Не слушай море

Глава 14

Дашу нашли утонувшей.

Ноябрь заканчивался очередной смертью, и мне казалось, что горе повисло в небе Морельска, укрывая собой весь город. Она лежала в Жемчужной бухте безжизненная, как и Тася, с посиневшими губами и запутавшейся в волосах тиной. Весь наш курс, все оставшиеся четырнадцать человек стояли на галечном пляже за красно-белой лентой, которой оцепили место, где ее обнаружили. Тело нашла Алиса.

Даша пропала в тот день, когда консерваторию накрыла шумиха по поводу моего отчисления из Москвы. Я не видел ее тогда, на следующий день на парах – тоже. Еще через два пришла полиция, заявившаяся прямо посреди занятия по академическому вокалу. Опрашивали всех. Для того чтобы ровно через неделю найти ее мертвой на берегу моря без признаков насильственной смерти.

Алиса жалась ко мне, переминаясь с ноги на ногу. С другой стороны ее обнимал Мишель, медленно поглаживал по волосам. В его светло-карих глазах плескались зачатки паники. Он то и дело отворачивался, переминался с ноги на ногу и тяжело дышал заложенным носом.

– Этого не может быть, – прошептала Алиса. – Просто не может.

На месте уже работали полицейские. Отец склонился над телом Даши со своим чемоданчиком, другой эксперт фотографировал место происшествия. Я не знал наверняка, но чувствовал, что он искал бирюзовую кровь.

«Погибла еще одна студентка. Приезжай в Жемчужную бухту, – незаметно написал я Кристине. – Нам надо исследовать все».

Она ответила почти сразу, сообщив, что приедет. Я решил оставаться здесь столько, сколько смогу. До тех пор, пока не разъедутся полицейские, пока не уйдут восвояси эксперты во главе с батей. Я должен был осмотреть все здесь сам – с Кристиной, подмечавшей малозаметные детали, но сам. Без Эйдленов. Им я остаться не предложил, терзаемый подозрениями о том, что Алиса может быть к этому причастна.

Я не хотел давать ей возможность спутать мне карты и начать искать саму себя.

– Бедная Даша. – Алиса расплакалась, уткнувшись мне в грудь. – Она была лучшей среди девчонок…

– Да, – отозвался Мишель. – Ее альту можно было позавидовать. Добрая половина консерватории это и делала.

– Уже не вернешь, – прошептал я, поглаживая Алису по спине. – Родителей жалко…

У меня разрывалось сердце, когда я смотрел на рыдающую Дашину мать, пытавшуюся сорвать полицейскую ленту. Ее держали крепкие руки лейтенанта, а она плакала, уткнувшись ему в форму. К ним уже бежали врачи скорой с оранжевыми чемоданчиками наперевес. Женщину стоило напичкать успокоительным – чтобы она хоть на мгновение отключилась от событий этого страшного дня.

– Надо расходиться, – решил Мишель. – Мы тут уже ничем не поможем…

Но нас окликнул другой полицейский – званием ниже, чем тот, что держал Дашину маму.

– Объяснения надо собрать, – пояснил он. – Кто у вас тут самый ответственный?

Никто не вызвался.

– Я, – наконец шагнул вперед Мишель. – Давайте мне всю информацию, я донесу ее до всех наших однокурсников.

Он отошел вместе с сержантом, а я прижал Алису крепче. Моя куртка была расстегнута, и даже через футболку я чувствовал, какой холодный у нее кончик носа. Она еще раз всхлипнула и незаметно рукой попыталась вытереть слезы.

– Не плачь, – прошептал я. – Дашу не вернуть… С морской стихией мало кто может совладать.

Алиса судорожно кивнула и всхлипнула.

– Море нам неподвластно, – отстраненно произнесла она. – Оно пугает. Никогда больше сюда не приду.

Я проглотил слова о том, что младшую Эйдлен регулярно сюда тянуло. Смотря на ее лицо, я пытался найти в ней нечеловеческие черты – может, глаза? А может, на шее прорежутся жабры? Или вместо кожи на щеках золотом отразится чешуя? Оглядев ее пальцы – ненавязчиво, бегло, – я убедился, что перепонок между ними нет.

– Тебя проводить?

– Я с Мишелем, – отказалась она, мотнув головой.

Старший Эйдлен вдалеке разговаривал с полицейским. По губам я читать не умел, и стояли они слишком далеко, чтобы услышать. Лицо Мишеля не выражало ничего: словно камень, даже глаза не бегали. Я поражался его выдержке. Он выглядел таким же скорбящим, как тогда, когда сообщили о смерти Таси Покровской полтора месяца назад.

Наконец полицейский хлопнул Мишеля по плечу и кивнул. Они разошлись, и Эйдлен быстрым шагом приблизился к нам.

– Надо будет дать объяснения в участке. Каждому. – Он сделал акцент на последнем слове. – Я передам ребятам. Мы с Алисой пойдем… Кажется, у нее скоро будет нервный срыв.

Алиса и правда выглядела так, будто ей до нервного припадка остался всего один шаг. У нее трясся подбородок, а руки, которые она не знала, куда деть, лихорадочно дрожали. Она сжала их в кулаки и отошла к Мишелю. Он обнял ее. Я заметил, что дрожь в ее теле начала слабеть. Последний всхлип потерялся в Мишелевой рубашке.

– Пока, – кивнул я. – Увидимся на занятиях.

Удивительно было то, что пары в консерватории и правда никто не отменял. Даши не стало, как и Таси, как и пятерых других, но альма-матер оставалась абсолютно безразличной к этим потерям. Ее стены, серые и холодные, только подчеркивали это равнодушие, словно маркером провели под текстом. «Мне плевать на вашу трагедию». Подчеркнуто и выделено дважды.

Ребята за моей спиной начинали расходиться. Они все еще были настроены враждебно, но мне показалось, что общее горе нас сплотило. Одна из подружек Даши на прощание сжала мою руку, а однокурсник похлопал по плечу. Беда сближает, но лучше бы этой беды не было.

Я смотрел, как отъезжала скорая с Дашиным телом. Как уезжала вторая, увозя бьющуюся в истерике мать. В горле стоял ком, который я не мог сглотнуть. Отец молча закрыл чемоданчик, щелкнув замком, и я подошел ближе.

– То же самое? – негромко спросил я, и батя только пожал плечами в ответ. «Будем разбираться», – наверняка скажет он.

– Будем разбираться, – предсказуемо ответил отец. – Иди домой. И чтоб до вечера никуда не выходил.

От растерянности я даже не успел возразить: он запрыгнул в полицейскую «Ладу-Гранту», а я остался стоять на пляже, и галька ощущалась через тонкую подошву осенних кроссовок.

Но домой я не пошел. Крис написала эсэмэску, что будет в бухте через десять минут. Полицейские как раз разъехались. И следа не осталось от того, что двадцать минут назад здесь лежало бездыханное Дашино тело.

Волны успокоились и теперь совсем слабо разбивались о берег. В море стоял почти полный штиль за исключением редких пенных барашков у самого берега. Вода, растерзав еще одну жертву, унялась, стала безмятежной и еще больше бирюзовой. На секунду мне даже захотелось окунуться, невзирая на то, что заканчивался ноябрь.

– Долго стоишь? – Кто-то, подойдя, хлопнул меня по плечу. – Холодно, зараза.

На улице и правда стоял лютый холод. Пусть снега и не было, но мороз щипал щеки, инеем лежал на ресницах и не покрытых шапкой волосах. Я нервно дернулся от прикосновения, но, увидев знакомое лицо, с облегчением выдохнул.

– Холодно. – Я поежился. – Я здесь торчу с момента, как труп нашли. Часа два уже.

Мои зубы стучали от холода, а вот Крис не выглядела замерзшей. На ней – массивный пуховик больше размера на два, смешная шапка с большим помпоном, из-под которой выбивались короткие темные волосы.

– Виталя тут был?

– Был, велел срочно идти домой. Обещал потом все рассказать, – пожал я плечами. – Но, думаю, нам стоит самим осмотреться. В прошлый раз полиция была не слишком внимательной.

Мы разделились. Крис пошла по берегу вправо, я – влево, ближе к пирсу. Ничего не находилось – все камни были чистые, омытые водой. Говорят, ночью лютовал шторм, наверняка все улики смыло. Не хотелось возвращаться ни с чем, поэтому я рискнул выйти на пирс. Он по-прежнему скрипел и слегка раскачивался подо мной.

– Аккуратнее только! – крикнула мне Кристина, и голос эхом прокатился по всей бухте.

Махнув в ее сторону рукой, я двинулся к морю. Под концом пирса глубина была уже немаленькой: я помнил, что не доставал ногами до дна даже после прыжка, когда спасал Алису. И в прозрачной водной глади ничего не было видно: я смотрел на собственное отражение, надеясь увидеть сирену, но мои ожидания не оправдались. Никто так и не появился. Только клок светлых волос я увидел, уже поднимаясь. Прядь осталась в узком промежутке между перилами и самим пирсом. Аккуратно вытащив волосы, я чуть нахмурился. По оттенку они напоминали Алисины, но были гораздо короче.

– Нашел чего?! – окликнула меня Крис.

Она уже стояла у самого пирса, и я в несколько шагов оказался возле нее.

– Волосы. – Я показал ей прядь, подняв ее ближе к солнцу. – Не знаю чьи.

– Знаешь. – Крис смотрела мне в глаза, а казалось, в самую душу.

– Мы были здесь с ней вдвоем, – признался я. – Она пыталась утопиться. Или тонула. Может, тоже стала жертвой, но я ее спас.

Крис хрипло перевела дыхание и села на большой валун, почти у самой кромки воды. Присев рядом, я крепче сжал волосы в пальцах.

– Нет, – резко покачала она головой. – Жертвой чуть не стал ты.

Удивленно вскинув брови, я перевел взгляд на Крис. Она смотрела на море, набрав пригоршню камней, и медленно по одному кидала их в воду. Крис выглядела такой сосредоточенной, а я не мог найти себе места, изводясь от высказанной ею мысли: чуть не стал жертвой.

– Что ты имеешь в виду?

– Все погибшие заходили в воду по собственной воле. Их не топили. Когда Алиса начала тонуть, что ты сделал?

– Кинулся ее спасать…

– И начал тонуть? – предположила она.

– С трудом выбрался, – ошалело прошептал я. – Ты хочешь сказать…

– Все студенты пытались сирену спасти. Она заманивала их в воду, а потом они сами захлебывались, – подвела итог Кристина. – От благого дела и умирали.

В горле пересохло, и я закашлялся. Мы оба все знали наверняка, но никто не хотел озвучивать это.

– Мы знаем, кто сирена. – Крис погладила меня по плечу. – Давай на счет три.

Задохнувшись, я сжал ее ладонь.

– Раз. – Она начала отсчет. – Два… Три.

– Алиса, – выдохнули мы в унисон.

Никто из нас не сомневался в этом. Тот факт, что Алиса – сирена, лежал на поверхности. После смерти Таси она приходила на берег, чтобы уплыть в море. Сегодня, когда обнаружила Дашу, собиралась тоже. Закрыв глаза, я пересел на гальку и откинулся спиной прямо на впившиеся в лопатки камни. Крис медленно кидала камешки в море.

– Что мы будем делать? – первым нарушил молчание я.

– Наблюдать, – тихо сказала она. – У нас нет прямых доказательств, чтобы прижать ее к стенке. А ты с ней вообще шуры-муры крутишь. Нашел с кем. Дурак, блин.

– От самой разборчивой девушки слышу, – обиженно буркнул я, подхватив горсть камней и с раздражением швырнув их в море. Они осыпались градом, и каждый после себя оставил смазанный круг на воде.

Мы замолчали. Небо на удивление было ясным. Лежа на камнях, я замерзал, но подниматься не хотелось. Вечно бы лежать на галечном пляже и слушать ласковый шум волн. Сегодня он не пугал – наоборот, расслаблял и дарил утешение.

– А Мишель?

– Мишель… Под мороком? – предположила Крис. – Ну, дурит она ему башку. Может, питается за счет его голоса. Мне кажется, его жемчужная нитка – ошейник. Алиса привязала его к себе, и он как телок на привязи. Не может без нее.

– Значит, сначала нужно спасти Мишеля.

– Именно. – Она поднялась с камня. – Пошли домой. Здесь нечего больше искать. Ни намека на кровь.

Волосы я выкинул в море, не желая тащить их домой. Крис неодобрительно покачала головой, но я только отмахнулся. Мы все выяснили. Все знали. Осталось доказать. Вот только как теперь смотреть Алисе в ее бледно-голубые глаза и не сходить с ума?

– Иногда мне кажется, что она тебя приворожила, – хмыкнула Крис, когда мы поднялись из Жемчужной бухты. – Ты ради нее будто на все готов.

– А может, и на все.

– Даже пойти на дно морское?

Растерявшись, я замолчал. К этому я был не готов. Крис покивала, мол, то-то же, все со мной ясно – только говорить могу. Но умирать никому не хотелось. Ни Даше, ни Тасе, ни мне.

– Только если в качестве морского бога, – выдавил я, криво усмехнувшись.

Облака исчезли, и набережную заливали солнечные лучи. Пусть они и были яркими, но все равно холодными, грубо опаляли морозом щеки и совсем не грели. Мы шли медленно, не переговариваясь. Крис пялилась по сторонам, словно ища вдалеке оправдания всему необъяснимому, а я утонул в собственных мыслях. Они меня душили не хуже сирены.

Алиса – подводная тварь, и это теорема, доказанная Мишелевым ошейником, бирюзовой кровью в консерватории и клоком волос на пирсе. Теорема, ставшая аксиомой.

Считая брусчатую плитку под ногами только для того, чтобы не концентрироваться на Эйдленах, я и не заметил, как мы дошли до конца набережной. До дома оставалось недалеко. Крис закурила, остановившись у ограждения.

– Мы будем говорить Витале?

– Нет. – Я покачал головой. – Он все испортит. Мы справимся сами.

Крис сморщилась. По ней было видно, что она хотела рассказать. И я даже ее понимал: хранить такие тайны от того, с кем спишь в одной постели, тяжело. Выбора у нас не было: сказать отцу означало выдать все, что мы накопали, и передать ему в руки. Батя бы никогда не позволил мне влезть в такую дрянь, Кристине и подавно. Поэтому я не сомневался: нам надо молчать, и тайну эту держать за семью засовами.

– Может…

– Мы не нуждаемся в его помощи, – отрезал я. – Еще скажет, что мы психи.

– Он сам искал сирен! – рявкнула Крис громче, чем следовало бы, и тут же зажала ладошкой рот. – То есть… То есть он тоже хочет найти виновных.

– Мы близки с Алисой, – напомнил я. – А новый человек, тем более гораздо старше, может испортить все. Мы сами должны.

Крис согласно кивнула.

– Мы должны раскопать информацию о том, как убить сирену, – жестко сказала она, а потом погладила меня по плечу. – Без этого все бессмысленно, Родя. Люди так и продолжат гибнуть от лап этой твари.

Мозгом я понимал, что Крис права, но сердце в груди все равно бунтовало. Мы вышли к центральному проспекту. Морельск казался пустым, за все время пути нам встретились прохожие только раз или два. Думая об Алисе, я вообще ни на чем не мог сконцентрироваться, только на ее истинной сущности. Мне стало даже интересно – ее ли мы тогда видели на морской глубине? Или кого-то из ее сородичей?

– Боишься? – внезапно спросил я.

– Все боятся чего-то неизвестного. – Крис, докурив, засунула руки в карманы. – Жутковато, конечно. Не хотела бы я с такой тварью встретиться! Но голоса у меня нет, так что вряд ли она решит меня утопить.

Кристина невесело усмехнулась. Мы подошли к подъезду, и она открыла дверь своим ключом. Замок пискнул, и я оттянул ее за ручку, позволяя Крис пройти внутрь. В помещении сильно воняло краской: стены на втором этаже недавно выкрасили. Я заметил смазанный след на стене, и похож он был на отпечаток перепончатых лап.

– Охереть… – процедил я, ткнув Крис в бок. Она остановилась, тоже уставившись на след.

– Она была здесь. – В глазах Кристины отразился испуг. – Была. Тебя искала, Родь. Не ходи, если позовет.

Внутри все сжалось в тугой ком. Мне показалось, что на мгновение сознание отключилось; я пошатнулся, и только цепкие руки Крис заставили меня держаться ровно. Ухватившись за деревянные, выкрашенные коричневой глянцевой краской перила, уже чуть облупившиеся, я едва не загнал в ладонь пару заноз.

Алиса позовет. Я знал это точно так же, как и то, что она – сирена.

– Не пойду, – хрипло ответил я и крепко обнял Крис. – Клянусь, не пойду.

Мы поднялись на третий этаж, и я ключом открыл квартиру. В кухне на плите все еще стояла сковородка, неубранная после завтрака, а табуретки были не задвинуты под стол как обычно. Крис достала из холодильника суп с вермишелью и поставила на газовую плиту. Зажегся синий цветок газа, и через несколько минут суп уже закипел.

Я присел на подоконник.

– Возьму сигарету? – Я стащил пачку ###[13] с холодильника.

– С каких пор ты куришь? – удивилась Крис, помешивая разогревающийся суп. – А как же голос?

– Я связался с сиреной, – заметил я, – неужели ты думаешь, что голос сейчас волнует меня больше?

Крис пожала плечами, а я опять затянулся. После разноцветного ###[14] Мишеля сигареты Кристины казались жесткими и крепкими, они безжалостно драли горло и заставляли кашлять. Во рту собралась склизкая слюна, и я с трудом ее сглотнул. Потянувшись, чтобы открыть форточку, я заметил, как внизу из полицейской машины выходит отец.

«Что-то он сегодня рано», – подумал я и быстро затянулся еще раз.

– Там отец идет. – Я зажал сигарету в зубах. – Скажешь, что ты курила?

– Скажу, – вздохнула Крис и достала три тарелки. – Не переживай.

Дверь громко хлопнула. Так, что стекло в окне задрожало. Я только и успел выкинуть окурок в форточку да вытереть руки об штаны. Еще из коридора я чувствовал волну раздражения, несущуюся впереди отца.

Он зашел в кухню и оглядел нас обоих.

– Где твой чемодан?

Батя вперился в меня требовательным, почти хищным взглядом. Я был не в силах отвести глаза от его худого лица с ярко выраженными, острыми скулами. На мгновение показалось, что он хочет меня ударить. Но, подойдя, отец лишь сдернул меня за запястье с подоконника.

– Виталь? – удивленно спросила Крис, но он лишь махнул на нее рукой.

– Собирайся, – велел он мне. – Ты возвращаешься в Москву. Твоей матери я уже позвонил.

Я стоял посреди кухни. Меня волной захлестнула злость: отец стоял напротив и заставлял меня искать чемодан, складывать вещи. И впервые я осознал, что не хочу уезжать из Морельска. В будущем – да, но не сейчас.

– Не поеду. – Я мотнул головой.

– Собирайся, я сказал! – прикрикнул он. – Мне без разницы, хочешь ты или нет! У тебя вечером поезд до Калининграда, оттуда – самолет! Все!

Последнее слово он выплюнул мне в лицо, почти взревев. Крис подожгла кончик сигареты от газового пламени и невозмутимо курила, предоставив нам разбираться самим. Кухня едва ли не дребезжала от силы раздражения в отцовском голосе. Я впервые видел его таким властным. Таким пытающимся что-то решить, но это что-то ему совершенно не поддавалось.

– Не поеду, – повторил я. – Ты не смеешь мне указывать. Я взрослый, и я остаюсь.

– Не остаешься! – рявкнул он. – Студенты консерватории мрут, тут происходит невесть что, и я не собираюсь рисковать тобой! Кристина, ты едешь с ним!

Крис удивленно вскинула брови.

– Ну я, часом, не студентка консерватории. – Она говорила так спокойно, сверля взглядом отцовский затылок. – Мне ничего не будет. И если ты хочешь знать мое мнение, то Родион взрослый, чтобы принимать решение самостоятельно.

Отец нахмурился.

– Собирайся, – повторил он в третий раз.

Я заметил на столе стеклянный заварник с зеленым чаем, и мне страсть как захотелось расколотить его. Ярость выплескивалась из меня несдержанными, ядовитыми фразами.

– Если ты решил поиграть в отца, – процедил я, – то уже поздно! Мне двадцать лет, я вырос! Ты нужен был мне в десять, четырнадцать и даже в семнадцать, а теперь нет! Тебя никогда не было рядом, когда я нуждался. А теперь ты решил поиграть в примерного родителя! Посмотрите на него!

Он задохнулся от моих обвинений и покачнулся, но вовремя придержался за спинку стула.

– Твоя мать… – пробормотал он. – Она же не позволяла. Ты знаешь, почему вы переехали?

– Ты нас бросил…

– Она собрала вещи и переехала, не сказав мне ни слова, Родион. – Он устало опустился за стол и налил себе заварку из чайника, который я едва не разбил. – Я знал, что ты в Москве, но она сменила номера. Подала на развод, вышла замуж, нашла престижную работу. Ты жил с отчимом, да?

Медленно кивнув, я присел напротив.

– Она очень хотела, чтобы твоим отцом был московский бизнесмен, а не морельский судебный эксперт, понимаешь? – негромко произнес он. – Я пытался звонить тебе, звонил ей, но любой человек устает биться лбом в закрытые ворота. И я устал.

Крис поморщилась от жалости и достала из пачки новую сигарету.

– Она позвонила мне впервые за десять лет, когда у тебя случилось происшествие в Москве. Попросила забрать. Двери моего дома всегда были для тебя открыты… – Он сделал глоток заварки, забыв налить кипяток. – Но сейчас я не могу тобой рисковать. Это неведомая сила, Родион. Простым людям она неподвластна.

Присев напротив отца, я сжал его ладонь. Извиняться мне не хотелось, а вот поддержать его – очень. Только за наш разговор он постарел лет на пять, весь осунулся, а на лбу залегли морщины.

– Пап, мы разберемся со всем, – со вздохом сказал я, впервые называя его папой, а не батей или отцом. – Даша погибла спустя полтора месяца после смерти Таси, а значит, в ближайшие дни ничего не случится. Пожалуйста, поверь мне. Если за месяц ничего не узнаем, я уеду отсюда.

Но я знал, что месяц – слишком большой срок, который мне не пригодится. Мы с Крис хотели освободить Мишеля от морока и разобраться с сиреной в считаные дни.