— Ты чего так рано?
— Кто, я? — обернулась. За моей спиной стоял Джексон. Он улыбался мне, показывая свои белоснежные зубы. И сердце учащенно забилось, рассеивая грусть в груди, которая скопилась черным облаком еще минуту назад. Когда я увидела замок, когда не слышала его голоса.
— Нет, блин, я — он поправил спортивную сумку, которая свисала с его плеча.
Как-то я прочла, что падать можно по-разному. Лицом в грязь, падать с обрыва, можно кубарем покатиться с лестницы, услышав хруст своих костей или, как ноет кобчик. Эта доля секунды страха от начала падения и до самого конца — она самая мучительная. Потому что тебя ждет неизвестность. Соберешь ты в итоге свои кости в одну кучу или все же не получится? Но у меня получилось. ПОЛУЧИЛОСЬ! И я хотела закричать об этом на весь белый свет.
Я улыбнулась Джексону, сделала шаг навстречу.
Мы стояли друг напротив друга, под фонарем, яркий свет которого резал по глазам. Легкий ветер покачивал макушки деревьев, играл моими распущенными волосами. Я смотрела ему в глаза, слышала гул проезжающего мотоцикла и как заливалась лаем собака. И мне было совершенно все равно, сколько сейчас время и какую лекцию будет читать отец, когда мы вернемся домой.
— Как рано? Ты сказал в восемь.
— Ах, ну да, — на долю секунды он пронзил меня взглядом. — Мы просто раньше половины девятого не собираемся. Поэтому сказал это так на всякий случай, чтобы ты не опоздала. А ты оказывается слишком пунктуальная.
Он достал из кармана джинс связку ключей и открыл дверь.
Железная дверь со скрипом распахнулась, выпуская из помещения теплый запах дерева.
— Слушай, ты матешу решила?
— Решила, — ответила и переступила порог. Свет включился автоматически. Я осмотрелась и мне сразу здесь понравилось.
Мягкий диван с синими, бордовыми подушками, журнальный стол на котором валялись комиксы, барабанная установка, бас-гитара, в центре комнаты на штативной стойке микрофон. В комнате не было окон, не было картин. Отделка из красного кирпича и много света.
Черный рояль стоял в самом углу, я подошла ближе к нему. Едва коснулась крышки и мне сразу захотелось ее приоткрыть. Вспомнила, когда меня второй раз отвели на уроки по фортепьяно и как я во весь голос кричала: «Хочу играть! Хочу играть!». Сейчас я испытывала похожие чувства.
— И те длинные уравнения, которые абсолютно никому не понятны? — задал он следующий вопрос.
— Эти длинные уравнения называются дифференциальными…-=
— А ну да, ну да. Вот сейчас ты мне математичку напомнила. Такая же зануда, — он сбросил сумку на диван, затем подошел к гитаре и воткнул шнур в усилитель. В динамике послышались помехи.
Он рванул по струнам и легкая вибрация пробежала от пола до невысокого потолка.
— Сейчас Дэн с Лео подоспеют. Дэн — ударные, Лео — бас гитара.
— У меня вопрос.
— Валяй, — Джексон увлеченно перебирал струны, совершенно не обращая внимания на меня.
— Зачем ты меня сюда пригласил?
— А ты зачем согласилась? — он поднял голову и теперь его взгляд показался укоризненным.
— Это не ответ.
— Это не вопрос.
Я глубоко вздохнула. Оказывается с ним так сложно разговаривать.
Он отложил гитару в сторону и внимательно посмотрел на меня.
— Ну а если серьезно нашей группе нужен клавишник.
— Причем тут я?
— Тебе зачем-то понадобился рояль.
— С чего ты взял? — я сделала шаг в сторону.
— Сначала ты приперлась в «Два рояля», затем заявилась к училке музыки. Так что элементарно Ватсон! — он развел руками. — Понимаешь, наличие клавишника в группе намного расширяет диапазон. Это только кажется, что всю основную работу группы делает гитара и ритм-секция…
Кажется Джексон меня уговаривал. А я давно была согласна, но не хотелось ему об этом вот так легко говорить.