23 июля 1941 года
Картахена, Испания
Несмотря на то, что наступал вечер, солнце из-за замка Кастильо-де-Галерас палило немилосердно, как будто, прежде чем скрыться за горизонтом, оно пыталось вскипятить воду в заливе. Неподалеку от замка небольшое грузовое судно длиной пятьдесят метров со своеобразным названием «Пингаррон», написанным белой краской на носу, стояло пришвартованным к набережной Альфонсо XII в порту Картахены. На его свежевыкрашенной палубе высокий мужчина в рубашке с закатанными рукавами, с растрепанными черными волосами и шрамом на левой щеке заглядывал в главный трюм, руководя выгрузкой громоздкой машины для мойки руды, предназначенной для использования на свинцовых рудниках Ла-Унион.
— Готово, Джек, — полуобернувшись, он поднял большой палец. — Вира помалу.
Хоакин «Джек» Алькантара, пониже ростом, полнее, с густой темной бородой на беспокойном лице, стоявший за пультом управления судовым краном, запустил мотор лебедки, и стальной трос с металлическим стоном начал наматываться на барабан.
— Cagundeus...[1] — прорычал он с галисийским акцентом, видя, какое усилие требовалось от двигателя. — У этой штуки вес как у мертвеца.
— Не волнуйся, — успокоил его Алекс Райли, подняв взгляд янтарных глаз на колышущуюся траверсу крана высоко над его головой. — Кран потянет. — И тихим голосом добавил: — Надеюсь.
В пяти метрах ниже, в трюме, меланхоличный мулат, великан с шальным лицом и красивая улыбающаяся девушка наблюдали за мучительным подъемом машины, молчаливо молясь, чтобы выдержали стропы, которыми груз был прикреплен к траверсе крана.
— Сесар, Марко, Жюли! — крикнул капитан Райли с палубы. — Держитесь в стороне. Если эта штука упадет, я не хочу, чтобы вас пришлось вычерпывать ведрами.
Не ожидая повторения команды, ангольский механик, югославский наемник и молодая женщина, исполнявшая роль штурмана, сделали пару осторожных шагов назад.
Дюйм за дюймом массивная машина для промывки руды появлялась из трюмного люка как уродливое серое стальное чудовище, выползающее из своей норы.
— Стоп выбирать, — крикнул Райли своему помощнику, как только груз поднялся выше уровня фальшборта. — Теперь перемещай его на правый борт, постарайся не раскачивать.
Джек Алькантара собирался ответить, что знает, что делать, но он был так напряжен, что не мог открыть рот.
Ему оставалось только молча следовать инструкциям своего капитана, и, как только груз повис вертикально над бетонными плитами набережной, он начал медленно — еще медленнее, чем поднимал — опускать груз, пока тяжелое устройство не улеглось со скрипом на деревянном поддоне.
Когда стальной трос, наконец, ослабел, освободившись от веса, галисиец облегченно вздохнул и, закрыв глаза, вытер пот со лба рукавом рубашки.
— Очень хорошо, Джек, — поздравил его капитан, повернувшись к нему. — Как перышко.
Галисиец открыл глаза и кивнул в ответ на комплимент, все еще слишком напряженный, чтобы говорить.
— Эй, там, в трюме! Все в порядке, — повысив голос, крикнул капитан. — А теперь переоденьтесь, и я вас приглашаю на бокал-другой вина в баре Лолы.
Час спустя, неузнаваемая после душа и смены одежды, вся команда «Пингаррона» спускалась по улице Куэста-де-ла-Баронеса, перекидываясь шутками об избытке одеколона, которым опрыскал себя Марович.
— Боже, Марко, — пожаловался Джек, наморщив нос. — Ты пахнешь дешевой шлюхой.
Огромный югослав оглядел галисийца с головы до ног, словно оценивая возможность ударить его.
— Значит, тебе нравится, не так ли? — с опасной улыбкой ответил он.
— Спроси об этом свою мать, — рявкнул галисиец.
— О, mon dieu, заткнитесь оба, — прервала их Жюли, подняв руку. — Смотрите.
Завернув за угол, они наткнулись на бесконечную вереницу оборванных мужчин, женщин и детей, нетерпеливо ожидавших своей очереди перед магазином, отоваривавшим продовольственные карточки, который охранялся парой гражданских гвардейцев в треуголках и с винтовками Маузера на плечах. Их взгляды автоматически переместились на экипаж «Пингаррона», который по сравнению с голодающими людьми с усталыми глазами, пострадавшими от драматических последствий послевоенного периода, выглядел таким же здоровым и сытым, как самые богатые люди в этом городе.
— Merda, — пробормотал Сесар, проходя мимо них по узкой улице.
— Я чувствую себя виноватой, — добавила француженка, прижав правую руку к груди.
— Ты тут не при чем, — сказал Райли, не останавливаясь. — Мы уже делаем все возможное, чтобы им помочь.
— В самом деле? — тихо спросил Джек, глядя на своих несчастных соотечественников. — Считается ли черный рынок помощью?
— Мы обеспечиваем их продуктами, которые иначе они бы не смогли получить.
— О, да. Мы продаем им шампанское, паштет, икру… Мы чертовы герои.
Капитан Райли остановился и посмотрел на него, взглядом заставив его замолчать.
— Если хочешь, можешь отдать им свою долю.
— Я не это имел в виду, — ответил галисиец.
— Ну, а я это, — ответил Райли и, подойдя ближе к своему помощнику, прошипел: — Я внес свой вклад, сражаясь за этих людей в интернациональных бригадах.
— Я знаю, я тоже был там, — ответил он тем же тоном. — Помнишь?
— Capitaine… — вмешалась француженка, взяв его за руку.
— Что? — рявкнул Алекс.
Потом он понял, что на них смотрят не только десятки людей, стоявших в очереди, но и двое гражданских гвардейцев, изучая их с чрезмерным интересом. Все по опыту знали, что привлекать интерес этой милитаризованной полиции ни в коем случае не следует. Тем более, что их реальным бизнесом была контрабанда, и они везли груз, спрятанный за фальшивой переборкой в трюме судна.
— Идем, — приказал капитан, и, опустив головы, они продолжили свой путь к соседней улице Куатро-Сантос, где пара ветхих бочек живописно обрамляла вход в таверну Лолы.
Интерьер маленького бара напоминал старый подвал: прохлада пещеры, гостеприимная темнота и пронизывающий запах кислого вина (не сказать что неприятный) — все это вызывало ощущение домашнего уюта. Впечатление пребывания в подвале создавалось тем, что помещение едва освещалось парой прикрученных масляных ламп. Несколько пустых крючков, жестких, как сталактиты, свисали с потолка. В течение многих лет к этим крючкам прикрепляли ветчину, салями и копченые колбасы; теперь не было даже шнуров на память.
Несколько бочек, подобных уличным, служили столами, а почерневшая деревянная стойка, покрытая неправильно вырезанными сердцами и стрелами, отделяла винные бочки с написанными на них мелом ценами от местной клиентуры. В это время та была представлена единственным посетителем — человеком в форме торгового флота, с седыми волосами и короткой прической. Он сидел на вращающемся табурете сбоку, уставившись на полупустой бокал вина, стоявший на стойке.
Затем появилась Лола, женщина неопределенного возраста, но ближе к сорока, чем к тридцати, почти такая же худощавая, как большинство картахенцев, но чьи блестящие черные глаза и пышные изгибы, которые в этот день подчеркивались обтягивающим красным платьем, сделали ее настоящей местной достопримечательностью. Вдова морского лейтенанта, давно уже относившая траур, она расточала подмигивания и вкрадчивые взгляды, извиняясь за разбавленное вино, и немало моряков приходило в эту таверну только для того, чтобы поговорить с ней.
— Глазам не верю! — при виде их воскликнула она, озарив окружающих своей легендарной улыбкой. — Ты так давно не приходил ко мне, что я подумала — не утопили ли тебя англичане или немцы.
— Не преувеличивай, — ответил Райли, взяв ее руку для поцелуя. — Мы не были здесь месяц.
— Два, — поправила его Лола, подняв два пальца.
— В самом деле? — Он повернулся к своей команде, которая кивками подтвердила слова Лолы.
— И долго вы собираетесь быть в Картахене? — спросила трактирщица, кокетливо взглянув на капитана.
— Это зависит.
— От чего?
— Как хорошо ты ко мне отнесешься, — вставил Джек, воспользовавшись представившейся возможностью.
Лола взглянула на полнотелого моряка и сердобольно одарила его улыбкой.
— Я всегда хорошо к тебе отношусь, — заявила она.
Галисиец подмигнул ей:
— Не так хорошо, как хотелось бы.
Улыбка трактирщицы превратилась в усталую ухмылку.
— Ну и как идут дела? — спросил Райли, прислонившись к стойке.
Картахенка развела руки и склонила голову в сторону единственного клиента:
— Сам видишь. — Она фыркнула. — Если бы не он, я бы уже пошла домой.
Моряк за барной стойкой оторвался от созерцания стакана и посмотрел на женщину, являя угловатое лицо, глаза цвета индиго и ухоженные усы, вышедшие из моды лет тридцать назад.
— А куда еще мне пойти в это время в воскресенье? — хрипло запротестовал он и протянул руку капитану. — Альфонсо Перес-Реверте к вашим услугам.
— Александр Райли, — представился в ответ капитан. — А это мой экипаж.
Мужчина оглянулся, пожелав рассеянно «добрый день» необычной команде.
— Вы откуда? Англичане?
Алекс сделал двусмысленный жест в воздухе, как всякий раз, когда ему задавали этот вопрос, и ответил:
— Отсюда и оттуда.
— Понятно... — солгал Перес-Реверте, с опаской глядя на крупного мужчину, на толстяка с густой бородой, улыбающуюся молодую женщину и меланхоличного мулата, державшего ее за руку. — И куда вы путь держите?
— На самом деле, никуда. Мы только что выгрузились и будем стоять и ждать, пока не получим какую-нибудь работу.
Моряк фыркнул из-под усов:
— Что ж, желаю удачи. — С кривой усмешкой он поднял свой бокал. — Здесь все мертво. Я месяцами ждал, что что-то появится, но этот послевоенный период губителен. Торговля почти исчезла, а война в Европе только усложняет ситуацию.
Райли пожал плечами:
— Тем не менее, всегда что-то всплывает.
— Что ж, извините, но я не разделяю вашего оптимизма...
Прежде чем Перес-Реверте закончил фразу, в помещение вошел мужчина в дорогом сером двубортном костюме, снял шляпу и остановился в дверях. Он с сомнением окинул взглядом серых глаз присутствующих и, наконец, обратился к человеку в форме торгового флота с безошибочно узнаваемым акцентом — отчасти английским, а отчасти кадисским — уроженцев Гибралтара.
— Добрый день. Я ищу капитана Александра Райли.
Моряк, все еще держа в руке бокал вина, кивнул подбородком в сторону Райли.
— Кто вы? – с подозрением спросил капитан «Пингаррона», думая о контрабанде, которая все еще была спрятана за переборкой грузового трюма.
—Николас Палермо.
Только тут Райли заметил, что у парня, стоявшего перед ним, разные глаза — один зеленый и один синий. Эффект был потрясающим. Под тонкими усами новоприбывшего появилась ухмылка, показавшая, что он знал, какую реакцию вызывали его глаза.
— Чем могу вам помочь... сеньор Палермо?
— Я хочу нанять вас. Есть кое-какая работа.
В устах гибралтарца это могло означать только одно.
— Понимаю, — пробормотал Райли. — Что ж, присядьте с нами за бокалом вина, — он жестом попросил Лолу обслужить их, — а затем мы поговорим о делах.
Новоприбывший посмотрел на вино, которое Лола наливала в расставленные на стойке стаканы так сосредоточенно, как будто она разливала по мензуркам соляную кислоту.
— На это нет времени, — возразил он.
— Для выпивки всегда есть время, — ответил Джек, беря один из стаканов и поднося его к губам.
— Вы не понимаете. Человек, на которого я работаю, не терпит промедлений.
— А что это за человек? — спросил Алекс с плохо скрытым подозрением.
Палермо покачал головой.
— Вам лучше не знать... пока. — Он искоса взглянул на Альфонсо.
Райли с отвращением хмыкнул:
— Ну, в таком случае очень жаль, мы не собираемся...
Капитан замолк при виде того, как Палермо сунул руку в свой двубортный костюм. На мгновение Райли испугался, что тот вытащит пистолет из наплечной кобуры. Но на свет появилась пачка зеленых купюр, скрученных и перевязанных белой ниткой.
Он поднял пачку на уровень глаз, чтобы Райли мог хорошо ее рассмотреть, и очень медленно положил на барную стойку, как будто боясь сломать ее.
— Здесь пять тысяч швейцарских франков на пятистах банкнотах, — вполголоса заявил он. — И когда вы закончите работу, вас будет ждать еще пять тысяч.
Недоверчивое молчание охватило присутствующих. Никто из них в жизни не видел столько денег вместе.
— Дева Мария! — воскликнула Лола с широко раскрытыми глазами.
— Это серьезно? — пробормотал Джек, не сводя глаз с банкнот.
— Серьезней некуда, — ответил Палермо.
— Что нам нужно сделать за эти деньги? — спросил Райли, изо всех сил стараясь не показаться слишком заинтересованным.
— Возьмите эту пачку банкнот и идите со мной. Пока вы не примете сделку, я ничего не могу вам сказать.
— Что, если мы согласимся, — сказал Сезар, — а затем откажемся?
Палермо улыбнулся как лис хромому зайцу.
— Это было бы ужасной ошибкой с вашей стороны, — предупредил он серьезным тоном. — Если вы заключаете сделку, вам придется ее выполнить.
— Не зная, о чем идет речь, — сказал Райли.
— Не зная, о чем идет речь, — подтвердил Палермо.
Алекс Райли взглянул на свою команду. Последнее слово было за ним, как и ответственность, если что-то пойдет не так, но с тех пор, как он воевал в гражданской войне в составе интербригад, у него появилась привычка советоваться с теми, кто находился под его командованием. Так он делал меньше ошибок и, прежде всего, лучше спал по ночам.
— Что скажешь, Джек? — спросил он своего помощника.
— Подозрительно все это. Но деньги большие.
— Значит, да?
Галисиец на мгновение заколебался:
— Ну... попробуем.
Он посмотрел на молодую француженку:
— Жюли?
— Oui.
— Сесар?
— Sim.
— Марко?
Югослав даже не услышал вопроса, настолько сосредоточенно он считал свою долю на пальцах.
— Марко?
— Двести, триста, четыреста… — бормотал он сосредоточенно.
Райли закатил глаза и не стал повторять вопрос.
— Хорошо, я согласен, — сказал он, осторожно положив левую руку на пачку банкнот, как будто боясь, что она его укусит. — Надеюсь, я не пожалею об этом.
Затем он вспомнил Переса-Реверте, который все еще был рядом с ним и недоверчиво смотрел на происходящее.
— Я говорил вам, — сказал Райли гордо, едва сдерживая улыбку, — в конце концов что-то всегда всплывает.
Моряк в форме еще раз поднял бокал и многозначительно произнес:
— Так говорил и капитан «Титаника».