Прошло три дня… Три мучительных дня, каждый из которых отнимал у меня частичку жизни. Горский не отвечал на мои сообщения и звонки. Он не хотел со мной общаться. Бросил только сухое «Жив» на мои мольбы дать хоть какой-то знак, что он в порядке. И я не знала, как мне вести себя дальше. Я не могла отпустить его, потому что позволила своим чувствам вырваться наружу. Я хотела быть рядом с ним, хоть он и отталкивал. Хотела помочь ему справиться с этим кошмаром, а он…
— Бизнесмен Сабуров покончил жизнь самоубийством. Его супруга Дана Сабурова решила дать интервью, в котором говорит, что её муж уже давно начал сходить с ума и временами казался безумцем, поднимая на ней руку, — начал вещать диктор, и я увидела лицо Даны на экране.
Она не сильно смахивала на страдалицу. Скорее даже выглядела счастливой, словно освободилась от тяжёлой ноши. Я бы никогда не подумала, что между ними были сложные отношения, ведь на публике они казались счастливейшей парой.
Я выключила звук, потому что мне неинтересно было слушать это показушное интервью, где каждая строчка была уже заранее обговорена с юристами, чтобы не сболтнуть лишнего и пустить людям пыль в глаза. Все мысли перенеслись к Оскару. Как он справлялся со всем? Почему оттолкнул меня? Почему он даже не пытался выйти со мной на контакт? Я даже на примерку платья к Лайле не ездила, хоть она несколько раз звонила… Потому что не знала, есть ли в нём сейчас смысл.
Я снова набрала его номер и поднесла телефон к уху, но он не ответил мне. Ничего не сказал. Не скинул даже, делая вид, что я для него пустое место.
Так как на улице погодка была так себе, я надела джинсы с футболкой и ветровку, сунула ноги в кроссовки и поспешила к остановке. Нам следовало встретиться и поговорить. Время близилось к вечеру, и я надеялась застать Оскара дома.
«А если он там не один?» — появилась мысль вместе с болезненным уколом в сердце.
Впрочем, так будет даже лучше — убедит, что я ему не нужна больше, и наши чувства я сама выдумала.
Добралась до его дома я быстро, даже не заметила, как пролетело время. Дверь в подъезд была открыта, поэтому я проскользнула, и уже когда поднималась на его этаж, начала думать, что зря всё это сделала. Может быть, не следовало приезжать? Но я уже стояла перед дверью в его квартиру, а отступление было совсем не в моём характере. Позвонив, я скрестила руки на груди и уставилась в одну точку перед собой.
— Зачем ты пришла, Анна? — спросил Оскар, едва открыл.
Я потянулась к нему, чтобы обнять, но Горский не позволил. Он отошёл назад и посмотрел на меня ледяным взглядом. Он так же разглядывал меня, когда пришла молить за Даньку.
— Оскар, нам нужно поговорить. Так больше не может продолжаться!
— Господи! Что за речи? О чём ты хочешь поговорить? Я освободил твоего братца, а взамен ты дала мне потрахать себя… Я помог тебе выпутаться из передряги с Сабуровым. Что ещё не так? Живи и радуйся!
Он говорил каким-то неестественным голосом, но от каждого слова мне становилось ещё больнее. Хотелось рыдать, но я держалась. Принимала каждое оскорбление Оскара, как удар Сабурова, с достоинством. Почему-то именно его он и напоминал мне в эту секунду, когда смотрел на меня с ненавистью, которой не было раньше.
— Действие наш-нашего договора не закончится, пока ты его не порвёшь! Помнишь? — пыталась достучаться до Оскара я, хватаясь за каждую соломинку, встречающуюся на его пути. — Я всё ещё принадлежу тебе!
«И я люблю тебя».
— Ах да! Договор! Подожди минутку!
Горский зашёл за перегородку, отгораживающую его рабочую зону, а затем вышел с договором. Он принялся рвать листы, а мне казалось, что вместо них он кромсал мою душу, с мясом выдирал её из тела. Слёзы уже так щипали глаза, что мне хотелось выцарапать их, только бы не видеть того, что он делал… И залить уши парафином, только бы не слышать этот звук.
— Всё! — Горский подкинул клочки бумаги вверх, и они медленно начали оседать на пол. — Договор закончился, Бестия. Ты свободна! Вали!
— Но всё не может закончиться так! Я же знаю, что ты чувствуешь ко мне… Это было по-настоящему…
Горский рассмеялся, режа меня без ножа. Я фактически на коленях перед ним стояла и молила не разрывать договор, который привязывал меня к нему, как собачонку, но он уже сделал это.
Могла ли я как-то помешать ему совершить безумство, о котором он и сам будет жалеть. Ведь будет же?!
— Неужели ты не понимаешь, что всё это я делал для того, чтобы отомстить твоему брату? Частью моего плана было влюбить тебя! Влюбить! Понимаешь?! А ты повелась, как наивная дурочка! Оскар меня любит! Так думала? Да ни хрена подобного! Я не могу полюбить такую, как ты! Никогда бы не смог! Я выполнил то, ради чего затевал всё это. И знаешь, что, Бестия? Теперь ты будешь страдать, а твой вонючий братец будет загибаться вместе с тобой.
Мне хотелось закричать, зарыдать и показать, как мне больно, но я не смела, не могла! Я обещала себе, что буду сильной. И я буду! Даже если душа прямо сейчас подохнет от той боли, которая уже осела на ней толстым слоем и теперь тянет ко дну. Грудную клетку сцепило, словно кто-то взял в захват. Я смотрела на Оскара и пыталась доказать себе, что он врёт, но как же убедительно он выглядел…
Взгляд скользнул по пустым бутылкам от элитного алкоголя, который Горский выпил за эти дни. От него даже сейчас пахло перегаром.
Он был не в себе.
Ведь так же?
Или я снова рисовала себе идеальный мир, в котором Оскар бы любил меня?