Не слушай море

Глава 18

– Знаешь, как Одиссей смог проплыть мимо сирен?

Я повернул голову в сторону Крис. Она листала ту дряхлую книжку, которую приперла ко мне в комнату однажды ночью. Мы сидели на кухне, из приоткрытой форточки пробирался морозный ветерок. Декабрь полностью вступил в свои права, а до премьеры «Орфея и Эвридики» оставалось две недели. И еще меньше, чтобы избавиться от Мишеля, иначе он заберет и мой голос.

Казалось, что смерть дышала мне в спину.

По ночам мне все чаще снились кошмары, в которых я падал со скалы в море и разбивался об острые камни. Днем я пугался собственной тени, каждый раз опасаясь, что из-за угла появится Эйдлен. Он приходил во снах, он мерещился в окнах. От игры богатого воображения я сходил с ума, а Крис предложила мне попить успокоительное. Но что могут эти травки при полном дисбалансе всей нервной системы?

Тем не менее я все равно пил: заливал в себя валерьянку с пустырником вместе, хотя хотелось вливать в горло водку. Она бы помогла наверняка забыться, рухнуть на софу в моем «чуланчике» и отключиться от реальности.

Вместе с Эйдленом во снах мне мерещилась и тонущая Алиса, которую я еще ни разу не успел спасти.

В том, что Мишель за мной придет, я уже не сомневался.

– Как? – без особого интереса спросил я.

Крис подняла голову.

– Он залил воском уши всем членам своей команды, чтобы они не слышали их прекрасного пения. А себя заставил привязать к мачте и закрыть себе рот. Команда так и не услышала сирен, а значит, не поддалась на их чары. И Одиссея не развязала. Потом все сирены погибли, ведь мореплаватели ушли невредимыми…

– Не совсем наша история, – вздохнул я. – Мишель же не разбивается о воду, когда прыгает со скалы. Он вообще какая-то ненормальная сирена. Как его убить-то вообще?

Крис с сочувствием погладила меня по плечу, но я только поморщился.

– Мы найдем способ, – вздохнула она. – Ты выяснил, когда их не будет дома?

– Сегодня, – кивнул я. – Вечерняя репетиция «Орфея и Эвридики». Я отпросился, сослался на плохое самочувствие. Так что часов в шесть надо ехать. Они с Алисой точно будут в консерватории до восьми. Но ты же понимаешь, что мы рискуем?

– У нас нет выбора. Отдавать тебя на растерзание сирене я не собираюсь, – заявила она. – Мы справимся. Я пробовала поговорить с Виталей, но он… Не очень расположен к таким беседам.

– Забей, – усмехнулся я, нисколько не сомневаясь в отцовском решении. – Сами справимся. Мы всё раскопали без него. Осталось найти самый важный ключик… Мне все еще кажется, что он кроется в жемчуге.

– Может, его смерть – в нем? – Крис почесала затылок, и пара прядок выпала из ее хвоста. – Как у Кощея Бессмертного. Только у того была смерть на конце иглы, а у этой твари морской – в жемчуге. Может, мы его уничтожим, и он сдохнет?

– Было бы славно, – хмыкнул я. – Прикинь, растает или вспыхнет прямо посреди репетиции? Это будет высший пилотаж.

Мы с Крис рассмеялись, но, мне казалось, оба понимали: это невозможно. Мишель слишком продуманная гадина, чтобы заключить свою смерть в жемчуг и при этом не закрыть ее на семь замков. Мы читали про уничтожение жемчуга: он боялся уксуса, перекиси и аммиака, но не растворялся мгновенно. Самым верным было растопить им камин: при температуре более трехсот градусов он разрушался. Поэтому мы надеялись на огонь. А еще на то, что жемчуг Эйдлена не обладал особенными магическими свойствами, тогда бы нам точно пришлось несладко.

– Не забудь горелку, – напомнил я. – Ты обещала взять из сервиса… А еще нам бы машину… Ну, если нас застукают, чтобы мы могли быстренько рвануть оттуда.

– Спокуха, – улыбнулась Крис. – Я мотоцикл починила. На нем поедем.

– Ты еще и мотоцикл водишь? – ахнул я.

– Немножко. Ну как, права у меня есть, но большую часть времени он стоял сломанный… Я его по дешевке купила, у перекупов. Денег на новый не хватило, на этот-то еле набрала.

Усмехнувшись, она снова уткнулась в книгу. Я неловко пожал плечами, но внутри испытывал к ней огромное восхищение: Крис казалась фундаментальной, устойчивой. Как я только мог думать, что это она столкнула меня со скалы? Такие, как Крис, не предают – они прикрывают собой и отдают за близких жизни. Такие, как она, – незаметные герои нашего времени. И я восхищался, пытаясь делать это не слишком откровенно, иначе она бы засмущалась.

– А что, если тебе тоже восковые затычки в уши вставить? – предложила Крис. – Ну, как Одиссеевой команде?

– Тогда я вообще ничего не буду слышать, – возразил я. – Оглохну.

– Зато не поддашься его чарам. И Мишель не сможет так просто сманить тебя в море, даже если очень захочет.

– Подумаю, окей? – Я налил себе кипятка в кружку, а потом кинул чайный пакетик. Мне хотелось перевести тему, чтобы не думать о схватке с Эйдленом. Он явно сильнее, а у меня шансов маловато. – Кстати, как отчим?

– Все еще в наркологичке. Если честно, не интересовалась его судьбой, – равнодушно отчеканила она. Отчим явно это заслужил, поэтому я не стал взывать к ее совести.

Мы опять замолчали. Крис листала книжку, шелестя страницами, а я медленно размешивал сахар, то и дело брякая ложкой о бортики кружки.

– Знаешь, лучше быть глухим, но живым, – внезапно сказала Кристина. – Это я про затычки. А так подумай, конечно. Ты сам волен выбирать, как тебе действовать, о избранный сиреной.

Она ехидно улыбнулась, и я не смог сдержать смешок. Ее слова звучали весело, но внутри все равно все заскреблось. Лучше быть глухим, но живым. Лучше бояться, но быть живым. Не появляться в консерватории, но быть живым. Никогда не петь, но быть живым.

– Лучше рискнуть, – решил я. – Авось выгорит.

– Ты всегда на авось живешь?

– Получается, так.

Я не знал, хорошо это или плохо, поэтому замолчал и сделал глоток чая. Чем ближе время подходило к шести вечера, тем отчетливее я понимал: скоро нам придется вломиться в дом Эйдленов. Я примерно помнил расположение дорожек на придворовой территории и очень посредственно – расположение комнат в доме. В прошлый раз, когда Алиса привела меня в дом, я был не в себе: совсем ополоумел от ее морока и своей любви. Но тогда, в первый раз, замысловатые коридоры хорошо отложились в памяти.

– Мы все сможем. – Я похлопал читающую Крис по руке. – Пойду подремлю. Голова не варит, а хочется быть в здравом уме.

– Давай, – кивнула она, даже не взглянув на меня.

Я поражался ее стойкости: Крис не поднимала головы от книжки уже больше двух часов, все выискивая новые детали, которые мы могли пропустить. Меня же клонило в сон. Но в последнее время это стало моим обычным состоянием: в кошмарах я снова встречался с Алисой и Мишелем. Казалось, что это были их послания, так и сигнализирующие: «Мы близко. Жди своей гибели».

Улегшись на маленькую софу и поджав ноги к груди, я закрыл глаза. Сон одолевал меня быстро, подкрадывался и захватывал разум в свой плен. Кошмары были липкие и тягучие, как паутина, которую старательно плели вокруг Эйдлены. Я не сомневался в том, что они хотели меня дестабилизировать: аппетит почти пропал, я плохо спал и держался только на литрах кофе и сладкого чая.

О пении и речи не шло. Голос сипел. Изменения заметил даже отец. «Уж не заболел ли ты, часом?» – спросил он утром, но я не удостоил его ответом. Просто пожал плечами, сделав вид, что совсем не понимал, в чем дело. Но я знал: постепенно мой голос утекал к Мишелю. Тот пиявкой высасывал силы, только вот как у него это получалось? Интересно, на остальных жертв он воздействовал также? Или сразу топил, а только со мной решил поиграть, как кошка с куском сала перед тем, как сожрать?

Спина во сне вспотела, и когда я открыл глаза, то лежал во влажной футболке на мокрой простыне. Волосы на лбу слиплись от испарины: стоило помыть голову, но сил не было. Вероятное воздействие Эйдленов оказалось до того сильным, что буквально валило меня с ног.

На часах было почти пять, а за окном начали сгущаться сумерки, когда Крис заглянула в комнату.

– Нам лучше свалить, пока Виталя не вернулся. Так что давай сгребайся, и поедем.

С отцом встречаться нам точно было ни к чему. Я нацепил на себя неприметную темно-серую толстовку и удобные спортивные штаны с флисовой подкладкой. На улице мороз лютовал. А к вечеру и вовсе отметка термометра опускалась до минус пятнадцати: для прибрежного городка с морским ветром – невиданный мороз. Я не знал, как Крис собиралась ехать на мотоцикле по такому гололеду: все дороги превратились в каток – хоть сейчас надевай коньки на ноги и вперед. А тут мотоцикл! Но без колес никуда, поэтому, накинув на голову капюшон толстовки, я вяло вышел из комнаты и потянулся за пуховиком.

Крис была в боевой готовности. Тоже неприметно одетая, она завязала шарф так, что остались видны только глаза.

– Едем? – осведомилась она, закинув рюкзак на плечо. – Только сначала в сервис, мотик забрать. И горелку.

Крис захлопнула квартиру и закрыла своим ключом. Я тенью следовал за ней, двигаясь вперед. Мы бесшумно спустились по лестнице, миновали тяжелую подъездную дверь и скрылись за поворотом аккурат в тот момент, когда послышался визг тормозов. Выглянув из-за угла, я увидел подъехавшую к дому разваливающуюся «девятку» отца. Он закрыл ее на ключ и побежал в подъезд, мельком глянув на окна. Не зря мы в кухне оставили включенным свет.

Отца мне было жаль, но я ни на секунду не сомневался, что мы поступили правильно. Он бы нас никогда не понял, а может, даже и осудил.

До гаража Крис мы добирались почти бегом. Мороз безжалостно кусал за щеки, ноги почти сразу замерзли в ботинках, а ладони окоченели, и я спрятал их в карманы пуховика. Пришлось надеть отцовский старый: мой после моря стал совсем непригодным, и его пришлось выбросить.

Металлическая дверь сервиса, видать, примерзла и не открывалась. Мы вдвоем тянули за ручку, чтобы отодрать ее от рамы, и только тогда она поддалась.

– Черт, – пробормотала Крис. – Надеюсь, не сломали. Платить неохота.

– Никто не узнает, что это мы, – отмахнулся я. – Ты видишь тут камеры?

Крис неопределенно мотнула головой, а потом пошла в угол, где стояла огромная махина, укрытая черной плотной тканью, похожей на ту, из которой делают чехлы для одежды. Сдернув ее, Крис откинула материю в другой угол, а я увидел потертый драндулет. Ему только люльки сбоку не хватало, чтобы выглядеть совсем уж по-стариковски. Но, решив не обижать Крис, которая долго на него копила, я провел пальцами по кожаной сидушке и постарался улыбнуться.

– Вот это железный конь!

– Ты плохо врешь. Сама знаю, не очень. Но что есть! Потом заработаю на получше.

– Не парься, отличный байк. Главное, что ездит, – улыбнулся я. Крис сняла с полки два шлема, старые, без пластиковых щитков, и протянула мне один.

– Для безопасности. Все-таки гололед.

Я нацепил шлем на голову и сел позади Крис, которая уже уместилась за рулем. Двигатель, недовольно фырча, завелся только с третьего раза. Кристина на первой скорости поехала к двери, переключая передачу, а я обхватил ее за пояс, прильнув крепче. Мне не хотелось свалиться с узкого сидения и размазать мозги по асфальту. Шлем доверия не внушал. Приостановившись, Крис еще раз проверила, взяла ли она горелку.

Когда мы выезжали из гаража, я едва не стесал колено о металлический косяк, но Крис вовремя выровняла байк. Ехать по морозному Морельску на мотоцикле было куда страннее, чем ходить по нему пешком. Все маленькие пятиэтажные дома пролетали мимо, и я не успевал их разглядеть. Мы ехали по знакомым местам, но все они казались чужими, сливаясь друг с другом. Мотоцикл то и дело перегазовывал, плохо разгонялся на льду. Раз Кристина даже не справилась с управлением и почти выпустила руль, вильнув передним колесом влево, но вовремя выровнялась.

Мы проехали и мимо нашего дома. На ходу я не различил, дома ли отец, горел ли в окнах свет, но его «девятки» во дворе уже не было.

«Может, нас поехал искать?» – предположил я, но тут Крис резко повернула вправо, и все мысли вылетели у меня из головы. Хотелось выжить и желательно не упасть.

До Эйдленов было далеко. Я это помнил по путешествию на маршрутке, по долгой петляющей дороге между особняков и вымоченным ногам. Сейчас холод пробирал до самых костей, мокрый снег попадал в лицо и даже не таял на щеках. Хорошо было Крис: она замоталась шарфом до самых глаз, и только на ресницах у нее оседал иней.

– Долго еще?! – прокричал я ей на ухо.

Все особняки казались похожими, одинаковыми. Мотоцикл петлял по закоулкам, и я никак не мог понять, в какой части элитного поселка мы находимся. Наконец я разглядел одну из табличек на заборе: «Красноармейская, 1». Значит, мы были в самом начале улицы. Крис поддала газу, и мы ускорились.

Увидев громоздящихся на колоннах грациозных орлов, я тут же узнал их дом. Высоченные кирпичные колонны; табличка с металлическими витиеватыми буквами; заостренные штыри, устремленные в небо. Свет в окнах не горел: Эйдлены точно ушли на репетицию. Мой телефон от мороза быстро разряжался, но я успел глянуть время: почти без десяти шесть. Прогон «Орфея и Эвридики» скоро начнется.

– Их нет, – оповестила Крис.

Она заглушила мотор и осторожно поставила мотоцикл на подножку. Меня даже умиляло то, как бережно она к нему относилась. Как к самому сокровенному, что было в жизни. На фоне особняков мотоцикл выглядел совсем жалко.

– А если его запомнят соседи? – спохватился я и сразу огляделся. Но везде свет был выключен. Это был самый край города, никого вокруг не было. Бывая в этом поселке, я еще ни разу не встречал живую душу. Иногда казалось, что Эйдлены и вовсе жили здесь одни. Даже припаркованные у дальних домов машины ощущения жизни не добавляли.

Я подергал ручку калитки. Было весьма самонадеянно думать, что Мишель мог оставить ее открытой.

– Полезем через забор? – Крис подошла ближе. Она накинула капюшон до самых глаз. – Или как-то с той стороны…

– С той стороны забор из профлиста, без этих колонн и пик, – вспомнил я. – Там можно попробовать перелезть. Да и чужих глаз поменьше, смотри, дом Эйдленов совсем на краю.

Крис огляделась. И правда, их дом был последним на этой улице и стоял совсем на отшибе. Соседи у них были только с одной стороны, поэтому мы легко могли перемахнуть через забор со стороны пустыря. Удовлетворенно кивнув самому себе, я направился к другой стороне забора. Вокруг – сплошные грязь и слякоть, я перешагивал через них и чувствовал, как вязли ботинки, утопая подошвами в мокрой земле.

С другой стороны забор и правда был ниже. Колонны были только с фасадной стороны, а в качестве остального ограждения стоял двойной коричневый профлист. Сверху он был острым – нам ничего не стоило порезаться, неосторожно ухватившись. Легко пнув по нему и услышав характерный для металла отзвук, я поманил Крис пальцем.

– Давай так, – начал я. – Подсаживаю тебя, ты перелезаешь, а потом открываешь мне калитку. Я не подтянусь на руках, забор острый сверху… Не забоишься?

– Я? – хмыкнула Крис. – Смотри, как бы ты не забоялся! Подсаживай давай.

Мне казалось, что Крис тяжелее. Когда я подхватил ее на руки, она оказалась совсем легкой, а под объемным пуховиком скрывалась совсем тонкая талия. Под свитером наверняка можно было пересчитать ребра. Она ловко перелезла через забор, я услышал только звук падения тела и шуршание куртки.

– Ты в порядке? – окликнул я ее.

– Нормально, – послышалось негромкое кряхтение. – Сейчас открою калитку… Куда тут идти-то хоть…

Пока Крис бормотала себе под нос, я рванул к калитке. Молился о том, чтобы не было камер, чтобы соседи оказались не слишком бдительные, чтобы хозяева не вернулись раньше окончания репетиции. Сердце глухо колотилось в грудной клетке, я тяжело дышал в ожидании, когда же Крис откроет калитку. Наконец дверь отворилась. Проржавевшие петли поскрипывали. Ключ, торчащий с обратной стороны из замка, тоже был в рыжем налете: хозяева точно не забирали его в дом.

– Еле повернулся, – пожаловалась Крис.

Пока нас никто не увидел, я заскочил на территорию и плотно закрыл за собой калитку. Повернув ключ, я бегло огляделся. Беседка, закрытый большим куском полиэтилена пруд, навес – все стояло, запорошенное снегом. Мощенные камнем дорожки под слоем мокрой грязи едва проглядывались, светлые выступы испачкались. Мы шли, оставляя за собой грязные следы. Крис, заметив это, тут же их затерла.

Массивная дверь ожидаемо оказалась закрыта. Ключа нигде не было.

– Я это предусмотрела. – Она вытащила из кармана отмычку.

– Откуда это у тебя?

– Трудный подростковый возраст. – Она тихо хмыкнула и присела перед замком. – Прикинь, если нас сейчас поймают на ограблении со взломом. Во повеселимся, да?

– Обхохочешься.

Мне веселиться совсем не хотелось. Сердце все так же стучало в грудной клетке, а пальцы были липкими от холодного пота. По затылку бежали неприятные мурашки, а от слов Крис стало совсем не по себе. Мы придумали план, но совершенно не представляли, что будет, если нас поймают.

Я просто был в отчаянии: Эйдлен сильнее, а времени у меня осталось немного. Чтобы его ослабить, стоило рискнуть. За свою жизнь стоило побороться.

Замок щелкнул. Несмотря на всю суровость и монолитность входной двери, замок оказался совсем хилым. Крис взломала его за три минуты и повернула ручку. Перед нами открылась гостиная, встречая сплошной темнотой. Я рискнул сделать шаг первым. Мы не включали свет, ограничившись телефонными фонариками.

Пальцы задрожали, когда мозг подбросил мне мысль о возможной сигнализации. Но спустя минуту ничего не сработало, поэтому, судорожно выдохнув, я поманил Крис за собой.

Мы шли осторожно, смотрели только себе под ноги. В доме никого не было, но мы все равно старались идти неслышно, ступая на кончиках пальцев. Крис шелестела пуховиком, а я разбавлял тишину грузным, загнанным дыханием.

– Да не ссы, – шепнула Крис.

Я едва ли не подпрыгнул от того, каким громким показался шепот и как неожиданно он разрезал тишину.

– Напугала, – пробормотал я. – Нам туда.

Только примерно я помнил, где находился кабинет. И только сейчас я подумал о том, что жемчуг могли давно перепрятать. Задавив эту мысль на корню, не дав ей прорасти и бросить внутри семена тревоги, я быстро повернул и оказался на той винтовой лестнице. По ней мы поднимались с Алисой, на стенах висели те же реплики картин. Я безошибочно вел Кристину к отцовскому кабинету.

Лестница поскрипывала под нашими шагами, а шум дыхания разносился по всему дому. Наконец мы преодолели последнюю ступеньку, и я толкнул деревянную дверь. Окно внутри оказалось открытым, поэтому от сквозняка дверь отлетела в стену, ударив ручкой по стене. Показалось, что стены задребезжали вместе со стеклянными стеллажами, стоявшими по периметру. В кабинете, несмотря на прохладу, по-прежнему пахло пылью и старостью.

– Не хило тут жемчуга, – ахнула Крис, как только увидела стеклянный шкафчик в углу. Он выделялся на фоне остальных своей неприметностью.

Жемчуга с прошлого раза стало гораздо больше.

– Ага, – согласился я, подойдя ближе. – Это все надо уничтожить. Кажется, чем больше погибших, тем больше у него этих сокровищ.

Крис потянулась к шкафчику и открыла верхнюю стеклянную дверцу. Та, откинувшись, чуть не разбилась о стену.

– Осторожнее! – шикнул я.

– Какая уже разница? Он же все равно поймет, что жемчуга нет.

«Справедливо», – решил я и первым запустил ладонь в жемчужины. Перламутр еще сильнее блестел в падавшем на них свете, на ощупь они оказались скользкими. Я ухватил в ладони столько, сколько мог, и бросил жемчуг в подставленную Крис шапку. Она быстро заполнилась почти до краев, а макушка вытянулась под такой тяжестью.

– Внизу я видела камин.

– Уничтожить вражеское оружие прямо в доме врагов? Высший пилотаж, – хмыкнул я и медленно, при свете Кристининого фонарика, двинулся вниз.

Ступеньки при спуске оказались еще более неудобными, скользкими, с каждым шагом я боялся грохнуться вниз. Мы ступали осторожно, а жемчужины, ударяясь друг о друга, гремели в шапке. От каждого шороха я вздрагивал. Чем ближе мы были к цели, тем сильнее сердце колотилось в груди.

Камин стоял у дальней стены гостиной, и я вообще удивился, как Крис его заприметила. Он был выложен из красного кирпича и выглядел внушительно. Проверив, открыт ли дымоход, я вывалил весь жемчуг в камин. Кристина достала из рюкзака горелку.

– Страшно.

– Мне тоже, – кивнул я и крепко сжал ее ладонь.

Крис включила горелку. Сначала пламя было оранжевым, а потом разгорелось синим. В камине валялись бумажки и остатки поленьев, рядом стояла жидкость для розжига. Я схватил пластмассовую банку и немного плеснул внутрь.

– Ну. – Крис поднесла пламя. – Гори-гори ясно.