Глава 20. Отчаянные

Маша

— Уверена? — Руслан зло прищуривается. Голос звучит ниже, более утробно. От этих непривычных звуковых вибраций ужас по венам ледяным потоком проносится. Вид пылающего пятипалого отпечатка на его щеке только усиливает острые ощущения.

Прижавшись ко мне вплотную, он обхватывает шею длинными пальцами. Сжимает её, приближая наши лица друг к другу.

Дыхание Исаева тяжелеет и учащается. Трепещут на вдохе крылья носа. Челюсти жёстко двигаются, выказывая его напряжение. Я замечаю каждую вздутую вену на лбу и висках. Участившуюся в жилках пульсацию. Кожей чувствую его кипящую энергетику. Ловлю недобро сверкнувший взгляд.

— Я задал вопрос, Мария, — давит интонацией, вынуждая моё сердце сжаться до минимальных размеров.

Лучше бы я не трогала его. Не выводила на эмоции. Но у нас по-другому не бывает. Мы только так умеем общаться. Только так… Ходим по краю. По лезвию ножа.

— Абсолютно уверена! — выпаливаю, собрав последние крохи храбрости.

Стоит его рукам перехватить моё тело и резво уложить животом на стол, как меня тут же парализует. Всё, что я могу — часто и отрывисто хватать воздух ртом. Царапать ногтями отполированную поверхность столешницы.

Нависая надо мной сзади, Исаев прижимает одной рукой мою голову к столу, второй давит на поясницу, чтобы я не имела возможности вырваться. Да я особо и не пытаюсь. Наперёд знаю — не выйдет. Сделаю только хуже. Причиню себе боль. Вторую пощёчину он мне точно не простит. Отплатит по полной программе. Как и предупреждал.

— Чего ты хочешь? — шиплю сквозь стиснутые зубы. В горле разрастается ком. Эмоций слишком много. Задыхаюсь, не справляясь с ними.

— Ты знаешь ответ! — рявкает, расстёгивая пуговицу на моих брюках. Дёргает молнию. Небрежно стягивает одежду вместе с трусиками до колен. Бесцеремонно раздвигает коленом ноги.

— Прекрати! — сжимаюсь от вторжения его пальцев во влагалище. Моя внутренняя сущность протестует. Я его сейчас не хочу! И по-животному, вот так, как хочет он, я тоже не желаю!

— Не трогай меня! Рус, не надо! — бесполезно дёргаюсь. Перед глазами начинает вращаться кабинет. Мелькают взбесившиеся мошки. Меня затапливает обидой по самую макушку. Кожа в местах, где он касается, отзывается горячим покалыванием. Невыносимо жжёт.

— Поздно молить о пощаде, милая! Ты бросила мне вызов — я его принял, — голос сталью режет. — Советую расслабиться.

— Руслан!

— Здесь пустыня Сахара? — вытащив из меня пальцы, проводит ими по сухим губам. Снова раздвигает складки плоти. Ныряет обратно вглубь. Мой организм показательно протестует вместе со мной. — Не хочешь увлажняться?

— Нет! — отчаянно рычу.

Меня потряхивает от причиняемой им грубости. От животных инстинктов, которые завладели его мужской волей. От унизительного положения, в которое он меня поставил. От всего, что сейчас между нами происходит.

— Тем хуже для тебя. Сегодня я не дам тебе кончить. Выебу ради своего удовольствия, чтобы не чесались ладони хлестать меня по лицу.

— Животное! — вскрикиваю, улавливая звяканье пряжки ремня, скрежет молнии на ширинке, шорох его одежды. В следующую секунду входа касается раскалённая головка. Вздрагиваю от горячего контакта. Сердце превращается в расстроенный механизм. Сделав несколько интенсивных болезненных сокращений, стопорится в груди. Затихает вместе со мной. Резкий, грубый толчок вынуждает меня всхлипнуть и закусить губу от пронзившей вспышки боли.

* * *

Руслан с глухим рыком врывается на сухую, как обжигающий вихрь. Нутро мгновенно скрючивает в тугой болезненный жгут. Душа наполняется едкой, невыразимой горечью. Из глаз текут слёзы. Каждая клеточка в теле реагирует отторжением на его ярость. Даже воспоминания о приятном сексе не помогают телу расслабиться.

Всё плохо. Не выходит смириться с происходящим. Внутренняя истерика нарастает как снежный ком. Исаев непросто трахает. Он наказывает, подключая к процессу весь свой необузданный гнев. Я продолжаю испытывать дискомфорт и рывками тянуть носом воздух. Голова под давлением его огромной ладони елозит по столу в такт толчкам.

Господи, пусть прекратит! Пожалуйста, пусть очнётся и отпустит меня! Он же не в себе. Явно не даёт отчёта своим действиям. Неужели пощёчина настолько сильно его задела, что он готов безжалостно размазать меня по столу?

Кусаю губы до крови и тихо скулю. Так унизительно я себя ещё не чувствовала. Так, наверное, трахают шлюх. Грязно и беспощадно. Не заботясь об их удовольствии.

Исаев приподнимает меня, прижимая спиной к своей груди. Прихватывает ладонью за горло, двигается резче, глубже, опаляя утробным рычанием висок. Жжение в промежности становится сильнее. Намного ярче. Раскалённая, словно лава кровь, ударяет в голову, заглушает все посторонние звуки и даже трели доносящихся звонков. В ушах нарастает шум. Каждое выплеснутое им слово ядом по венам проносится. Отравляет. Взращивает к нему ненависть и ещё какое-то чувство, что отчаянно пытается пробиться в скомканное Русланом сердце. В моё сердце.

Не хочу об этом думать сейчас.

Я его не люблю!

Я его ненавижу!

Ненавижу его!!!

Горю желанием прибить!

Вскрикнув от очередного глубокого вторжения, пытаюсь заглушить в себе эмоциональный взрыв. Приподнимаюсь на носочки в надежде ускользнуть, вцепляюсь пальцами в его запястье. Царапаюсь ногтями, зацепляя металический браслет часов. В голове всё ещё звенит. Звучание моего мобильного с трелью селектора врываются в мозг, возвращают утраченную ясность мышления.

— Отпусти, — шиплю, вспарывая кожу на его запястье. Хватка ослабевает.

— Твою мать! — рявкнув, вбивается в меня последний раз. Так глубоко пытается проникнуть членом, словно до этого не входил до самого конца. Непрерывно давит им. Давит. Давит. С какой-то отчаянной остервенелостью. Будто в последний раз наслаждается мной. Сгибаемся, теряя силы. Оба падаем ладонями на стол. Затем Руслан покидает истерзанное лоно, так и не дойдя до финала.

С облегчением выдыхаю. Сглатываю нервный ком. Веки опускаются, освобождая глаза от слёз. Если бы не рука Исаева, которой он всё ещё крепко прижимает меня к своей груди, я бы давно осела на пол как тряпичная кукла. Потому что ноги не держат, дрожат, напоминая желе. Тяжёлое сбивчивое дыхание мужчины горячо опаляет висок.

На какое-то время мы так и застываем, игнорируя чью-то настойчивость. Просто дышим. Оба приходим в себя.

— Прости, — хриплый шёпот просачивается в пространство. Я даже вздрагиваю от него. — Не знаю, что на меня нашло. Какое-то гребаное помешательство. Прости, Маша… Прости…

Он прижимается губами к затылку, а у меня сердце разрывается на куски. С болью пульсирует в груди. Мне наконец-то удаётся взять себя в руки и вырваться из душного плена.

Поспешно натягиваю трусы. Поднимаю брюки. Дрожащими пальцами привожу себя в порядок. По шороху ткани и глухому стуку пряжки ремня понимаю, что он тоже одевается.

На Руслана не смотрю. Не реагирую. Не разговариваю с ним.

Пусть валит на хрен со своими извинениями.

К черту его!

Всё к черту!

Звонки не прекращаются. Нарастают. Нервируют. Особенно его.

Матерясь, Исаев подходит к селектору. Резко отвечает секретарю.

— Да!

— Руслан Георгиевич, к вам организатор свадеб приехал. И заместитель ваш, Степан Андреевич. ЧП на стройке.

— Пусть подождут! — рявкает так, что даже я вздрагиваю от его жёсткого тона. Фокусирую на Исаеве опасливый взгляд. Он отключает селектор. Выуживает из ящика стола пачку сигарет с зажигалкой. Прикуривает с третьего раза. Нервничает. Его трясёт. Так же сильно как и меня.

Сделав глубокую затяжку, задумчиво выпускает изо рта плотный серый дым. Затем наши глаза встречаются. Смотрит на меня, словно очнулся от какого-то наваждения. Будто бы прозрел. Даже радужки стали намного ярче и светлее. В них появилась невыразимая тоска.

— Маша, прости… — раздаётся его собственный сдавленный голос.

Не отвечаю. Руки дрожат. Я вся дрожу, словно от дикого холода, хоть в кабинете достаточно тепло. Обнимаю себя за плечи.

Он подходит вплотную. Поправляет на мне воротник пиджака. Обнимает свободной рукой за шею, прижимая лицом к своей груди. Курит, царапая щетиной мой висок.

— Прости меня, — хрипит задушенно. — С катушек слетел. Затмение какое-то… Помрачение рассудка.

Я начинаю беззвучно реветь. Душе становится ещё больнее. Сердце не прекращает кровоточить. Оно едва справляется со своими обычными функциями. Плечи содрогаются в немом плаче. Его рука тотчас стискивает сильнее. До хруста лопаток. Фиксирует, чтобы не дёргалась.

— Маша, не надо, слышишь? Не плачь. Прости меня, малыш. Прости… — повторяет, будто раскручивают старую заезженную пластинку. — Прости, Машенька… Посмотри на меня.

Целует в макушку. Обнимает второй рукой, поглаживает пальцами по плечу. Чувствую себя подобранным с улицы котёнком. Пребывая в полнейшем раздрае, послушно поднимаю к нему лицо. Исаев щурится, внимательно рассматривая мои мокрые от слёз глаза.

— Хорошо, что я тогда проглотила таблетку, — выговариваю с трудом. Горло всё ещё зажато болезненным спазмом. В глазах расплывается его озадаченное лицо. — От тебя рожать почему-то больше не хочется.

— Маша… — вздохнув, Руслан пытается прижаться к моим губам своими. Отворачиваюсь на звук своего мобильного.

— Мне нужно ответить на звонок, — сиплю, отталкиваясь от него. Не протестует. Сразу же выпускает из рук.

Молча подхожу к вешалке. Выуживаю телефон из кармана шубки. На экране номер отца. Сразу же отвечаю.

— Алло, пап. Всё хорошо?

— Машенька, это я. Тётя Вера. С папой беда…

Загрузка...