(Не)полное зачатие

Глава 30. Дмитрий

Я чувствовал себя на своем месте. Но все же что-то было не так.

От недосыпа я накануне вырубился быстро, но поутру эти мысли снова атаковали голову. Почему Оксана вчера сказала мне «стой»? Потому что я ей не нравился? Потому что она хотела качка? Или это синдром недавней девственницы? Которая, причем, даже не помнит как этой самой девственности лишилась.

А может, дело было в том, что она не могла расслабиться? Ведь в любой момент мы рисковали быть застуканными бабулей или мог проснуться Рома. Вчера я об этом совсем не подумал.

— Димочка, пирожок будешь? — Надежда Петровна стояла рядом, глядя на меня с надеждой. Я сидел за столом, поглощая приготовленный Оксаной завтрак. Чувствовал себя при этом так, будто провел подобным образом не одно утро, а всю жизнь.

— Только один, — ответил я бабуле, беря у нее пирожок.

Та явно огорчилась тому, что я не собираюсь съесть все ее стратегические запасы, которые она исправно пополняла с самого утра. И тогда я сказал:

— Остальные я возьму с собой на работу.

Сидевшая напротив Оксана взглянула на меня удивленно, будто всерьез думала, что я собираюсь в одиночку поглотить всю эту гору мучного. И раздуться до размеров Джомолунгмы, ага.

Когда бабуля с радостным воплем стала хлопотать, чтобы упаковать пирожки, я склонился к Оксане и пояснил:

— Ты же знаешь наш офис и его вечно голодных сотрудников.

Беляшкина от моего замечания резко смутилась. Возможно, вспомнила, как сама на работе постоянно хомячила, словно не могла чем-нибудь не занять свой рот.

Переведя взгляд на ее губы, на которые набросился вчера будто сорвавшийся с цепи голодный пес, я решительно сказал:

— После работы я заеду за тобой.

— Заедешь? — непонимающе нахмурилась она.

— Да. Хочу отвезти тебя кое-куда, — ответил я непререкаемым тоном и поднялся из-за стола.

В коридоре бабуля радостно всучила мне пирожки и я отбыл на работу, мыслями находясь уже в сегодняшнем вечере.

— Вика, ты все сделала, как я просил? — уточнил я, должно быть, в сотый раз за день у своей секретарши, уже собираясь уезжать.

— Все будет как надо, шеф, — ответила она так, будто успокаивала ребенка, который интересовался, точно ли к нему придет дед Мороз.

И ведь взаправду! Новый год был уже не за горами и стоило бы подумать, где мы с Оксаной и Ромой его проведем. И, конечно, бабулей. Ведь кто-то же должен присматривать за моим сыном, пока я буду развращать Беляшкину.

Последний пункт я собирался начать воплощать в жизнь уже сегодня. Если Оксана не могла расслабиться у себя дома, значит, место действия нужно было просто перенести.

— Все должно быть готово через полчаса, — сказал я Вике на всякий случай еще раз и пошел к лифтам.

Десять минут спустя я уже стучал в квартиру Беляшкиной. Именно стучал, потому как не желал, чтобы звонок разбудил Рому.

Дверь распахнулась быстро. Оксана уже была готова — ну, во всяком случае, одета. Достаточно просто, но для меня не имело особого значения, что я буду с нее снимать.

За ее спиной маячила Наташа. Та самая, которую Вовчик утащил отсюда, как дикарь. Я улыбнулся ей, довольный тем, что Беляшкина догадалась позвать подмогу на то время, что нас не будет. Поздоровавшись со мной, Наташа немного помялась, а потом спросила:

— А вы не знаете, где Вова?

Я приподнял брови.

— А что, он должен был приехать?

— Нет, просто я…

— Просто твой друг ей даже не позвонил, — вмешалась Оксана.

— А должен был? — поинтересовался я наивно и тут же получил в ответ возмущенный воинственный взгляд.

— После всего…

— Избавь меня от подробностей! — поднял я руки в капитулирующем жесте. — Я сам его не видел с того вечера. И мне он тоже не звонил!

— Понятно, — протянула Наташа едва слышно.

— Поехали, — скомандовал я Беляшкиной. Вовчик и его похождения — совсем не то, о чем мне хотелось думать этим вечером.

— Куда мы едем? — поинтересовалась Оксана, когда я выехал на оживленное шоссе.

— Ко мне.

— Зачем?

— Увидишь.

О да, я ей с радостью покажу столько всего! Что она и думать перестанет обо всяких там качках!

Воспоминание об этом типе испортило мне настроение. Кинув взгляд на мою хмурую физиономию, Оксана, видимо, решила больше ничего не спрашивать. И так, в молчании, мы доехали до моего дома.

Поднявшись на этаж, я с облегчением обнаружил у своей двери коробку. Подняв ее на руки, отпер дверь и открыл ее перед Беляшкиной.

— Заходи.

Водрузив коробку на стол, я быстро ее распаковал и оттуда сразу повалил аппетитный аромат.

— Готовить, как ты, я не умею, — признался я, доставая с полки шкафа чуть ли не единственные две тарелки в моем холостяком хозяйстве. — Поэтому заказал еду из ресторана.

Беляшкина подошла ближе, разглядывая, как я раскладываю итальянскую пасту по тарелкам.

— Дмитрий Юрьевич…

Услышав это, я внезапно психанул.

— Дима! Ну какой я тебе Дмитрий Юрьевич?! Мы трахались, зачали сына и я сплю у тебя на диване! Весьма неудобном, кстати. Надо будет купить новый, — добавил я, решительно вываливая в тарелку остатки пасты.

У Беляшкиной при взгляде на пасту сделалось вдруг такое лицо, будто ее пытают. И она тоже психанула.

— Сговорились вы все, что ли?!

Я непонимающе моргнул. Если кто-то и сговорился о чем-то, то меня на это высокое собрание не позвали.

— О чем ты?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Зачем это? — обвиняюще тыкнула пальцем Оксана в ни в чем неповинную пасту.

Я посмотрел на нее так, будто она спрашивала, почему люди не летают.

— Чтобы поужинать, — ответил терпеливо.

— Мне вредно это есть! — заявила Беляшкина и аж голос у нее дрогнул.

Я с запозданием вспомнил, как за завтраком она старательно грызла овощи и как тренировалась в зале… Господи, помилуй! Почему у женщин всегда все так сложно? То «ты меня никуда не зовешь», то «зачем ты меня откармливаешь»…

— Хорошо, не будем ужинать, — примирительно согласился я, отодвигая тарелки с глаз долой.

— Зачем ты вообще меня сюда привез? — спросила Беляшкина.

Вопрос меня удивил. Все ведь была весьма очевидно.

— Чтобы побыть вдвоем, — ответил я.

— Зачем?

Тут уже мое терпение лопнуло. Пусть она и была недавняя девственница, но не могла же после вчерашнего не понимать, что я мужчина в расцвете всех частей тела! У которого, между прочим, есть свои потребности! Которые, какого-то черта, могла удовлетворить только она!

— За этим, — только и сказал я, сократив расстояние между нами и закрывая ей рот, приоткрывшийся для следующего вопроса, поцелуем.

Я притиснул Беляшкину к себе, позволяя рукам хаотично бродить по ее округлостям. В то время как мой язык ворвался ей в рот, начиная там дикий танец.

— Еще вопросы? — поинтересовался я, когда мне понадобился глоток воздуха.

Беляшкина снова открыла было рот, но я быстро снова закрыл его поцелуем. Долгих дискуссий мне сейчас было не перенести.

Продолжая целовать ее, жадно впиваясь в сочные губы, я оттеснил Беляшкину в сторону спальни. Она охнула, когда я опустил ее на матрас и, стоило только склониться к ней, выставила вперед руку, упершись мне в грудь.

— Я не уверена, что мне можно…

Я сжал губы. Черт! Об этом я как-то тоже не подумал. Но не отступать же теперь было? В конце концов я мог раздразнить Беляшкину так, что когда ей будет можно… мы оба запомним это надолго. Не как в самый первый раз.

Удовлетворенный этим гениальным планом, я спросил:

— Ну а без… проникновения-то можно?

Моя рука скользнула к ее лобку, погладив чувствительное место через одежду, и Беляшкина, тихо охнув, выдохнула:

— Это можно…

Склонившись к ней, я снова захватил ее губы, начиная стаскивать с Оксаны джинсы. И почти в этом преуспел. Моя рука скользила по ее коже. Я жадно впивался пальцами в пышные формы, гладил неидеальное, но притягательное тело. Мои пальцы уже скользнули за кромку трусиков, как вдруг…

— Нет! — вскрикнула Беляшкина едва ли не истерично и я от неожиданности резко отстранился. — Нет, — повторила она решительно и, шокированный, я буквально так и сел.

— Я не могу, — добавила Оксана и, вскочив с кровати, отвернулась от меня и стала застегивать джинсы.

Я молча наблюдал. Затем она торопливо, будто боялась, что я стану возражать, сказала:

— Я домой.

И стремительно выскочила из спальни. Я инстинктивно последовал за ней и, словно со стороны, увидел, как за ней захлопнулась входная дверь.

Стакан, гневно запущенный мной в ненавистную дверь, стал ответом касательно того, что я обо всем этом думаю.