Не оставляйте нас

Глава 11

Ада

Все пошло наперекосяк. По плану должно было получиться совсем не это! Ада так хорошо, так четко понимала, что должна сделать и во имя чего. Все было правильно и кристально ясно.

Пока не дошло до дела.

— Почему ты пытаешься мне навредить? — яростно наседала на нее обычно такая милая, правильная, даже робкая Индира. — Ты же всегда меня защищала! Ты и я, мы же были на одной стороне с самого начала — и я верила, что до конца! Че, да друг без друга мы бы не прошли в программу эту корпову! Зачем теперь ты добиваешься, чтобы меня исключили? Что вообще с тобой происходит? Почему тебя вели через отбор? Что у тебя на самом деле с этим Саймоном? И не ври мне, будто просто роман! Не смей больше мне врать, слышишь?!

И хотелось, как Ада всегда делала, в ответ ударить или наорать — дать выход гневу, который кипел в ней, сколько она себя помнила. Вот только… Нападать не на кого. Орать бессмысленно. Индира права, права кругом — а ответить-то ей и нечего…

Не надо было идти ночью в лабораторию, не надо. Но когда Индира сказала, что хочет что-то необыкновенное ей показать, Ада решила, что лучше пойти: если Индира продолжит ей доверять, может, удастся все-таки выпихнуть ее из программы, пока не поздно… пусть с травмой, пусть в обиде на весь мир, пусть с чувством, что в главном деле своей жизни она провалилась перед самым финишем — но все-таки Индира могла бы… уйти. И этот комок герметика на микрофоне браслета — Ада налепила его, как показала подруга, в надежде, что сейчас начнутся девчачьи откровения: про Виктора этого, например, или еще что-нибудь такое невинное… Или даже жалобы на то, что кто-то выталкивает ее из программы. Это Ада вынесла бы, даже изобразила бы сочувствие, предложила бы помощь. Мерзко, но так надо.

Напрасно, конечно, Ада на это надеялась. Индира умная, очень умная… даже слишком.

Сил врать больше не было:

— Я не могу рассказать тебе, что происходит, прости, Воробушек…

— Нет, ты можешь! И ты расскажешь! Мы отсюда не уйдем, пока ты все мне не расскажешь! Я не буду больше делать вид, что ничего не замечаю! Мне надоело делать вид, слышишь?!

Наорать, оттолкнуть ее, уйти… не в спальню, к Саймону, он, наверно, еще не спит. Там и остаться, вообще не спускаться на учебный ярус — зачем она изображает, что готовится к отлету, для кого? Осталась всего-то неделя… Нет, надо вытащить Индиру, любой ценой вытащить ее отсюда, хоть силой вытолкать за дверь с зеленой надписью. Поэтому придется остаться. И ответить придется.

Вот только что тут ответишь?

Ада попыталась найти в себе гнев — чувство, которое руководило всеми ее поступками и привело в итоге в эту точку. Как только она начала осознавать реальность, то выбор, как относиться к ней, был невелик: отчаяние, апатия, попытка спрятаться в маленьких частных радостях. Либо гнев.

Как и все жители контейнеров, Ада в раннем детстве твердо усвоила, что уроненное падает вниз, каждую каплю воды надо беречь, а корпорации лгут во всем. Ее учили благодарить корпов за базовый паек, но, как и все, она прекрасно понимала, что это из-за корпов у нее нет права ни на что, кроме базового пайка. Все вокруг было убогим и ветхим, но Ада знала, что так дела обстояли не всегда — у некоторых дедушек и бабушек ее друзей когда-то была работа, за которую платили настоящие деньги, и в те времена это не считалось чем-то особенным. Теперь даже соцбаллы едва начисляли — можно было целый год каждый день брать социальную нагрузку и разом лишиться всего, перейдя пути слишком близко к платформе. Новой одежды из жесткой, едва не ломающейся под пальцами алготкани с каждым годом завозили все меньше – многие всю жизнь ходили в лохмотьях, оставшихся от прошлых поколений.

У Ады было трое друзей детства. Умница Радж обожал копаться в деталях, которые целыми днями искал на свалке – несколько раз он даже реанимировал древние аккумуляторы и собирал роботов, которые потешно двигались. Однажды Радж починил заглохший мобиль заблудившемуся среди контейнеров корп-лейтенанту, и тот перевел ему на браслет немного настоящих денег. Радж пошел в салон экспресс-радости и подцепил там А-вирус, от которого сгорел за полгода.

Джай еще в детстве откопал в социальной цифровой библиотеке древние книги — текстовые, без аугвидео, и целыми днями читал их взахлеб. Иногда он пересказывал их друзьям. Ада запомнила одну историю, про карликов, которые несли вещь невероятной ценности, чтобы ее уничтожить. Хотя вроде бы задумка удалась и закончилось все хорошо, почему-то эта сказка оставляла после себя печаль. Да и сам Джай сочинял истории, даже начал что-то записывать, но в пятнадцать лет попробовал синт. Когда Ада уходила на Лотерею, он каким-то чудом был еще жив, но историй больше не рассказывал — да что там, двух слов связать не мог. От него остались только кости, обтянутые покрытой язвами кожей — на синт он менял половину базового пайка.

А вот Индира не интересовалась ни синтом, ни экспресс-радостями: она ходила в школу каждый день, словно дети прежних времен, и прошла все курсы из арсенала автоучителя по несколько раз. У Индиры была цель — она стремилась на Марс. Она верила, что там сможет работать по профессии и родить детей, и готова была бороться за это. С ее светлым умом, талантом находить с людьми общий язык и состраданием ко всем живым существам она мечтала стать биоматериалом — потому что иначе обречена была остаться биомусором.

Никто из друзей детства не хотел и не мог ничего сделать, чтобы исправить планету, на которой они родились; что ж, значит, этим займется Ада. Она — прирожденный боец и привыкла драться. Она дралась за возможность донести до дома базовый паек, за слабую Индиру, за то, чтобы вывернуться из загребущих лап — да, длинные ноги и высокая грудь в контейнерах скорее проклятие, чем благословение. И за будущее своей планеты, за право на человеческую жизнь для таких же, как она, девчонок и ребят из контейнеров Ада тоже намеревалась драться.

В двенадцать лет она твердо решила, что станет одной из «Землян». Клеймо террористки не пугало ее – со времен Маркса, Иисуса и Че люди знали, что те, у кого есть власть и деньги, не отдадут это все за здорово живешь, а за право быть людьми надо сражаться, не считаясь с жертвами. Бабушка Ады говорила: «Нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц», и хотя яйца и яичницу Ада видела только в аугфильмах, она прекрасно понимала, о чем речь.

Глобальных корпораций было семь, и Ада ненавидела их все. «Тотал Алго», кормившую балласт плохо переработанными водорослями. «Тру Эстейт», поселившую его в ржавые контейнеры. «БестФарм», снабжавшую его вакцинами и лекарствами так, что мало кто доживал до сорока. «Ворд Энержи», благодаря которой на весь квартал работал всего один уличный фонарь. «ФриДом», программировавшую социальные браслеты — тюрьму, которая всегда с тобой. «Глобал Сейф», чьи дроны и барьеры защищали тех, кто на всем этом наживался, от гнева таких людей, как Ада. Но больше всех — «Детей человечества», которые заманивали на Марс лучших представителей этого самого человечества и так отнимали у Земли последнюю надежду.

«Землян» Ада искала по граффити, по смутным намекам в чатах, по гуляющим в контейнерах слухам. Когда ей стукнуло пятнадцать, на улице с ней заговорила девчонка чуть старше ее самой и спросила, всерьез ли она хочет вступить в антикорпоративное сопротивление. Ада ответила, что серьезнее некуда и она на все готова. Через пару дней ее отловили в подворотне и накинули на голову воняющий мазутом пакет. Голос из темноты представился служащим корп-полиции и стал требовать рассказать все, что ей известно о «Землянах». Потом ее били и выкручивали руки. Ада ни одного корп-полицейского в жизни не видела, но догадывалась, что действуют они не совсем так. Да и били несильно, для испуга скорее — за базовый паек тут дрались куда ожесточеннее. Так что проверку Ада прошла легко, и скоро с ней связался уже настоящий лидер настоящей ячейки «Землян». Его звали Кришан, и его лицо украшал огромный лишай — критическое падение иммунитета было типичным осложнением после некоторых В-вирусов. С этим не живут до сорока пяти, но Кришан держался на чистой ненависти. В юности он учился программированию и успел проработать во «ФриДом» год, пока корпорация не решила, что искусственный интеллект пишет код быстрее и дешевле, чем люди.

Потом полтора года не происходило ничего. Аде пару раз поручали проверить таких же новичков, какой была она сама, и этим все ограничилось. Раз в месяц Кришан собирал ячейку — десяток человек, по большей части школьников — в заброшенном контейнере возле свалки и читал лекции — в основном о том, что и без него все давно знали. Кришан рассказывал, как корпорации использовали воцарившийся после Третьей мировой войны хаос. Из страха проиграть в конкурентной борьбе они уничтожили свободный рынок и распределили основные сферы между семью игроками. В итоге восемьдесят пять процентов человечества оказались выброшены из экономики и превращены в балласт. После Третьей мировой упразднили государства — раньше каждая страна худо-бедно защищала интересы своих граждан, а теперь планета поделена на пять конгломератов, управляемых Корпоративными советами. Прежде власть принадлежала тем, кто представлял людей, теперь — только тем, у кого водятся деньги.

Впрочем, рассказывал Кришан и такое, о чем в контейнерах ходили только смутные слухи. Азия всегда был нищей, потому тут балласту полагался только базовый паек, чтобы не помереть с голоду. А вот в Европейском конгломерате каждый гражданин имел право на виртуальную капсулу за счет «ФриДом»; они получали соцбаллы за игровые уровни, пока их нервная система выгорала за считанные годы. Америка же была вотчиной «Глобал Сейф», и там любой желающий мог заработать баллы в играх на выживание — не виртуальных, в реальности. Впрочем, корпорации контролировали не весь Земной шар – часть Африки и север Азии не были подсоединены к Сети, и что там творилось, не знал никто.

Однажды Ада собралась с духом и спросила Кришана, что ему известно о проекте «Последний берег» – он поднял ее на смех. Сказал, это сказочка для утешения балласта, придуманная самими же корпами. Не надо быть дип-хакером, чтобы понять: слухи о «Последнем береге» вбрасываются в Сеть корпоративными автописателями. В его поисках столько же смысла, сколько в молитвах Марксу, Иисусу и Че.

Вот только в каких действиях смысл есть, Кришан не рассказывал – говорил, нет пока указаний от вышестоящих ячеек. Целый год они занималась только переливанием из пустого в порожнее и редкой вербовкой новичков. Ада изнывала от жажды действия и стала уже прикидывать, как бы ей найти другую повстанческую организацию, где будет хоть что-нибудь, кроме бесконечной говорильни. Может, бежать в дикие земли и поискать союзников там? Но что сделают дикари против дронов «Глобал Сейф»? Когда Ада уже почти решила, что стоит хотя бы попытаться бежать, Кришан назначил ей отдельную встречу.

Кришан спросил, думала ли Ада о Лотерее; она ответила, что не собирается оставлять Землю на растерзание корпорациям. «А если так нужно для дела? – спросил Кришан. – Тем более что на самом деле на Марс лететь не придется. Нужно только пройти отбор и внедриться в материнскую программу, чтобы подобраться к важнейшему объекту — центральному серверу “Детей человечества” в Лондоне — и уничтожить его».

Ада с рождения обладала редким для потомственного балласта здоровьем – Кришан после этого разговора передавал ей дополнительные белковые батончики, так что занятия спортом стали куда эффективнее. Правда, по школьной программе она сильно отставала, но Кришан сказал, что на Лотерее проведут тест по биологии, и этот предмет Ада за год вызубрила. Дальше, обещал лидер ячейки, в Селекторе ей немного помогут, но главное будет зависеть от нее, и если она справится, на связь выйдет агент «Землян» внутри корпорации и расскажет, как действовать дальше.

Теперь в квартале не было большей энтузиастки Лотереи, чем Ада – даже Индира, мечтавшая о Марсе всю жизнь, шутила, что идет на отбор вроде как с Адой за компанию.

Не все прошло так, как обещал Кришан. С биологией, например, он промахнулся, вместо нее была математика, которую Ада без помощи Индиры не одолела бы. Однако после в течение всего отбора на браслет приходили короткие подсказки. Физические упражнения Ада сдала бы и сама, а вот на тестах и у робопсихолога ей явно завышали оценки.

А потом она встретила Саймона, и все сделалось кристально ясно. Возможность изменить мир оказалась намного реальнее, чем она ожидала.

И гораздо страшнее.