не важно, что после этого эти трое две недели провели в больнице и получили по тир недели отработок, главное, что те двадцать щеголяли разбитыми мордами, а некоторое даже прихрамывали. Ну а еще, не стоит забывать, что в этот день был открыт Турнир и закончено его первое испытание.

(п.а. в шапку была добавлена фотка Геба, спасибо за неё Анониму. Не забываем оставлять комментарии и... тут я уже хотел сказать — «подписываться на канал», но вовремя понял, что шутка так себе ;) В общем — всем лучей счастья!)