Руслан
Пару часов спустя…
— Да вы здесь все охренели, что ли? Я должен ещё и накладные сверять? Степан Андреевич, это что за ересь в документации? Ты сколько лет на нашу фирму работаешь? Я универ заканчивал, когда ты пришёл к моему отцу на должность инженера! Ослеп по итогу? Две последних поставки бетона не проектной марки! Вот тебе результат! Блять, да это неоконченное здание рухнуть может в любой момент!
В очередной раз прохожусь взглядом по сквозной зигзагообразной трещине в несущей стене от потолка до пола. Таких здесь четыре. На всех этажах. Кажется, что больше проблем, чем уже на меня навалилось, и быть не может. Какая-то чертовщина. Злой рок. Втянуло в жернова и кости ломает. С такой скоростью перемалывает — только и успевай оставаться в здравом уме. В груди нещадно ярость клокочет. Взял бы и схоронил виновных прямо здесь, под руинами объекта, которые уже вижу.
— Здесь не стену нужно сносить, Андреевич! Здесь всё подрывать нужно, к чертовой матери! Ты понимаешь, что это значит? — вперив осуждающий взгляд в инженера, начинаю загибать пальцы. В груди бомбит так, что в глазах от этой мощной тряски темнеет. — Столько месяцев работы коту под хвост! Это бешеные бабки — раз! Неустойка — два! Подрыв репутации холдинга — три! Нам вряд ли доверят ещё какое-то крупномасштабное строительство после этой шумихи. Мало тебе фактов? Ещё добавить, мать вашу? Стервятников набежит. Монолитный недострой спустят с молотка. Да я банкротом стану!
— Руслан Георгиевич, да я тебе клянусь! Не подтверждал я эту марку бетона! — Зуева потряхивает ещё больше, чем меня. По глазам вижу — не врет. Да и репутация у него за все годы работы с нашим холдингом была безупречной. Незаменимый специалист. Ему отец с Андреем безоговорочно доверяли.
Что, блять, пошло не так? Какого хера именно сейчас, когда мне надо укреплять свои позиции на международном рынке?
— Подпись твоя? — рявкаю, протягивая инженеру папку с бумагами.
— Моя, но чтоб я сдох! Это какая-то подстава, Руслан! Ты ж меня знаешь, Богом клянусь, — шумно выдыхая, рывком растягивает узел галстука. Следом этой же «удавкой» вытирает вспотевший лоб. — Я каждый документ перед подписью по двести раз проверяю. За семнадцать лет работы ни одного промаха.
— Андреевич, даже если и так, к документации не подкопаешься. Я всё изучил. С кого мне спрашивать? С тебя? Или с Кравченко? Коммерческий директор не обязан разбираться в бетоне! Выходит, крайний здесь ты. Преступная халатность на лицо! Понимаешь?
Молчит, насилуя взглядом бумаги.
— Сука! — взрываюсь я. — Да я сейчас по уши в кредиты залезу! Связи подключать, дёргать нужных людей. Гарантии давать! Мне что, часть бизнеса заложить? Или семейную недвижимость?
— Кравченко на этой должности сколько лет? — интересуется Данила, хмуро озираясь по сторонам.
— Около двух. Его Андрей Георгиевич нанимал, — отчитывается Зуев.
— Надо бы проверить кто он? Чем дышит? В общем, копнуть глубже в его биографии. Что-то Андрюха точно упустил. Если не косяк Степана Андреевича, значит…
— Думаешь, его рук дело? — проверяю мобильный, не поступало ли эсэмэсок от Маши. Операция должна вот-вот завершиться. — На хрена ему это, Дан? У парня зарплата приличная. Выше, чем у конкурентов, чтобы делал свою работу, как следует.
— Руслан, ты посмотри, что вокруг творится. Смерть Андрея разве тому не доказательство? Ваш холдинг многим поперёк горла стоит. На строительном рынке конкуренция постоянно растёт. Кто не может сдвинуть соперника — пытается подорвать его авторитет.
— Да не спорю я, Дан. Займись им по-тихому. Если замешан, в порошок сотру. Только вряд ли он сам. За такими пешками люди серьёзные стоят. Они то и вытесняют конкурентов из бизнеса. Знать бы кто.
Маша
— Машенька, нельзя столько рыдать, давай, завязывай, — уговаривает подруга, протягивая мне очередную салфетку. Вытираю глаза от слёз. Кожа лица горит. Мне бы умыться…
Я уже раз десять прекращала и снова срывалась, не сдерживая эмоций. Они, как сошедшая с гор лавина, накрывали меня с головой.
Нереально успокоиться, когда единственный родной человек находится в критическом состоянии. Завис между жизнью и смертью, и ты не знаешь, какую именно сторону он выберет. Пойдёт на свет в конце тёмного тоннеля или же останется в нём навсегда.
Час назад я позвонила Милане, поделилась своим несчастьем. Она сразу же примчалась меня утешать.
— Подруга, папе этим не поможешь. Лучше бы ты силы поберегла. Давай-ка мы с тобой в часовню сходим? — Мила поднимается с дивана. Идёт к вешалке. Снимает с неё мою шубку. — Свечку поставим о здравии Виктора Александровича. Помолимся Богу. Тебе легче станет. Вот увидишь. Да и церковь здесь недалёко. На территории больницы. Через час вернёмся обратно. Идёт?
Взяв меня за щиколотки, стягивает ноги на пол. Помогает обуть сапоги.
— Миланка, не нужно. У меня нет сил куда-либо идти, — отнекиваюсь, почувствовав головокружение и тошноту. Желудок напомнил о том, что в нём нет ни крошки хлеба.
— Есть у тебя силы! — оспаривает подруга. — Ты что? Папа очнётся, за ним нужно будет присматривать. Давай, Машенька, поднимайся с дивана. Операция вот-вот подойдёт к концу. Всё будет хорошо. Пойдём, дорогая. Нам нужно пройтись. Ты же, наверное, голодная? Есть хочешь?
И да, и нет. В том состоянии, в котором я сейчас нахожусь, мне вряд ли кусок в горло полезет.
— Я бы на вашем месте прогулялась, — убедительно советует медсестра. — После посещения храма вам действительно станет легче. Сходите, Маша. Молитва многим помогает. В нашей столовой очень вкусно готовят. Вам просто необходимо проветриться.
— Машенька, ну давай, не раскисай. Надевай шубку и пошли.
Понимаю, что обе правы. Мне нужно стряхнуть с себя это гнетущее чувство. Вынырнуть из морока и перестать жевать сопли. Веду себя отвратительно. Со мной давно такого не случалось. Просто боль никуда не уходит. Она всё ещё со мной. Как невидимая рука, вцепилась в горло и душит, не отпускает. Даже после смерти мамы я не чувствовала себя такой разбитой и беспомощной как сейчас.
— Только ненадолго, ладно? — соглашаюсь, кутаясь в меховое изделие. — Хочу быть ближе к папе. Так он будет чувствовать мою поддержку. Скажите, как долго пациенты выходят из наркоза? — задав вопрос медсестре, бросаю взгляд на экран мобильного.
Руслан всё ещё не звонил, а мне до жути хочется услышать его голос. Сразу же прячу девайс подальше, чтобы не навязываться ему. Жду, когда он наберёт меня первым.
— Зависит от объёма применявшейся анестезии и индивидуальных особенностей больного, — поясняет медсестра. — Где-то от одного до четырёх часов. Мария, вы должны понимать, что к отцу так сразу вас не пропустят. До стабилизации состояния он будет находиться в блоке интенсивной терапии. Когда переведут его из реанимации в палату, тогда и увидитесь. Наберитесь терпения. Это может случиться ближе к вечеру или к ночи.
— Так долго… — вздыхая, озвучиваю мысли. — Время будто остановилось…
— Идём, Маша. Тебе нужно хоть что-нибудь поесть. Не то и тебя откачивать придётся. Отвлечешься ненадолго, и время сдвинется с мёртвой точки.
— Хорошо, — соглашаюсь. — Мы быстро. Туда и обратно.
— Конечно-конечно. Как только закончится операция, я вам перезвоню.
— Спасибо.
Церковь, в которую меня приводит Милана, небольшая и уютная. С низкими сводами. В ней сейчас пусто. Воздух не наполнен запахом ладана и копотью от свечей. Нет столпотворения народа. Можно проникнуться тишиной и мыслями.
Раньше мне здесь не доводилось бывать. Охранник Исаева остаётся за дверью. Мы же с Милой, оплатив свечи, зажигаем их и ставим перед иконами Иисуса и Божьей Матери.
Я не сильна в молитвах. Просто стою и мысленно взываю к Богу. Прошу о том, чего бы мне хотелось больше всего на свете. Ощущая какую-то особую внутреннюю связь с храмом, пронизывающую насквозь, не могу сдерживать слёзы. Они невольно наполняют мои глаза и скатываются большими тяжёлыми каплями по щекам.
Неотрывно глядя на мерцающий огонь, молюсь. Прошу для папы здоровья и молча плачу.
В храме немного прохладно. Ощутив нарастающую дрожь, обнимаю себя руками. Наверное, это из-за эмоций. Кожа постепенно покрывается мурашками и начинает покалывать. Свечка, начав коптить, почему-то тухнет, а мне резко становится не по себе. Я теряюсь, глядя Богородице в глаза…
— Не верь в приметы, — шепчет Мила, заново поджигая мою свечу. — Люди их придумывали от нечего делать. Пойдём, выпьем чего-нибудь горячего. Согреемся. Что-то я замёрзла совсем.
Перекрестившись, выходим из часовни. Рому замечаю поодаль. Уловив за спиной движение, оборачивается и вперяет в меня цепкий взгляд.
— Как взрыв, Викторович? Главный живой?