(не)моё чудовище (СИ)

26. Вероника

Вот не пойму - чего Лев добивается? Зачем этот разговор? Зачем эти вопросы? И ведь чувствую - по пренебрежительному тону, по хитрой усмешке и взглядам - пытается меня вывести на эмоции. Спровоцировать.

Но… Зачем?

И ведь получается, черт дери! Прям чувствую, как закипаю, распаляясь нашим разговором. Хотя ничего такого, казалось, и не говорит… не оскорбляет и не обижает…

- Ничего плохого в желании женщины замуж выйти не вижу, - гордо заявляю я, - Это нормально. Это традиционно. Это, в конце концов, общепринято! Ну а если не получается с личной жизнью, так почему бы не искать, не пробовать другие варианты?

Это я в ответ на замечание лешего о том, как легкомысленные девицы, перебравшись в большой город, в буквальном смысле выходят на охоту за богатыми женихами, сказала. А ведь сама-то я отрицательно отношусь к таким вот кадрам. Не выношу таких вот кукух.

- И у тебя так? - спрашивает хитрый леший.

- Что - у меня? - не понимаю я.

- Ты тоже варианты пробуешь? А сейчас временное затишье?

- С чего вы взяли? - я искренне возмущаюсь.

- Да что-то не слышал, чтобы ты про жениха своего хоть что-то сказала. Да и в доме ты одна, не помогает никто. Логично предположить, что нет у тебя никого…

- А вот это вас не касается! - грубо обрываю бородача, - Потому и не говорю. Зачем? Хвастаться своим счастьем - неприлично!

Тут я, конечно, душой покривила. Хвастаться-то мне и правда нечем. Ну не Павликом же, в самом деле? Какая нормальная женщина будет рассказывать о богатом хахале, с котором у нее только лишь постельные отношения без чувств и эмоций? Может, кто-то и расскажет. И то - близкой подруге под коньячок, а не бородатому деревенскому аборигену.

- А я вот, что думаю… - говорит леший негромко и растянуто. А еще шаг вперед делает. Провокационный такой. А я со столом позади, на который гребень после расчесывания коняшек положила. - Нет у тебя никого. Или же в размолвке. Какой нормальный мужик свою женщину одну в глухомань отпустит?

- В глухомань, может, и нет, а в родную деревню - очень даже. Я ж здесь каждый дом, каждый пень знаю - каждое лето проводила у деда… Ой…

Это леший, уже привычно так, подошел совсем уж близко. Мужик возвышается надо мной на добрых две головы и ведь огромный - не пройти, не проехать. И дрожь берет такая, что вся расслабленность как рукой снимается.

Вот тут-то я и поняла, что повела себя очень самонадеянно и опрометчиво. Молодец, Самойлова. Расслабилась. Замоталась с уборкой, устала. Захотелось развеяться. И что в итоге получилось? Знала же, понимала, что не просто так зачастил бородач ко мне. Не спроста и прогулка эта, и обед.

А теперь последует и плата.

Ну не дура?

- Отойдите, пожалуйста, - я хмурюсь и делаю строгое-престрогое лицо. Даже руку поднимаю и упираюсь ладонью в широченную грудь. Совсем как тогда, поутру, когда Лев Маркович с гостинцами пришел, а я пироги делала.

Но паники нет. Не так уж я этого качка и боюсь. За эти дни я поняла, что ни на алкаша, ни на дикаря он не похож. И говорит же грамотно, и к себе расположить умеется. В конце концов, заботу проявлять он тоже умеет. Ну не верю я, что он вот так просто возьмет и…

И что - “и”?

Понимаю, что от неправильных мыслей вздрагиваю. Мне ведь нисколько непротивно то, как близко стоит этот человек. От него и пахнет приятно, и сам он, если не брать в расчет бороду, вполне себе симпатичный, а разглядеть давно успела.

Особенно глаза. Цвет у них такой… привлекательный. Необыкновенный. И взгляд умный. Я маньяков на своем пути, конечно, не встречала, но мне кажется, что люди с такими глазами не “маньячат”. И против воли не насилуют.

А если… “по воле”?

Ой, чур меня, чур… Самойлова, ты серьезно рассматриваешь такой вариант?

И… как же, блин, он все-таки пахнет! Навеяло чувство дежавю. Было ведь так уже. Он, я, стол, сторожка. Но сейчас мы не в сторожке, и не вечер совсем. Вижу я вокруг все ясно и особенно - Льва Марковича. И пытливое лицо вижу, и нос прямой, и лоб мощный. Видный такой лоб, характерный.

- Я, наверное, домой уже пойду… Отвезете? - спрашиваю я как бы невзначай и ладонью давлю. Как бы намекая - дистанцию, милсударь, соблюдаем!

Но ситуация зафорсировала по-своему. Не без участия Льва, само собой. Обхватив меня за талию, он легко, словно пушинку, усаживает меня на стол, а сам между бедрами вклинивается. Стол высокий, поэтому наши лица, хоть и не совсем, но оказываются на одном уровне.

- Лев Маркович, - настороженно говорю я, - А что это вы творите?

- Может, на “ты” уже? И можно просто “Лев”, - с ухмылкой заявляет мужчина.

И так горячо мне стало! Дыхание бородача меня прямо-таки опалило, но страшнее другое. Я по-прежнему совершенно не испугалась, но сильное волнение прямо в грудь стукнуло, и сердце забилось с бешеной скоростью. И голова закружилась, и комок к горлу подступил. Чтобы справится с этим неожиданным недомоганием, я на секундочку прикрываю глаза. И в эту же секунду мужчина все-таки целует меня.

Не то, чтобы неожиданно, но я все же вздрагиваю. Удивленно распахиваю глаза и тут же встречаюсь с ртутным взглядом мужчины. Он смотрит внимательно, изучающе и даже немного насмешливо. Аж взбрыкнуть захотелось.

Что я и попыталась сделать. Что есть силы оттолкнувшись руками от каменной груди, я откидываюсь назад и разрываю поцелуй. На руки с моей талии молниеносно перемещаются на спину, притягивают к мужскому торсу, и наши с Львом губы снова соприкасаются.

Борода немного колется, конечно. Но губы у него мягкие и само прикосновение неприязнь не вызывают. Наоборот. В теле становится тепло и хорошо, а в животе тугой узел натягивается - верный признак возникающего возбуждения.

Я удивляюсь. Быстро-то как! А ведь ничего особенного не произошло - такое прикосновение можно назвать практически случайным.

Но потом мужчина подключает язык - слегка проводит им по губам, приоткрывая мой рот, и осторожно исследует уже изнутри.

Вот тут и я поплыва.

Желание острым уколом толкнулось изнутри, опаляя знакомым ощущением. И одновременно - неожиданной пряным и сладким, как будто в первый раз. Оно и понятно. Новый мужчина - новые ощущения. Так всегда. Все-таки Паша - не мой первый, так что есть с чем сравнить. Плавали - знаем.

Но страннее всего то, что я перехотела как-то отбрыкиваться. Поцелуй был мне приятен, как приятны были и другие прикосновение. Ведь пока Лев целует меня - по-прежнему мягко и аккуратно, будто только продолжая наше знакомство, просто… немного на ином уровне, - его пальцы бегают по моему телу.

Расстегивают до конца куртку. Стягивают вниз и с рук.

Забираются под футболку. От прикосновения пальцев к позвонкам снова вздрагиваю и даже мурашками покрываюсь, но поглаживающие движения быстро приводят меня в норму. Ну, как в норму… Возбуждение накрывает с новой силой, отчего я порывисто вздыхаю.

Из-за этого я открываю рот пошире, и поцелуй становится глубже. Откровенней.

Развратней.

Но не менее приятней.

А что это с моими собственными руками, а? Это я, что, уже на широкие мужские плечи их положила? И одной ладонью затылок обхватила, зарываясь в густые мягкие волосы?

Мм… Плохо, Самойлова, плохо.

Отзывается твое тело, ой как отзывается. Млеет, плавится, как масло на сковороде. И возбуждением наполняется, как будто год мужика не знала.

И в трусиках так… некомфортно стало. Влажно. Горячо. Аж заерзала.

Снова вздыхаю.

Или это стон?

Ой, мамочки…

Куда тебя несет, дура?!