Руслан
— Дан. Зайди ко мне. Срочно, — отдаю распоряжение и вырубаю мобилу.
В груди творится не пойми что. Маша, как и обычно, закрутила в ней ураган и смылась. Заставила кровь курсировать в венах намного быстрее обычного. Стала причиной выброса в организм конской дозы адреналина.
У меня до сих пор не укладывается в голове то, как можно было допустить такую нелепую ошибку с доверенностью? И ведь не врет, что впервые слышит о подставе. Верит в то, что это полная чушь.
Муженьку своему ушлому доверяет больше, чем моим людям и мне.
— Вот сучара! — выцеживаю, с трудом сдерживая раздражение. Ставлю бутылку на стол. Не ровен час запущу ею о стену. — Не ту девочку ты решил взять в оборот, кретин. Я тебе эти сюрпризы в задницу собственными руками до отказа задвину. Заебешься консультироваться у проктолога. Богом клянусь.
— Ты о ком? — Дан бесшумно входит в кабинет. Оценив взглядом очередную нестандартную обстановку, закрывает за собою дверь. — У вас что ни день, так новое состязание. Борзая твоя Марья. Только спальню в порядок привели. Плазму заменили. Девчонка рванула наверх как торпеда. Видать, снова не пришли к консенсусу? Чует моё сердце, что мы накануне грандиозного шухера.
— Думаешь? — сделав ещё один глоток виски, киваю в сторону документов.
— Знаю, — констатирует Данила, подходя к письменному столу. — Как и то, что тебе вставляет ругаться с ней.
Дан поднимает брачный договор, внимательно пробегаясь по страницам взглядом. В какой-то момент глаза его стопорятся в одной точке. Отмечаю появление хмурого залома между бровями. Набираю в рот спиртное, интуитивно ощущая неладное. Даже желудок от этого застывшего момента частично сводит. А когда Дан подносит к моему лицу подписанный Марией документ, приходится от неожиданности поперхнуться жгучим алкоголем.
— Мать твою… — вырывается наружу вместе с удушающим кашлем. — Вот же ж, стерва… шальная…
— Как пуля. Точнее не скажешь, — ухмыляется Дан. — Думаешь, «Эгоистичная Сука» когда-нибудь уступит тебе? Ты куда смотрел?
— Я был под кайфом, блять! — отдышавшись, нервно прохожусь пятернёй по волосам.
Главное не сорваться и не подняться к ней в спальню. Иначе всыплю по первое число. Надеру задницу так, что мало не покажется.
— Юля ей не понравилась, — добавляю. — А как сосаться в клубе с каким-то лохом, так это в пределах нормы, понимаешь ли.
— Алкоголь даёт свободу действиям. Как заявила твоя Марья: грехи, совершённые по пьяни, отпускаются вне очереди.
Выдыхаю.
«Спокойно, Руслан, не о том сейчас думаешь», — убеждаю себя, прожигая взглядом пространство. Между рёбрами неприятно ноет, стягивает напряжением сердечную мышцу.
Дана я вызвал не для того, чтобы обсуждать наши с Машей личные тёрки.
Нужно сосредоточиться на возникших проблемах. Но как только представлю её рядом с другими мужиками, так со мной начинает происходить какая-то дичь.
— Ладно, Дан. Проехали. Не то пойду, отпущу ей грехи, да так, что на задницу неделю не сядет. Руки, блять, так и чешутся.
Отрываюсь от стола. Подхожу к шкафу. В башке начинает плыть, как будто по ней съездили прикладом.
И правда не стоило смешивать алкоголь и лекарства. Только нервы, они же, сука, не железные. Всё время рядом с ней искрят. Как бы не старался держать себя в руках — не выходит. Заводимся с полуоборота оба.
Закрутив бутылку, отправляю её на место.
Перевожу взгляд на Галецкого.
— Поменять Юлю на Колю, Ваню или Степана — не проблема, Руслан. Ты только скажи. Перетру этот вопрос с главной. С Марией нужно тактику менять… — предлагает Данила, присаживаясь в кресло напротив моего.
— Она не из тех, кто поведётся на слащавые комплименты и цветы. Ты прекрасно это знаешь. Маша не может смириться с чувством неопределенности, потому что именно это бьёт по её самооценке. Я предлагаю ей любовника и беззаботную жизнь, она хочет мужа. Мне что же? Предложить ей настоящий брак и, не отходя от кассы, нарожать детей? — представив на секунду этот замес, отпускаю нервный смешок. — Ну уж нет, Дан. Ели говорить о теме отношений между особями разных полов — то в некотором смысле от животных мы далеко не отползли. Жажда спаривания и любовь, всё-таки разные вещи. Я не хочу обманывать себя и её. Заводить семью вслепую, затем делить имущество и детей при первом семейном кризисе — такое не входит в мои планы. Всему своё время.
— Женщины думают иначе. Они самки. Продолжение рода у них на первом месте. Ты либо видишь в ней потенциальную жену, либо нет.
— Об этом рано судить. У меня сейчас другие планы в приоритете. Получу тендер, займусь её здоровьем, а там посмотрим. Кстати, Истомин звонил. Пожар признали несчастным случаем, но я в это не верю. Муж у неё мутный. Найди эту гниду. Выцарапай у него генеральную доверенность на покупку и продажу недвижимости, якобы от Маши. Ещё хоть один сюрприз в её сторону выкинет — решу с ним проблему кардинально!
Маша
— Абонент выключен или находится вне зоны действия сети, — в который раз отвечает оператор.
— Черт! Это уже несмешно.
Пятая попытка дозвониться мужу заканчивается неудачей.
Как-никак у нас кофейня сгорела! Я уверена, что ему доложили о пожаре. Если не полиция, то кто-то из знакомых любителей выпить кофе, с которыми он близко общался.
Грею в ладони телефон, гипнотизируя его взглядом. Меня всю потряхивает. Ещё не отошла после спора с Русланом, как начинаю по новой закипать.
Почему Петя не реагирует? Ни одного входящего звонка. Ни одной отправленной смс. Полный игнор.
А свекровь? За кофейню Нина Станиславовна больше переживала, чем её сын. Прям тряслась, как за свою собственную. Она бы уже оборвала мой телефон, но нет же. Оба молчат. Неужели не в курсе?
Подхожу к окну. Мыслей в голове хоть отбавляй. Мозг закипает. От этого становится жарко. Даже обстановка чуточку плывёт.
Прислонив лоб к прохладному стеклу, мысленно ругаю себя за трусость.
Набирать номер свекрови не решаюсь. Наша последняя встреча поставила крест на взаимопонимании.
Что я ей скажу? Не знаете, где ваш сын и почему не в сети?
Да она меня пошлёт куда подальше! Отчитает, как последнюю дрянь, и бросит трубку.
Грохот ударов сердца в ушах набирает резонанс. Дыхание учащается. Горло сдавливает волнение. Сглатываю болезненный ком.
Я почти не слышу себя. Прикрываю на секунду глаза, перебирая в мыслях вопросы.
— Ты должна это сделать, Маша, — шепчу сама не своя, — должна выяснить, где Пётр и поставить точку в донимающих тебя сомнениях.
Палец скользит по экрану. Нажимает на вызов. Делаю глубокий вдох, как будто собираюсь нырнуть в воду с пираньями. Надеюсь на то, что у меня хватит сил дать ей отпор. Если понадобится — поставить на место. В худшем случае послать…
Господи, я же никогда ей не грубила. А сейчас так и подмывает высказать всё, что я о ней с Петром думаю.
— Алло, — в трубке раздаётся ледяной голос.
Никакого прежнего лукавства и наигранной заботы.
— Здравствуйте, Нина Станиславовна, — стараюсь говорить, как можно спокойнее, хоть и сердце от прозвучавшего тона начинает медленно обмерзать. Не успеваю закончить приветствие, как меня прерывает негодующее шипение. Ненависть по десятибалльной отметке зашкаливает на максимум. Колет иглой прямо в сердце, впрыскивая дозу жгучего яда.
— Жива значит, стерьвь паршивая? Да как ты смеешь мне звонить, после того, что натворила с кофейней? Может, ты забыла, сколько мы с Романом Васильевичем вложили в неё денег? Нашла себе богатого хахаля и решила сжечь её дотла? Конечно! Зачем же теперь работать, если можно ноги за деньги раздвигать? Шалашовка! А ещё культурной и тихой овцой прикидывалась, дрянь!
— Вы в своём уме? Что вы такое говорите? — захлебнувшись обидой, не сдерживаю слёз. Они покрывают глаза, размывая видимость. Заснеженные деревья в саду начинают превращаться в чёрно-белые пятна. — Как вы можете поливать меня грязью после того, как поступил со мной ваш сын?
— Я всё могу! Имею полное право высказать своё мнение! Петя хороший мальчик! Он был примерным мужем! Я знаю своего сына! Да как у тебя язык поворачивается оправдываться, лгунья? Довела моего ребёнка до сердечного приступа, дьяволица проклятая! Это ты сожгла кофейню! Допилась с подругой до белой горячки! Пожар устроила ты! Пьянь бесстыжая! Надо было там и оставаться! Вот поделом бы тебе было!
— Ваша ненависть имеет предел? Чем я заслужила такое отношение ко мне?
— Она безгранична! — шипит свекровь. Кажется, что яд, который она выцеживает, разъедает её саму. — Я всегда говорила сыну, что ты его недостойна.
— Зачем вы следили за мной?
— А ты думала, я тебе буду безоговорочно доверять? Как Петя? Ха-ха-ха! Наивная… Ну уж нет. Не на ту напала, Мария! Денис мне всё докладывал. И про странного посетителя, якобы из налоговой, и про отвергнутый букет, и про то, как ты закрывала кофейню в разгар рабочего дня. Иначе бы парень там не работал. Петя нашёл бы причину его уволить.
— Петя не участвовал в приёме и увольнении рабочего персонала. Мне нужно поговорить с ним. Он купил землю от моего имени. Зачем? Кто ему подделал генеральную доверенность? Я не подписывала этот документ. Вы понимаете, что это криминал?
— Прекрасно! Теперь ты решила обвинить Петра в мошенничестве? А ты попробуй докажи, что не подписывала никаких бумаг! Ну и угораздило же его связаться с такой неблагодарной дрянью! Если мой сын посчитает нужным, сам тебе перезвонит. Он подаёт на развод! И правильно делает! Давно пора кончать с этим позорным браком. Теперь общаться будете только через адвоката!
Её голос стихает в трубке, но не в моей голове. Там он эхом повторяет все лестные слова в мой адрес. Мастерски выворачивает душу. Я же старалась. Делала всё для того, чтобы наш с Петей брак не развалился при первых семейных трудностях. И что я получила взамен?
Меня обвинили во всех смертных грехах!
Сколько бы я не изворачивалась, сколько бы не выкладывалась, для Авдеевых я буду неблагодарной дрянью, которой впору сгореть в огне.
Господи, как я могла быть настолько слепа?
Как могла поверить в искренность этих людей?
Падаю на кровать, зарываясь лицом в подушки. Улавливаю запах Руслана, и меня ещё больше начинает штормить. Каждая клеточка тела напрягается. Протестует во мне.
Отшвыриваю всё на пол. Не хочу им дышать. Он тоже нечестный игрок. Иногда мне кажется, что Исаев вдвое коварнее Петра и его мамочки разом взятых. Он акула бизнеса. Таких, как я, сломает и перетрёт в порошок. Он даже не вспомнит обо мне, когда добьётся своего.
Взрываюсь плачем, испытывая полный душевный раздрай. Никого не хочу видеть. И уж тем более слышать. Но мой отец решает иначе. Как будто чувствует, что мне плохо. Что я испытываю невыносимое одиночество и душевную боль…
— Да, пап, — отвечаю, не дожидаясь его приветствия. — Здравствуй, мой хороший. Как ты?
— Здравствуй, доченька. Ты не звонила мне несколько дней. Я за тебя волнуюсь.
— Прости, родной. У меня всё хорошо, — поспешно вытираю слёзы и сажусь на постели. Правду ему говорить нельзя. Ещё один сердечный приступ отца я не вынесу. Пусть думает, что у меня всё по-прежнему, и дольше проживёт. — Скоро Новый год, пап. Ты же знаешь, работы много накопилось.
— Что с твоим голосом? Ты плачешь?
От него ничего невозможно утаить. Он чувствует сердцем. Даже если не видит моего грустного лица, на каком-то уровне определяет, что мне нужна поддержка.
— Простыла немного. Насморк. Всё хорошо, пап.
— Как Петро? Не обижает тебя? Как там его родители?
— У них всё отлично. У нас с мужем всё по-старому. Кафе отнимает много свободного времени. Ты же знаешь. Расскажи лучше о себе? Ты лекарства принимаешь? Как твоё здоровье?
— Не волнуйся, дочка. Тётя Вера присматривает за мной. Даже ругает, когда я её не слушаю.
— Пап, ты, главное, не кури. Пожалуйста. Я тебя очень прошу.
— Не буду, малышка. Обещаю тебе. Ты изредка звони. Не забывай отца.
— Ну что ты. Прости, пап. В эти дни я действительно замоталась. Завтра тебя наберу. Обещаю.
— Хорошо. Люблю тебя, Машенька. Ты, главное, береги себя. Деньги не стоят того, чтобы загонять себя до потери пульса. Слышишь? Из-за этого в организме начинается хаос, который чреват непредсказуемыми последствиями…
Его голос звучит не совсем уверенно, как обычно. Сегодня тембр тихий, с примесью грустных ноток и усталости. И это меня разочаровывает и одновременно пугает. Папа никогда не был слабаком. Всегда держался молодцом, даже когда не мог подняться с постели. Обещаю себе, что навещу его в ближайшие дни, чего бы это не стоило.
— И ты береги себя, родной. Я постараюсь в ближайшее время тебя навестить. Целую, папуль. Я очень тебя люблю! До скорого.
Выключаю звонок. Не могу больше врать.
Отец не заслуживает вранья, но и настоящая правда ему ни к чему. Она его убьёт.
У меня из родных, кроме папы, больше никого не осталось. С родственниками у нас отношения не сложились. Наши проблемы их никогда не интересовали, только бабушкино наследство.
— Люблю тебя, папочка… — сиплю. Горло сдавливает очередным спазмом. Мобильник валится из рук и падает на постель. Кажется, что всё настолько плохо, что хуже уже быть не может. Я побила все рекорды по привлечению неудач.
Прикусываю до боли губу. Снова начинаю рыдать. Беззвучно. Потому что не хочу, чтобы в этом доме воспринимали меня слабой и беззащитной узницей. Не хочу, чтобы Исаев этим пользовался. Ненавижу его. Ненавижу себя. Я слабая. Каждый раз, находясь рядом с ним, теряю самообладание. Чувствую себя странно: будто бы защищённой и в то же время полностью уязвимой. И самое страшное в этой ситуации то, что я не пытаюсь что либо изменить. Даже сейчас. Ничего не стоит набрать номер экстренного реагирования и сообщить о моей проблеме, но я не хочу этого делать. Не хочу.
— Почему ты плачешь? — не сразу осознаю, что в спальне нахожусь не одна.
Долго он здесь стоит? Что он слышал из нашего с отцом разговора?
— Маша?
Голос Руслана настойчивый и глубокий. В нём нет ни капли злости. По крайней мере сейчас. Неужели решил сменить тактику и снова припёрся ко мне с бумагами? Я скорее укушу себе палец, чем дам согласие на фиктивный брак.
— Блять, не делай вид, что меня здесь нет! Ладно? — рявкает, вынуждая меня вздрогнуть.
Поднимаю припухшие от слёз веки. Устремляю на него взгляд.
Хмуря брови, Руслан подходит к кровати. Вместо документов на подпись в руках держит несколько пакетов с одеждой, что невероятно радует. Моя сгорела вчера дотла. Теперь я официально нищая и беспризорная женщина в каком-то смысле этого слова…
— Не твоё дело, — ворча, отворачиваюсь к окну, чтобы не видел, как глупо я улыбаюсь. Природу этой реакции не могу объяснить даже себе.
— Всё, что касается тебя — как раз-таки моё дело. Не думаю, что произошедшее в кабинете вызвало настолько негативные эмоции. Из-за чего слёзы, Мария? Вернее, из-за кого?
Слышу, как опускает пакеты на матрас, как обходит кровать.
— Думаю, ты и так всё слышал. Зачем спрашиваешь?
— Не имею привычки подслушивать, — приседает на корточки напротив меня.
Встречаемся взглядами. Он всё так же задумчив. Рассматривает моё зарёванное лицо.
— У тебя для этого есть Дан и его команда. Они — твои уши и глаза. Я не хочу об этом говорить. Хорошо?
Тяжело вздохнув, Исаев хватает мой мобильный.
— Отдай мой телефон! — вскрикиваю, как только осознаю, что он собирается копаться в последних принятых звонках. — Это моё личное. Хватит, Руслан! Прекрати лезть туда, куда тебя не просят!
Отвоевать девайс у Руслана не выходит, и это ещё больше злит, как и момент, когда он дёргает меня на себя. Стягивая с кровати, вынуждает завалиться вместе с ним на пол. Оказавшись под горячим мужским телом, всхлипываю и замираю, удивлённо мигая ресницами.
— Отдам, когда узнаю, кто испортил тебе настроение. Хорошо?
Зажатый в крепкой ладони мобильник едва не трещит перед моим лицом. Он всё ещё у него. Дёрнувшись, захватываю глоток воздуха и, что есть силы, начинаю возмущаться:
— Ты меня достал! Уймись! Оставь меня в покое и выйди! Пожалуйста…
— Марья, хватит, — плотно прижимая меня к мягкому ковру, Исаев шумно выдыхает в шею. Опаляет кожу. Вынуждает меня ощутить очередной прилив необъяснимых чувств. Они образуют в груди щекотку и лёгкий тремор. Закручивают в животе горячие вихри сладостной боли. Препятствовать этому невозможно. Ощущение сжатой пружины в лоне сводит с ума.
— Свекровь, — выцеживаю сквозь зубы, когда понимаю, что сопротивление только усугубляет моё положение. — Доволен? Теперь можешь с меня слезть?
— Я не могу быть доволен, когда ты лютуешь из-за разных тварей. Разберусь с ними, тогда и буду доволен.
— Боже, Руслан, ты делаешь это всё ради фиктивного брака со мной?