За оставшиеся до свадьбы недели молодые люди привыкли к самостоятельной жизни. Илья устроился технологом в фирме деревянного домостроения, с хорошими перспективами роста, но в свободное время успевал привести в порядок все прорехи в хозяйстве. Лена заметила, с каким вдохновением он подклеивал обои, менял плинтусы, покрывал известью изношенные оконные рамы, монтировал бытовые приборы.
Новая работа очень понравилась Илье и четким распорядком, и атмосферой. Добираться приходилось не так далеко, как из Зеленогорска, в перерыве он мог без суеты разогреть упакованный Леной обед, поесть и взбодрить себя порцией кофе с сахаром. Илья в принципе не любил спешить, что вскоре стало предметом беззлобного юмора у работников постарше, однако все отмечали его дисциплинированность и навыки.
За работой дома он вполголоса что-нибудь напевал, если не держал во рту гвозди по досадной привычке, и Лена невольно прислушивалась. Иногда это были финские песни — их слова звучали твердо, подобно удару топора или разбивающемуся о камни водяному потоку, и в то же время по-древнему мелодично, словно напевы из времен болотистой пустоши, гранита и льда. Такие же мысли у Лены вызывали и имена «Калевалы» — Вяйнямёйнен, Лоухи, Куллерво, Ику-Торсо, совсем не похожие на европейские и не ассоциирующиеся с той стороной финской культуры, которую ей доводилось видеть.
И то слово, которое ей сказал Илья... Лене прежде казалось, что оно на любом языке такое же легкое и нежное, как летний ручеек, аромат кофе и круассанов, лепестки диких цветов, сок мандарина. Простое, понятное, беззаботное, — как может быть иначе? А в устах этого лесного голубоглазого парня оно казалось роковым, заклинающим, сковывающим по рукам и ногам, будто лютый мороз или полярная ночь.
Но в конце концов Лена подумала: какая разница, как его произносят другие, если оно адресовано не ей? Она почему-то была уверена, что бывшей невесте Илья такого не говорил, и это суровое слово грело ее душу тем, что принадлежало ей одной.
Кроме того, Илья познакомил Лену с друзьями, которые, к ее удовлетворению, ничего не знали про Иру. Зато о женихе они поведали немало интересного. Илья попросил ее приготовить что-нибудь попроще и посытнее и позвал их в гости. Девушка сразу отметила, как экстравагантно смотрелись рядом с Ильей ярко-рыжий круглолицый Юра Зимин и черноволосый Володя Паламарчук с немного готической внешностью.
— Вас прямо как специально набирали, — шутливо сказала она.
— Ну, в каком-то смысле так и есть! — отозвался Юра. — В седьмом классе кто-то из учителей предложил организовать собственный бойз-бенд, который бы исполнял каверы популярных хитов, и нас туда завербовали как самых колоритных. Я барабанил, Илюха на гитаре играл и пел, Володя басист. Так до самого выпуска и играли, на школьных вечерах, в Новый год, и просто для ребят, — у нас во дворе школы флигель был, мы там устроили, как сейчас говорят, «арт-пространство» и тусовались по-всякому.
— Надо же, а Илья мне и не рассказывал, — удивилась Лена.
— Забыл, наверное, — философски сказал Володя. — Его вообще всегда сложно было разговорить, если речь не про рыболовные снасти или хотя бы про хоккей. Он тебя-то этим хоть не достает?
— Да ладно, кого вы тут из меня делаете? — усмехнулся Илья. — Помню я те славные дни, конечно, даже пара постеров сохранилась, и пленки с праздников. Только воды-то много утекло с тех пор! Мы еще и в «Кенгу» рубились, и фильмы с восточными единоборствами на пиратских VHS смотрели, и сухой лимонад считали за настоящий. Разве это было менее интересно?
— Что там, все было круто! Тем более когда приставка у одного, трансформеры у другого, а видак у третьего, — сказал Юра. — Сами себе из этого праздник делали, не то что сейчас, когда вообще можно из дома не выходить. А летом и клады искали, и по заброшенным дачам лазили, и луки со стрелами сами мастерили. Ну и по ушам частенько получали, чего там!
Воспоминания неожиданно увлекли всю компанию: хоть Лена и была чуть моложе ребят, она помнила и кнопочные «звонилки», и тетради с анкетами и наклейками, и самопальные значки с поп-звездами, и «Дисней-клуб» по выходным. Илья заметил, что приятелям она понравилась: прежде они шутливо предостерегали его, что после женитьбы придется отдавать зарплату «на ноготки» и питаться одними покупными суши, но сейчас их впечатлил домашний уют, да и заметное потепление в характере друга. Ей они тоже показались очень приятными парнями.
Но лучше всего они чувствовали себя вдвоем, в тихие вечера за ужином и чаем, а главное, ночью — к середине беременности в Лене пробудилась необычная тяга к сексу, и когда она ласкала его, Илья по-настоящему открыл, что блаженство возможно даже без проникновения. Однажды у него закралась мысль, что если бы он догадался об этом до первой близости с Ирой, их отношения могли сложиться совсем иначе, но он тут же ее отогнал.
Порой им хотелось понежиться под одеялом и просто обниматься, перебирать друг другу волосы и говорить о чем-то мирном и отвлеченном. До свадьбы оставалось около недели, и они дожидались ее без особых хлопот. Анна Георгиевна заявила, что еще со старшей дочерью «наелась» беготни, примерок и банкетов на всю родню, а Лахтины никогда не видели в этом смысла. В итоге сошлись на том, что молодые просто распишутся и посидят вдвоем в кафе.
И однажды вечером, когда Илья вернулся с работы, его окликнули недалеко от парадной. С удивлением он увидел отца Иры, который смотрел на парня с досадой, но беззлобно. Чуть поодаль стоял Сережа, который ободряюще кивнул ему.
— Здравствуйте, Павел Иванович, — сказал Илья вежливо, но с затаенной тревогой.
— И тебе того же, Илья, — отозвался мужчина, неловко усмехнувшись. — Ладно, я не для разборок сюда приехал, не волнуйся. Кое-что хочу тебе передать, а твой отец мне сказал, что ты теперь здесь живешь.
— Как там Ира?
— Да живет потихоньку — учеба-дом, дом-учеба. Мы ей пока не стали говорить, что ты женишься. Она тебе хотела кое-что еще к вашей свадьбе подарить, и мы с матерью подумали, что ни к чему у себя хранить, глаза ей мозолить.
Он протянул Илье футляр, в котором оказались красивые и явно дорогие часы на стальном ремешке. Илья вообще прохладно относился к этому аксессуару, но поступок Иры очень его тронул.
— Они вроде как на солнечной батарее, — пояснил Павел Иванович. — Я в этом не очень смыслю, но Ира сама выбирала, а ты уж смотри. Возьми на память, или если уж совсем не надо, передари кому-нибудь.
— Нет, конечно, я сохраню, — заверил Илья. — Спасибо вам большое, и надеюсь, что когда-нибудь вы меня простите.
— Да чего там, расслабься, — отмахнулся Павел Иванович. — Я же знал, что ты ее не любишь, да все надеялся, что как-нибудь вы пооботретесь, привыкните. Любовь-то дело такое, скоропортящееся, а парень ты хороший, стоящий, все бы такого мужа для своей дочери хотели. Не буду врать, что я на тебя уже не в обиде, но зла не желаю. Да и твоим родителям я много лишнего наговорил.
— Я все понял, Павел Иванович, — твердо сказал Илья.
Тут Сережа, который все это время смотрел под ноги, неожиданно спросил:
— Папа, можно мне с Ильей поговорить?
— Только недолго, жду тебя в машине, — устало сказал отец Иры и побрел прочь. Илья с сожалением посмотрел на его сгорбленную спину и покрасневший затылок, кое-как прикрытый остатками волос.
— Илюха, ну ты чего? — сказал мальчик и протянул ему руку. — Я же все понимаю, люди иногда расходятся, но это не значит, что они плохие.
— Мудрый ты не по годам, — грустно улыбнулся Илья. — Только я действительно плохо поступил, Сережа. Хоть не слишком поздно: если бы успел жениться, то вообще могли быть кранты нам обоим.
— А может, все бы и хорошо получилось? Ты бы нам был за старшего брата, — вздохнул Сережа. — Просто мы с Лешкой скучаем. Можно иногда тебе звонить?
— Да конечно, в любое время, я только рад! А Ира к этому нормально отнесется?
— А мы ей и не скажем, будет у нас секретный клуб! Но сам ты пока ей не звони, а то мало ли, решишь с Новым годом или с днюхой поздравить. Она сразу решит, что еще может тебя вернуть, и снова заведется.
— Даже так? — нахмурился Илья. С тяжелым сердцем он попрощался с Сережей и пошел домой, а Лена, заметив его настроение, сразу спросила:
— Илья, ты чего? У тебя какие-то неприятности?
— Да ничего, отца Иры только что видел, он мне подарок от нее передал.
— А ты зачем взял? — возмутилась девушка. — Если бы мне кто-то из прежних ухажеров попытался что-то всучить, я бы обратно в физиономию запустила!
— Во-первых, это инициатива ее родителей, — терпеливо сказал Илья. — Во-вторых, это дорогая вещь, а он вдобавок время и бензин потратил, и я просто из уважения не мог его послать. В-третьих, вообще-то я ее обидел, а не она меня.
— Ну давай, давай, еще прощения у нее попроси, — нахмурилась Лена. — Раз тебя так ее обиды заботят! Может, ты к ней до сих пор неровно дышишь?
Она отвернулась и Илья, в недоумении пожав плечами, обнял ее.
— Лен, ты какие-то глупости говоришь, — сказал он. — Я тебе про факты толкую, а не про эмоции, и мне неинтересно обсуждать свое прошлое, равно как и твое.
— Как бы это прошлое вообще взять и отменить? — вздохнула девушка.
— Посмотри на меня, — настойчиво сказал Илья, и когда она обернулась, погладил ее по щеке. — Леночка, когда я прихожу домой, мне хочется спокойствия, уюта и вкусного ужина, а не выяснения отношений: я вообще-то финн, а не итальянец. У тебя что-нибудь на этот счет предусмотрено?
— Ладно, прости, сейчас будем есть, — улыбнулась Лена. — Ну такой вот у меня дурацкий характер, а беременные вообще всегда чудят. Разве тебе это не нравится?
Она кокетливо положила руки ему на грудь и подмигнула. Ужин прошел мирно, а назавтра, когда Илья приехал домой, Лена встретила его с таинственным видом.
— Что у тебя нового? — поинтересовался он. — Ты как будто хочешь чем-то меня удивить.
— Ну, есть такое. Я тебе подарок купила, вот посмотри!
Она торжественно показала Илье сверток из плотной бумаги, перевязанный бечевкой. Внутри был небольшой пейзаж на холсте, изображающий опушку снежного леса, избу со светящимися окнами и огромное ночное небо с яркими зелеными огоньками.
— Как красиво, — промолвил Илья, невольно залюбовавшись. — Откуда это?
— Нашла на Невском, у одного пожилого уличного художника. Я давно приметила его картины, там сплошь всякие пейзажи — Питер, море, горы. А тут вдруг появилось северное сияние, и я сразу вспомнила тот наш разговор. Оно тут очень похоже на то, что я видела, будто он прямо с натуры писал! Вот, присмотрись.
Илья действительно присмотрелся, но зеленые искры понемногу смешались с густой синевой неба, изба скрылась за белым напылением, а затем перед глазами возникло мутное серое пятно. Снова кольнуло в виске и Илья на секунду зажмурился. Затем он снова посмотрел на картину и осторожно потрогал твердый слой красок.
— Ты чего? Не нравится? — встревоженно спросила Лена.
— Нет, наоборот, оно суперское. Просто мне иногда кажется, будто я что-то раньше уже видел, хотя на самом деле нет. Ну вот как с сиянием. Я и не ожидал, что ты это запомнила...
— Скажешь тоже, Илья, девушки все помнят! Так что, ты доволен?
— Ну еще бы! Спасибо, — сказал Илья и поцеловал невесту в щеку.
Наконец наступил торжественный день, который для Лены начался с нервных болей в животе и панических телефонных переговоров с Анной Георгиевной. Лена несколько раз объявляла, что у нее схватки, и лишь благодаря усилиям Ильи обе кое-как успокоились. Правда, он так и не смог заставить Лену поесть. Впрочем, когда приехал парикмахер и Илья пошел покупать цветы, девушка приободрилась. Когда он вернулся, то сначала не мог поверить, что это его дерзкая и немного смешная Лена, — шелковое кремовое платье чуть ниже колен красиво струилось тонкими складками, часть волос спускалась завитками на плечи, часть была закреплена жемчужной заколкой. Лицо преобразилось от перламутровых теней и нежной бежевой помады. Ажурные белые туфли на маленьком каблуке Илья сам купил ей в подарок, случайно приметив их в витрине небольшого магазина.
— Ну что скажешь? — робко спросила она.
— Ты всегда очень красивая, — заверил Илья: в моменты волнения слова давались ему с особенным трудом. Сам он надел костюм под цвет глаз, в котором выступал на защите диплома, и вручил невесте букет нежных белых тюльпанов. Перед регистрацией Лена не могла наглядеться на их отражение в большом зеркале и шептала, сжимая его руку:
— Слушай, я точно сейчас в обморок упаду...
— Это у тебя от голода, — невозмутимо сказал Илья. — А я предупреждал, что надо позавтракать. Ты бы хоть про ребенка подумала.
— Ну зачем ты вслух? — смутилась Лена. — И ничего не от голода, просто как-то это все...
— И как же?
— Не знаю как объяснить, такое чувство, словно все происходит в каком-то кино, а я наблюдаю со стороны и от меня уже ничего не зависит. И мне почему-то страшно.
— Все зависит от нас, хорошая моя. Давай-ка лучше улыбнись, тебя это очень украшает.
Оживившись, Лена расправила свои медные локоны перед зеркалом и заметила:
— Все-таки мы с тобой будто лед и пламень, правда?
— Ну нет, Леночка, ты не пламень, ты огонек, который надо беречь. А я уж скорее похож на гранит.
Лена удивленно улыбнулась и Илья решил, что ей полегчало. Сам он не чувствовал никакой тревоги и думал, как они со временем купят свою квартиру, построят хороший дачный дом и, конечно, будут растить детей. Старшие Лахтины тоже мечтали, что родят по крайней мере четверых, когда встанут на ноги. Когда у них родился Илья, супруги были еще молоды и здоровы и не сомневались, что быстро наверстают упущенное. Однако судьба будто зло пошутила над ними, и Майя больше ни разу не смогла забеременеть. Много лет это оставалось их потайной болью, которая постепенно утихла, перерождаясь в отчаянную, обостренную, не имеющую словесного эквивалента любовь к первому и последнему отпрыску.
Илья всегда это ощущал на интуитивном уровне и надеялся, что внуки станут для родителей утешением. Но как-то незаметно он и сам проникся теплотой к еще не родившемуся ребенку и теперь с содроганием думал о том, что мог навсегда его потерять.
За этими мыслями и планами он пропустил мимо ушей официальную брачную речь и опомнился только когда к нему обратились напрямую. Впрочем, церемония мало что для него значила, и по-настоящему он видел только Лену, пока подтверждал свое согласие, надевал ей кольцо и целовал уже ставшие родными губы.
Когда они вышли за тяжелую парадную дверь, Илья стянул с волос надоевшую резинку, тряхнул головой и подставил лицо робким солнечным лучам. Лена положила голову на его плечо и они еще немного постояли в раздумьях, пока к загсу уже стекались пестрыми стайками другие пары и гости.
Они погуляли по красивым местам, а потом отправились в ресторан, где Илья заранее забронировал столик у панорамного окна. Лене очень понравились плетеные стулья, вазочки с сухоцветами, терраса с мандариновым деревцем и фонтаном, а также кухня на все вкусы мира. Она выбрала роскошное ассорти роллов, а Илья заказал баранину на гриле, пахнущую дымом и пряной травой.
Тем не менее Лена выглядела немного смущенной и притихшей, и Илья спросил:
— Как ты, Леночка? Может, тебе нездоровится, или просто устала?
— Нет, все хорошо, просто очень уж много впечатлений. Ты рад, что женился?
— Если честно, да. Раньше я просто понимал: надо — значит надо, ну что-то вроде части естественного природного цикла. Нет, я знал, что мои папа с мамой друг друга любят, но мне казалось, что это приходит со временем, после притирок, трудностей, да и то не у всех. А теперь вижу, что бывает по-другому.
— Это как — по-другому? Влюбленность? Страсть?
— Мне это сложно объяснить, — ответил Илья почему-то с неохотой. — Но в общем это когда знаешь, что не разлюбишь, даже если будет плохо, больно, бессмысленно. Словом, не так, как мечталось.
— Как-то сурово, — отозвалась Лена.
— Ну и не надо об этом, хорошая моя, — уверенно сказал Илья. — Вот поедем домой, будем пить чай и отдыхать, а потом ты уснешь и проснешься такая же веселая и непутевая, как всегда. Тоска притягивает тьму, Лена, не надо ей поддаваться.
Лена взбодрилась, или не хотела его расстраивать, но так или иначе остаток первого супружеского дня прошел очень мирно и тепло. На следующий день они собрались на маленький семейный обед у Лахтиных — Майя накрыла стол, Анна Георгиевна купила вино, фрукты и свадебный торт, который очень хотела Лена. Кроме нее, никого из их семьи не было, но новоиспеченную супругу это совсем не расстроило.
Молодожены получили от старших денежные подарки, затем Анна Георгиевна подарила Лене фамильное серебряное кольцо с хризолитом, а Петр торжественно вручил сыну футляр из гладкой кожи, расписанный рунами.
— Что там? — спросил Илья с недоверием и даже робостью.
Однако отец лишь улыбнулся и жестом предложил открыть футляр. Там оказался нож, о котором так долго мечтал Илья, — рукоять из неотесанного оленьего рога, широкий стальной клинок, в котором таилась особая проникающая сила.
От восхищения Илья не сразу опомнился. Он безмолвно ощупал грубую поверхность рога, блестящий наконечник, острие клинка, и наконец поблагодарил отца.
— Папа, но этот нож лучше твоего, — виновато добавил Илья.
— Он твой, и я хочу, чтобы ты его берег, — строго ответил Петр и пожал сыну руку. — Пожалуй, нам с тобой стоит по этому поводу выпить немного коньяку. Надеюсь, дамы не будут в обиде?
Майя хитро улыбнулась, в то время как Лена с матерью заметно удивились.
— Вроде бы дарить ножи плохая примета, — сказала Анна Георгиевна.
— Это не простой нож, — заметил Петр. — По нашим поверьям он отпугивает злых духов, чтобы у семейного очага был покой, а дурные мысли не мешали поесть в удовольствие. Считается, что похожие ножи для разделки оленьего мяса водятся и у нечисти, она ведь тоже любит вкусную еду.
— Ладно если только оленину, — многозначительно усмехнулся Илья.
— Да ну тебя, — поморщилась Лена. — Что у вас за разговоры: злые духи, ножи, мясо, будто мы тут Хэллоуин отмечаем, а не свадьбу! Я понимаю, что ты без ума от своей игрушки, но давай уж поговорим о чем-нибудь более современном. Ты же меня в Москву свозишь? Надо и с папой тебя наконец познакомить, и погулять по крутым местам. На небоскребы посмотрим, которые там сейчас строятся, — потом будет шикарнее, чем в Европе!
— Кстати, Лена, у меня для вас еще кое-что есть, — неожиданно сказала Анна Георгиевна. — Если уж тебе так хочется куда-то поехать, то поживите несколько дней у нас на даче, а мы побудем в городе. Там сейчас очень красиво, погода чудесная, так что устроите себе медовую неделю.
Она протянула дочери ключи и та даже растерялась от неожиданности.
— Ты это серьезно, мам? — спросила Лена. — Вы вправду оставите нас там наедине?
— Я вроде уже тебя отпустила, и знаешь, дома стало спокойнее! Давайте отдохните, пока есть время: потом-то вам не до того будет. Но ты не бойся, это ничего, дело временное.
Дачу Мельниковых Илья еще ни разу не видел и тем приятнее было проводить там время без оглядки на недостаток ремонта. К счастью, на участке имелся душ, а в остальном бытовые мелочи не смущали молодых людей. Пышные кусты сирени, яблоня и дикий малинник источали чудесные ароматы, в воздухе звенели птичьи трели, солнечные блики скользили по теплым деревянным стенам и все казалось пронизано умиротворением.
Впрочем, в первый вечер они слишком увлеклись друг другом, чтобы смотреть по сторонам. Будто желая наверстать упущенное за два нервных дня, Лена обняла Илью, уцепилась ногами за его талию, и он усадил ее на крепкий дубовый столик. Быстро спустив с ее плеч кофточку и сорвав лифчик, он припал губами к груди, которая набухла, окрепла и обрела от летнего солнца матовый персиковый оттенок. Он то осыпал ее легкими поцелуями, то жадно вбирал в рот, порой ощущая молочный привкус, ласкал шею, ключицы, плечи, и доводил Лену до исступления. Она уже не сдерживаясь стонала, вцеплялась ему в плечи и спину сквозь тонкую ткань рубашки, задевая свежие розовые пятна от солнечного ожога. Однако боль была такой сладкой, что ему хотелось просить еще, словно внутри вскрывалось что-то тяжелое и воспаленное. И все дурное истекало вместе с потом, ручейками ползшим из-под его волос. Ее ладони проникли под материю и скользили по его спине, а он надавливал ей между бедер руками, которые все еще оставались прохладными, будто хотел смягчить ее внутренний жар.
— Все, не могу больше, — промолвила Лена и попыталась разжать его объятия.
— Точно? Хочешь, чтобы я оставил тебя в покое? — усмехнулся Илья, понимая, что она имеет в виду на самом деле, и слегка отстранился. Но она снова притянула его к себе, издав очередной стон сквозь стиснутые зубы.
Наконец он покрепче обхватил ее и отнес в маленькую комнату, где было чуть прохладнее — из-за зноя объятия становились болезненными, но они еще больше раззадоривались и хмелели от этой боли. Избавившись от одежды, они улеглись поверх покрывала, сплелись руками и ногами и Илья с легкостью толкнулся внутрь меж ее скользких бедер. Комната, пахнущая сухими травами, отгороженная занавеской от жаркой белой ночи, казалась пещерой, которая соединила в древнем прекрасном ритуале полнокровную славянку и белокожего северянина. За ними будто наблюдал кто-то незримый и заботливый, наставляющий беречь любовь на языке скрипучего дерева, теплого дуновения ветерка, стрекотания вечерних насекомых.
На следующий день, наконец разомкнув объятия, молодые супруги вспомнили о мире за окном, который сейчас казался им новым, фантастическим и огромным. Илья, почувствовав прилив вдохновения, занялся делами — подстриг траву, обработал подгнившее крыльцо известью, выровнял дорожки в маленьком саду. Затем он присел передохнуть на скамейку, откинулся назад и прикрыл глаза. Им вдруг овладело какое-то странное чувство покоя, смешанного со сладкой тревожностью, как если бы на его ладонь сел беззащитный птенец, комочек теплого пуха, которого в любой момент мог унести порыв ветра или голодная хищная птица.
Илья открыл глаза и огляделся. Его не оставляло ощущение, что за ним кто-то следил — то едва ощутимо касался плеча, то трепал волосы, то подталкивал. Обоняния коснулся густой медовый аромат, словно в двух шагах цвели липы, в легком шелесте листвы послышался неразборчивый шепот, а в поскрипывании сучьев из подлеска — приглушенный смех. Но в этих причудливых звуках сквозило что-то теплое, обнадеживающее, хотя Илья все же основательно встревожился. «Уж не напекло ли мне голову?» — подумал он.
Вдруг совсем рядом послышался какой-то шорох и из-за куста выглянула любопытная собачья морда. Она принадлежала молодой, но уже рослой и крепкой беспородной суке с блестящей черной шерстью, острыми ушами и светло-карими, почти желтыми глазами. Собака приблизилась и приветливо ткнулась мордой в колени Ильи.
— Привет, — сказал он и осторожно погладил незваную гостью по шее. Собаке это явно понравилось и она благодарно лизнула его руку.
— Ты откуда же взялась? — спросил Илья, рассматривая дворнягу. Ошейника на ней не было, и хотя она выглядела здоровой и сытой, ему почему-то казалось, что это вольный зверь. От нее пахло как-то по-особому — сухим песком, хвоей, дымом и немного свернувшейся кровью. Собака облизнулась, показав крепкие желтоватые клыки, и Илья решил чем-нибудь ее угостить. В холодильнике нашлась плошка деревенского творога и дворняга с удовольствием вылизала ее дочиста. Потом она растянулась на траве у скамейки, Илья снова ее погладил и с удивлением подумал, что никогда, в отличие от многих мальчишек, не мечтал о щенке. Зато сейчас, когда он дотрагивался до теплой собачьей холки, на него волной накатывало чувство почти детского озорства и безрассудства. В нежных ароматах скромного русского сада вдруг повеяло хмелем и пряностями, с залива донесся соленый океанский дух, а шепот стал превращаться в мелодичные древние напевы.
— Илья, ну где ты там пропадаешь? — вдруг послышался голос Лены. Собака тут же поднялась на лапы и, вильнув на прощание пушистым хвостом, неторопливо пошла в подлесок.
Посмотрев ей вслед, Илья потер затылок, убедился, что голова не болит и не кружится, и пошел к веранде, где его ждала жена. К этому времени Лена собрала в саду поспевшие желтые яблоки и сварила душистый компот.
— Садись, кушать подано, — весело сказала она. На столе, кроме компота, была большая миска овощного салата, соленые огурцы, нарезанный ломтями тамбовский окорок, сыр, хрустящий лаваш, бананы и черешня. К обеду Лена нарядилась в легкое пестрое платье и заплела косу.
Илья включил старый аудиомагнитофон, налил компот в большие узорчатые стаканы и супруги неторопливо принялись за обед.
— Тебе тут нравится? — спросил Илья.
— Слушай, раньше совсем сюда не тянуло, а сейчас и уезжать неохота, — призналась Лена. — Хоть насовсем оставайся: ночью веселиться, днем дремать, купаться в заливе или на озере, есть шпроты с белым хлебом. И ничего не надо, ни клубов, ни кафешек, ни тусовок. Ты бы так хотел?
— Я? Ну конечно! Только подождем, когда ребенок подрастет, ему все-таки много всего нужно. Тогда уж и поселимся на природе, построим крепкий дом, чтобы в нем и внуки потом могли жить...
— Все, Илюша, хватит! Чувствую, что ты вот-вот переключишься на тему качественных стройматериалов и развитой инфраструктуры, — сказала Лена и шутливо провела пальцем по его губам. — А я сейчас совсем не в том состоянии.
Илья собирался спросить у Лены про собаку, но почему-то остановился. Не то чтобы он не доверял жене, но ему не хотелось делиться странностями этого чудесного летнего дня даже с ней: они казались слишком интимными и хрупкими. К тому же, вокруг и так было много интересного. В перерывах между едой и нежностями супруги гуляли, грелись на солнце, смотрели на поезда и почти не думали ни о прошлом, ни о будущем. И только время от времени ребенок начинал настойчиво брыкаться, будто ему не терпелось тоже поскорее увидеть весь этот громадный и интересный мир.