Не подавай виду

Глава 13

2022 г.

Впервые за свою насыщенную жизнь Сония чувствовала себя такой растерянной и... одураченной, что ли. Тревога, смятение, разочарование — эти слова казались слишком сентиментальными для ее натуры, однако они упорно лезли в голову. А еще одолевал страх. Она органически не переносила отсутствие контроля над ситуацией, считая, что это удел глупых и ленивых, но сейчас сама будто увязла в какой-то паутине.

Сначала Джанита ухитрилась обжечь глаза. Сонии пришлось надавить на обеих оставшихся девиц, и наконец Рита призналась, что это она подлила уксусную кислоту во флакончик из-под мицеллярной воды. Она лепетала что-то невразумительное: мол, сама себя не помнила, и Сония не верила своим ушам. Чтобы у них началась эпидемия ревности, после того, что они вытворяли всем коллективом и со спонсорами, и с мускулистыми красавцами «для души»?!

Но тем не менее Джанита в больнице с сильным повреждением роговицы, да еще в бредовом состоянии, не помнит даже свое настоящее имя. Медики туманно сказали, что память еще может вернуться, но Сонии почему-то не верилось.

А потом Риту зачем-то понесло в лес, и Сония вместе с Ситой только поздним вечером, за чаем, заметили ее отсутствие. Просить о помощи было некого, кроме финна, хоть Сония всегда думала, что его стихия — каменные джунгли, и в лесу от него толку мало. Но сообща они, чуть не завязнув в снегу, все-таки нашли Риту в глуши, где даже летом было темно из-за сплетающихся ветвей столетних сосен. Она лежала без сознания, в синюшных пятнах, длинные черные волосы разметались по снегу, а толстый браслет, с которым эта ненормальная не хотела расставаться, намертво примерз к нежной коже запястья. Запекшаяся кровь под ним успела почернеть, а кисть омертвела, так что врач напророчил ампутацию. Ее кое-как откачали, но, подобно Джаните, она до сих пор не опомнилась и только повторяла одно и то же слово — «мед»...

Сония попыталась выпытать у Ситы, что их подруга искала в дремучем лесу, но без толку. Два дня прошло более-менее тихо: финский гость развлекал их душевными беседами, передавал приветы и цветы в больницу, находил в интернете хорошие фильмы и они без особого напряжения смотрели их втроем. Но понемногу Сита глядела на парня все более масляными глазками, и это вызывало в Сонии и негодование, и какой-то нездоровый азарт.

Потом Сита подловила Сонию, когда гостя не было рядом, и заговорила, нервно потирая руки:

— Слушай, а ты не думаешь, что под нас кто-то копает?

— Ну и кто заставил Риту подлить уксус? А потом вывел ее в лес? Да если бы копали, то уж явно менее экзотическими методами!

— Может быть, но я в такие совпадения не верю. Уже всякие мысли в голову лезут, даже потусторонние...

— Это какие, карма, что ли, или бумеранг? — усмехнулась Сония.

— А почему нет! Ты забыла, как мы тут недавно накосячили? Честно, я порой жалею, что вообще во все это ввязалась...

— Да хватит! — огрызнулась Сония, сжав виски. — Поздно уже голову пеплом посыпать! Если кто-то и попытается нам предъявить, так пусть докажет, а карма — это сказки для неудачников. И вообще, дорогая моя, прежде чем читать нотации, тебе бы стоило свалить от меня в свободное плавание, а не жить здесь со всеми удобствами и кататься по курортам на наши «грязные деньги». Тогда бы у тебя было хоть птичье право говорить «я не такая, меня заставили», а так...

— Да? Интересно, и кто бы меня живой отпустил? — многозначительно прищурилась Сита. — Теперь-то я знаю! И в отличие от некоторых, предпочту жить грязно, чем умереть честной, и чтобы провожали в закрытом гробу. Впрочем, сейчас уже без разницы: чую, что всем нам недолго осталось.

Сония подозревала, что доля правды в этих словах есть, и ей стало худо, события того проклятого вечера всплыли перед глазами и к горлу даже подступила тошнота.

Слова подруги под соусом беспокойства походили на угрозу, а этого Сония не могла допустить. Сита сама загнала себя в ловушку: завела с финном разговор по душам про народные традиции и вспомнила между делом, что у них на территории есть сауна. А где же еще назначить романтическое свидание такому парню? И как он быстро польстился! Сонии даже стало обидно — сколько дней она очаровывала его без толку, а эта дурочка взяла такой пошлостью!

Воспользовавшись ситуацией, она заперла Ситу в парной, пока та млела в ожидании спутника. Пришлось немного отвлечь финна каким-то разговором, потом заметить, что ее подруга куда-то пропала, и потихоньку от него отворить дверь. Конечно, она не планировала убивать Ситу, но слегка не рассчитала время. И когда они вошли, та уже растянулась на полу вся красная, в беспамятстве, на лице и плечах появились волдыри. Сония поспешно потащила девушку под ледяной душ, затем обернула мокрыми полотенцами и вызвала «Скорую». В сознание Сита так и не пришла, и медики пока не давали никаких прогнозов.

Вот и гадай теперь, какой мор вдруг напал на их дом. По вечерам гудела назойливая метель, под окнами шлялась эта жуткая бездомная собака. От постукивания ее когтей по мерзлой асфальтированной дорожке и утробного воя у Сонии едва не выворачивало желудок.

Прошлой ночью вместо обнаженных русалок ей привиделся высокий старик в вышитой голубой рубахе — длинные седые лохмы спадали на плечи, в ввалившемся рту виднелись потемневшие, но крепкие зубы, белки глаз красноватые, а радужки ярко-синие. Однако под рубахой заметно перекатывались некрупные мускулы. На сморщенной шее болталось несколько амулетов в форме рун и каких-то безобразных фигурок.

Старик методично кромсал ножом мясо на ломтики и бросал их в котелок, затем смачно облизал кончик лезвия, по которому стекал кровяной сок, отхлебнул из деревянной кружки какой-то напиток и икнул. Его жуткие глаза блеснули так, будто Сония была таким же куском аппетитной плоти.

Она проснулась с тошнотой и головокружением, было так душно, что хотелось высунуться из окна по пояс. В совпадения она не верила, в карму тем более, но почему-то ей казалось, что старик глядел прямо на нее и припоминал ее прошлое. Парня, которого она соблазнила на спор еще в старших классах, на глазах у его воздыхательницы — блаженной барышни, которая усиленно хранила себя до свадьбы. Та, увидев их прямо в женском туалете, не вынесла и отравилась таблетками, но все списали на ее хрупкую психику и мрачные стихи, которые та любила штамповать в тетрадках. Впрочем, разве не так? При чем здесь она, Сония, если парень добровольно на нее залез, а девица не умела ценить жизнь?

Или ее клиентку, у которой умер ребенок, успел наглотаться собственных отходов жизнедеятельности. Нехорошо, но ведь предыдущие четыре раза были удачными, а ошибки бывают у всех! Врачи шутят про «свое кладбище у каждого», и никого это не смущает. Сколько младенцев умерло в роддомах от микробов и просто от грубости и безразличия, — никто не считал? Зато в духовных акушерок все радостно кинут камень.

А ее сеансы, помогающие людям раскрыться и получить блаженство, о котором они в своих унылых офисах и душных спальнях и не мечтали? Да, они небезопасны для психики, как и любое снадобье, но не лучше ли смотреть на этот гнусный мир через хаотичные и яркие стеклышки калейдоскопа, а не унылое немытое оконное стекло?

Да еще эта рыжая нервы потрепала — столько лет болталась как непонятно что в проруби и снова явилась. Ну и случилось то, что должно, обязано было случиться! Может быть, и прошлый инцидент без нее не произошел бы, она будто притягивала неудачи. Конечно, они тогда, пожалуй, перегнули палку, но что она понимала в их делах?

А ведь когда-то Сония всерьез рассматривала это недоразумение как пятую в общине! Да, с таким колоритом она прекрасно подходила, ей могли подогнать отменных спонсоров, но та уперлась: не могу, мужа люблю! Да пожалуйста, зачем ему что-то знать, этому мужу? Меньше знаешь — крепче спишь, как известно.

Сония бродила по дому со стаканом холодной воды и перебирала эти сумбурные мысли, пытаясь выудить хоть что-то дельное. Едва она вспомнила про рыжую, как внутри царапнуло, очень нехорошо царапнуло. Мужу... Стоп, а что еще она говорила про этого мужа?

Тут женщина переступила порог бывшей спальни Джаниты и оцепенела, даже забыв о рыжей, — над туалетным столиком горел приглушенный свет, стояла раскрытая косметичка, стул был отодвинут, а когда Сония подошла ближе, ей бросилась в глаза расческа, опутанная длинной золотистой прядью. Но ведь они все убрали после ее госпитализации и навели порядок...

Кинувшись в комнату Риты, Сония поежилась — окно оказалось распахнуто и шарики на маленькой елке позвякивали друг о друга от ветра. Тут же она поняла, что коснулась чего-то липкого: дверная ручка была намазана медом. В будуаре Ситы не нашлось ничего особенного, кроме того, что в воздухе висел свежий запах любимых ею винтажных духов «Пойзон».

«Похоже, у меня скачет давление» — устало подумала Сония и пошла к себе, желая зарыться лицом в подушку, подальше от всех зрелищ, звуков и запахов этого поганого мира. Тут царил любимый ею полумрак и тишина, нарушаемая лишь порывами ветра. Но когда Сония зажгла лампу, то невольно вскрикнула. На окне красовалась старинная пепельница из серебра, полная воды с красными сгустками, в которой лежал кусок ткани в темных разводах...

Обернувшись, Сония вздрогнула: красавец финн стоял прямо перед ней, снова в белоснежной рубашке, приоткрывающей шею и грудь. Небрежно откинув набок челку, он протянул ей бокал белого вина.

— Ну что же, Света, вот мы и одни, — напевно сказал он и улыбнулся. Почему-то сейчас эта улыбка показалась ей жуткой и неуловимо знакомой.

— Откуда ты знаешь, что я Света?

— Да ты сама сказала, неужели не помнишь? — невозмутимо ответил парень.

— Ах да, извини, — смутилась Сония, и хотя это не слишком ее успокоило, по инерции взяла бокал. Финн коснулся ее растрепавшихся волос и сказал:

— Ничего, я все понимаю, у тебя ужасный стресс. Выпей, тебе надо расслабиться.

2012 г.

Следующая неделя прошла ни шатко ни валко: Лена не выходила ни к завтраку, ни к ужину, только оставляла еду в холодильнике, по вечерам пила зеленый чай и еле перекидывалась с мужем несколькими словами. Илья пока решил выждать и не трогал ее лишний раз. Зато Ян был в отличном настроении, уже ползал и увлеченно исследовал мир под новым углом. Вместо прежнего цыплячьего пуха у него появились шелковистые волосы с легкой материнской рыжинкой, глаза из бесцветных стали голубыми, улыбка казалась осмысленной и безмятежной. Больше всего Ян любил возиться с сушеными цветочными лепестками, апельсиновыми дольками и леденцами в блестящих ярких фантиках. Ближе к ночи Илья купал его и заодно читал вслух, пока мальчик сидел в воде на стульчике. Лена в это время занималась какими-то делами и переписывалась по интернету, и все чаще Илья оставлял ребенка спать в своей комнате.

Ближе к выходным Майя неожиданно позвала сына с семьей в гости, и Илья охотно согласился: ему показалось, что мать с ее природной интуицией способна деликатно прощупать ситуацию и дать толковый совет. Лена приняла приглашение без энтузиазма, но спорить не стала.

Всю дорогу до Зеленогорска они ехали молча и лишь перед дверью кое-как напустили на себя безмятежный вид. В доме Лахтиных по-прежнему пахло вкусной едой, ягодным киселем и еловыми ветками, но теперь Илью это не воодушевляло. Не желая обидеть мать, он поел, поговорил с отцом о работе и спортивных новостях и даже немного оживился, когда Петр предложил наконец выбраться на озера порыбачить.

— А скоро уже и Яна с собой возьмем, — мечтательно сказал отец, пока они с Ильей курили на лестничной площадке. — Ты посмотри, какая у него хватка! Сразу видно, будущий охотник. А зимой и на лыжи поставим. Ты не унывай, Илья, сын у тебя здоровым растет, жизнь продолжается, — что еще надо?

— Так-то оно так, только с Леной сейчас все паршиво, — ответил Илья. — Может, ты и прав был, не подходим мы друг другу, но я же ее люблю. Порой думаю, что глаза бы мои ее больше не видели, а потом снова накрывает. Словом, не знаю, куда все это заведет...

Петр не нашел что ответить и только положил руку на плечо сына. Выдохнув и раздавив окурок, Илья так же безмолвно вернулся в квартиру и пошел на кухню, где мать достала пирог из духовки.

— Мам, а Лена что делает? — спросил он.

— В комнате с Яном сидит, а что?

Почему-то Илья ничего не ответил и вошел в гостиную, где почти столкнулся с Леной, вернувшейся с балкона.

— Я подышать выглянула, — пояснила она. — Здесь все так кухней пропахло, что мутит. Что у твоей матери за привычка стряпать как на юбилей? Давно уже можно еду на дом заказать.

— А где Ян?

— Да я его поползать отпустила, он сам просился, — невозмутимо ответила Лена.

— Отпустила? Куда? — тихо сказал Илья и тут же рванулся к балконной двери. К счастью, там ребенка не оказалось, зато из комнаты послышался плач. Вернувшись, Илья увидел, что Ян забрался под приземистый журнальный столик и, по-видимому, ушибся, когда хотел поднять головку.

Он тут же вытащил сына и безмолвно посмотрел на жену. В ее глазах снова был страх, но уже какой-то вялый, как если бы она наблюдала за ним по ту сторону экрана.

— Как это понимать? — яростно прошептал Илья.

— Слушай, я отвернулась на минуту! Но ничего же и не случилось, в конце концов! И вы тоже куда смотрели? — вызывающе сказала Лена. — Вообще-то нормальные люди отодвигают мебель и прячут опасные предметы, когда зовут в гости детей!

— Блин, да ты вообще о чем? Ему больно, он плачет, а тебе хоть бы хны! Это что, ребенок или игрушка?

— Илья, да все дети плачут! Я его ор слышала не раз и не два, и давно бы рехнулась, если бы каждый раз реагировала так, будто небо на землю рухнуло.

Илья молчал и тяжело дышал, словно после забега. Тут вошла Майя и решительно забрала у него ребенка.

Едва у Ильи освободились руки, он хлестнул Лену по плечу открытой ладонью. Замах был очень слабый, однако вздрогнули все, и Ян на руках бабушки, и Петр, который только успел переступить порог гостиной.

— Ты меня ударил? — произнесла Лена со злостью и с чем-то похожим на удовлетворение. — Надо было понимать, что этим все и кончится! Ты... ты...

Не договорив, она метнулась вон из гостиной мимо оцепеневшего финского семейства. Три пары голубых глаз проводили ее тяжелым безнадежным взглядом, и только мальчик, устав от плача, захотел спать и мирно щурился. Вскоре из прихожей послышались ее надрывные восклицания:

— Мама, забери меня отсюда!.. Ну откуда, от Лахтиных! Я знаю, где это, но возьми ты такси, я потом отдам!.. Не могу я сейчас одна. Приезжай, я тебе все объясню!

Затем хлопнула входная дверь. Илья сделал шаг вперед, но тут же опустился на стул, будто у него свело ноги. Отец подошел к нему, взял за подбородок, как когда-то в детстве, и твердо произнес:

— Запомни: ты сейчас ни в чем не виноват. Своего ребенка ты обязан защищать от любой опасности, даже в лице его собственной матери. Не смей расклеиться и просить прощения, иначе все потеряешь. Жену ты считай уже потерял...

Илья благодарно посмотрел на отца и заметил, что его круглое добродушное лицо с густыми светлыми бровями снова покраснело, а на лбу даже выступила испарина. Вдруг Петр тяжело задышал и уперся кулаком между ребер.

— Пекка! — ужаснулась Майя и, отдав Яна сыну, посмотрела мужу в глаза. — Сильно болит? Я сейчас врача вызову, а ты, Илья, принеси нитроглицерин с кухни.

Совместными усилиями они помогли Петру лечь и дождались приезда «Скорой». Пока Майя сидела с мужем, Илья то и дело выходил в прихожую и прислушивался к любому шороху за дверью. Куда подевалась Лена? Решила дождаться мать на лестнице или у парадной, и уехать, даже не взглянув на сына? Неужели она не видела машину с красным крестом? И выдержит ли изношенное сердце отца?

Когда врачи уехали, наконец явилась Анна Георгиевна, за которой следовала дочь. С тещей Илья поздоровался, но в сторону Лены даже не посмотрел. Майя аккуратно прикрыла за собой дверь комнаты, где отдыхал после укола муж, и пригласила женщин в гостиную.

Лена так и осталась у двери, а Анна Георгиевна присела на один из стульев и нерешительно спросила:

— Так что у вас стряслось? Я так и не поняла, зачем Ленка меня сюда сорвала...

— Мама, он меня ударил, — заявила Лена, и Илья, у которого на руках дремал сын, только горестно усмехнулся.

Анна Георгиевна, переводя взгляд с дочери на зятя и обратно, нервно сглотнула и ответила:

— Ну зачем же ты врешь, Лена?

Дочь, порозовев от гнева, воскликнула:

— Да как ты можешь, мама?! Почему ты веришь ему, а не мне? Выходит, на ком штаны, тот и прав! А я-то на тебя надеялась...

— Ну хватит уже выкаблучиваться, — поморщилась Анна Георгиевна. — Если он и дал тебе отрезвляющую оплеуху, то явно по очень серьезным причинам! Что-то случилось с моим внуком?

— Позвольте мне объяснить, — вмешалась Майя и вкратце поведала о происшедшем. Анна Георгиевна мрачно вздохнула и сказала:

— Я же говорила, что из Ленки мать как из... Ладно, что толку вспоминать! Не знаю, Илья, как вы будете из этого выпутываться, но сегодня уж заберу эту дуру к себе, а ты хоть отдохни. В город поедешь или у родителей переночуете?

— Пожалуй, останусь, отцу стало плохо. А для Яна я все с собой прихватил, так что и помою его, и накормлю.

— В этом я и не сомневаюсь, ты себя побереги, — сказала Анна Георгиевна и поднялась. — А твоему папе скорейшего выздоровления.

Взяв Лену за локоть, она решительно повела ее к двери, и они так и не обменялись с мужем ни словом.

К ночи Илья с матерью устроились на кухне и попили чаю. Майя как всегда держалась ровно и невозмутимо, но сын заметил, что у нее все еще подрагивают губы, а взгляд потускнел, как при тяжком недомогании.

— И часто с папой так бывает? Вы мне все-таки недоговаривали?

— Да какие тут тайны, Илья, — грустно улыбнулась мать. — Он не молодеет, жизнь за плечами непростая, вот и все. А сознаться себе в этом не хочет, потому и берет на себя слишком много, не умеет ни отдыхать, ни просить, ни жаловаться. Я-то давно не удивляюсь: Пекка еще в школе таким был. За него многие девчонки мечтали потом выйти замуж: умный, рукастый, с характером, да еще и красавец — ты же в него пошел. А он почему-то меня выбрал. До сих пор помню, как мы вместе за молоком бегали, подолгу в очередях стояли, и я однажды прямо у дома полный бидон опрокинула. В слезы ударилась, представляешь? За это и наказать могли, время было такое. А Пекка мне тогда свой отдал, и сказал: «Скоро у нас все будет общее». Вот так он мне, можно сказать, предложение и сделал.

— Надо же! Я так надеялся, что и у меня будет крепкая семья, а теперь не понимаю, что делать. Как по-твоему, папа прав и для нас с ней все уже кончено?

— Посмотрим, что будет завтра, а сейчас тебе действительно надо отдохнуть. Иди спать, я еще немного посижу здесь, подумаю.

На следующий день Илья съездил за лекарствами для отца и продуктами и стал собираться домой только после полудня. Лена звонила несколько раз, но он так и не взял трубку.

Он открыл дверь своими ключами, однако Лена бросилась ему навстречу так, будто давно поджидала в прихожей. Она нерешительно протянула руки, но Илья сразу ее отстранил:

— Лена, не трогай меня. Я пока не готов что-либо обсуждать.

— Пожалуйста, прости меня! Я здесь с самого утра, и к завтраку тебя ждала, и к обеду, надеялась, что мы как-то успокоимся и поговорим.

— Ну и что, мне заплакать от умиления? — вздохнул Илья и пошел мыть и переодевать ребенка. Когда он закончил, Лена сказала:

— Может быть, все-таки поешь? Я же готовила...

Илья совсем не хотел есть, но ему стало жалко Лену и он вяло принялся за суп. Она присела к столу и налила зеленый чай, к которому недавно пристрастилась.

— Как твой папа себя чувствует? — спросила Лена, когда он доел.

— Уже лучше. Так о чем ты собиралась поговорить?

Лена слегка оживилась и сказала:

— Ну что ходить вокруг да около, Илья: не гожусь я в матери, по крайней мере сейчас. Прости за то, что я вчера выкинула, но у меня реально нервы не выдерживают. Представляешь, что такое день за днем постоянно находиться с человеком, который у тебя не вызывает ничего, кроме раздражения? Мало приятного, да? И неделю-то сложно вытерпеть. А теперь представь, что такой человек еще и полностью зависит от тебя и ты по закону обязан день и ночь служить его системой жизнеобеспечения на неопределенный срок. Представил теперь, как я живу?

— Так ты специально оставила Яна одного?

— Не совсем, и конечно, я смотрела краем глаза, но в какой-то мере мне хотелось, чтобы ты наконец понял. Ну не могу я полюбить этого ребенка, хоть убейте! Тебя все-таки люблю, а его не люблю совсем, несмотря на то, что в нем твоя кровь. Это тебе кажется невероятным?

— Ну хоть так: «все-таки», — задумчиво произнес Илья. — А насчет твоего вопроса, Лена, меня крайне трудно чем-то удивить. Выбесить еще можно, это ты могла заметить вчера. Но я верю, что в человеческом мозгу может зародиться даже самая абсурдная дичь.

— Я примерно такой реакции и ожидала, — горько усмехнулась Лена. — Но не все так просто, как в твоих фантазиях, Илья: домик, полный детских голосов, рыбалка, камин, глинтвейн на рождество! Это какие-то бумажные фигурки для игры в театр, оторванные от реальности, в которой существуют живые люди. Я за несколько месяцев очень многое поняла, особенно когда стала в интернет-магазине работать. Там люди взрослее меня, лучше знают жизнь, но при этом не читают нотаций и ничего не навязывают. В один момент мне стало совсем жутко, и именно они объяснили мне, что я не чудовище и не выродок: просто некоторые вещи до сих пор замалчиваются. Но от этого они не перестают существовать.

— Так что ты предлагаешь, если ребенок у нас уже есть?

— Ну... почему бы Яну не пожить у твоих родителей? — нерешительно промолвила Лена. — Они его обожают, ему наверняка с ними будет хорошо. А мы просто поживем для себя, друг для друга, потом, может, и родим еще детей, когда я буду готова. Илья, ты не спеши, подумай! Сколько мужчин живут порознь с детьми, дают деньги, подарки, встречаются иногда, и всем комфортно, никто от этого не умирает! Неужели лучше, чтобы мы все трое страдали, но жили по неписаным правилам?

— А если я не соглашусь?

— Тогда нам придется расстаться! Да, я серьезно, Яна можешь оставить себе. Если без ребенка я тебе не нужна, то к черту такой брак! Что он мне сулит? Лет через пятнадцать Ян уже не будет во мне нуждаться, а тебе, на минутку, тогда еще и сорока не стукнет! Значит, что? Правильно, у тебя откроется второе дыхание, ты себе быстро найдешь очередную производительницу, а меня попросту спишешь в утиль как старую и располневшую.

— Слушай, Лена, вот сейчас я уже не верю, что ты сама додумалась до этого полуденного бреда. Тебе новые подружки напели?

Лена отдышалась, попила холодной воды и ответила:

— С чего бы это? Я давно знала, что в моей семье ни одна женщина не любит своих детей. Бабка всю жизнь гнобила мать, а та... Наську она по молодости родила потому, что так было принято: выскочишь замуж — сразу рожай. Меня — только чтобы отца привязать, и то не выгорело. Потом Наська на те же грабли наступила, вышла замуж по залету, а когда брак по швам затрещал, не нашла ничего умнее, чем снова плодиться. Ты думаешь, она тебе тогда позвонила из чувства справедливости? Да черта с два, ей просто хотелось, чтобы и я жила так же тухло, как она. А если бы моя мать умела любить, разве бы она убеждала меня бросить ребенка в роддоме? Может, это наше семейное проклятие, хотя скорее всего гораздо проще.

Илья перевел дыхание и сказал:

— Что же, Лена, я мог бы дать тебе такой же развернутый ответ, но я устал и боюсь сказать лишнее. Можно немного подумать над твоим предложением?

— Да, конечно, сколько угодно, — ответила Лена с явным облегчением.

— Мне хватит до ужина, — коротко произнес Илья и пошел в комнату, где Ян уже начал недовольно хныкать. Покормив сына, он вышел с ним на воздух, но в этот раз прогулка выдалась молчаливой, и Яну вскоре передалось безрадостное состояние отца. Мальчик притих, склонил головку к плечу Ильи и перебирал шнурки его ветровки.

Наконец им пришлось возвращаться, и Илья, усадив ребенка в креслице на кухне, бросил в кипяток замороженные вареники с вишней. Лена вошла и недовольно сказала:

— Ты мог бы немного подождать, пока я сама приготовлю ужин: мы все-таки еще не соседи по коммуналке.

— Не утруждай себя, — сухо ответил Илья. — Ты есть будешь?

Лена покачала головой. Залив горячие вареники сметаной, он принялся за еду, пока она безмолвно наблюдала, как вишневый сок растекается струйками и пятнами, окрашивая сметану в алый цвет.

Илья покончил с ужином и сказал:

— Теперь давай к делу. Я тоже предлагаю тебе выбор. Первый вариант: ты подаешь на развод, отказываешься от родительских прав и после суда навсегда исчезаешь из нашего с Яном поля зрения. На этих условиях я не подам на алименты и не стану портить тебе жизнь. Пожалуйста, отнесись к моим последним словам очень серьезно.

— Что? — тихо сказала Лена, побледнев и растерянно моргая. — Портить мне жизнь? Что ты имеешь в виду?

— Если понадобится, я решу — что. Но я давно предупреждал тебя, что я не добрый, особенно когда речь идет о защите близких мне людей.

— Но зачем такие условия? Ты хочешь, чтобы у Яна вообще не было матери?

— А сейчас она у него есть? Ладно, это все лирика, давай по сути. Я привык рассчитывать наперед сколько могу, а тут данных хватает. Вдруг ты больше не родишь и захочешь вернуться, а потом исчезнешь едва тебе еще что-нибудь стукнет в голову? Или так и не выйдешь замуж, к зрелости останешься с голым задом и потребуешь от Яна содержание? Я просто хочу оградить и своего сына, и себя от подобных сюрпризов. И в конце концов не желаю никому давать отчета, в какую школу он пойдет и поедем ли мы за границу.

— Илья... — с ужасом промолвила Лена и запнулась.

— Что Илья? Да не смотри ты на меня так, я же еще не закончил. Сейчас только кофе себе налью для бодрости.

Лена сидела будто примерзнув к стулу, а Ян закончил разбираться с разноцветными кубиками и притих, будто понял, что между родителями происходит нечто скверное. Наконец Илья снова сел напротив жены и сказал:

— Теперь второй вариант: мы завершаем этот разговор и начинаем собирать себя по кускам. Идем к врачу, просим помощи, откровенно говорим с родителями, перестаем общаться с непонятными людьми, которые лучше знают как нам жить. Потом на пару недель втроем, без мобильной связи и интернета, уезжаем в Суоми, на озера: у нас там есть знакомые, которые сдадут дом на берегу. И клянусь тебе никогда не напоминать об этом и тем более не упрекать: я сознаю, что тоже виноват.

— Ты уверен, что все это чем-то поможет?

— Нет, Лена, я ни в чем не уверен, ничего не обещаю и не гарантирую. Но это все, что я могу тебе предложить, — или ты остаешься моей женой и матерью Яна, или мы больше друг для друга не существуем. И срок на размышление у тебя до завтрашнего утра, обратного пути не будет.

Он допил кофе, взял Яна на руки и ушел в комнату. Что Лена делала до наступления ночи, Илья не знал. Поиграв еще немного с сыном, помыв и переодев его ко сну, он позвонил родителям и лишь тогда заглянул в спальню к жене.

— Ты сегодня будешь спать с Яном или я?

— Давай я, ты же вчера им один занимался, — вяло ответила Лена. — Илья, можно тебе еще кое-что сказать?

Илья безмолвно сел рядом с ней на кровать, так, что их руки почти соприкоснулись, и выразительно на нее посмотрел.

— Ян тебе в самом деле так дорог?

— Да, Лена, и в немалой степени именно потому, что его родила ты. Мне не надо ни других женщин, ни детей от них. Ну что, ты мне веришь? Ты хоть немного успокоилась?

— Не знаю... Я понимаю, что все испортила, что принесла тебе много боли, но поверь: мне самой сейчас плохо. Мне приходится делать тяжелый выбор, и я очень рассчитывала на твою помощь. Надеюсь, что ты когда-нибудь меня простишь.

Она вопросительно посмотрела на мужа, и он сказал:

— Лена, я считаю, что простить человека, по-настоящему простить, без всяких побочных мотивов, можно только в одном случае — если он тебе больше не нужен. Это по сути и есть ознаменование, что чувства умерли, этакая вишенка на поминальном пироге. Вот и думай, хочешь ли ты такого, а я могу сказать одно: ты мне еще нужна.

Напоследок Илья уложил сына в кроватку и произнес:

— Спокойной ночи, Лена. Я буду ждать твоего решения.