Неизбежная могила (ЛП)

90

Против всех сил тьмы должен выступить он здесь.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Через пять дней после того, как Робин покинула ферму Чапмена, Страйк в полдень вышел из офиса, чтобы встретиться с сэром Колином Эденсором и поделиться с ним новой информацией по делу ВГЦ. Несмотря на протесты Робин, Страйк настоял на том, чтобы она взяла отпуск на целую неделю, потому что он по-прежнему беспокоился как о ее психическом, так и о физическом здоровье и был рад услышать, что ее родители приехали из Йоркшира погостить.

Сэр Колин, который только что вернулся из недельного отпуска с семьей своего старшего сына, естественно, хотел получить полный отчет о том, что смогла разузнать Робин. Направляясь в центр Лондона на заседание совета одного благотворительного фонда, он предложил Страйку пообедать в ресторане «Рулс» в Ковент-Гардене. Хотя Страйк опасался, что уютная атмосфера старинного ресторана послужит неуместным фоном для откровений, которые наверняка встревожат отставного чиновника, он не возражал против полноценного обеда. Однако он планировал отказаться от десерта и прогуляться до Ковент-Гардена пешком из офиса, следуя своей решимости похудеть.

Он был в пути уже пять минут, наслаждаясь солнечным светом, когда зазвонил его мобильный, и он увидел номер Люси.

— Привет, — сказал он, — что случилось?

— Мы с Тедом только что вернулась от врача.

— О боже, прости, — произнес Страйк со знакомым чувством вины. — Мне следовало позвонить тебе. Это была очень напряженная неделя. Какие новости?

— Ну, врач был очень мил и тщательно его осмотрел, — рассказала Люси, — но он определенно считает, что Тед больше не в состоянии жить один.

— Ясно, — отозвался Страйк. — Получается, возвращение в прежний дом — не вариант. Какова была реакция Теда? Как он все это воспринял?

— Он вроде как соглашался, пока мы были там, но буквально только что он заявил мне, что, по его мнению, ему пора возвращаться домой. За последние несколько дней я дважды заставала его собирающим вещи, хотя, если его отвлечь, он с удовольствием спустится вниз и посмотрит телевизор или что-нибудь съест. Я просто не знаю, что делать дальше.

— Грег агитирует, чтобы его выгнали из комнаты для гостей?

— Не агитирует, — защищаясь, ответила Люси, — но мы все обсудили, и я полагаю, было бы непросто, если бы Тед жил с нами, раз мы оба работаем. Тед все равно большую часть дня оставался бы один.

— Люси, я думаю, нам стоит найти для него дом престарелых в Лондоне.

Он ожидал, что его сестра начнет плакать, и не ошибся.

— Но Джоан бы не хотелось...

— Чего бы ей не хотелось, — твердо сказал Страйк, — так это чтобы Тед свернул себе шею, пытаясь спуститься по лестнице, или чтобы он снова ушел и заблудился, потому что за ним никто не присматривает. Если мы продадим дом в Корнуолле, то устроим его в хорошее место, где оба сможем навещать его.

— Но его корни... Корнуолл — это все, что он когда-либо...

— Это не все, что он когда-либо знал, — сказал Страйк. — Он был Красным беретом в течение семи лет и где только не побывал. Я хочу знать, что его правильно кормят и что кто-то следит за его здоровьем. Если он переедет сюда, мы сможем регулярно видеться, проводить время с ним. Это чертов кошмар — он находится в пяти с половиной часах езды, и каждый раз что-то идет не так. И прежде чем ты скажешь, что он будет скучать по всем своим друзьям, Люси, половина из них умерли.

— Я знаю, я просто...

— Вот и ответ. Ты знаешь, что это так.

Он чувствовал, что, хотя Люси все еще переживала, ей стало легче, что он взял ответственность на себя и решение было не только ее. После еще нескольких заверений и ободрений она попрощалась с ним, шмыгая носом, но уже более спокойным голосом. За оставшиеся несколько минут Страйк отодвинул дела своей семьи на задний план и сосредоточился на проблемах Эденсоров.

«Рулс», который Страйк никогда раньше не посещал, располагался на Мейден-лейн и имел впечатляющий старинный фасад. Страйк сказал метрдотелю, с кем он встречается, и его повели через зал ресторана, стены которого были увешаны оленьими рогами, викторианскими гравюрами и антикварными часами, к кабинке, обитой красным бархатом, где сидел доброжелательный, как всегда, сэр Колин.

— Очень любезно с вашей стороны встретиться в удобное для меня время, — сказал сэр Колин, когда они пожали друг другу руки. Он с заметной тревогой вглядывался в лицо Страйка, пытаясь уловить хоть какой-то намек на то, что сейчас услышит.

— Благодарю за приглашение на ланч, — ответил Страйк, усаживаясь за столик. — Вы хорошо провели отпуск?

— О да, было чудесно провести немного времени с внуками, — поделился сэр Колин. — Постоянно думаю, как Салли была бы... Но в любом случае...

Подошел официант, чтобы предложить меню и напитки. Оба мужчины отказались от последнего.

— Итак, ваша напарница покинула ферму Чапмена? — спросил сэр Колин.

— Да, это так, — подтвердил Страйк, — и она раздобыла нам много полезной информации. Во-первых, — Страйк не видел способа смягчить самый сильный удар и решил, что лучше нанести его немедленно, — Уилл понятия не имел, что ваша жена умерла.

Сэр Колин поднес руку ко рту.

— Мне жаль, — сказал Страйк. — Я знаю, это, должно быть, тяжело слышать.

— Но мы писали, — дрожащим голосом произнес сэр Колин, опуская руку. — Мы писали несколько раз.

— Как выяснила Робин, на членов церкви оказывают давление, чтобы они подписали заявление о том, что они не хотят получать письма извне. Похоже, церковь поступает так с людьми, которые поднялись на определенное количество уровней к тому, что они называют чистым духом, — другими словами, с людьми, которые, как им кажется, действительно попались на крючок и чью изоляцию они хотят закрепить. С момента подписания заявления церковь утаивает всю корреспонденцию. Предположительно, ее можно просмотреть по запросу, но, судя по тому, что рассказала Робин, такая просьба вызвала бы немедленный перевод на тяжелую работу, и, возможно, наказание.

Страйк помолчал, когда четверо полных мужчин в дорогих костюмах проходили мимо кабинки, затем продолжил:

— Кто-то в церкви — вероятно, Мазу Уэйс, которая, по словам Робин, отвечает за переписку, — сообщил Уиллу, что вы написали, что его мать заболела. Робин думает, что это, вероятно, было сделано для того, чтобы обезопасить себя на случай судебного иска с вашей стороны. Она полагает, что Мазу убедила Уилла воспринять это как уловку, чтобы манипулировать им, и спросила, хочет ли он дальнейших новостей. Робин считает, что если бы он сказал «да», его бы наказали, и, возможно, очень сурово. В любом случае, нам известно, что никакой дополнительной информации о вашей жене передано не было. Когда Робин сказала Уиллу, что его мать умерла, он был очень огорчен и немедленно пошел к церковному начальству, чтобы попросить разрешения написать вам. Я полагаю, вы не получали никакого письма?

— Нет, — тихо произнес сэр Колин. — Совсем ничего.

— Ну, это был последний контакт Робин с Уиллом перед побегом, но...

— Что значит «перед побегом»?

— Она оказалась в опасной ситуации, и ей пришлось спасаться бегством ночью.

Появился официант, чтобы принять их заказ. Страйк подождал, пока мужчина окажется вне пределов слышимости, прежде чем сказать:

— Есть новости получше: Уилл определенно сомневается в церкви. Робин была свидетелем того, как Уилл спорил с Главой о церковных доктринах, и Джонатан Уэйс лично сообщил Робин, что Уилл продолжает спотыкаться на шестом шаге к чистому духом, что означает принятие на веру догматов церкви, а не их понимание.

— Это Уилл, которого я знаю, — заметил сэр Колин, приободрившись.

— Да, это, конечно, хорошо, — Страйк жалел, что ему приходится так быстро разбивать все слабые надежды, которые он зародил, — но Робин узнала кое-что еще, что объясняет, почему Уилл не поддался своим сомнениям и не ушел из ВГЦ. Я бы не стал рассказать вам, если бы у нас не было очень веских причин полагать, что, похоже, на ферме Чапмена у него появился ребенок.

— О боже, — в ужасе произнес сэр Колин.

— Очевидно, что без анализа ДНК мы не можем быть абсолютно уверены, —продолжил Страйк, — но Робин говорит, что на ферме есть одна маленькая девочка, похожая на Уилла, и, исходя из своих наблюдений за его общением с ребенком и подслушанных на ферме разговоров, она уверена, что он ее отец.

— Кто его мать?

Жалея, что не может ответить иначе, Страйк сказал:

— Ее зовут Линь.

— Линь... о которой писал Кевин? Та, что заикается?

— Да, это она, — сказал Страйк.

Ни один из них не произнес вслух того, что, как Страйк был уверен, больше всего занимало мысли сэра Колина: Линь родила Дейрдре Доэрти после изнасилования Джонатаном Уэйсом. Страйк понизил голос. Хотя ему и не хотелось еще больше расстраивать Эденсора, он чувствовал, что было бы неэтично утаивать дальнейшее.

— Боюсь, Линь, скорее всего, была несовершеннолетней, когда родила дочь от Уилла. По словам Робин, сейчас Линь выглядит ненамного старше пятнадцати-шестнадцати лет, и, насколько можно судить, ее дочери около двух лет.

Страйк не мог винить сэра Колина за то, что он закрыл лицо руками. Затем он глубоко вздохнул, опустил руки, сел прямо и тихо сказал:

— Что ж, я рад, что Джеймса здесь нет.

Вспомнив, как старший сын сэра Колина разозлился на Уилла во время их единственной предыдущей встречи, Страйк молча согласился.

— Я думаю, важно помнить, что на ферме Чапмена отказ от «духовной связи» — другими словами, отказ от секса — является наказуемым преступлением. Отношения Уилла и Линь следует рассматривать в этом контексте. Их обоих приучили верить, что «духовная связь» не просто приемлема, но и праведна.

— Даже если так...

— Церковь не празднует дни рождения. Сама Линь, возможно, и не знает, сколько ей лет. Уилл мог бы поверить, что она была совершеннолетней, когда это случилось.

— Тем не менее...

— Я не думаю, что Линь захочет выдвигать обвинения, — Страйк снова понизил голос, когда мимо их столика провели дородную пару средних лет. — Робин говорит, что Линь любит Уилла и их общую дочь. Уилл, кажется, тоже испытывает теплые чувства к Линь. Робин думает, что по мере того, как сомнения Уилла относительно церкви росли, он начал считать такое поведение аморальным, потому что теперь он отказывается заниматься с ней сексом.

Подошел официант с их заказом. Страйк с некоторой завистью взглянул на выбор сэра Колина: пудинг с говядиной и почками. Сам он заказал морского окуня, но рыба ему все больше надоедала.

Сэр Колин съел всего один кусочек, затем снова отложил нож и вилку, выглядя так, словно его подташнивало. Стремясь подбодрить клиента, которому он сочувствовал больше, чем другим людям, обращавшимся в агентство, Страйк сказал:

— Однако у Робин есть несколько надежных зацепок, и я надеюсь, что по крайней мере одна из них приведет к возбуждению дела против церкви. Во-первых, есть мальчик по имени Джейкоб.

Он рассказал о тяжелом состоянии здоровья Джейкоба, которое на ферме игнорировали, не оказывая медицинскую помощь, затем описал беседу Робин с полицией через несколько часов после того, как она покинула территорию церкви.

— Если властям удастся проникнуть на ферму и осмотреть мальчика, что они, возможно, уже сделали, у нас будет что-то очень существенное против ВГЦ. Робин сейчас ждет ответа от полиции.

— Что ж, это, конечно, не очень хорошая новость, по крайней мере, для бедного ребенка, — заметил сэр Колин, — но если бы мы могли для разнообразия надавить на Уэйсов чем-нибудь посерьезнее...

— Вот именно, — согласился Страйк. — Джейкоб — только одна из зацепок, которые есть у Робин. Следующая — сама Линь. Ее увезли с фермы после отравления растениями, которые она съела, чтобы вызвать у себя выкидыш — это был не ребенок Уилла, — добавил Страйк. — Как я вам уже говорил, сейчас он отказывается с ней спать.

— Что вы подразумеваете под «увезли»?

— Она не хотела уезжать, несомненно, из-за своей дочери, но они насильно вывезли ее с фермы. Нам пока не удалось выйти на ее след. Ни в одной больнице не признаются, что она у них. Конечно, она может находиться в одном из филиалов ВГЦ, но я провел небольшое расследование, и, по моим предположениям, она находится в стационарной клинике доктора Чжоу в Борэмвуде.

— Я знаю об этом месте, — сказал сэр Колин. — Паттерсон посылал туда одного из своих людей, но тот ничего подозрительного не обнаружил. Похоже, это известный спа-отель, никаких очевидных нарушений, и никто не пытался завербовать его детектива в ВГЦ.

— Даже если и так, есть большая вероятность, что именно там они могли спрятать Линь. Как я уже сказал, она нуждалась в срочной медицинской помощи, и я не думаю, что они хотели бы держать ее там, где за ней не мог бы присматривать старший член церкви, потому что она определенно хочет сбежать — Робин подслушала, как она предложила Уиллу «сделать то, что сделал Кевин». Если мы сможем выследить Линь и вырвать ее из их лап, у нас будет очень ценный свидетель. Робин думает, что Линь предпочла бы получить опеку над своей дочерью, чем сохранить верность церкви, и если мы сможем вытащить ребенка, Уилл вполне может последовать ее примеру. Но я хочу действовать очень осторожно, пытаясь найти Линь, потому что мы не хотим спугнуть ВГЦ, заставить их спрятать девушку где-нибудь в недоступном месте. Если вы готовы взять на себя расходы, я бы хотел направить в эту клинику одного из наших людей — не Робин, конечно, но, возможно, другую нашу женщину-детектива.

— Да, конечно. Мой долг – позаботиться об этой девушке. Она мать моей внучки, в конце концов...

Его глаза наполнились слезами.

— Я приношу свои извинения... Кажется, каждый раз, когда мы встречаемся, я...

Их официант вернулся к столику, чтобы спросить сэра Колина, все ли в порядке с его пудингом с говядиной и почками.

— Да, — слабым голосом произнес сэр Колин, — это очень вкусно. Просто я не особенно голоден... Так что извините, — добавил он Страйку, вытирая глаза, когда официант снова удалился. — Знаете, Салли так мечтала о внучке. В обеих наших семьях рождались в основном мальчики... но чтобы это произошло при таких обстоятельствах...

Страйк подождал, пока сэр Колин возьмет себя в руки, прежде чем продолжить:

— У Робин появилась третья возможная зацепка: одна из сестер Кевина Пёрбрайта.

Теперь Страйк рассказал историю о неудавшейся попытке побега Эмили в Норидже.

— Боюсь, это повлечет за собой дополнительные расходы, — объяснил Страйк, — но я предлагаю отправить одного из наших людей в Норидж, чтобы попытаться напрямую связаться с Эмили, когда она в следующий раз отправится собирать деньги для церкви. Робин дала нам хорошее описание внешности Эмили и установила с ней доверительные отношения, и я думаю, если наш сотрудник упомянет Робин, Эмили можно будет убедить уехать с ним.

— Да, я был бы рад, если бы вы попробовали это, — сказал сэр Колин, чей практически нетронутый пудинг остывал у него на глазах. — Я бы почувствовал, что делаю что-то для Кевина, если бы помог выбраться его сестре… что ж, — сэр Колин был явно потрясен, но пытался сосредоточиться на позитивных моментах, — ваш партнер проделала потрясающую работу. За четыре месяца она добилась большего, чем Паттерсон за восемнадцать.

— Я передам ей ваши слова. Это будет много значить для нее.

— Она не смогла прийти на обед? — спросил сэр Колин.

— Нет, — ответил Страйк. — Я настоял, чтобы она взяла небольшой отпуск. Она через многое там прошла.

— И вы не хотели бы, чтобы она давала показания, — добавил сэр Колин без намека на вопрос в голосе. Для Страйка было облегчением для разнообразия заполучить толкового клиента.

— Не при нынешнем положении вещей. Юристы церкви от души порезвятся в суде над ее пристрастностью, учитывая, что ей заплатили за то, чтобы она проникла туда и собирала компромат. Культура страха в церкви такова, что, я думаю, они сплотят ряды и запугают любого на ферме Чапмена, кто смог бы подтвердить слова Робин. Если она начнет говорить о сверхъестественных явлениях и пытках без подтверждения…

— Пытках?

— Ее на восемь часов заперли в ящике, в котором она стояла на коленях в согнутом положении, из которого невозможно подняться.

Насколько Страйк мог судить в приятном полумраке, сэр Колин побледнел при этих словах.

— Кевин рассказывал мне, что ночью его привязывали к деревьям и так далее, но он никогда не упоминал, что его запирали в ящике.

— Я думаю, это наказание для самых тяжких проступков, — объяснил Страйк, решив не говорить сэру Колину, что его сын тоже этому подвергся.

Теперь он колебался, обдумывая, как лучше сформулировать то, что он хотел сказать дальше. Ему не хотелось разрушать ту слабую надежду, которую он вселил в своего клиента, и он прекрасно понимал, что сэр Колин уже пообещал утроить гонорары, которые он платил агентству.

— Собранные Робин данные продвинули нас в расследовании, — начал он. — Если нам повезет, если мы вытащим Линь с Эмили и они согласятся дать показания, если будет полицейское расследование о состоянии Джейкоба, мы точно нанесем церкви несколько серьезных ударов.

— Но это важные «если», — заметил сэр Колин.

— Верно, — согласился Страйк. — Мы должны быть реалистами. Уэйсы умеют отбиваться от критиков. Они могли бы выбрать нескольких козлов отпущения, чтобы те взяли на себя вину за все, что утверждают Робин, Линь и Эмили, — и это при условии, что две другие женщины будут готовы дать показания. Возможно, они окажутся не готовы выступить против церкви, которая большую часть их жизни запугивала и контролировала их.

— Согласен, — отозвался Эденсор, — я понимаю, что нам не время «считать цыплят».

— Я все время возвращаюсь к тому, что сказала мне старшая дочь Уэйса, — пояснил Страйк. — Ее слова звучали примерно так: «Это как рак. Надо удалить всё, или он вернётся. Иногда может стать еще хуже».

— Но как можно вырезать то, что дало метастазы по всем континентам?

— Что ж, — сказал Страйк, — возможно, есть один способ. Кевин когда-нибудь подробно рассказывал вам о Дайю?

— Дайю? — озадаченно переспросил сэр Колин. — О, вы имеете в виду Утонувшего пророка? Не больше, чем он написал в блоге и электронных письмах, которые я вам отправил. А что?

— Единственным верным способом низвергнуть церковь будет развеяние мифа об Утонувшем пророке. Если бы мы могли разрушить центральный столп всей их системы верований…

— Довольно амбициозная цель, верно? — заметил сэр Колин. Как Страйк и опасался, теперь он выглядел слегка недоверчивым.

— Я изучил то, что на самом деле произошло на том пляже в Кромере, и у меня возникло много вопросов. Я разыскал важного свидетеля: Шерри Гиттинс, женщину, которая отвезла Дайю на пляж, где та утонула. Я надеюсь вскоре побеседовать с ней. А потом, у нас есть убийство Кевина.

В этот момент подошел официант, чтобы забрать их тарелки и предложить меню с десертами. Оба мужчины отказались, но попросили кофе.

— А что насчет убийства Кевина? — переспросил сэр Колин, когда официант ушел.

— Боюсь, — пояснил Страйк, — велика вероятность, что в смерти Кевина повинна ВГЦ, а не тот факт, что он торговал наркотиками.

— Но…

— Изначально я придерживался вашего мнения. Я не мог понять, зачем им понадобилось стрелять в него. У них отличные юристы, и он, несомненно, был неуравновешенным, так что его легко было дискредитировать. Но чем дольше продолжалось расследование, тем меньше я верил в теорию о торговле наркотиками.

— Почему? Что вы выяснили?

— Совсем недавно я услышал не подкрепленное пока ничем утверждение о том, что на ферме Чапмена есть оружие. Источник лишь пересказывал услышанное, — признал Страйк, — и не заслуживал особого доверия, поэтому мне придется попытаться подтвердить его рассказ, но факт остается фактом, я думаю, было бы неразумно недооценивать контакты, которые ВГЦ установила за последние тридцать лет. Во время рейда на ферму в восемьдесят шестом году не было найдено оружия, но с тех пор на ферме жил по крайней мере один осужденный преступник. Все, что им было нужно, — это новообращенный член церкви, который знал, где нелегально достать оружие, — при условии, если Уэйс уже не обладал этими знаниями.

— Вы действительно думаете, что они убили Кевина из-за его книги? — скептически спросил сэр Колин.

— Я не думаю, что книга сама по себе была проблемой, потому что журналист по имени Фергюс Робертсон, с которым я общался, уже обвинял ВГЦ практически во всем, о чем говорил Кевин: физическом принуждении, сексуальном насилии и манипулировании сознанием с помощью сверхъестественных явлений. Церковь жестко прессовала Робертсона с помощью юристов, но он все еще жив.

Принесли их кофе.

— Так что же было мотивом, если не книга? — спросил сэр Колин.

— Кевин сказал вам, что в последние недели своей жизни он собирал все воедино, не так ли? Все воспоминания, которые, как ему казалось, он смог в себе подавить?

— Да, как я уже говорил вам, он становился все более неуравновешенным и беспокойным. Я глубоко сожалею, что не оказал большей поддержки…

— Я не думаю, что какая-либо поддержка могла бы предотвратить его убийство. Я думаю, Кевин собрал воедино факты об утоплении Дайю. Церковь могла бы принудить издателя удалить необоснованные обвинения, но они не имели возможности заставить Кевина замолчать в его обычной жизни. Что, если он выболтал свои подозрения не тому человеку?

— Но, как вы сами сказали, это всего лишь догадки.

— Вы знали, что Паттерсон передал вам не все улики, когда вы его уволили?

— Нет, — ответил сэр Колин. — Я не знал.

— Так вот, у меня на руках есть записанный на пленку разговор с Кевином, который они тайно записали за пять дней до того, как в него стреляли. Это неудачная запись: большую часть разговора практически невозможно услышать, вот почему они не потрудились передать ее вам. На этой записи Кевин сказал сотруднику Паттерсона, что намеревается встретиться с кем-то из церкви, чтобы тот «ответил за это». Что такое «это», я не знаю, но во время разговора он много говорил о Дайю. И вы никогда не бывали в квартире Кевина, не так ли?

— Нет, но я бы хотел.

— Ну, он исписал все стены, а кто-то уничтожил некоторые из надписей на штукатурке. Конечно, это мог быть и сам Кевин, но есть вероятность, что это сделал его убийца. Робин получила какую-то странную информацию от сестры Кевина, Эмили, о передвижениях Дайю в ночь перед тем, как она, предположительно, утонула. То, что сказала Эмили, совпадало с тем, что Кевин написал на стене своей спальни о заговоре. На самом деле, — Страйк потянулся за своей кофейной чашкой, — Эмили не верит, что Дайю мертва.

— Но, — сэр Колин все еще хмурился, — это маловероятно, не так ли?

— Маловероятно, — согласился Страйк, — но не невозможно. Так уж получилось, что, живая или мертвая, Дайю стоила больших денег. Она была единственной наследницей по завещанию своего биологического отца, а тому было что оставлять. Там, где нет тела, должны быть сомнения — вот почему я хочу поговорить с Шерри Гиттинс.

— При всем уважении, — произнес сэр Колин с вежливой, но твердой интонацией, которую, как Страйку показалось, он когда-то использовал в своей профессиональной деятельности при обсуждении вздорных политических проектов, — я больше надеюсь, что зацепки вашего партнера позволят достичь моей непосредственной цели — вытащить Уилла с фермы Чапмена, — чем низвергнуть всю религию.

— Но вы не возражаете, если я поговорю с Шерри Гиттинс?

— Нет, — медленно произнес сэр Колин, — но я бы не хотел, чтобы это дело переросло в расследование обстоятельств смерти Дайю Уэйс. В конце концов, это было признано несчастным случаем, и у вас нет доказательств, что это было не так, верно?

Страйк, который не мог винить своего клиента за такой скептицизм, заверил сэра Колина, что целью агентства остается освобождение его сына из ВГЦ. Обед завершился мирно, и Страйк пообещал незамедлительно сообщать о любых новых событиях, особенно тех, что касались полицейского расследования жестокого обращения с Джейкобом.

Тем не менее, возвращаясь на Денмарк-стрит, Страйк думал именно о смерти Дайю Уэйс и Кевина Пёрбрайта. Сэр Колин Эденсор был прав, говоря, что у Страйка по-прежнему не было конкретных доказательств, подтверждающих его подозрения. Возможно, действительно было бы чересчур амбициозно думать, что он сможет разрушить миф об Утонувшем пророке, который оставался неоспоримым в течение двадцати одного года. Но, в конце концов, подумал детектив, все еще чувствующий голод после скудной рыбы на ужин, но замечающий, насколько легче ему стало ходить без пары десятков килограммов, которые он уже сбросил, иногда удивительно, чего можно достичь совместными усилиями в погоне за стоящей целью.

91

Сильная черта на четвертом месте. Радость — от договоренности, но еще нет равенства.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Пока Страйк пил кофе с сэром Колином Эденсором, перед Робин на столе в ее гостиной стояла чашка чая, а также открытый ноутбук, за которым она усердно работала и наслаждалась покоем. Мужчина с верхнего этажа, обычно донимавший ее громкой музыкой, сейчас был на работе, и ей удалось выпроводить родителей из квартиры, попросив их сходить за продуктами.

Адаптация Робин к жизни вне фермы Чапмена в ее лондонской квартире оказалась гораздо более трудной, чем она ожидала. Она чувствовала себя взбудораженной, дезориентированной и подавленной не только своей свободой, но и постоянной бдительностью матери, которая, хотя и имела добрые намерения, раздражала Робин, потому что напоминала ей о безжалостной слежке, от которой она только что сбежала. Теперь, когда было уже слишком поздно, она поняла, что по возвращении в Лондон ей действительно нужны были тишина, пространство и уединение, чтобы перестроиться на внешний мир и сосредоточиться на длинном отчете для Страйка, в котором она сводила воедино все, что еще не рассказала ему о жизни на ферме. Чувство вины за то, что родители четыре месяца беспокоились за нее, заставило ее согласиться на их визит, но, как бы сильно она их ни любила, все, чего она сейчас хотела, — это их возвращения в Йоркшир. К сожалению, они угрожали остаться еще на неделю, «чтобы составить тебе компанию» и «присмотреть за тобой».

С замиранием сердца она услышала, как на лестничной площадке открылись двери лифта. Когда она встала, чтобы впустить родителей, на столе позади нее зазвонил мобильный.

— Извини, — сказала она своей матери, которая была нагружена тяжелыми пакетами из магазина «Уэйтроуз», — мне нужно ответить, это может быть Страйк.

— Предполагалось, что ты в отпуске! — заметила Линда, но Робин проигнорировала эти слова. Конечно же, вернувшись к своему телефону, она увидела номер своего партнера и ответила на вызов.

— Привет, — сказала Робин, в то время как Линда нарочито громко произнесла:

— Не задерживайся, мы купили пирожные. Тебе следовало бы поесть и расслабиться.

— Не вовремя? — переспросил Страйк.

— Нет, — ответила Робин, — но не мог бы ты подождать две минуты? Я тебе перезвоню.

Она завершила вызов и направилась к двери тесной кухни, где ее родители разбирали сумки.

— Я просто выйду подышать свежим воздухом, — объявила Робин.

— Нам что-то нельзя услышать? — спросила Линда.

— Он просто звонит сообщить мне последние новости, о которых я спрашивала, — пояснила Робин, с некоторым трудом сохраняя непринужденный тон. — Я вернусь через десять минут.

Она поспешила выйти из квартиры с ключами в руке. Добравшись до Блэкхорс-роуд, где пахло выхлопными газами, а вовсе не чистым воздухом, она перезвонила Страйку:

— Все в порядке?

— Все в порядке, в порядке, — лихорадочно повторила Робин. — Моя мать просто доводит меня до белого каления.

— А, — отозвался Страйк.

— Я говорила ей около сотни раз, что это был мой выбор — поехать на ферму Чапмена, и мой выбор остаться там так надолго, но...

Робин прикусила язык в конце предложения, но Страйк прекрасно понял, что она собиралась сказать.

— Она думает, что это все из-за меня?

— Ну, — Робин не хотела этого говорить, но жаждала облегчить душу, — да. Я сказала ей, что мне пришлось уговаривать тебя позволить мне сделать эту работу, и что ты хотел, чтобы я ушла раньше, я даже сказала ей, что она должна быть чертовски благодарна тебе за то, что ты был там, когда я бежала, но она… Боже, она приводит меня в бешенство.

— Ты не можешь ее винить, — резонно заметил Страйк, вспомнив, как он был потрясен внешностью Робин, когда впервые увидел ее у ограды фермы. — Это твои родители. Конечно, они будут волноваться. Много ты им рассказала?

— В этом-то и шутка! Я не рассказала им и десятой части! Мне пришлось сказать, что я недостаточно ела, потому что это очевидно, и они знают, что я не очень хорошо сплю, — Робин не собиралась признаваться, что прошлым вечером она разбудила себя громким криком во сне, — но учитывая то, что я могла бы сказать... И я думаю, что Райан подначивал их, рассказывая, как он волнуется все время, пока я была там. Он пытается вылететь домой из Испании более ранним рейсом, но, честно говоря, последнее, что мне нужно, — это чтобы они с мамой встретились… о, тут повесили огромный плакат с Джонатаном Уэйсом на стене здания чуть дальше по дороге.

— Рекламирует свою супер-службу в «Олимпии»? Да, это повсюду.

— Я чувствую, что не могу отделаться от... извини, я знаю, что разглагольствую, — Робин выдохнула, прислонившись удобно к стене и наблюдая за проезжающим транспортом. По крайней мере отсюда она не могла видеть лица Уэйса. — Расскажи мне о Колине Эденсоре. Как он все это воспринял?

— Примерно так, как и следовало ожидать, — начал Страйк. — Полон похвал в твой адрес и в восторге от твоих зацепок. Он выделил средства, чтобы попытаться найти Линь и вызволить Эмили, но идея развенчать миф о Дайю вызывает у него гораздо меньше энтузиазма. Не могу сказать, что это было неожиданностью. Я прекрасно понимаю, что это маловероятно.

— Полиция до сих пор не перезвонила мне насчет Джейкоба.

— Ну, получение ордеров требует времени, — сказал Страйк, — хотя я думал, что они уже должны были выйти на связь, учитывая, что речь идет об умирающем ребенке.

— Ну, вот именно. Послушай, Страйк, я действительно думаю, что могла бы…

— На этой неделе ты берешь отгул, — заявил Страйк. — Тебе нужно отоспаться и хорошо питаться. Врач, вероятно, сказал бы, что требуется больше, чем одна неделя.

— Послушай, ты помнишь, как Цзян сказал, что узнал кого-то, кто был на ферме Чапмена давным-давно? Я тебе это говорила, не могу вспомнить?

— Да, — ответил Страйк, который счел плохим знаком то, что Робин в разговоре так сильно перескакивала с одного на другое. — Да.

— Ладно, я пыталась выяснить, кто бы это мог быть, и я думаю...

— Робин...

— ...это, должно быть, либо Мэрион Хаксли, либо Уолтер Фёрнсби. Цзян произнес это так, будто этот человек просто вернулся, а из всех недавно прибывших только Мэрион и Уолтер подходят по возрасту, чтобы быть на ферме много лет назад. Итак, я пыталась отследить…

— Это может подождать, — громко произнес Страйк, перекрикивая ее. — Все это может подождать.

— Ради бога, ты говоришь, как моя мать! Она постоянно перебивает меня, когда я пытаюсь что-то найти, как будто я какой-то идущий на поправку старый пердун.

— Я не думаю, что ты идущий на поправку старый пердун, — терпеливо сказал Страйк. — Я просто думаю, что тебе нужен перерыв. Если Уолтер или Мэрион были там раньше, мы можем разобраться с этим, когда тебе будет…

— Не говори «лучше», я не больна. Страйк, я хочу уничтожить эту чертову церковь, я хочу найти что-нибудь на них, я хочу…

— Я знаю, чего ты хочешь, и я хочу того же, но я не хочу, чтобы у моего партнера случился нервный срыв.

— У меня не…

— Отдохни немного, поешь чего-нибудь и успокойся, черт возьми. Послушай, — добавил он, прежде чем она успела ответить. — В понедельник я собираюсь поехать в Торнбери, чтобы попытаться поговорить с Шерри Гиттинс — или Кэрри Кёртис Вудс, как она сейчас себя называет. Она вернется из отпуска, ее муж должен быть на работе, и я думаю, что она будет дома со своими детьми, потому что на ее странице в Фейсбуке нет никаких указаний на то, что у нее есть работа. Не хочешь поехать со мной побеседовать с ней?

— О боже, да, — с жаром ответила Робин. — Это даст мне повод избавиться от родителей, сказав им, что я возвращаюсь на работу. Еще немного, и я сойду с ума. Что ты собираешься делать сегодня?

— Вечером слежу за Фрэнками, — сказал Страйк. — У них все готово для того, чтобы приступить к активным действиям, но они до сих пор, черт возьми, этого не сделали. Жаль, что они не торопятся.

— Ты хочешь, чтобы они попытались похитить Ташу Майо?

— Честно говоря, да. Тогда мы сможем арестовать этих ублюдков. Я говорил тебе, что одного из них обвиняли в преследовании, а другого — за эксгибиционизм? И что они используют не ту фамилию, что у них была раньше? Хорошее напоминание всем нам о том, что чудаки не обязательно безобидны.

— Я постоянно думала об этом с тех пор, как сбежала с фермы Чапмена, — сказала Робин. — Думаю о том, как церковь стала такой большой и как им все это время сходило с рук. Люди просто позволили им продолжать в том же духе… «немного странные, но безобидные»…

— Если бы ты познакомилась с моей матерью, — заметила Страйк, который сейчас ждал сигнала светофора, чтобы перейти Черинг-Кросс-роуд, — ты бы увидела самый идеальный пример такого мышления, с которым я когда-либо сталкивался. У нее был пунктик испытывать симпатию ко всем странным людям. На самом деле, чем страннее, тем лучше, вот так у меня и появился сводный брат Штырь. Кстати, о нем. Он позвонил мне вчера вечером, чтобы сказать, что Джордан Рини пришел в себя, но они держат его под наблюдением как самоубийцу.

— Ты хочешь с ним еще раз поговорить?

— Не думаю, что в этом есть какой-то смысл. Я думаю, он будет и дальше молчать, даже если приятели Штыря снова выбьют из него все дерьмо. Он очень напуган.

— Испугался Утонувшего пророка? — спросила Робин, которой Страйк рассказал историю своей встречи с Рини на обратном пути в Лондон из «Фелбриг-Лодж».

— Когда Рини был на ферме, Утонувшего пророка не было, Дайю была жива большую часть его пребывания там. Нет, чем больше я думаю об этом, тем больше мне кажется, что Рини пугает повторный арест на выходе.

— В смысле?..

— Что он сделал что-то такое, за что его могут арестовать, как только он выйдет из тюрьмы, и это его беспокоит.

— Но он не может иметь никакого отношения к утоплению Дайю. Ты сказал мне, что он проспал.

— Я знаю, но он мог совершить сколько угодно сомнительных поступков, которые не имели никакого отношения к Дайю. Возможно, он беспокоится, что с ним покончат из-за того, что было запечатлено на тех полароидных снимках.

— Ты думаешь, он был одним из тех, кто на снимках?

— Не знаю. Он мог бы быть тем парнем с татуировкой в виде черепа. Теперь у него на предплечье дьявол, который, возможно, скрывает старую отметину. Человек с тату в виде черепа трахал юношу, у которого, как мы знаем, был низкий IQ и, возможно, повреждение головного мозга, так что Рини, похоже, боится, что его посадят за изнасилование.

— О боже, — тихо сказала Робин, — это ужасно, все это.

— Конечно, если это был он, Рини мог бы заявить в суде, что его заставили это сделать, — сказал Страйк. — Если у Церкви действительно есть оружие, кто-то мог направить его на тех подростков в масках свиней и заставить их сделать это. Однако я могу понять, почему Рини не хотел, чтобы этот эпизод получил огласку. Насильники и педофилы находятся в самом низу пищевой цепочки, даже среди закоренелых преступников. В любом случае, — Страйк немного запоздало вспомнил, что он должен был не поощрять свою партнершу сосредотачиваться на насилии и разврате, а побуждать ее думать о более приятных вещах, — иди, съешь пирожное и посмотри фильм со своей мамой или сделай еще что-нибудь в этом роде. Это должно порадовать ее.

— Она, наверное, спрятала мой ноутбук, пока я с тобой разговаривала. Я дам тебе знать, если полиция свяжется со мной по поводу Джейкоба.

— Хорошо, — сказал Страйк, — но тем временем…

— Пончики и ромкомы, — вздохнула Робин. — Будет сделано.

92

«Ножки ложа» уже разрушены. Разрушение достигает перекладин, каркаса самого ложа. Дальше наступает момент кризиса.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Поднимаясь на лифте в свою квартиру, Робин чувствовала облегчение от того, что вернется к расследованию в понедельник. В гостиной она тихо прикрыла свой ноутбук, намереваясь возобновить работу, как только ее родители в тот вечер благополучно устроятся на диване-кровати, а затем приняла от матери чашку свежезаваренного чая и шоколадный эклер.

— Чего он хотел? — спросила Линда, садясь на диван.

— Сказать мне, чтобы я успокоилась и съела пирожное, так что вот это его непременно обрадует, — добавила она, указывая на эклер.

— Когда возвращается Райан?

— В следующее воскресенье, если только он не вылетит раньше, — ответила Робин.

— Нам нравится Райан, — заметила Линда.

— Я рада, — ответила Робин, делая вид, что не услышала невысказанного: а Страйк – нет.

— Он постоянно держал нас в курсе, — добавила Линда, снова с молчаливым дополнением: в отличие от Страйка. — Как ты думаешь, как он относится к детям?

«Ох, ради бога».

— Без понятия, — солгала Робин. На самом деле Райан совершенно ясно дал понять, что хочет детей.

— Он всегда спрашивает об Аннабель, — тепло произнесла Линда, имея в виду племянницу Робин. — Вообще-то у нас есть новости. Дженни снова беременна.

— Это чудесно! — обрадовалась Робин, которой нравилась ее невестка, но она задалась вопросом, почему ей рассказали об этом только сейчас.

— И, — Линда глубоко вздохнула. — Подруга Мартина тоже беременна.

— Я даже не знала, что у него есть девушка, — удивилась Робин. Ее младший брат Мартин был единственным, кто все еще жил с родителями и не имел постоянной работы.

— Они вместе всего три месяца, — сказала Линда.

— Какая она?

Линда и Майкл переглянулись.

— Что ж, — и в этих словах Линды прозвучало явное неодобрение.

— Она любит выпить, — добавил Майкл.

— Ее зовут Кармен, — рассказала Линда.

— Мартин доволен?

— На самом деле мы не знаем, — сказала Линда.

— Может быть, это поможет ему остепениться, — заметила Робин, которая и сама не очень верила в свои слова, но считала, что лучше сохранять оптимизм перед родителями.

— Я сказал то же самое, — ответил Майкл. — Он упоминал о получении прав на грузовой транспорт. Знаешь, водить грузовики на дальние расстояния.

— Ну, ему всегда нравилось водить машину, — поддержала Робин, предпочитая не упоминать о многочисленных оплошностях, которые Мартин совершал под градусом хвастовства ради.

— Как и тебе, — отметил ее отец, — с такой высокой водительской квалификацией.

Робин прошла углубленные курсы вождения через несколько месяцев после изнасилования, положившего конец ее обучению в университете, и владение транспортным средством вернуло ей чувство безопасности и контроля. Почувствовав облегчение, когда ей предложили сменить тему для разговора и не говорить о детях и карьере, Робин начала обсуждать старый «лендровер» и его шансы пройти следующий технический осмотр.

День прошел относительно мирно, потому что Робин нашла по телевизору документальный фильм, который, к счастью, заинтересовал обоих ее родителей. Она очень хотела вернуться к своему ноутбуку, но боялась нарушить шаткое спокойствие, поэтому Робин бездумно наблюдала за происходящим на экране, пока с наступлением вечера не предложила на ужин еду навынос, которую заказала на «Деливеро».

Едва доставили пиццу, как прозвучал звонок домофона.

— Робин Эллакотт? — раздался грубый мужской голос, когда Робин нажала кнопку «Ответить».

— Да.

— Это инспектор Блэр Хардинг. Можем ли мы войти?

— О да, конечно, — ответила Робин, нажимая кнопку, позволяющую им пройти через входную дверь внизу.

— Чего от тебя хочет полиция? — спросила Линда с встревоженным видом.

— Все в порядке, — успокаивающе пояснила Робин. — Я ждала этого, я дала показания о том, чему стала свидетелем на ферме Чапмена.

— Какие показания?

— Мама, все в порядке, — успокоила Робин, — это связано с тем, что кое-кто не получил должной медицинской помощи. В полиции сказали, что свяжутся со мной.

Не желая пускаться в дальнейшие объяснения, Робин вышла на лестничную площадку, чтобы дождаться полиции, размышляя о том, насколько странной она может показаться полицейским, если она спросит о Джейкобе, когда спустится вниз, к их машине.

Через несколько минут двери лифта открылись, и в них появились белый мужчина-полицейский и невысокая женщина-полицейский азиатской внешности, с черными, собранными в пучок волосами. Вид у обоих был серьезный, и Робин вдруг почувствовала тревогу: неужели Джейкоб мертв?

— Здравствуйте, — поприветствовала она с опаской.

— Робин Эллакотт?

— Да, вы пришли из-за Джейкоба?

— Верно, — сказала женщина-полицейский, взглянув на открытую дверь квартиры Робин. — Вы здесь живете?

— Да, — Робин сбивала с толку строгость офицеров.

— Мы можем войти? — спросила женщина-офицер.

— Да, конечно, — ответила Робин.

Линда и Майкл, оба поднявшиеся с дивана, выглядели обеспокоенными, увидев, как двое офицеров вошли в квартиру вслед за их дочерью.

— Это мои родители, — представила Робин.

— Здравствуйте, — сказал мужчина-офицер. — Я инспектор Хардинг, а это инспектор Хан.

— Здравствуйте, — неуверенно отозвалась Линда.

— Вы, очевидно, знаете, о чем идет речь, — Хан обратилась к Робин.

— Да. Джейкоб. Что случилось?

— Мы здесь, чтобы пригласить вас в участок, мисс Эллакотт, — сказал инспектор Хардинг.

Робин, у которой по непонятной причине внутри все то опускалось, то поднималось, спросила:

— Может быть, вы просто расскажете мне, что происходит?

— Мы приглашаем вас на опрос с предупреждением, — сказала инспектор Хан.

— Я не понимаю, — пробормотала Робин. — Вы хотите сказать, что я арестована?

— Нет, — ответила инспектор Хардинг. — Это будет добровольная дача показаний.

— О чем? — спросила Линда, прежде чем Робин успела вымолвить хоть слово.

— Мы получили заявление о жестоком обращение с детьми, — объяснил инспектор Хардинг.

— Обвиняющее... меня? — уточнила Робин.

— Именно так, — сказал инспектор Хардинг.

— Что? — взорвалась Линда.

— Это будет добровольная дача показаний, — повторил инспектор Хардинг.

Робин смутно осознавала, что Линда что-то говорит, но не могла понять, что именно.

— Хорошо, — спокойно произнесла Робин. — Я возьму свой пиджак.

Однако первым делом она подошла к столу, взяла ручку и нацарапала номер телефона Страйка — единственный, который знала наизусть, кроме своего собственного.

— Позвони Страйку, — сказала она отцу и вложила номер ему в руки.

— Куда вы ее везете? — спросила Линда у офицеров. — Мы хотим приехать!

Инспектор Хан сказала название полицейского участка.

— Мы найдем его, Линда, — сказал Майкл, потому что всем было ясно, что Линда намерена либо силой протиснуться в полицейскую машину, либо ехать за ней по пятам.

— Все будет хорошо, — успокоила родителей Робин, надевая пиджак. Я все улажу. Позвони Страйку, — твердо добавила она отцу, после чего взяла ключи и вышла вслед за полицейскими из квартиры.

93

Оно лишь почва, на которой начинают снова действовать силы развития, идущие из глубины вовне.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

В тот самый момент, когда Робин садилась в полицейскую машину на Блэкхорс-роуд, Страйк сидел в своем «БМВ» в Бекслихите и наблюдал, как братья Фрэнки забираются в свой старый фургон, припаркованный неподалеку от их многоквартирного дома. Пропустив фургон, Страйк отправился следом, а затем позвонил Мидж.

— Привет.

— Где Майо?

— Со мной. Ну, не со мной — я жду, когда она выйдет из спортзала.

— Я же просил ее изменить свой чертов распорядок дня.

— Это единственный вечер, когда у нее выходной в театре, и в спортзале в это время меньше народу...

— Я думаю, что сегодня все случится. Они только что сели в фургон вроде как с балаклавами в руках.

— Вот черт, — выругалась Мидж.

— Слушай, если Майо согласна — и только если она согласна — я предлагаю вести себя как обычно. Пусть это произойдет. Я сниму Барклая со слежки за Любовничком, чтобы убедиться, что у нас достаточно людей, и мы поймаем этих ублюдков при попытке это сделать.

— Она не будет против, — в голосе Мидж зазвучало волнение. — Она хочет, чтобы все это скорее закончилось.

— Хорошо. Держи меня в курсе вашего местонахождения. Я следую за ними и дам вам знать, если что-то изменится. Сейчас позвоню Барклаю.

Страйк повесил трубку, но прежде чем успел набрать Барклая, ему позвонил неизвестный номер. Страйк отклонил звонок и нажал на номер Барклая.

— Где ты?

— Возле дома Миссис Богачки. Она вела себя очень игриво с Любовничком, гуляя по улице.

— Ну, ты мне нужен в Ноттинг-Хилле, срочно. Похоже, Фрэнки планируют сделать решающий шаг. Балаклавы, оба в фургоне...

— Отлично, я бы кому-нибудь врезал. Теща приехала погостить. Увидимся там.

Не успел Барклай завершить разговор, как телефон Страйка зазвонил снова. Он ткнул пальцем в экран, не сводя глаз с фургона, который автомобиль «Пежо 108» теперь отделял от его «БМВ».

— Кто это тут у нас взбесил ВГЦ? — спросил веселый голос.

— Кто это?

— Фергус Робертсон.

— А, — ответил Страйк, не ожидавший услышать журналиста, — ты. С чего такой вопрос?

— Потому что страница в Википедии о тебе только что стала в три раза длиннее, — по голосу журналиста чувствовалось, что он выпил пару рюмок. — Узнаю фирменный стиль. Избиение подружек, секс с клиентками, проблемы с алкоголем, проблемы с папочкой — что у тебя на них есть?

— Для тебя пока ничего, — ответил Страйк, — но это не означает, что в конечном счете я ничего не раздобуду.

Кто бы из братьев Фрэнков ни был за рулем, он либо понял, что за ним следят, либо был неумелым водителем: он только что поздно включил поворотник, и водитель «Пежо» несколько раз погудел ему клаксоном. Время подумать о новости Робертсона, хотя и весьма неприятной для Страйка, будет позже.

— Просто решил дать тебе знать, — продолжил журналист. — Мы же договорились, верно? Я получаю материал, если...

— Да, хорошо, — ответил Страйк. — Мне пора.

Он завершил разговор.

Фрэнки определенно направлялись в Ноттинг-Хилл, подумал Страйк, въезжая в туннель Блэкуолл. Снова позвонил тот же неизвестный номер, что и раньше. Он проигнорировал вызов, поскольку Фрэнки прибавили скорость — то ли потому, что опасались упустить Ташу на пути из спортзала, то ли поняли, что он их преследует, и Страйк забеспокоился.

Телефон снова зазвонил: Пруденс, его сестра.

— Черт подери, — зарычал Страйк на трубку, — я занят.

Он отправил звонок на автоответчик, но Пруденс перезвонила. Страйк снова проигнорировал звонок, хотя и испытывал смутное беспокойство: Пруденс никогда раньше так не делала. Когда она перезвонила в третий раз, Страйк взял трубку.

— У меня тут кое-какие дела, — сказал он ей. — Могу я перезвонить тебе чуть позже?

— Разговор будет короткий, — заявила Пруденс. К удивлению Страйка, в ее голосе слышалась злость.

— Хорошо, в чем дело?

— Я очень четко попросила тебя держаться подальше от моего клиента, который был в ВГЦ!

— О чем ты? Я к нему и близко не подходил.

— Да ну? — холодно ответила Пруденс. — Она только что сказала мне, что кто-то писал ей в Интернете, пытаясь выпытать информацию. Она в полном смятении. Кто бы это ни был, он угрожал ей именем женщины, которую она знала в церкви.

— Я не знаю, кто твоя клиентка, — Страйк не сводил глаз с фургона впереди него, — и я никому не угрожал в Интернете.

— Кто еще мог выследить ее и сказать, что ему известно, что она знает ту женщину? Корм? — добавила она, когда не получила незамедлительного ответа.

— Если, — сказал Страйк, который только что в уме сделал несколько быстрых выводов, — у нее была страница на Пинтересте...

— Так это был ты?

— Я понятия не имел, что она твой клиент, — ответил Страйк, раздражаясь. Неизвестный номер, который ему названивал, снова пытался прорваться. — Я увидел ее рисунки и оставил пару комментариев, вот и все. Я понятия не имел, кто стоит за этими... Мне пора, — сказал он, сбросив вызов, когда Фрэнки проскочили на красный свет, оставив Страйка за «хендаем» с большой вмятиной на багажнике.

— ТВОЮ МАТЬ, — прорычал Страйк, бессильно глядя, как Фрэнки скрываются из виду.

Неизвестный номер позвонил снова.

— Да отвали уже, — произнес Страйк, отклоняя вызов и набирая вместо этого номер Мидж, которая сразу взяла трубку. — Где вы?

— Таша принимает душ.

— Ладно, скажи, чтобы не выходила из спортзала до тех пор, пока я не сообщу. Барклай уже едет, но эти ублюдки только что проехали на красный свет, и я их потерял. Они могли понять, что я слежу за ними. Оставайтесь на своих местах, пока я не подам знак.

«Хендай» уехал, а Страйк, который теперь сам выбирал маршрут до Ноттинг-Хилла, позвонил Барклаю.

— Я почти на месте, — ответил шотландец.

— А я нет, потерял этих ублюдков. Они могли меня засечь.

— Уверен? Они чертовски тупые.

— Даже дебилы иногда все правильно понимают.

— Думаешь, они все отменят?

— Возможно, но мы должны исходить из того, что это все же произойдет. Мидж и Майо ждут в спортзале, пока я не скажу им выйти. Позвони мне, если заметишь фургон.

К счастью, неизвестный номер, который настойчиво донимал Страйка, похоже, сдался. Он ехал в направлении Ноттинг-Хилла так быстро, как только мог, чтобы не нарваться на штраф за превышение скорости, пытаясь угадать, где Фрэнки могут попытаться схватить Ташу Майо. Уже стремительно темнело. Он был в десяти минутах езды от ее дома, когда позвонил Барклай.

— Они здесь, — сообщил он. — Припарковались в тупике в двух кварталах от спортзала. Надели свои долбаные балаклавы.

— А ты где?

— На противоположной стороне улице, в пятидесяти метрах.

— Хорошо, я позвоню Мидж и перезвоню тебе.

— Ну что? — Мидж ответила сразу после первого гудка.

— Они припарковались в двух кварталах от спортзала, в том тупике слева, по дороге к ее дому. Ты с Майо?

— Да, — ответила Мидж.

— Дай ей трубку.

Он слышал, как Мидж что-то сказала актрисе, а затем в трубке раздался нервный голос Таши:

— Алло?

— Ты понимаешь, что происходит?

— Да.

— Выбор за тобой. Я могу забрать тебя из зала и отвезти прямиком домой, но если мы так поступим, они попытаются это сделать в другой день, или...

— Я хочу, чтобы все это закончилось сегодня, — ответила Таша, но в ее голосе слышалось напряжение.

— Я клянусь, что тебе ничего не грозит. Они идиоты, и мы будем наготове.

— Что мне надо делать?

— Когда я дам знак, ты выйдешь из спортзала. Я хочу заснять, как они пытаются затащить тебя в свой фургон. Мы этого не допустим, но я не могу сказать, что для тебя это будет приятно, возможно, останется пара синяков.

— Я актриса, — произнесла Таша с дрожащим смешком. — Просто представлю, что кто-то скоро крикнет «снято».

— Это буду я, — сказал Страйк. — Хорошо, передай трубку обратно Мидж.

Когда Таша выполнила его просьбу, Страйк проинструктировал Мидж:

— Я хочу, чтобы сейчас ты вышла из спортзала одна, прошла прямо к тупику и заняла хорошую точку обзора за их фургоном, но так, чтобы они тебя не заметили. Оставайся там до тех пор, пока дело не запахнет жаренным. Я хочу записать все на телефон, на случай, если камеры видеонаблюдения не снимут.

— Барклай может это сделать, тогда я...

— Что я тебе только что сказал?

— Хорошо, — хмуро ответила Мидж и завершила разговор.

Страйк свернул на дорогу, ведущую к спортзалу Таши, припарковался и позвонил Барклаю.

— Иди так, чтобы ты двигался по направлению к Таше, когда они на нее нападут. Я буду позади нее. Дам тебе знать, когда она будет подходить.

— Хорошо, — ответил Барклай.

Страйк смотрел, как в сгущающейся темноте Мидж покидает спортзал. Смог разглядеть Барклая, который шел по другой стороне дороги. Он подождал, пока они оба скроются из виду, затем вышел из «БМВ» и позвонил Таше:

— Направляйся к двери, но не выходи, пока я тебе не скажу. Я буду у тебя за спиной, а Барклай впереди. Сделай вид, что набираешь сообщение. Мидж уже прячется за их фургоном. Они выбрали такое место, что не смогут увидеть, как мы приближаемся.

— Хорошо, — нервно согласилась Таша.

— Так, — сказал Страйк, находясь уже в пятнадцати метрах от входа в спортзал, — иди.

Таша вышла из зала с сумкой через плечо, склонив голову над телефоном. Страйк пошел следом, сохраняя небольшую дистанцию между собой и актрисой. Его мобильный снова зазвонил: он вытащил его, отклонил вызов и положил обратно в карман.

Таша приближалась к тупику. Когда она проходила под фонарем, Страйк услышал, как открываются двери фургона.

Навстречу им выбежали мужчины в балаклавах, у ближнего к ним — большой молоток, а руки в перчатках. Перейдя на бег, Страйк услышал возглас Барклая «Эй!» и крик Таши.

Услышав окрик Барклая, человек с молотком попятился — руки Страйка сомкнулись на плечах Таши — и, когда он толкнул ее в сторону, громоздкое оружие пронеслось менее чем в метре от нее. Страйк тоже успел увернуться, его левая рука уже сжалась в кулак и с такой силой ударила по челюсти в шерстяной балаклаве, что мгновенно оглушенная жертва взвизгнула тонким голосом, упала спиной на тротуар, раскинув руки, как Христос.

— Лежать, — прорычал Страйк, снова ударив своего противника, пытавшегося подняться на ноги. Другой мужчина обхватил Барклая вокруг пояса в бесплодной попытке уклониться от ударов шотландца, но на глазах у Страйка ноги Фрэнка Второго подкосились.

— Обыщи фургон, — крикнул Страйк Мидж, которая выскочила из своего укрытия, не выпуская из рук мобильный телефон и снимая происходящее на камеру, — посмотри, нет ли там наручников, — лежи смирно, мать твою, — добавил он, снова ударив первого брата по голове.

— ТЫ ТОЖЕ, — заорал Барклай, которого второй Фрэнк только что пытался ударить по яйцам и в ответ получил ботинком под ребра.

— Боже мой, — пробормотала Таша, поднимая молоток. Она перевела взгляд со стонущей жертвы Барклая, лежавшей в позе эмбриона, на неподвижную фигуру в ногах Страйка. — Он что, потерял сознание?

— Нет, — ответил Страйк, заметив, как мужчина в балаклаве слегка изменил свое положение. — Притворяется, тупой ублюдок. Это называется разумное применение силы, идиот, — добавил он, обращаясь к лежащему человеку, когда Мидж прибежала с несколькими черными пластиковыми наручниками.

— Может, и не придется вызывать полицию, — заметил Барклай, бросив взгляд через дорогу на собачника с кокер-спаниелем, который стоял неподвижно, застыв на месте.

— Тем лучше, — ответил Страйк, сжимая запястья сопротивляющегося Фрэнка, который уже перестал притворяться, что потерял сознание. Сняв балаклаву, Страйк увидел знакомый высокий лоб, прищур и редеющие волосы.

— Ну что, — сказал Страйк, — все пошло не так, как вы предполагали, да?

Неожиданно высоким голосом мужчина произнес:

— Мне нужен мой социальный работник! — что вызвало у Страйка взрыв хохота.

— Вот так, кретин, — Барклай успешно надел наручники на своего Фрэнка и снял с него балаклаву, в этот момент младший брат начал плакать:

— Я ничего не сделал. Я не понимаю.

— Пошел на хрен, — рявкнул Барклай и, посмотрев на Страйка, добавил, — быстро ты скачешь. Особенно для парня, у которого только одна нога.

— Спасибо, — ответил Страйк. — Давайте... — снова зазвонил его мобильный, — Да твою ж мать. Кто-то пытается... Что? — раздраженно ответил он на звонок с неизвестного номера.

Барклай, Мидж и Таша смотрели, как лицо Страйка побледнело.

— Где? — спросил он. — Хорошо... Выезжаю.

— Что случилось? — спросила Мидж, когда Страйк завершил разговор.

— Это был отец Робин. Ее забрали на допрос.

— Что?

— Вы сможете разобраться с этими двумя без меня, пока не приедет полиция?

— Да, конечно. У нас есть молоток, — ответила Мидж, выхватывая молоток из рук Таши.

— Верно замечено, — согласился Страйк. — Я сообщу вам, что происходит, как только узнаю.

Он повернулся и быстро, насколько позволяло его пульсирующее от боли правое колено, ушел.

94

Воссоединение может наступить и при пассивности одной из соединяющихся сторон. Она может быть лишь увлечена. Хулы не будет.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Страйку потребовался час, чтобы добраться до полицейского участка, в который отвезли Робин. Сбавив скорость в поисках места для парковки, он проехал мимо трех человек, которые, казалось, спорили около квадратного каменного здания. Как только он нашел место для парковки и направился к участку, он узнал в этой троице Робин и ее родителей.

— Страйк, — с облегчением произнесла Робин, когда заметила его.

— Добрый день, — Страйк протянул руку Майклу Эллакотту, высокому мужчине в очках в роговой оправе. — Извините, что не взял трубку раньше. У меня было дело, которое не бросишь на полпути.

— Что случилось? — спросила Робин.

— Фрэнки перешли к активным действиям. Что происходит?

— Мы собираемся отвезти Робин домой, — сказала Линда. — Ей так много пришлось испытать...

— Ради бога, мам, — Робин стряхнула руку Линды с своего плеча, — мне нужно рассказать Корморану, что произошло.

— Он может вернуться с нами в квартиру, — сказала Линда, как будто это была услуга, которой Страйк не заслуживал.

— Я знаю, что он может вернуться в мою квартиру, — ответила Робин, у которой отношения с матерью быстро подходили к критической точке, — но этого не произойдет. Мы с ним поедем в паб. Возьми мои ключи.

Она сунула их в руки отца.

— Вы можете взять такси, а Корморан подвезет меня до дома позже. Смотрите, вон уже подъехало такси.

Робин подняла руку, и черное такси замедлило ход.

— Я бы хотела... — начала Линда.

— Я собираюсь выпить с Кормораном. Я знаю, ты волнуешься, мама, но сейчас ты не можешь ничего сделать. Я должна со всем разобраться.

— Ты не можешь винить свою маму за то, что она беспокоится, — заметил Страйк, но, судя по каменному выражению лица Линды, эта попытка снискать ее расположение не увенчалась успехом. Как только ее родители наконец-то сели в такси, Робин подождала, пока машина отъедет, и с облегчением выдохнула:

— Охренеть можно.

— На самом деле...

— Мне правда нужно выпить.

— Там дальше по улице есть паб, я только что проехал мимо него, — сказал Страйк.

— Ты хромаешь? — спросила Робин, когда они тронулись в путь.

— Все в порядке, я немного подвернул колено, когда ударил Фрэнка Первого.

— О боже, как?..

— Все хорошо, полиция к этому времени уже должно быть схватила их, Майо в безопасности — расскажи, что произошло в участке.

— Сначала мне нужно выпить, — сказала Робин.

В пабе было многолюдно, но через минуту после их появления освободился маленький угловой столик. Массивность Страйка, всегда полезная в таких ситуациях, гарантировала, что другие потенциальные желающие занять столик не смогут сделать это раньше Робин.

— Что ты будешь? — спросил он Робин, когда она опустилась на диван.

— Что-нибудь покрепче — и не мог бы ты взять мне чипсов? Я как раз собиралась поесть пиццу, когда приехала полиция. Я ничего не ела с полудня.

Страйк вернулся к столу пять минут спустя с неразбавленным двойным виски, полпинтой светлого пива для себя и шестью упаковками чипсов с солью и уксусом.

— Спасибо, — горячо поблагодарила Робин, потянувшись за своим бокалом.

— Ладно, расскажи мне, что случилось, — Страйк опустился на неудобный табурет, но Робин так быстро опрокинула в себя половину неразбавленного виски, что немного попало ей в трахею, и ей пришлось с минуту кашлять, прежде чем она снова смогла заговорить.

— Прости, — выдохнула она, ее глаза наполнились слезами. — Ну, полиция Норфолка побывала на ферме. Джонатан и Мазу были совершенно сбиты с толку тем, почему полиция захотела обыскать верхний этаж фермерского дома, но отвели их туда…

— И никакого Джейкоба там не было, — догадался Страйк.

— Верно. В дальней комнате не было ничего, кроме нескольких старых чемоданов. Они обыскали весь верхний этаж, но его там не было, и когда полиция спросила, где Джейкоб, Джонатан сказал: «О, вам нужен Джейкоб», и отвел их к нему... только это был не Джейкоб.

— Они показали им другого ребенка?

— Точно. Они обратились к Джейкобу, и тот рассказал, что неприятная леди по имени Робин...

— Он назвал твое настоящее имя?

— Да, — безнадежно сказала Робин. — Вивьен, должно быть, проболталась. Однажды я случайно откликнулась на «Робин» — я сказала, что это прозвище, и я уверена, что в тот момент она мне поверила, но потом... В любом случае, псевдо-Джейкоб сказал полиции, что я отвела его в ванную и... и сделала с ним кое-какие вещи.

— Какие вещи?

— Попросила его спустить штаны и показать мне свой член. Утверждает, что, когда он отказался, я ударила его по голове.

— Черт, — пробормотал Страйк.

— Это еще не все. У них есть два взрослых свидетеля, которые утверждают, что я была груба с детьми на ферме и пыталась увести их куда-нибудь. Полиция не назвала их имен, но я сказала им, что если это были Тайо или Бекка, то у них были веские основания желать, чтобы мне предъявили обвинение в жестоком обращении с детьми. Я объяснила, что была там, чтобы разузнать о церкви изнутри. У меня было ощущение, что Хардинг — это тот самый мужчина — подумал, что я очень наглая или что-то в этом роде, раз пришла из нашего агентства.

— Возможно, так и есть, — сказал Страйк. — Паттерсон — старый приятель Карвера, как я узнал от Литтлджона. Полиция записывала этот разговор?

— Да.

— Чем все закончилось?

— Они сказали мне, что на данный момент у них больше нет вопросов, — ответила Робин. — Я думаю, женщина-офицер поверила мне, но я не уверена насчет Хардинга. Он продолжал возвращаться к одному и тому же вопросу, пытаясь заставить меня изменить мою историю, и в какой-то момент стал довольно настойчивым. Я спросила, собираются ли они вернуться на ферму и найти настоящего Джейкоба, но, очевидно, поскольку я теперь под подозрением, они не будут мне об этом сообщать. Что, черт возьми, Уэйсы сделали с этим мальчиком? Что, если?..

— Ты и так сделала для Джейкоба все, что могла, — заметил Страйк. — Если повезет, ты навела достаточно шороху в полиции, чтобы они провели еще один обыск. Ешь свои чипсы.

Робин вскрыла один из пакетов и сделала, как ей было сказано.

— Я уже догадывался, что церковь, должно быть, опознала нас, — сказал Страйк. — Мне только что позвонил Фергюс Робертсон. Очевидно, моя страница в Википедии была отредактирована кем-то из ВГЦ.

— О нет, — отозвалась Робин.

— Это было неизбежно. Кто-то нашел наш пластиковый камень, и Тайо хорошо разглядел меня у забора по периметру, прежде чем я ударил его. Теперь мы просто должны попытаться снизить ущерб.

— Ты читал что-нибудь о себе в Википедии?

— Пока нет, у меня не было времени, но Робертсон дал мне хорошее представление о том, что там понаписали. Возможно, мне понадобится официальное письмо, чтобы это опровергнуть. На самом деле, я даже знаю человека, к которому могу обратиться за советом.

— Кто это?

— Эндрю Хонболд. Он королевский адвокат. Любовник Бижу.

— Я думала, вы с Бижу вместе...?

— Господи, нет, она же чокнутая, — сказал Страйк, забыв, что притворялся, что все еще встречается с Бижу, когда они с Робин были в «Фелбриг-Лодж». — В данный момент Хонболд хорошо расположен ко мне, и поскольку диффамация — его специальность...

— Он хорошо к тебе расположен? — спросила Робин, совершенно сбитая с толку. — Даже несмотря на то, что?..

— Он думает, что мы с Бижу всего лишь пропустили пару стаканчиков, и она не собирается убеждать его в обратном, учитывая, что беременна от него.

— Ясно, — произнесла Робин, которой от такого потока информации совсем ничего ясно не стало.

— Мёрфи уже забронировал билет на более ранний рейс? — спросил Страйк, надеясь, что это не так.

— Нет, ему не удалось его раздобыть, — ответила Робин. — Значит, прилетит в воскресенье.

— И он не будет возражать, если ты отправишься в Торнбери в понедельник, не так ли?

— Нет, конечно, — сказала Робин, вскрывая вторую пачку чипсов. — Он сам вернется на работу в понедельник утром. Имей в виду, он может бросить меня, как только узнает, что мне предъявлены обвинения в жестоком обращении с детьми.

— Тебе не предъявят обвинения, — твердо произнес Страйк.

«Легко тебе говорить», — подумала Робин, все еще потрясенная последними событиями, но вслух она сказала:

— Ну, я надеюсь, что нет, потому что сегодня днем я узнала, что у меня скоро будут еще две племянницы или племянника. Я бы не хотела, чтобы мне запрещали с ними видеться...

95

Это задумка требует осторожности… мрачная природа настоящего предполагает, что она знает, как заставить замолчать тех, кто хотел бы поднять тревогу.

«И цзин, или Книга перемен»

К огромному облегчению Робин, ее родители уехали в Йоркшир в полдень в воскресенье. Это позволило ей, наконец, закончить отчет о ферме Чапмена, который она готовила для Страйка. В свою очередь, он прислал ей аналогичный документ, содержащий всю информацию, которую ему удалось выяснить за время ее отсутствия. Робин как раз читала этот документ, когда прямо из аэропорта к ней приехал Мёрфи.

Она забыла не только о том, как он хорош собой, но и о том, как он добр. Хотя Робин постаралась отодвинуть свои переживания на второй план, стараясь сделать встречу счастливой, вопросы Райана, заданные, к счастью, без обвинительного и возмущенного подтекста, свойственного ее матери, позволили ему получить гораздо больше информации, чем Линде, о пребывании на ферме Чапмена. Робин также рассказала Мёрфи о том, что произошло, когда ее допрашивали инспекторы Хан и Хардинг.

— Я выясню, в чем там дело, — сказал Мёрфи. — Не беспокойся об этом.

Слегка подвыпившая — после потери веса и долгого воздержания от алкоголя он действовал на нее гораздо сильнее — Робин вошла в спальню. Она купила презервативы перед приездом Райана, поскольку последние четыре месяца вынужденно не принимала противозачаточные таблетки. Секс, который на ферме Чапмена был практически постоянной опасностью, а не удовольствием, стал такой же желанной разрядкой, как и вино, и на время снял ее тревогу. Когда потом она лежала в объятиях Мёрфи, ее мозг слегка затуманился от алкоголя и усталости, которую она чувствовала с тех пор, как вернулась в Лондон. Мёрфи поднес свои губы к ее уху и прошептал:

— Я кое-что понял, пока тебя не было. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

Застигнутая врасплох, она произнесла эти слова автоматически, как делала сотни раз за годы, проведенные с Мэтью. Она говорила их даже тогда, когда уже не чувствовала любви, именно так ты и делаешь, когда на пальце обручальное кольцо, а ты пытаешься наладить брак, хотя его осколки разваливаются в руках, и ты не знаешь, как их собрать воедино. В ее затуманенном алкоголем мозгу зашевелилось беспокойство. Она только что солгала, или ей показалось?

Мёрфи еще крепче прижал ее к себе, бормоча ласковые слова, и Робин обняла его в ответ, отвечая взаимностью. Несмотря на то, что Робин была одурманена вином и усталостью, она не спала еще полчаса после того, как Мёрфи уснул. Любила ли она его? Сказала бы она это сама, без его признания? Она была искренне рада его видеть, у них был прекрасный секс, и она была безмерно благодарна ему за чуткость и такт в разговоре о ферме Чапмена, даже если она и опустила некоторые наихудшие подробности. Но было ли то, что она чувствовала, любовью? Возможно, да. Продолжая размышлять, она погрузилась во сны о ферме Чапмена и проснулась в пять утра, судорожно глотая воздух, думая, что снова заперта в ящике.

Мёрфи, не собиравшийся оставаться на ночь, поскольку на следующий день ему предстояло идти на работу, был вынужден покинуть квартиру в шесть утра, чтобы успеть вернуться домой и переодеться. Робин, которая договорилась заехать за Страйком на «лендровере» и вместе отправиться в долгую поездку до Торнбери, была поражена, что почувствовала облегчение от того, что не потребуется долго разговаривать со своим парнем.

Остановившись у станции «Уэмбли», где они со Страйком договорились встретиться в восемь, она увидела, что он уже на месте, курит вейп в ожидании.

— Доброе утро, — поприветствовал он, садясь в машину. — Как ты себя чувствуешь?

— Отлично, — ответила Робин.

Хотя она и выглядела несколько более отдохнувшей, чем неделю назад, но все еще была бледной и осунувшейся.

— Мёрфи долетел нормально?

— Ну, его самолет не разбился, если ты об этом, — ответила Робин, которой в данный момент совсем не хотелось говорить о Мёрфи.

Хотя Страйк и был удивлен столь язвительной реакцией, она, напротив, воодушевила его: возможно, взаимное влечение Робин и Мёрфи угасло за четыре месяца вынужденной разлуки? Желая подчеркнуть, что если Мёрфи, возможно, и не ценит ее, то уж он-то признает ее заслуги, он сказал:

— Я тут прочитал твой отчет. Ты просто молодец. Отлично сработано и по Фёрнсби, и Хаксли.

По результатам поискам в интернете, сделанных Робин в промежутке между отъездом родителей и прибытием Райана, она направила Страйку длинный список университетов, в которых работал Уолтер, имена его бывшей жены и двоих детей, а также названия двух его книг, которые больше не издавались.

Что касается Мэрион, то Робин выяснила, что та выросла в семье квакеров и принимала активное участие в жизни церкви, пока не оставила ее ради ВГЦ. Робин также узнала имена и адреса двух ее дочерей.

— Фёрнсби, кажется, не сидится на месте, — отметил Страйк.

— Да уж, — ответила Робин. — Преподаватели обычно так часто не переезжают, не так ли? Но даты начала и окончания работы в списке не указаны, поэтому трудно сказать, мог ли он провести какое-то время на ферме, уйдя с одной работы и еще не приступив к другой.

— А Мэрион бросила семейное похоронное бюро, — сказал Страйк.

— Ага, — ответила Робин. — Жаль ее немного. Она совершенно очарована Джонатаном Уэйсом, но большую часть времени проводит в прачечной и на кухне. Думаю, ее мечта — стать духовной женой, но сомневаюсь, что у нее есть на это хоть малейшие шансы. Тело там не главное, но, поверь, Уэйс не спит ни с одной женщиной своего возраста. Во всяком случае, не со вдовами гробовщиков — возможно, если подвернется еще один Золотой Пророк, он изменит своим принципам.

Страйк опустил окно, чтобы продолжить курить.

— Не знаю, видела ли ты, — сказал он, не желая поднимать тему, но чувствуя, что это необходимо, — но ВГЦ добавила больше информации на Википедию. У тебя теперь есть своя страница.

— Знаю, — ответила Робин. Она наткнулась на нее накануне днем. На странице утверждалось, что она готова лечь в постель с любым мужчиной, от которого хочет получить информацию, и что ее муж развелся с ней из-за ее многочисленных измен. Она не стала говорить Мёрфи о существовании этой страницы в Википедии. Может быть, это и было неразумно, но необоснованные обвинения все же заставили Робин почувствовать себя грязной.

— Но я уже занимаюсь этой проблемой, — известил Страйк. — Хонболд очень помог. Свел меня с адвокатом, который готовит несколько писем. Сегодня утром я проверил еще раз, и Википедия уже отметила обе страницы как недостоверные. Это хорошо, потому что ВГЦ продолжает добавлять новые подробности. Видела вчерашний пассаж о том, что мы сотрудничаем с мошенниками и обманщиками, которые хотят, чтобы им заплатили отступные?

— Нет, — ответила Робин. Это, очевидно, было добавлено после того, как к ней приехал Мёрфи.

— Там есть ссылки на несколько сайтов, где перечислены все подонки, которые помогают атаковать благородные благотворительные организации. В списке Кевин Пёрбрайт, семья Грейвс, Шейла Кеннетт и все трое детей Доэрти. Утверждается, что семья Грейвс пренебрегала Александром и плохо с ним обращалась, Шейла издевалась над своим мужем, а Доэрти — пьяницы и бездельники. Они также утверждают, что Кевин Пёрбрайт подвергал своих сестер сексуальному насилию.

— Зачем им нападать на Кевина теперь?

— Наверное, переживают, что мы разговаривали с ним перед смертью. Они не потрудились оклеветать Джордана Рини; полагаю, он и сам неплохо справился с этой задачей, и за Эбигейл Гловер они тоже не взялись. Предположительно, Уэйс не хотел бы привлекать внимание прессы к тому факту, что его собственная дочь сбежала из церкви в шестнадцать лет, но вероятность того, что пресса заинтересуется всеми этими бывшими членами церкви, только что стала намного выше, поэтому я решил позвонить им и предупредить.

— Как они это восприняли?

— Шейла была расстроена, а Нив, по-моему, теперь жалеет, что говорила с нами.

— О, нет, — грустно произнесла Робин.

— Она беспокоится о том, как это отразится на ее брате и сестре. Полковник Грейвс сказал мне, что хотел бы «вмазать по проклятой ВГЦ из обоих стволов», но я возразил ему, что ответные действия через прессу только привлекут больше внимания к этой чуши в сети, и что я занимаюсь этим, используя юридические способы. Он доволен тем, что мы собираемся побеседовать с Шерри, она же Кэрри. Но не знаю, как себя чувствует Эбигейл, потому что она не взяла трубку.

Зазвонил мобильный Страйка. Вытащив его из кармана, он увидел незнакомый номер:

— Алло?

— Это Николас Делоне, — представился холодный голос с акцентом представителя высшего класса.

— Привет, — ответил Страйк, переключаясь на громкую связь и произнося одними губами «зять Грейвса» для Робин. — Извините за шум, мы...

— Едете на разговор с Шерри Гиттинс, — закончил за него Делоне. — Да. Тесть сказал мне. Очевидно, вы не слышали ни слова из того, что говорила моя жена, когда вы к нам приезжали.

— Я внимательно слушал все, что сказала ваша жена.

— И все равно намерены устроить хаос?

— Нет, я намерен лишь делать свою работу.

— И плевать на последствия, не так ли?

— Поскольку я не могу предсказать последствия...

— Последствия, которые были вполне предсказуемы, уже по всему чертовому Интернету! Вы думаете, я хочу, чтобы мои дети видели, что пишут о семье их матери, об их семье?

— Ваши дети регулярно гуглят мое агентство или ВГЦ?

— Вы уже признали, что полностью по вашей вине пресса, вероятнее всего, будет вынюхивать...

— Это одна из возможностей, а не стопроцентная вероятность.

— Каждую секунду, пока эта чертова дискредитирующая нас брехня размещена в интернете, есть риск, что журналисты увидят ее!

— Мистер Делоне...

— Подполковник Делоне!

— Ах, мои извинения, подполковник, но ваши свекр и свекровь...

— Они, черт возьми, может, и согласились на все это, но мы с Филиппой — нет!

— Странно, что я вынужден говорить это человеку вашего звания, но вы, подполковник, фактически не участвуете в этой цепочке командования.

— Вовлечен я и моя семья, у меня есть право...

— Я отвечаю перед своим клиентом, и мой клиент хочет знать правду.

— Чью правду? Чью правду?

— А разве существует больше, чем одна? — спросил Страйк. — Пора обновить мою библиотеку философии.

— Ты — заносчивая обезьяна, — закричал Делоне и бросил трубку.

Ухмыляясь, Страйк вернул телефон в карман.

— Почему он назвал тебя обезьяной? — спросила Робин, смеясь.

— Сленговое название военной полиции, — ответил Страйк. — Все же получше, чем мы зовем моряков.

— И как вы их зовете?

— Мокрые пилотки, — ответил Страйк.

Он бросил взгляд на заднее сиденье и увидел пакет.

— Печенья нет, — предупредила Робин, — потому что ты сказал, что все еще на диете.

Страйк вздохнул, затаскивая пакет на переднее сиденье, чтобы достать термос с кофе.

— Неужели Делоне так зол только из-за своих детей? — спросила Робин.

— Без понятия. Может быть. Не понимаю, почему он и его жена просто не рассказали им о случившемся. Такая ложь всегда возвращается, чтобы укусить тебя за задницу.

Они ехали молча несколько минут, пока Робин не спросила:

— Ты уже говорил с Мидж о том, чтобы проникнуть под прикрытием в клинику Чжоу?

— Нет, — ответил Страйк, наливая себе кофе. — Я хотел обсудить это с тобой в свете истории с Википедией. Я думаю, мы должны исходить из того, что церковь попытается идентифицировать всех наших сотрудников, и ты заглядывала на сайт клиники Чжоу? Видела, сколько стоит даже трехдневное пребывание?

— Да, — сказала Робин.

— Ну, даже если они еще не выявили, что Мидж одна из нас, я не уверен, что она так уж хорошо впишется. Она не похожа на женщину, готовую тратить деньги на шарлатанские методы лечения.

— Какие именно методы лечения ты называешь шарлатанскими?

— Рэйки, — объяснил Страйк. — Знаешь, что это такое?

— Да, — Робин улыбнулась, потому что знала о неприязни своего партнера ко всему, что связано с мистикой. — Практик возлагает на тебя руки, чтобы исцелить твою энергию.

— Исцелить энергию, — с насмешкой повторил Страйк.

— Одна моя старая школьная подруга была как-то на сеансе. Она сказала, что чувствовала тепло по телу в тех участках, над которыми двигались руки, а после ощутила настоящее успокоение.

— Скажи ей, что если она скинет мне пятьсот фунтов, я налью ей бутылку горячей воды и плесну немного джина.

Робин рассмеялась.

— Скажи еще, что я не Воин-Носитель даров.

— Кто-кто?

— Так меня назвал Чжоу, — объяснила Робин. — Заполняешь анкету, и в соответствии с твоими ответами тебя относят к определенному типу. Категории соответствуют пророкам.

— Господи, — пробормотал Страйк. — Нет, нам нужен кто-то, кто выглядит соответствующе: дизайнерская одежда, финансовая состоятельность... Пруденс была бы идеальным вариантом, если подумать, но поскольку она сейчас в бешенстве от меня...

— Почему она в бешенстве? — обеспокоенно спросила Робин.

— Разве я не...? Черт, я забыл добавить Город мучений в отчет для тебя.

— Город чего?

— Город мучений. Это — был по крайней мере — анонимный аккаунт на Пинтересте. Я искал фотографии Утонувшего пророка и нашел целый склад рисунков в стиле хоррор, все на тему ВГЦ. Рисунок Дайю привлек мое внимание, потому что она была действительно похожа на себя. Я похвалил художника, он поблагодарил меня, потом я спросил: «Вам очень не нравится ВГЦ, не так ли?» или что-то в этом роде, и ответа не последовало.

— Но был еще один рисунок, который нарисовал Город мучений: женщина плавает на поверхности темного бассейна, а над ней парит Дайю. Женщина была светловолосой, в очках и очень похожа на старую фотографию Дейрдре Доэрти, которую мы получили от Нив. Не дождавшись ответа на свой вопрос о ВГЦ, несколько дней спустя я решил — ну его на фиг, и спросил художника, знал ли он когда-нибудь женщину по имени Дейрдре Доэрти, после чего аккаунт был удален. И вот в тот вечер, когда тебя вызвали на допрос, звонит мне Пруденс и обвиняет в том, что я выследил ее клиентку и угрожал ей.

К удивлению Страйка, Робин вообще ничего не сказала. Взглянув на нее, он подумал, что она побледнела.

— Ты в порядке?

— Какой формы был бассейн? — спросила Робин.

— Что?

— Бассейн на рисунке Города мучений. Какой формы?

— Эм... пятиугольник.

— Страйк, — сказала Робин, у которой звенело в ушах, — кажется, я знаю, что случилось с Дейрдре Доэрти.

— Не хочешь остановиться на обочине? — спросил Страйк, потому что Робин была бледная как полотно.

— Нет, хотя вообще-то, — выговорила Робин, чувствуя легкое головокружение, — да.

Робин включила поворотник и съехала на укрепленную обочину. Когда они остановились, она повернула к Страйку потрясенное лицо и сказала:

— Дейрдре погибла в храме во время Явления Утонувшего пророка. Бассейн в храме на ферме Чапмена пятигранный. У Дейрдре было слабое сердце. Наверное, они хотели наказать ее за то, что она написала в дневнике, как Уэйс ее изнасиловал, но все зашло слишком далеко. Она либо утонула, либо у нее случился сердечный приступ.

Страйк некоторое время сидел молча, обдумывая все варианты, но не мог найти изъянов в рассуждениях Робин.

— Черт…

У Робин голова шла кругом. Она точно знала, какими были последние минуты жизни Дейрдре Доэрти, ведь она пережила то же самое в том же бассейне. Перед Дейрдре тоже мелькали обрывки ее жизни — дети, бросивший ее муж, возможно, кадры давно ушедшего детства, — а потом вода вытеснила воздух из ее легких, и она глотнула смертельное количество и захлебнулась в темноте...

— Что? — оцепенело переспросила она, потому что Страйк что-то говорил, но она не слышала ни слова.

— Я говорю: значит, у нас есть свидетель того, что церковь совершила непредумышленное убийство, а возможно, и умышленное, и этот свидетель больше не на ферме?

— Да, — сказала Робин, — но мы не знаем, кто это, не так ли?

— Вот тут ты ошибаешься. Я точно знаю, кто это — ну, — поправил себя Страйк, — во всяком случае, я готов поставить на это косарь.

— Откуда ты знаешь?

— Догадался. Для начала, консультации Пруденс стоят недешево. Она очень известна в своей области, написала не одну успешную книгу. Ты сама видела дом, в котором они живут, — она принимает клиентов в комнате для консультаций напротив гостиной. Она соблюдает конфиденциальность и никогда не называет имен, но я прекрасно знаю, что в списке ее клиентов полно чокнутых знаменитостей и богатых людей, у которых случился срыв, так что, кем бы ни был Город мучений, у него или у его семьи должно быть достаточно денег. Кроме того, он, скорее всего, живет в Лондоне или где-то неподалеку. Пруденс проговорилась, что клиент — женщина, и мы знаем, что Город мучений находился на ферме Чапмена в то же время, что и Дейдра Доэрти.

— И...

— Это Флора Брюстер, наследница жилищного бизнеса. В переписи 2001 года она значилась проживающей на ферме Чапмена. Друг Флоры Генри сказал мне, что она пробыла в церкви пять лет, а Дейрдре исчезла в 2003 году.

— По словам Фергюса Робертсона, после попытки самоубийства семья его источника информации вывезла ее в Новую Зеландию, но Генри Уортингтон-Филдс утверждает, что Флора вернулась сюда, хотя ее психическое здоровье по-прежнему оставляет желать лучшего. Он умолял меня не приближаться к ней, но я знаю, где она живет, потому что навел о ней справки: на Строберри Хилл, в пяти минутах ходьбы от дома Пруденс и Деклана.

— О, — произнесла Робин. — Но мы не должны выходить с ней на связь, правда? Если она так нестабильна.

Страйк ничего не ответил.

— Страйк, мы не можем, — повторила Робин.

— Ты не хочешь справедливости для Дейрдре Доэрти?

— Конечно, хочу, но...

— Если бы Брюстер хотела сохранить то, чему она стала свидетелем, в тайне, зачем было рисовать все это и выкладывать в открытый доступ?

— Я не знаю, — рассеянно произнесла Робин. — Люди по-разному осмысляют произошедшее. Может быть, для нее это был способ выплеснуть все наружу.

— Лучше бы она выплеснула все долбанной полиции, а не рисовала картинки и не стонала Пруденс о том, какой несчастной она себя чувствует.

— Это несправедливо, — горячо возразила Робин. — Говорю как человек, который на себе испытал, что происходит на ферме Чапмена...

— Что-то не вижу, чтобы ты сидела спокойно на заднице и жалела себя, или решила, что будешь просто рисовать картинки всего, чему была свидетелем...

— Я пробыла там всего четыре месяца, а Флора — пять лет! Ты говорил мне, что она лесбиянка, а ее заставляли вступать в связи с мужчинами — это пять лет корректирующего изнасилования⁸⁶. Основываясь на том, что нам стало известно, у Флоры там могли родиться дети, которых она вынуждена была оставить, когда ее вышвырнули, понимаешь?

— Почему она не вернулась за ними?

— Если у нее был сильнейший нервный срыв, как описал тебе Генри, она могла верить, что они находятся в самом безопасном месте: там, где они растут под присмотром Утонувшего пророка! Все выходят оттуда перепрошитыми, даже те, кто на первый взгляд кажется нормальным. Как ты думаешь, вышла бы Нив замуж за человека, который годится ей в отцы, если бы ее семья не была разрушена церковью? Она выбрала безопасность и образ надежного отца!

— Но тебя вполне устраивает, что Нив никогда не узнает, что случилось с ее матерью?

— Конечно же, не устраивает, — сердито возразила Робин, — но я не хочу, чтобы это было на моей совести, если мы подтолкнем Флору Брюстер ко второй попытке самоубийства!

Теперь, сожалея о своем тоне, Страйк произнес:

— Слушай, я не хотел...

— Не говори, что ты не хотел меня расстроить, — проговорила Робин сквозь стиснутые зубы. — Мужчины всегда так говорят, когда — я зла, а не расстроена. Ты не понимаешь. Ты не знаешь, что там делают с людьми. А я знаю, и...

У Страйка снова зазвонил мобильный.

— Черт, — сказал он. — Эбигейл Гловер. Надо ответить.

Робин отвернулась, глядя на проезжающий мимо транспорт, и скрестив на груди руки. Страйк взял трубку и переключил на громкую связь, чтобы Робин могла слушать.

— Привет.

— Привет, — ответила Эбигейл. — Я получила твое сообщение, насчет прессы.

— Хорошо, — сказал Страйк. — Извини, что вынужден сообщить плохие новости, но, как я уже сказал, я не думаю, что есть какая-то немедленная...

— Я хочу спросить тебя кое о чем, — перебила его Эбигейл.

— Продолжай.

— Баз Саксон приходил к тебе?

— Да, — ответил Страйк, решив, что честность будет лучшей стратегией.

— Вот ублюдок!

— Он сам тебе рассказал или...?

— Долбанный Патрик сказал мне! Мой квартирант. С меня хватит. Я сказала Патрику, чтобы проваливал из моей квартиры. Для них это все игра, ублюдки, — добавила она, и Страйк услышал в ее голосе не только гнев, но и беспокойство. — Мне надоело быть для них гребаным реалити-шоу!

— Думаю, новый жилец — это правильное решение.

— Так что рассказал тебе Баз? Что я трахаю все, что движется, кроме него, так?

— Он определенно показался мне человеком, затаившим обиду, — поделился Страйк. — Но раз уж ты позвонила, я подумал, не могла бы ты ответить еще на пару вопросов?

— Я не...

Ее голос на мгновение заглушил шум двух автопоездов, с ревом пронесшихся мимо остановившегося на обочине «лендровера».

— Извини, — Страйк повысил голос. — Я на трассе A40 и почти ничего не услышал.

— Я сказала, — крикнула она, — не верь ничему, что этот ублюдок говорит обо мне, кроме того, что я ему угрожала. Я и правда ему угрожала. Выпила пару рюмок, а он набросился на меня и на Дэррила, парня из моего спортзала, и я вышла из себя.

— Что вполне понятно, — ответил Страйк, — но когда ты сказала Саксону, что в церкви есть оружие, ты хотела напугать его, или это правда?

— Хотела напугать, — сказала Эбигейл. После некоторого колебания она добавила, — но я могла — они могли быть не настоящими. Не знаю. Не могу поклясться под присягой, что видела именно это.

— Так ты действительно видела пистолет или пистолеты?

— Да. По крайней мере это так выглядело.

Робин повернула голову и посмотрела на телефон в руке Страйка.

— Где находились эти пистолеты? — спросил Страйк.

— У Мазу. Однажды я зашла к ней в кабинет, чтобы рассказать о чем-то, и увидела, что сейф открыт, а она быстро захлопнула дверцу. Это было похоже на два пистолета. Она странно относится к ферме Чапмена, я рассказывала. Это ее личное королевство. Она часто вспоминала то время, когда на ферму нагрянула полиция, когда там были Краузеры. Когда я увидела эти пистолеты, я подумала, что больше ее не поймают, но не знаю, может, они и не настоящие, я их видела всего секунду.

— Я понимаю, — сказал Страйк. — Я также хотел спросить еще кое-что...

— Баз рассказал тебе о моих кошмарах? — спросила Эбигейл бесцветным тоном.

Страйк колебался.

— Да, но я хотел спросить не об этом, и позволю себе подчеркнуть, что для меня, тот факт, что ты и твоя подруга пытались предотвратить порку, говорит гораздо больше...

— Не надо, — сказала Эбигейл. — Не пытайся, мать твою, казаться — эти ублюдки. Мне даже не позволено скрытно видеть свои кошмары.

— Я понимаю...

— Ой, да отвали, — заявила Эбигейл — Просто отвали. Ничего ты не понимаешь. Ты ничего не знаешь.

Страйк был уверен, что она плачет. Из-за приглушенных звуков, доносящихся из трубки, и упрекающего взгляда его напарницы с сиденья рядом с ним, он не был чересчур доволен собой.

— Извини, — произнес он, не очень понимая, за что извиняется. Разве что за то, что впустил Барри Саксона в свой кабинет. — Я не собирался упоминать об этом. Хотел спросить о сестре Алекса Грейвса, Филиппе.

— Что с ней? — спросила Эбигейл, охрипшим голосом.

— При встрече ты сказала, что твой отец веревки из нее вил.

— Так и было, — ответила Эбигейл.

— Значит она бывала на ферме, не так ли?

— Приезжала к своему брату, да, — сказала Эбигейл, явно стараясь говорить естественно. — Что ты делаешь на A40?

— Еду в Торнбери.

— Никогда о таком не слышала. Ладно, хорошо — тебе, пожалуй, пора.

И прежде чем Страйк успел сказать что-то еще, она завершила разговор.

Страйк оглянулся на Робин.

— Что думаешь?

— Думаю, она права, — ответила Робин. — Нам пора.

Она завела двигатель и, дождавшись интервала между автомобилями, выехала на дорогу.

Они ехали минут пять, не разговаривая друг с другом. Пытаясь разрядить атмосферу, Страйк наконец сказал:

— Я не собирался говорить о ее кошмарах. Мне неловко за это.

— И где же твоя деликатность, когда речь идет о Флоре Брюстер? — холодно спросила Робин.

— Ладно, — произнес Страйк, теперь уже уязвленный, — я и близко не подойду к этой чертовой Брюстер, но поскольку именно ты в полной мере испытала все ужасы фермы...

— Я никогда не называла это «ужасами», я не говорю, что я пережила военные преступления или что-то в этом роде...

— Да ради всего святого, я не говорю, что ты преувеличиваешь, насколько все было плохо. Я лишь хотел сказать, что если есть свидетель того, что они реально кого-то убили, мне кажется...

— Дело в том, — сердито бросила Робин, — что Эбигейл Гловер больше твой тип, чем Флора Брюстер, поэтому ты чувствуешь себя виноватым, что заставил ее выдавить слезу, тогда как...

— Что это значит, «больше мой тип…»?

— Сделала себя сама, пошла на службу в пожарную часть, делает вид, что ничего не произошло...

— Если тебе от этого станет легче, то у нее проблемы с алкоголем, граничащие с зависимостью, и она кажется безрассудно распутной.

— Конечно, мне от этого не легче, — яростно ответила Робин, — но ты крайне недоброжелательно относишься к богатым людям! Ты осуждаешь Флору, потому что она может позволить себе консультации Пруденс и «сидит на заднице», в то время как...

— Нет, дело в том, что Брюстер рисует вместо того, чтобы...

— Что, если она была настолько психически больна, что не знала, что реально, а что нет? Ты же не надавил на Эбигейл по поводу того, как выглядели эти предполагаемые пушки, верно?

— Она же, черт возьми, не рисует их и не выкладывает в сеть с логотипами ВГЦ! Заметь, Брюстер не столь больна, чтобы залечь на дно, как только я упомянул о Дейрдре Доэрти, подумав: «Черт, это привлекло немного больше внимания, чем я рассчитывала!»

Робин ничего не ответила на это, лишь уставилась на дорогу перед собой.

Напряженная атмосфера в машине сохранялась на протяжении всей поездки по автостраде, каждый из партнеров был поглощен своими неприятными мыслями. Страйку пришлось столкнуться с неприятным опытом разоблачения собственных предрассудков. Что бы ни утверждала Робин, у него действительно сложилось нелестное представление о девушке, нарисовавшей труп Дейрдре Доэрти, и, если быть абсолютно честным (чего он не собирался произносить вслух), он причислил ее к женщинам, наслаждающимся сеансами рэйки в роскошной клинике доктора Чжоу. Не говоря уже о детях его отца, живущих за счет семейного богатства, защищенных своими трастовыми фондами от суровых реалий жизни вынужденных работать людей, и в случае необходимости имеющих под рукой дорогих специалистов и частных врачей. Несомненно, этой девушке, Брюстер, пришлось несладко, у нее были годы, чтобы осмыслить увиденное на ферме Чапмена, нежась под солнцем Новой Зеландии, и вместо того, чтобы добиваться справедливости для утонувшей женщины и успокоения для ее оставшихся сиротами детей, она сидела в своей уютной квартире на Строберри-Хилл и предавалась живописи.

Внутренние размышления Робин были тревожными в другом смысле. Несмотря на то, что она подписывалась под каждым словом, сказанным ею в адрес своего партнера, ей было неприятно осознавать (не то чтобы она хотела в этом признаться), что подсознательно она хотела вызвать ссору. Какая-то часть ее души стремилась нарушить то удовольствие и легкость, которые она испытывала, оказавшись снова в «лендровере» со Страйком, ведь она только что сказала Мёрфи, что любит его, и не должна была испытывать беспричинное удовольствие от перспективы провести несколько часов в дороге с кем-то другим. Она также не должна была думать о человеке, которого якобы любила, с чувством вины и дискомфорта...

Молчание в машине длилось целых полчаса, пока Робин, втайне негодуя, что именно ей приходится ломать лед, и устыдившись собственных скрытых мотивов, заставивших ее вспылить, не сказала:

— Слушай, прости, что нагрубила. Я просто... Наверное, я больше на стороне Флоры, чем ты, потому что...

— Я понимаю, — Страйк почувствовал облегчение от того, что она заговорила. — Я не имею в виду... Я знаю, что не был в Домике для уединения.

— Нет, не могу представить, чтобы Тайо захотел вступить с тобой в духовную связь, — ответила Робин, но мысленный образ Тайо, пытающегося повести значительно более крупного Страйка к одному из деревянных домиков, заставил ее рассмеяться.

— Обижаешь, — сказал Страйк, снова потянувшись за кофе. — Между нами могло возникнуть нечто прекрасное, если бы я не разбил ему голову кусачками.

96

Это скорее система запретов и наказаний. Сила учителя, достигшего гармонии между знанием и новым актом познания.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

— Черт, — выругался Страйк.

Через пару часов после спора Робин со Страйком прибыли на Оуклиз-роуд, Торнбери, и обнаружили, что дом Кэрри Кёртис Вудс пуст. Скромный, но ухоженный двухквартирный дом был отделен неогороженной лужайкой от других похожих на него зданий-близнецов, различить которые можно лишь по входным дверям.

— И машины нет на месте, — отметил Страйк, глядя на пустую подъездную дорожку. — Но они определенно вернулись из отпуска, я проверил ее страницу в Фейсбуке, прежде чем выехать сегодня утром. Она документирует практически каждое передвижение семьи.

— Может быть, она пошла за продуктами, если они только что вернулись из-за границы?

— Может быть, — сказал Страйк, — но я думаю, если мы будем торчать здесь слишком долго, это вызовет подозрения. Слишком открытое пространство. В таком месте, как это, особо не разгуляешься.

Куда бы он ни посмотрел, везде были окна, а ровные лужайки перед домами не давали и намека на укрытие. Древний «лендровер» тоже сильно выделялся среди остальных семейных автомобилей.

— Что ты скажешь, если мы сходим перекусить и вернемся примерно через час?

Они вернулись к машине и снова тронулись в путь.

Городок был небольшим, и они добрались до Хай-стрит за считанные минуты. Здесь было меньше единообразия, магазины и пабы были разных размеров, некоторые из них выкрашены в пастельные тона или имели старомодные навесы. Робин наконец припарковалась возле паба «Мальтхаус». Интерьер оказался просторным, современным, с белыми стенами, ковровым покрытием в серую клетку и стульями.

— Слишком рано для ланча, — мрачно произнес Страйк, возвращаясь из бара с двумя пакетиками арахиса, безалкогольным пивом для себя и томатным соком для Робин, которая сидела в эркере с видом на Хай-стрит.

— Ну и ладно, — сказала она, — проверь свой телефон. Барклай только что прислал нам сообщение.

Страйк сел и достал свой мобильный. Их коллега разослал всем сотрудникам агентства сообщение из двух слов: «КИРДЫК ЕМУ» и ссылку на новостную статью, которую открыл Страйк.

Робин снова начала смеяться, увидев, как выражение лица ее партнера изменилось на выражение чистого ликования. Новостная заметка была краткой и озаглавлена:

«СРОЧНАЯ ИНФОРМАЦИЯ:

АРЕСТОВАН ЛЮБИМЫЙ ЧАСТНЫЙ ДЕТЕКТИВ НАШЕЙ ГАЗЕТЫ

Митчелл Паттерсон, с которого были сняты все обвинения в скандале с телефонным взломом “Ньюс Интернешнл” в 2011 году, был арестован по обвинению в незаконном прослушивании офиса известного адвоката».

Страйк расхохотался так громко, что их стали рассматривать посетители паба.

— Ну вот и писец ему, — сказал он. — Теперь я могу уволить Литтлджона.

— Не здесь же, — заметила Робин.

— Ну да, — согласился Страйк, оглядываясь по сторонам, — не очень-то тактично. Там есть пивной сад, давай сделаем это там.

— Мое присутствие обязательно? — спросила с улыбкой Робин, хотя сама уже собирала свой стакан, арахис и пакетик.

— Кайфолом, — высказался Страйк, когда они направились из паба. — Барклай заплатил бы хорошие деньги, чтобы услышать это.

Усевшись на скамейку за выкрашенный коричневой краской стол, Страйк позвонил Литтлджону и снова переключил свой мобильный на громкую связь.

— Привет, босс, — ответил Литтлджон. Он стал называть Страйка «босс» с тех пор, как Страйк сказал, что знает, что Литтлджон был засланным казачком. Веселость тона Литтлджона подсказывала, что этот двуличный сотрудник еще не знал об аресте Паттерсона, и Страйк понял, что сейчас знатно развлечется.

— Где ты сейчас находишься? — спросил Страйк.

— Слежу за Любовничком, — ответил Литтлджон. — Мы на Пэлл-Мэлл.

— Что-нибудь слышал от Митча сегодня утром?

— Нет, — сказал Литтлджон. — А что?

— Его арестовали, — сообщил Страйк.

Из телефона Страйка не доносилось ни звука, только фоном — гул лондонского уличного движения.

— Ты меня слышишь? — Страйк ехидно улыбался.

— Да, — хрипло ответил Литтлджон.

— Короче, ты уволен.

— Я... что? Ты не можешь... ты сказал, что оставишь меня на...

— Я сказал, что подумаю об этом, — ответил Страйк. — Я подумал и решил, что ты можешь валить на все четыре стороны.

— Ты, сука, — выругался Литтлджон. — Ты, чертов...

— Если подумать, я оказываю тебе услугу, — сказал Страйк. — Тебе понадобится больше свободного времени, учитывая, что полиция захочет, чтобы ты помог им в расследовании.

— Ты гребаный... ты ублюдок... Я собирался... У меня были для тебя материалы по делу этой церкви... новые материалы...

— Конечно, — сказал Страйк. — Пока, Литтлджон.

Он завершил разговор, потянулся за пивом, сделал большой глоток, жалея, что оно безалкогольное, затем поставил стакан на стол. Робин рассмеялась, но покачала головой.

— Что? — ухмыльнулся Страйк.

— Нам повезло, что у нас нет отдела кадров.

— Он внештатный сотрудник, все, что я ему должен, — это платить деньги, хотя он и не получит никаких денег.

— Он мог бы подать на тебя в суд за это.

— И я мог бы рассказать суду, как он подкинул змею в дверь Таши Майо.

Они ели арахис и пили под подвесными корзинами и ярким августовским солнцем.

— Ты же не думаешь, что у него действительно было что-то на ВГЦ? — спросила Робин через некоторое время.

— Нет, он гонит, — сказал Страйк, ставя свой пустой стакан.

— А что, если он зайдет в офис, пока нас не будет, и...?

— Попытается снова сфотографировать материалы дела? Не беспокойся об этом. Я принял меры предосторожности, попросил Пат сделать это еще на прошлой неделе. Если этот ублюдок еще раз попытается воспользоваться отмычкой, он получит по заслугам, кстати об этом… — Страйк доставал из кармана новую связку офисных ключей. — Они тебе понадобятся… Ладно, пойдем посмотрим, дома ли Шерри, она же Кэрри.

97

Триграмма Кань олицетворяет свинью, забитую во время малого жертвоприношения.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Они уже сорок минут сидели в «лендровере», припаркованном на расстоянии нескольких домов от все еще пустующего дома Кэрри Кёртис Вудс, когда мимо них проехал серебристый «киа пиканто».

— Страйк, — позвала Робин, мельком увидев светловолосую женщину-водителя.

Машина свернула на подъездную дорожку семьи Вудс. Из машины вышла светловолосая женщина. На ней были неудачно обтягивающие джинсы, над поясом которых под белой футболкой повисли жировые складки. Она была загорелой, на глазах много густой туши, а брови тоньше, чем требовала современная мода, что придавало ей удивленный вид. Через плечо у нее был перекинут шоппер из полиэстера.

— Пошли, — сказал Страйк.

Кэрри Кёртис Вудс уже почти дошла до двери, когда услышала шаги позади себя и обернулась с ключами в руке.

— Добрый день, — поздоровался Страйк. — Меня зовут Корморан Страйк, а это Робин Эллакотт. Мы частные детективы. Мы полагаем, вы жили на ферме Чапмена в середине девяностых под именем Шерри Гиттинс? Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, если вы не возражаете.

Дважды до этого, работая в агентстве, Робин думала, что опрашиваемая женщина может упасть в обморок. Лицо Кэрри утратило весь здоровый цвет, загар стал пятнистым и желтым, а губы побледнели. Робин напряглась, готовая броситься вперед и предотвратить падение женщины на твердый бетон.

— Мы просто хотим услышать вашу версию событий, Кэрри, — сказал Страйк.

Взгляд женщины метнулся к окнам соседей напротив и вернулся к Страйку. Его заинтересовал тот факт, что она не просила их повторить свои имена, как это часто делали люди, то ли от смущения, то ли чтобы потянуть время. У него возникло ощущение, что их появление не было полной неожиданностью, она страшилась, что это произойдет. Возможно, у ВГЦ была страница в Фейсбуке, и она видела там нападки на него и Робин, или, возможно, она боялась этой расплаты в течение многих лет.

Секунды шли, а Кэрри так и стояла, застыв, и было уже слишком поздно правдоподобно отрицать, что она не знает, о чем они говорят, или что она когда-либо была Шерри Гиттинс.

— Хорошо, — произнесла она наконец, ее голос был едва слышен.

Она повернулась и направилась к входной двери. Страйк и Робин последовали за ней.

Внутри маленького домика все пахло полиролем «Пледж». Единственной неуместной вещью в холле была маленькая розовая кукольная коляска, которую Кэрри отодвинула в сторону, чтобы Страйк и Робин могли пройти в декорированную светло-голубыми обоями гостиную, служившую одновременно столовой, где стоял синий мебельный гарнитур из трех предметов с полосатыми лиловыми подушками. Все они гармонично смотрелись на своих местах.

Большие семейные фотографии в рамках оловянного оттенка были развешены на стене за диваном. Две маленькие дочки Кэрри Кёртис Вудс, знакомые Страйку по ее странице в Фейсбуке, были изображены практически на каждой фотографии, иногда с кем-то из родителей. Обе девочки были блондинками с ямочками на щеках и всегда радостно улыбались. У младшего ребенка не хватало нескольких зубов.

— Ваши дочери очаровательны, — сказала Робин, поворачиваясь, чтобы улыбнуться Кэрри. — Их здесь нет?

— Нет, — хрипло ответила Кэрри.

— Играют с подружками? — спросила Робин, желая успокоить женщину.

— Нет. Я просто отвезла их к бабушке. Они хотели отдать ей подарки, которые привезли из Испании. Мы были в отпуске.

Теперь в ее голосе не было и следа лондонского акцента: она говорила с бристольским говором: гласные удлинялись, согласные в конце слов обрывались. Она опустилась в кресло, поставив шоппер на пол у своих ног.

— Вы можете присесть, — слабым голосом предложила она. Страйк и Робин так и сделали, усевшись на диван.

— Долго вы живете в Торнбери, Кэрри? — спросила Робин.

— Десять, двенадцать лет?

— Почему вы сюда переехали?

— Я встретила своего мужа, — ответила она. — Его зовут Нат.

— Ясно, — Робин улыбнулась.

— Он пришел на мальчишник в паб, в котором я работала.

— Вот как.

— Так что я переехала, потому что он жил здесь.

Дальнейшая светская беседа показала, что Кэрри переехала в Торнбери всего через две недели после встречи с Натаном в Манчестере. Она устроилась официанткой в Торнбери, они с Натаном нашли себе съемную квартиру и поженились всего десять месяцев спустя.

Скорость, с которой она переехала, чтобы быть с мужчиной, с которым только что познакомилась, и ее быстрое, как у хамелеона, превращение в будто бы уроженку Торнбери, заставили Страйка думать, что Кэрри принадлежит к типу людей, которых он уже встречал раньше. Такие люди цеплялись за доминирующих личностей, живя как омела на дереве, впитывая их мнения, их манеры и подражая их стилю. Кэрри, которая однажды, накрасив глаза черной подводкой, подвезла своего бойфренда на место преступления, теперь со своим приобретенным акцентом рассказывала Робин, что местные школы очень хорошие, и с чем-то похожим на благоговение говорила о своем муже: как много он трудится, и не имеет ничего общего с бездельниками, потому что вот такой он, всегда был работягой. Ее нервы, казалось, слегка успокоились во время этого банального разговора. Похоже, она была рада возможности показать детективам идеальный кусочек своей жизни. Кем бы она ни была когда-то, теперь она была невинна.

— Итак, — начал Страйк, когда возникла удобная пауза, — мы хотели бы задать вам несколько вопросов, если вы не возражаете. Нас наняли разобраться со Всемирной гуманитарной церковью, и нас особенно интересует, что случилось с Дайю Уэйс.

Кэрри слегка содрогнулась, как будто какая-то невидимая сущность дернула ее за ниточки.

— Мы надеялись, что вы сможете рассказать нам о ней, — сказал Страйк.

— Хорошо, — отозвалась Кэрри.

— Ничего, если я буду делать заметки?

— Хорошо, — повторила Кэрри, наблюдая, как Страйк достает ручку.

— Вы подтверждаете, что вы — та женщина, которая жила на ферме Чапмена в 1995 году под именем Шерри Гиттинс?

Кэрри кивнула.

— Когда вы присоединились к церкви? — спросила Робин.

— Девяносто… третий, — ответила она. — Я думаю. Да, девяносто третий.

— Почему вы туда вступили?

— Я была на встрече. В Лондоне.

— Что привлекло вас в ВГЦ? — спросил Страйк.

— Ничего, — без обиняков ответила Кэрри. — В здании было тепло, вот и все. Я сбежала… сбежала из дома. Я спала в хостеле… Я не ладила со своей мамой. Она выпивала. У нее появился новый парень и... да.

— И скоро после той встречи вы отправились на ферму Чапмена? — спросил Страйк.

— Сразу после окончания собрания… снаружи ждал микроавтобус.

Она сжимала свои руки так, что побелели костяшки пальцев. На одном из них была нарисована татуировка хной, несомненно, сделанная в Испании. Возможно, подумала Робин, у ее маленьких дочерей на руках тоже были нарисованы цветы и завитушки.

— Каково было ваше мнение о ферме Чапмена, когда вы приехали туда? — спросил Страйк.

Последовала долгая пауза.

— Ну, это было… странно, правда же?

— Странно?

— Да… Хотя кое-что мне понравилось. Мне нравилось быть с детьми.

— Вы им тоже нравились, — сказала Робин. — Я слышала о вас много хорошего от женщины по имени Эмили. Ей было около семи или восьми, когда вы познакомились. Вы ее помните? Эмили Пёрбрайт?

— Эмили? — рассеянно переспросила Кэрри. — Гм... может быть. Я не уверена.

— У нее была сестра, Бекка.

— О… да, — сказала Кэрри. — А вы... Где сейчас Бекка?

— Все еще в церкви, — ответила Робин. — Обе сестры там. Эмили сказала мне, что она действительно любила вас — что они обе любили. Она сказала, что все дети так к вам относились.

Губы Кэрри изогнулись трагикомической дугой, и она громко заплакала.

— Я не хотела вас расстраивать, — поспешно произнесла Робин, когда Кэрри наклонилась к стоящему у ее ног шопперу и достала из него упаковку салфеток. Она вытерла глаза и высморкалась, повторяя сквозь рыдания:

— Простите, простите...

— Ничего страшного, — успокоил Страйк. — Мы понимаем, что это, должно быть, сложно.

— Вам что-нибудь принести, Кэрри? — спросила Робин. — Стакан воды?

— Д–д–да, пожалуйста, — прорыдала Кэрри.

Робин вышла из комнаты и направилась на кухню, которая примыкала к обеденной зоне. Страйк позволил Кэрри выплакаться, не сказав ни слова утешения. Он счел ее огорчение искренним, но это создало бы плохой прецедент, заставив ее думать, что слезы — это способ смягчить опрашивающих.

Робин, наполняя стакан водой из-под крана на маленькой, но безупречно чистой кухне, заметила рисунки дочерей Кэрри на дверце холодильника, все они были подписаны либо Поппи, либо Дейзи. Одна была подписана «Я и мама» и изображала две светловолосые фигуры, держащиеся за руки, обе в платьях принцесс и коронах.

— Спасибо, — прошептала Кэрри, когда Робин вернулась в гостиную и протянула ей стакан. Она сделала глоток, затем снова посмотрела на Страйка.

— Можно продолжать? — официально спросил он. Кэрри кивнула, ее глаза теперь покраснели и припухли, тушь размазалась по щекам, сделав их серыми. Страйку показалось, что она похожа на поросенка, но Робин это напомнило о девочках-подростках, дежуривших перед явлением Утонувшего пророка.

— Значит, вы впервые встретили Дайю на ферме? — спросил Страйк.

Кэрри кивнула.

— Что вы о ней подумали?

— Я подумала, что она прелестна, — ответила Кэрри.

— Правда? Потому что несколько человек говорили, что она была избалованной.

— Ну... может быть, немного. И все же она была милой.

— Мы слышали, вы проводили с ней много времени.

— Да, — сказала Кэрри после еще одной короткой паузы, — полагаю, что так.

— Эмили вспоминала, — сказала Робин, — как Дайю часто хвасталась, что вы с ней собираетесь уехать и жить вместе. Это правда?

— Нет! — потрясенно воскликнула Кэрри.

— Дайю это выдумала, не так ли? — спросил Страйк.

— Если... если она так говорила, то да.

— Как вы думаете, почему она заявила, что собирается уехать, чтобы жить с вами?

— Я не знаю.

— Может быть, чтобы заставить других детей ревновать? — предположила Робин.

— Может быть, — согласилась Кэрри, — да.

— Как вы относились к Уэйсам? — спросил Страйк.

— Я... думала то же, что и все остальные.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ну, они... они могли быть строгими, — ответила Кэрри, — но, полагаю, это было ради благой цели.

— Вы так думали, да? — спросил Страйк. — Что дело церкви было благим?

— Они занимались благими делами. Иногда благими.

— У вас были близкие друзья на ферме Чапмена?

— Нет, — сказала Кэрри. — Предполагалось, что у тебя не должно быть близких друзей.

Она крепко держала свой бокал с водой. Поверхность воды дрожала.

— Хорошо, давайте поговорим о том утре, когда вы отвезли Дайю в Кромер, — предложил Страйк. — Как это произошло?

Кэрри откашлялась.

— Она просто захотела пойти со мной на пляж.

— Вы когда-нибудь водили других детей на пляж?

— Нет.

— Но Дайю вы сказали «да»?

— Да.

— Почему?

— Ну... потому что она хотела пойти, и... она продолжала твердить об этом, так что я согласилась.

— А вы не беспокоились о том, что скажут ее родители? — спросила Робин.

— Немного, — ответила Кэрри, — но я подумала, что мы успеем вернуться до того, как они проснутся.

— Расскажите нам, что произошло, — попросил Страйк. — Как вам удалось проснуться так рано? На ферме Чапмена ведь нет часов, не так ли?

Кэрри выглядела расстроенной тем, что он это знал, и это напомнило ему о явном недовольстве Джордана Рини тем, что у Страйка было так много информации.

— Если ты едешь отвозить овощи, тебе дают маленькие часики, чтобы ты просыпался сам.

— Вы спали в детском общежитии в ночь перед поездкой на пляж, верно?

— Да, — смущенно ответила она, — я была на дежурстве по уходу за детьми.

— А кто собирался присматривать за детьми, когда вы уедете отвозить овощи?

После очередной паузы Кэрри сказала:

— Ну... там все равно кто-то остался после того, как я ушла. С детьми всегда остаются на ночь двое взрослых или подростков.

— Кто был вторым дежурным в ту ночь?

— Я... не могу вспомнить.

— Вы уверены, что там был кто-то еще, Кэрри? — спросила Робин. — Эмили сказала мне, что обычно в комнате было двое взрослых, но в ту ночь там были только вы.

— Она ошибается, — сказала Кэрри. — Всегда было двое.

— Но вы не можете вспомнить, кто был тот другой человек? — спросил Страйк.

Кэрри покачала головой.

— Итак, вас разбудил будильник. Что произошло потом?

— Ну, я... я разбудила Дайю, так?

— Джордану Рини тоже выдали будильник?

— Что?

— Он ведь тоже должен был выполнять это задание, не так ли?

Еще одна пауза.

— Он проспал.

— У вас не нашлось бы места для Дайю, если бы он не проспал, не так ли?

— Я уже не могу вспомнить все детали. Я помню, что разбудила Дайю, мы оделись и пошли к фургону.

— Вам нужно было загружать овощи в грузовик? — спросил Страйк.

— Нет. Все уже было загружено. С прошлого вечера.

— Значит, вы с Дайю пошли к воде, взяв полотенца для купания?

— Да.

— Могу я кое-что спросить? — спросила Робин. — Почему Дайю была одета в платье, а не в спортивный костюм, Кэрри? Или в девяностые годы члены церкви не носили спортивных костюмов?

— Нет, мы их носили... Но она хотела надеть свое платье.

— А другим детям разрешали нормально одеваться? — спросил Страйк.

— Нет.

— К Дайю относились по-особому, потому что она была ребенком Уэйсов?

— Я полагаю... отчасти это так, — сказала Кэрри.

— Итак, вы выехали с фермы. Вы кого-нибудь встретили по дороге?

— Да, — ответила Кэрри. — Людей, заступающих на утреннее дежурство.

— Вы можете вспомнить, кто они были?

— Да… как-там-его-зовут Кеннет. И парень по имени Пол, а еще девушка по имени Эбигейл.

— Куда вы направились после того, как покинули ферму?

— В два бакалейных магазина.

— В какие магазины?

— Раньше мы работали с одним в Эйлмертоне и одним в Кромере.

— Дайю выходила из фургона у какого-нибудь магазина?

— Нет.

— Почему нет?

— Ну, а с чего бы ей это делать? — спросила Кэрри, и Страйк впервые услышал в ее голосе нотку вызова. — Люди из магазинов сами подходили, чтобы выгрузить коробки. Я выходила, чтобы убедиться, что они взяли то, что заказали. Она оставалась в фургоне.

— Что случилось потом?

— Мы пошли на пляж, — сказала Кэрри, теперь ее голос заметно окреп.

— Как вы добрались до пляжа?

— Что вы имеете в виду?

— Вы шли пешком, бежали?..

— Мы шли. Я несла Дайю.

— Почему?

— Она этого хотела.

— Кто-нибудь это видел?

— Да... пожилая женщина в кафе.

— Вы видели, как она наблюдала за вами в тот момент?

— Да.

— Вы припарковались совсем рядом с ее кафе?

— Нет. Мы немного проехали.

Странно, подумал Страйк, что теперь, когда они обсуждали события, которые, по-видимому, были одними из самых травмирующих в ее воспоминаниях, она казалась более уверенной, чем когда говорила о ферме Чапмена.

— Что произошло, когда вы добрались до пляжа?

— Мы разделись.

— Так вы собирались плавать, а не просто поиграть у воды?

— Нет, просто поиграть у воды.

— Тогда зачем снимать с себя всю одежду?

— Я не хотела, чтобы у Дайю промокло платье. Я сказала, что на обратном пути ей будет некомфортно. Дайю сказала, что не снимет свое платье, если я не сниму свой спортивный костюм, что я и сделала.

— Что случилось потом?

— Мы вошли в море, — сказала Кэрри. — Мы немного поплескались, и она захотела зайти поглубже. Я понимала, что она это сделает. Она была такой...

— Какой?

— Храброй, — ответила Кэрри. — Рисковой.

Страйк вспомнил, что именно эти слова она использовала на дознании.

— Значит, она пошла в глубину?

— Да. И я последовала за ней. А потом она как бы рванула вперед, как будто собиралась плыть, но я знала, что она не сможет. Я крикнула ей, чтобы она вернулась. Она смеялась. Ее ноги все еще могли касаться дна. Она убегала, пытаясь заставить меня преследовать ее. А потом — она пропала. Она просто ушла под воду.

— И что вы сделали?

— Разумеется, поплыла, чтобы попытаться поймать ее, — объяснила Кэрри.

— Вы сильный пловец, верно? — спросил Страйк. — Вы даете уроки, не так ли?

— Да, — подтвердила Кэрри.

— Вы тоже попали в то бурное течение?

— Да, — сказала она. — Меня втянуло туда, но я знала, что делать. Я выбралась, но не смогла добраться до Дайю, и я больше не могла ее видеть, поэтому я вернулась на пляж, чтобы позвать береговую охрану.

— И тогда вы встретили Хитонов, выгуливающих собаку?

— Да, именно так, — сказала Кэрри.

— И береговая охрана подключилась, и приехала полиция?

— Да, — сказала Кэрри. У Робин возникло ощущение, что, произнося это, она слегка расслабилась, как будто тяжелое испытание подошло к концу. Страйк перевернул страницу в блокноте, в котором что-то писал.

— Миссис Хитон говорит, что вы убежали на пляж, когда приехала полиция, и начали копаться в каких-то водорослях.

— Нет, я этого не делала, — быстро возразила Кэрри.

— Она помнила это совершенно отчетливо.

— Этого не было, — и теперь в голосе Кэрри звучал явный вызов.

— Итак, прибыла полиция, — продолжил Страйк, — и проводила вас обратно к фургону, верно?

— Да, — подтвердила Кэрри.

— Что случилось потом?

— Я точно не помню, — сказала Кэрри, но тут же сама ответила. — Они отвезли меня в участок, и я рассказала им, что произошло, а потом мы приехали обратно на ферму.

— И сообщили родителям Дайю о том, что произошло?

— Только Мазу, потому что Папы Джея не было... Нет, он был там, — поправила она себя, — он собирался уезжать, но он был там. Сначала я увидела Мазу, но через некоторое время Папа Джей позвал меня, чтобы поговорить.

— Джонатана Уэйса не должно было быть на ферме в то утро? — спросил Страйк.

— Нет. Я имею в виду, да, он был. Я не могу вспомнить. Я думала, он уедет в то утро, но он не уехал. И я не увидела его, когда вернулась, поэтому подумала, что он уехал, но он был там. Это было так давно, — пояснила она. — Все перепуталось.

— Где должен был быть Уэйс в то утро?

— Я не знаю, я не могу вспомнить, — произнесла Кэрри с некоторым отчаянием. — Я допустила ошибку: он был там, когда я вернулась, я просто его не видела. Он был там, — повторила она.

— Вас наказали за то, что вы взяли Дайю на пляж без разрешения? — спросила Робин.

— Да, — сказала Кэрри.

— Какое наказание вам назначили? — спросила Робин.

— Я не хочу говорить об этом, — ответила Кэрри напряженным голосом. — Они разозлились. Они имели на это полное право. Если бы кто-нибудь забрал одну из моих маленьких...

Кэрри издала нечто среднее между вздохом и кашлем и снова заплакала. Пару минут она раскачивалась взад-вперед, всхлипывая в ладони. Когда Робин безмолвно предложила Страйку утешить Кэрри, Страйк покачал головой. Несомненно, на обратном пути его снова обвинят в бессердечии, но он хотел услышать собственные слова Кэрри, а не ее реакцию на чье-то сочувствие или гнев.

— Я сожалела об этом всю свою жизнь, всю свою жизнь, — всхлипывала Кэрри, поднимая лицо с опухшими глазами, слезы все еще текли по ее щекам. — Я чувствовала, что не заслуживаю Поппи и Дейзи, когда они у меня появились! Я не должна была соглашаться… зачем я это сделала? Зачем? Я спрашивала себя об этом снова и снова, но, клянусь, я никогда не хотела — я была молода, я знала, что это неправильно, я никогда не хотела, чтобы это случилось, о боже, а потом она умерла, и это было на самом деле, это было на самом деле...

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Страйк. — Что вы подразумеваете под «это было на самом деле»?

— Это не было шуткой или розыгрышем. Когда ты молод, ты не думаешь, что такое случается. Но это было на самом деле, она не вернется...

— Расследование, должно быть, далось вам нелегко, — заметил Страйк.

— Конечно, это было так, — сказала Кэрри, ее лицо было мокрым, дыхание все еще затрудненным, но с нотками гнева.

— Мистер Хитон говорит, что вы разговаривали с ним на улице, после того как все закончилось.

— Я не могу это вспомнить.

— Он помнит. Он особенно хорошо помнит, как вы сказали ему: «Я могла это остановить».

— Я никогда такого не говорила.

— Вы отрицаете, что сказали мистеру Хитону «я могла это остановить»?

— Да. Нет. Я не... может быть, я сказала что-то вроде: «Я могла помешать ей зайти так глубоко». Это то, что я имела в виду.

— То есть теперь вы вспоминаете, что говорили это?

— Нет, но если я это сказала... Именно это я и имела в виду.

— Это просто странная форма слов, — сказал Страйк. «Я могла остановить это», а не «я могла остановить ее». Знали ли вы, что в то время, когда вы отвезли ее на пляж, шла борьба за опеку над Дайю?

— Нет.

— Вы не слышали никаких разговоров о том, что семья Грейвс хочет, чтобы Дайю переехала жить к ним?

— Я слышала… Я кое-что слышала о том, что были люди, которые хотели забрать Дайю у ее мамы.

— Это Грейвсы, — сказал Страйк.

— О. Я думала, это из-за социальных работников, — объяснила Кэрри и добавила эмоционально: — У них слишком много власти.

— Почему вы так говорите?

— Опыт моей подруги. Она ужасно страдает от социальных работников. Некоторые из них помешаны на власти.

— Мы можем вернуться к вечеру накануне того дня, когда вы с Дайю ходили купаться? — спросил Страйк.

— Я уже все вам сказала. Я все сказала.

— Мы слышали, что в тот вечер вы угостили детей особыми напитками.

— Нет, я этого не делала! — сказала Кэрри, теперь уже порозовев.

— Дети Пёрбрайт помнят по-другому.

— Ну, они ошибаются! Может быть, кто-то другой дал им что-то выпить, и они путают это с той ночью. Я никогда им ничего не давала.

— Значит, вы не давали младшим детям ничего, что могло бы помочь им быстрее заснуть?

— Конечно, нет!

— Были ли на ферме какие-нибудь подобные лекарства? Какие-нибудь снотворные таблетки или жидкости?

— Нет, никогда. Подобные вещи не были разрешены.

— Эмили говорит, что ей не понравился напиток, и она вылила его, — сказала Робин. — И она сказала мне, что после того, как все остальные уснули, вы помогли Дайю вылезти из окна общежития.

— Этого не было. Этого никогда не было. Это ложь, — возразила Кэрри. — Я никогда, никогда не помогала ей вылезти из окна.

Она казалась гораздо более расстроенной этим вопросом, чем была во время обсуждения утопления.

— Значит, Эмили все это выдумала?

— Или ей это приснилось. Это могло ей присниться.

— Эмили говорит, что Дайю довольно часто гуляла по ферме тайком, — сказала Робин. — Она утверждала, что та колдовала со старшими детьми в лесу и амбарах.

— Ну, я никогда не видела, чтобы она гуляла тайком поблизости.

— Эмили также рассказала мне, что у Дайю иногда была запрещенная еда и маленькие игрушки, то есть то, что другим детям не разрешалось. Вы покупали это для нее?

— Нет, конечно, нет! Я не смогла бы этого сделать, даже если бы захотела. Нам не разрешалось брать деньги. Я никогда не ходила в магазины. Никто не ходил. Это было запрещено.

За этими словами последовало короткое молчание. Кэрри наблюдала, как Страйк достает из кармана мобильный. Женщина то краснела, то бледнела, а татуированная хной рука теперь лихорадочно крутила обручальное кольцо.

Страйк намеренно оставил сегодня в офисе полароидные снимки обнаженных молодых людей в масках свиней. Поскольку Рини сбросил их на пол во время разговора, Страйк решил, что нецелесообразно передавать оригиналы улик разгневанным или напуганным опрашиваемым.

— Я бы хотел, чтобы вы взглянули на эти фотографии, — пояснил он Кэрри. — Всего шесть снимков. Вы можете прокрутить вправо, чтобы увидеть остальные.

Он встал, чтобы передать свой мобильный Кэрри. Она снова начала заметно дрожать, когда посмотрела на экран.

— Мы знаем, что блондинка — это вы, — сказал Страйк.

Кэрри открыла рот, но сначала не издала ни звука. Затем она прошептала:

— Это не я.

— Боюсь, я вам не верю, — возразил Страйк. — Я думаю, это вы, а мужчина с татуировкой в виде черепа — Джордан Рини...

— Это не так.

— Тогда кто он такой?

Последовала долгая пауза. Затем Кэрри прошептала:

— Джо.

— Как его фамилия?

— Я не могу вспомнить.

— Джо еще был на ферме, когда вы ее покидали?

Она кивнула.

— А кто этот мужчина поменьше ростом? — Страйк указал на мужчину, который на второй фотографии овладел блондинкой сзади.

— Пол, — прошептала Кэрри.

— Пол Дрейпер?

Она снова кивнула.

— А девушка с длинными волосами?

Еще одна долгая пауза.

— Роза.

— Как ее фамилия?

— Я не помню.

— Что с ней случилось?

— Я не знаю.

— Кто делает снимки?

Кэрри снова открыла рот и снова закрыла его.

— Кто делает снимки? — Страйк повторил.

— Я не знаю, — снова прошептала она.

— Как вы можете не знать?

Кэрри не ответила.

— Это было наказание? — спросил Страйк.

Кэрри снова дернула головой.

— Это означает «да»? Кто-то заставил вас делать это?

Она кивнула.

— Кэрри, — спросила Робин, — человек, делавший снимки, тоже был в маске?

Кэрри подняла голову и посмотрела на Робин. Это выглядело так, как будто женщина покинула свое тело: Робин никогда не видела никого, кто был бы так похож на сомнамбулу, каждый мускул на ее лице расслабился, глаза были пустыми.

Затем, заставив Кэрри и Робин подпрыгнуть, из шоппера у ног Кэрри заиграла песня.

Я люблю веселиться, м-м-м, всем нравится

Заниматься любовью и слушать музыку

Тебе надо оторваться на всю катушку, о-о-о…⁸⁷

Кэрри автоматически наклонилась, порылась в шоппере, достала свой мобильный и ответила на звонок, оборвав песню.

— Привет, Нат, — прошептала она. — Да... Нет, я отвела их к твоей маме… да… нет, я в порядке. Могу я тебе перезвонить?… нет, я в порядке. Я в порядке. Я тебе перезвоню.

Повесив трубку, Кэрри перевела взгляд с Робин на Страйка, затем ровным голосом произнесла:

— Теперь вы должны уйти. Вы должны уйти.

— Хорошо, — ответил Страйк, который понимал, что давить на нее дальше нет смысла. Он вытащил из бумажника одну из своих визитных карточек. — Если вы захотите нам еще что-нибудь сообщить, миссис Вудс...

— Вы должны уйти.

— Если вы хотели рассказать нам что-нибудь еще о смерти Дайю...

— Вы должны уйти, — в очередной раз повторила Кэрри.

— Я понимаю, что это очень трудно, — сказал Страйк, — но если вас заставили сделать что-то, о чем вы теперь сожалеете...

— УХОДИТЕ! — крикнула Кэрри Кёртис Вудс.

98

Триграмма Кань означает нечто глубоко таинственное…

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Страйк и Робин молча вернулись в «лендровер».

— Хочешь пообедать? — спросил Страйк, пристегивая ремень безопасности.

— Серьезно? Это то, что тебя сейчас интересует?

— Я проголодался.

— Хорошо, но давай не будем возвращаться в «Мальтхаус». Там уже наверняка полно народу.

— Не хочешь обсуждать темное прошлое миссис Вудс там, где могут подслушать ее соседи?

— Да, — ответила Робин, — не хочу. Городок маленький.

— Тебе жаль ее, не так ли?

Робин оглянулась на дом Кэрри Кёртис Вудс, затем объяснила:

— Просто чувствую себя здесь некомфортно. Может, купим еды и перекусим в машине? Мы можем остановиться где-нибудь, как только выедем из Торнбери.

— Хорошо, главное — еды побольше.

— Ах, да, — сказала Робин, заводя машину, — помню твою теорию о том, что съеденное во время поездки на машине не содержит калорий.

— Именно. Надо использовать эту возможность по максимуму.

Поэтому они купили еду на Хай-стрит, снова сели в «лендровер» и выехали из Торнбери. Через пять минут Страйк предложил:

— Вот здесь подойдет. Остановись у той церкви.

Робин свернула на Гринхилл-роуд и припарковалась возле кладбища.

— Ты взял пирожки со свининой? — спросила Робин, заглядывая в сумку.

— Какие-то проблемы?

— Совершенно никаких. Жалею, что не взяла с собой печенье.

Страйк с удовлетворением откусил несколько кусочков от первого пирожка, после чего сказал:

— Итак, Кэрри.

— Ну, — произнесла Робин, которая ела бутерброд с сыром, — что-то здесь не так, верно? Совсем не так.

— С чего бы ты хотела начать?

— Общежитие, — ответила Робин. — Она очень волновалась, рассказывая обо всем этом: о том, вылезла ли Дайю в окно, о том, что в комнате должно было находиться двое взрослых, об особых напитках. Когда же она дошла до утопления, напротив…

— Да, эту часть истории она рассказывала очень бегло. Конечно, она повторяла эту историю много раз: практика приводит к совершенству...

Пара посидела в тишине минуту-две, прежде чем Страйк сказал:

— «Ночь накануне».

— Что?

— Кевин Пёрбрайт написал это на стене своей спальни: «Ночь накануне».

— О... ну, да. Но почему все это произошло ночью накануне утопления?

— И знаешь, что еще требует объяснения? То, что Рини проспал. Что-то это очень подозрительно. Откуда Кэрри знала, что он не придет?

— Может быть, она и ему дала особый напиток? Или особую еду?

— Очень хорошая мысль, — Страйк потянулся за своим блокнотом.

— Но откуда у нее взялось вещество в таком количестве, чтобы накачать всех этих людей, если она никогда не ходила за покупками и не имела доступа к наличным?

— Кто-то должен был ходить за покупками, если только церковь сама не производит туалетную бумагу и стиральный порошок, — заметил Страйк. — В девяносто пятом году службы доставки не были так распространены.

— Верно, но... ой, подожди, — произнесла Робин, пораженная внезапной идеей. — Возможно, ей не нужно было покупать наркотики. Может быть, то, что она использовала, росло на ферме?

— Имеешь в виду травы?

— Валериана имеет снотворный эффект, не так ли?

— Чтобы возиться с растениями, нужен определенный опыт.

— Верно, — ответила Робин, вспомнив кровь в ванной комнате и сыпь Линь.

Снова наступило короткое молчание, оба задумались.

— Кэрри заняла оборонительную позицию по поводу того, что Дайю не выходила из фургона возле тех двух продуктовых магазинов, — отметил Страйк.

— Возможно, Дайю не захотела выходить. Нет причин, по которым она должна была это сделать.

— Что, если Кэрри дала Дайю «особый напиток» после того, как Дайю помахала рукой вставшим на раннее дежурство, и до прогулки к морю? Может быть, Дайю была слишком сонной, чтобы выйти из фургона, даже если бы захотела?

— Ты думаешь, Кэрри убила ее?

— А ты нет?

Робин откусила еще кусок сэндвича, прежде чем ответить.

— Я так не думаю, — сказала она наконец. — Я не могу представить, что она это сделала.

Она ждала согласия Страйка, но его не последовало.

— Неужели ты и правда думаешь, что женщина, которую мы только что встретили, могла держать ребенка под водой до тех пор, пока он не умрет? — спросила Робин. — Или затащить ее на глубину, зная, что она не умеет плавать?

— Я думаю, — ответил Страйк, — что доля людей, которых при благоприятных обстоятельствах можно убедить совершить ужасные поступки, выше, чем хотелось бы многим из нас. Ты слышала об эксперименте Милгрэма?

— Да, — сказала Робин. — Участникам эксперимента было дано указание наносить другому человеку все более сильные удары электрическим током каждый раз, когда тот неправильно отвечал на вопрос. И шестьдесят пять процентов участников продолжали увеличивать напряжение до тех пор, пока не дошли до, как они думали, предельно опасного уровня.

— Именно так, — подтвердил Страйк. — Шестьдесят пять процентов.

— Все участники этого эксперимента были мужчинами.

— Ты считаешь, что женщины так не поступили бы?

— Просто подчеркиваю этот факт, — ответила Робин.

— Ну, если ты считаешь, что молодые девушки не способны совершать злодеяния, я приведу тебе в качестве примера Патрисию Кренуинкел, Сьюзан Аткинс и как там звали всех остальных.

— Кого? — спросила Робин, недоумевая.

— Я говорю о «Семье Мэнсона»⁸⁸, которая отличалась от ВГЦ только тем, что делала чуть больший упор на убийства и гораздо меньший — на получение прибыли, хотя, судя по всему, Чарльз Мэнсон был бы рад получить и деньги. Всего они совершили девять убийств, одно из них — беременной актрисы, и эти молодые девушки были в самой гуще событий, не обращая внимания на мольбы жертв о пощаде, макая пальцы в кровь, чтобы нацарапать… Господи, — произнес Страйк с изумленным смехом, вспомнив забытую деталь, — они вдобавок писали «свиньи» на стене. Кровью.

— Ты шутишь?

— Точно. «Смерть свиньям».

Доев два пирожка со свининой, Страйк порылся в сумке в поисках батончика «Йорки» и яблока, которое он купил в качестве запасного варианта.

— Что мы думаем о «Джо» и «Розе»? — спросил он, разворачивая шоколадку.

— Слышу скептический тон.

— Не могу отделаться от мысли, что имя «Роза» могло прийти ей в голову случайно, учитывая, что своих детей она назвала Поппи и Дейзи⁸⁹.

— Если бы она собиралась лгать, то стала бы отрицать свою причастность, разве нет?

— Было слишком поздно. Ее реакция, когда она увидела фотографии, выдала ее.

— Мы знаем, что это точно был Пол Дрейпер.

— Да, но он ведь мертв, верно? Он не может дать показания.

— Но... в некотором смысле, все еще может.

— Собираешься достать доску Уиджи для спиритических сеансов?

— Ха-ха. Нет. Я хочу сказать, что если Кэрри знает, что Пол мертв, то она должна знать и то, как он умер: его держали в рабстве и избили до смерти.

— И что?

— То, что случилось с Дрейпером на ферме Чапмена, делает эти полароиды еще более обличающими, а не менее. Его обхаживали на ферме, чтобы он терпел насилие, что сделало его уязвимым для той парочки социопатов, которые его убили.

— Не уверен, что Кэрри достаточно умна, чтобы додуматься до этого, — сказал Страйк.

Оба сидели минуту, ели и следили за ходом своих мыслей, пока Страйк не сказал:

— Ты не видела никаких свиных масок, когда была там?

— Нет.

— М-м-м, — протянул Страйк. — Может быть, они решили от них отказаться, открыв для себя прелести ящика. А может, то, что запечатлено на этих полароидах, было тайной даже для большинства людей внутри церкви. Кто-то наслаждался своим фетишем наедине с собой, прекрасно понимая, что это не может иметь никакого духовного толкования.

— И у этого человека были полномочия заставить подростков делать то, что им говорили, и молчать об этом после.

— Похоже, что свиньями особо увлекалась Мазу. Можешь ли ты представить, чтобы Мазу велела подросткам раздеться и изнасиловать друг друга?

Робин обдумала вопрос и медленно произнесла:

— Если бы ты спросил меня до того, как я там побывала, может ли женщина заставить детей делать это, я бы сказала, что это невозможно. Но она ненормальная. Я думаю, она настоящая садистка.

— А Джонатан Уэйс?

Робин показалось, что руки Уэйса снова коснулись ее, когда Страйк произнес его имя. По ее телу снова побежали мурашки.

— Я не знаю. Возможно.

Страйк достал свой телефон и снова вывел на экран фотографии полароидов. Робин, почувствовав, что уже достаточно на них насмотрелась, повернулась и посмотрела через окно на кладбище.

— Что ж, о Розе, если это ее настоящее имя, мы знаем только одно, — сказал Страйк, не сводя глаз с пухленькой девочки с длинными черными волосами. Она недолго пробыла на ферме Чапмена, прежде чем это случилось. Она слишком упитанная. Все остальные очень худые. Могу поклясться, — Страйк перевел взгляд на юношу с татуировкой в виде черепа, — что этот парень — Рини. Его реакция, когда я показал ему — о, черт. Подожди. Джо.

Робин снова оглянулась.

— Генри Уортингтон-Филдс, — сказал Страйк, — рассказал мне, что человек по имени Джо завербовал его в церковь в гей-баре.

— О...

— Так что если это действительно Джо, то «Роза» звучит гораздо более правдоподобно в качестве имени темноволосой девушки. Конечно, — задумчиво произнес Страйк, — есть один человек, которому стоит опасаться этих фотографий больше, чем всем, кто на них изображен.

— Да, — ответила Робин. — Фотограф.

— Точно. Судьи не очень-то жалуют людей, которые фотографируют изнасилование других.

— Фотограф и насильник должны были быть одним и тем же человеком, не так ли?

— Дай-ка подумать, — произнес Страйк.

— О чем именно?

— Возможно, чтобы больше не пришлось хлестать себя по лицу, Рини пришлось заплатить эту цену и сделать грязные снимки? А что, если его заставил это сделать тайный распорядитель?

— Тогда это объясняло бы упорство Кэрри в том, что она не знает, кто был фотографом, — предположила Робин. — Вряд ли кто-то будет рад, если Джордан Рини затаит злобу на них или их семьи.

— Совершенно верно.

Съев последний батончик «Йорки», Страйк снова взял ручку и начал составлять список дел.

— Итак, нам нужно попытаться выйти на след Джо и Розы. Я также хотел бы знать точно, был ли Уэйс на ферме в то утро, потому что Кэрри конкретно завралась по этому вопросу, не так ли?

— Как мы можем это выяснить, спустя столько времени?

— Черт его знает, но попытаться не помешает, — ответил Страйк.

Он без энтузиазма принялся за яблоко. Робин как раз доедала сэндвич, когда зазвонил ее телефон.

— Привет, — сказал Мёрфи. — Как дела в Торнбери?

Страйк, которому показалось, что он узнал голос Мёрфи, притворился, что заинтересовался тротуаром.

— Хорошо, — ответила Робин. — Ну… интересно.

— Если хочешь, приходи сегодня вечером, у меня есть кое-что интересное для тебя.

— Что? — спросила Робин.

— Записи допросов людей, которые обвиняют тебя в жестоком обращении с детьми.

— О боже.

— Не стоит и упоминать, что у меня не должно их быть. Попросил кое-кого об услуге.

От одной мысли о том, что она снова увидит кого-нибудь с фермы Чапмена, пусть даже на пленке, у Робин второй раз за последние десять минут побежали мурашки по коже.

— Хорошо, — согласилась она, взглянув на часы, — во сколько ты будешь дома?

— Наверное, в восьмом часу. Многое надо успеть сделать.

— Хорошо, отлично, увидимся.

Она повесила трубку. Страйк, поняв из услышанного, что отношения Робин и Мёрфи не разладились за время разлуки, спросил:

— Все в порядке?

— Нормально, — ответила Робин. — Райану удалось заполучить записи допросов людей, утверждающих, что я издевалась над Джейкобом.

— А, — отозвался Страйк. — Понятно.

Он негодовал не только потому, что Мёрфи смог заполучить информацию, к которой у него самого доступа нет, его возмущало и то, что Мёрфи в состоянии предоставить эту информацию и помочь Робин, в то время как он не может этого сделать.

Робин смотрела вперед через лобовое стекло. Ее пульс участился: обвинение в жестоком обращении с ребенком, которое она пыталась отбросить на задворки сознания, теперь, казалось, нависло над ней, заслоняя августовское солнце.

Страйк, догадывавшийся о том, что творится в голове у Робин, сказал:

— Они не пойдут на это. Им придется отказаться от обвинений.

«И откуда у тебя такая уверенность?», — подумала Робин, но, прекрасно понимая, что Страйк в ее затруднительном положении не виноват, просто ответила:

— Ну, я на это надеюсь.

— Есть еще какие-нибудь мысли по поводу Кэрри Кёртис Вудс? — спросил Страйк, надеясь отвлечь ее.

— Хм... — Робин заставила себя сосредоточиться, — вообще-то, да. Вопрос Кэрри о том, что случилось с Беккой, был странным. Кажется, она не помнит никого из других детей.

Страйк, который в тот момент не придал этому значения, сказал:

— Да, раз уж ты об этом заговорила — напомни мне, сколько лет было Бекке, когда погибла Дайю?

— Одиннадцать, — ответила Робин. — Так что она не могла быть в детском общежитии в ту ночь. Слишком взрослая. И потом, у нас есть «Это не было шуткой или розыгрышем», не так ли?

И снова оба сидели молча, но на этот раз их мысли шли параллельно.

— Мне кажется, Кэрри знает или думает, что Дайю мертва, — сказала Робин. — Не знаю... может быть, это действительно несчастный случай?

— Два утопления в одном и том же месте? Отсутствие тела? Возможно, наркотики, подмешанные в напитки? Побег через окно?

Страйк снова натянул на себя ремень безопасности.

— Нет, — добавил он, — Дайю либо убили, либо она еще жива.

— Это очень разные варианты, — сказала Робин.

— Я знаю, но если мы сможем доказать это, «Утонувший пророк», в любом случае, — какая игра слов — будет утоплен в воде.

99

Эта линия является символом зла, которое должно быть искоренено.

«И цзин, или Книга перемен»

Тем же вечером в восемь часов Робин приехала к Мёрфи в Уонстед. Как и ее собственная квартира, жилище Мёрфи было недорогим, с одной спальней и не самыми прекрасными соседями, в его случае живущими снизу, а не наверху. Здание, в котором оно располагалось, было старее и меньше, чем дом Робин. Там не было лифта, только лестница.

Робин поднялась по привычным двум лестничным пролетам, со своей дорожной сумкой и бутылкой вина, которое, по ее мнению, вполне могло ей понадобиться, учитывая, что гвоздем вечера должен был стать просмотр видеозаписей, где ее обвиняли в жестоком обращении с детьми. Она очень надеялась, что это из квартиры Мёрфи доносился запах карри, потому что ей ужасно хотелось горячей еды после целого дня на бутербродах и арахисе.

— О, просто чудо, — сказала она, когда Мёрфи открыл дверь, и Робин увидела разложенные на столе коробки с едой навынос.

— Что именно? Я или еда? — спросила Мёрфи, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.

— Ты, который принес эту еду.

Когда они начали встречаться, Робин посчитала обстановку квартиры Мёрфи откровенно удручающей. Хотя в комнатах не стояли рядами картонные коробки, а одежда была развешена в шкафу, все выглядело так, как будто он только-только переехал. Конечно, квартира Страйка была такой же: там вообще не было никаких декоративных предметов, за исключением школьных фотографий его племянников, которые Люси не забывала присылать ему ежегодно. Однако тот факт, что Страйк жил в мансарде, придавал его квартире определенный шарм, которого совершенно не было в таком же жилище Мёрфи. Потребовалось несколько визитов к Робин, чтобы Мёрфи с легким удивлением отметил вслух, что картины и растения удивительным образом меняют пространство, и это рассмешило Робин. Однако она не предприняла ни малейших попыток изменить квартиру Мёрфи: не подарила подушки или постеры, ничего не советовала. Она знала, что такие вещи могут быть истолкованы как декларация о серьезных намерениях, и, несмотря на все свои недостатки, ее собственная квартира была ей дорога благодаря ощущению независимости, которое ей дарила.

Однако сегодня вечером гостиная выглядела менее пустынной, чем обычно. Не только потому что на журнальном столике стояли три горшка с комнатными растениями Робин, за которыми она попросила Мёрфи присматривать, пока будет на ферме Чапмена. На стене появилась одинокая гравюра в рамке, а на столе среди контейнеров из фольги с едой стояли зажженные свечи.

— Ты украсил комнату, — отметила она.

— Нравится? — спросил он.

— Это карта, — Робин подошла поближе, чтобы посмотреть на гравюру.

— Старинная карта…

— …Лондона.

— Но она старинная. И это делает ее стильной.

Робин рассмеялась и повернулась, чтобы посмотреть на свои растения.

— И ты не забывал приглядывать за ними...

— Не буду врать. Двое из них умерли. Я купил новые. Этого, — он указал на филодендрон, который Страйк купил Робин в подарок на новоселье, — должно быть, чертовски трудно убить. Он единственный выживший.

— Что ж, спасибо за замены, — сказала Робин, — и благодарю за спасение Филлис.

— У них у всех были имена?

— Да, — ответила Робин, хотя на самом деле это было не совсем так. — Но я не буду называть новых в честь погибших. Слишком мрачно.

Только сейчас она заметила на столике рядом с карри и тарелками ноутбук Мёрфи.

— Видео там?

— Да, — ответил Мёрфи.

— Ты его смотрел?

— Да. Ты не хочешь подождать, пока мы поужинаем, чтобы...?

— Нет, — сказала Робин. — Я бы предпочла побыстрее покончить с этим. Мы можем смотреть, пока едим.

И они вместе сели у столика. Когда Мёрфи налил ей бокал вина, а Робин положила на тарелку курицу с рисом, он обратился к ней:

— Послушай, прежде чем мы посмотрим — то, что они говорят, чушь собачья.

— Странно, я уже это знаю, — Робин старалась казаться беззаботной.

— Нет, я имею в виду, это очевидная чушь собачья, — пояснил Мёрфи. — Они неубедительны. Есть только один человек, который ведет себя так, как будто говорит правду, но затем переходит к чертовски странной теме.

— И кто это?

— Бекка как там…

— Пёрбрайт, — подхватила Робин. Ее сердце забилось чаще. — Да, уверена, Бекка была убедительной.

— Она просто говорит естественнее, чем остальные. Если бы она не начала нести чушь в конце, можно было подумать, что она заслуживает доверия. Ты поймешь, что я имею в виду, когда мы посмотрим это видео.

— Кто еще давал показания?

— Пожилая женщина по имени Луиза и женщина помоложе по имени Вивьен.

— Луиза давала показания против меня? — возмутилась Робин. — Я ожидала этого от Вивьен, она отчаянно хочет стать духовной женой, но Луиза?

— Послушай, было похоже, что они обе зачитывали выученное по сценарию. Я не смог получить видеозапись, на которой ребенок обвиняет тебя, мой человек не передал ее. На самом деле не могу винить его — мальчику всего семь лет. У меня и этого видео быть не должно. Но мне сказали, что и мальчик вел себя так, как будто его научили так говорить.

— Ладно, — Робин сделала большой глоток вина. — Покажи мне Бекку.

Мёрфи щелкнул по иконке папки, затем по одному из видеофайлов внутри, и Робин увидела комнату для допросов в полиции, снятую сверху. Камера явно была закреплена в углу под потолком. Крупный, солидного вида полицейский был снят со спины, так что прекрасно освещалась его похожая на монашескую лысина.

— Я думаю, это один из тех полицейских, которые брали у меня показания в «Фелбриг-Лодж», — предположила Робин.

Мёрфи нажал на воспроизведение. Женщина-офицер привела Бекку в комнату и указала ей на свободный стул. Темные волосы Бекки были как всегда блестящими, ее сияющая кожа безупречна, неуверенная улыбка скромна. В своем чистом синем спортивном костюме и белых без пятнышка кроссовках она казалась похожей на вожатую в каком-нибудь безобидном летнем лагере.

Мужчина-офицер известил Бекку, что ведется запись разговора, и она кивнула. Он спросил ее полное имя, а затем, как долго она живет на ферме Чапмена.

— С тех пор, как мне исполнилось восемь, — ответила Бекка.

— Вы присматриваете за детьми?

— Я нечасто непосредственно занимаюсь уходом за детьми, но я курирую нашу программу домашнего обучения, — сказала Бекка.

— О, пожалуйста, — обратилась Робин к Бекке на экране. — Какая программа домашнего обучения? «Чистый духом знает, что принятие важнее понимания».

— ...курируете? — переспросила женщина-офицер.

— Делаю все, чтобы у нас соблюдались все требования...

— Полная лажа, — громко произнесла Робин. — Когда инспекторы из мира-пузыря посещали ферму Чапмена?

Мёрфи поставил видео на паузу.

— Что? — спросила Робин.

— Если ты будешь продолжать говорить одновременно с ней, — мягко заметил Мёрфи, — ты ничего не услышишь.

— Извини, — расстроенно ответила Робин. — Я просто... это тяжело — снова слышать ерунду, которую они несут. Этих детей не воспитывают, им промывают мозги. Извини. Включай. Я буду молчать.

Она положила в рот большую порцию карри, и Мёрфи включил видео.

— …образовательного стандарта. Члены церкви, имеющие требуемые навыки, ведут занятия, разумеется, после проверки их биографии. У нас есть пара высококвалифицированных учителей начальных классов, один профессор знакомит детей с основными философскими концепциями, а очень талантливый скульптор руководит их художественными проектами. — Бекка саркастично усмехнулась. — Эти дети, вероятно, получают лучшее начальное образование в стране! Нам так везет с людьми, которые присоединяются к нам. Я помню, в прошлом году я переживала, что у нас может снизиться уровень преподавания математики, а потом к нам на ферму приехал аспирант-математик, он просмотрел работы детей и сказал мне, что в продвинутых классах учебной подготовки он видел гораздо менее сообразительных детей!

Робин вспомнила вагончики, где зашуганные дети с обритыми головами бессмысленно раскрашивали картинки с изображением Украденного пророка с петлей на шее. Она вспомнила почти полное отсутствие книг в классе и подпись на картинке — «Дериво с тапором».

И все же манера поведения Бекки была действительно убедительной. Она производила впечатление увлеченного и прилежного педагога, немного, конечно, нервничающего из-за разговора с полицией, но ничего не скрывающего и полного решимости выполнить свой долг.

— Это невероятное происшествие, — искренне произнесла она. — У нас никогда раньше не случалось ничего подобного. На самом деле мы даже не уверены, что ее действительно звали Ровена Эллис.

Теперь Робин увидела настоящую Бекку, выглядывающую из-за осторожного, невинного образа: ее темные глаза стали настороженными, она пыталась выудить информацию из полицейских. По дате на видео Робин поняла, что этот разговор произошел на следующий день после ее побега с фермы Чапмена: в тот момент в церкви, должно быть, пытались получить информацию о том, кем на самом деле была Робин.

— Почему вы думаете, что она использовала вымышленное имя? — спросила женщина-офицер.

— Один из членов нашей церкви слышал, как она отозвалась на «Робин», — рассказала Бекка, наблюдая за реакцией офицеров. — Не то чтобы это обязательно было важно… я имею в виду, у нас на ферме однажды была еще одна женщина, которая использовала вымышленное имя, но она не могла быть более...

— Давайте начнем с начала, — перебил ее мужчина-офицер. — Где вы были, когда произошел инцидент?

— На кухне, — ответила Бекка, — помогала готовить ужин.

Робин, которая ни разу не видела, чтобы Бекка помогала готовить ужин или выполняла какую-либо грязную работу по ферме, воздержалась от очередного язвительного комментария. Несомненно, этот ответ был выбран для того, чтобы изобразить из себя обычного трудолюбивого человека.

— Когда вы впервые узнали о происшествии?

— Так... Вивьен вошла на кухню в поисках Джейкоба...

— Как Джейкоб мог ходить? — рассердилась Робин. — Он умирает! Извини, — быстро добавила она, когда рука Мёрфи потянулась к мышке. Она сделала глоток вина.

— ...а Луиза присматривала за детьми на огороде, и Джейкоб поранился лопаткой. Очевидно, Ровена предложила отвести его на кухню, чтобы промыть порез и заклеить пластырем — у нас там есть аптечка первой помощи. Когда они не вернулись, Вивьен пошла их искать, но, конечно, они вообще не заходили на кухню. Мне это показалось странным, но в тот момент я не переживала. Я сказала Вивьен, чтобы она возвращалась к другим детям и что я сама пойду поищу Ровену и Джейкоба, что я и сделала. Я подумала, что, возможно, Джейкобу понадобилась ванная, поэтому первым делом заглянула туда. Я открыла дверь и…

Бекка покачала головой и закрыла свои карие глаза: предстала потрясенная женщина.

— Я не поняла, что увидела, — тихо произнесла она, снова открывая глаза. — Там были Ровена и Джейкоб, у него были спущены брюки, он плакал — они были не в кабинке, они стояли у раковины. Когда он увидел меня, то он подбежал ко мне и сказал: «Бекка, Бекка, она сделала мне больно!»

— И что в этот момент делала Ровена?

— Ну, она просто прошла мимо меня, ничего не сказав. Ясно, что в то время я гораздо больше переживала о Джейкобе. Я сказала, что уверена, что Ровена не сделала ему больно намеренно, но потом он рассказал мне о том, как она стянула с него брюки и трусы и обнажила его гениталии, а потом пыталась сфотографировать...

— Как? — взорвалась Робин. — Чем я пыталась сфотографировать? Мне не разрешали пользоваться ни сраным телефоном, ни... извини, не ставь на паузу, не ставь, — поспешно попросила она Мёрфи.

— ...и ударила его по голове, поскольку он не стоял смирно, — продолжала Бекка. — И, я имею в виду, мы в церкви невероятно серьезно относимся к безопасности детей...

— Конечно, относитесь, — яростно сказала Робин, не в силах совладать с собой, — малыши бродят по ночам в подгузниках...

— …на ферме Чапмена никогда не было случаев сексуального насилия...

— Странные слова, — крикнула Робин Бекке на экране, — от женщины, которая сказала, что ее брат сексуально надругался над ней на ферме!

Мёрфи снова поставил видео на паузу.

— С тобой все в порядке? — мягко спросил он, положив руку на плечо Робин.

— Да... нет... ну, очевидно, нет, — Робин вставала и нервно пригладила свои волосы. — Это чушь собачья, все это чушь собачья, и она...

Она указала на Бекку на экране, которая застыла с открытым ртом, но Робин не смогла найти слов, чтобы верно выразить свое презрение.

— Посмотрим остальное позж…? — начал Мёрфи.

— Нет, — возразила Робин, опускаясь обратно на свое место. — Извини, я просто невероятно зла. Мальчик, о котором она говорит, не Джейкоб! Где настоящий? Он мертв? Он умирает с голоду…?

Робин заплакала.

— Черт, — произнес Мёрфи, пододвигая свой стул, чтобы обнять ее. — Робин, я не должен был показывать тебе эту лажу. Надо было просто сказать, что они несут полную чушь, и тебе не о чем беспокоиться.

— Все в порядке, все в порядке, — Робин взяла себя в руки. — Я хочу досмотреть… она может сказать что-нибудь полезное… о той женщине с вымышленным именем...

— Шерри? — сказал Мёрфи.

Робин высвободилась из его объятий.

— Она назвала это имя?

— Да, ближе к концу. Там-то и началось все интересное...

Робин встала и направилась к своей сумке, чтобы взять блокнот и ручку.

— Шерри, так звали женщину, с которой я сегодня разговаривала.

— Хорошо, — неуверенно произнес Мёрфи. — Давай перемотаем вперед, посмотрим эпизод с Шерри и забудем остальное.

— Хорошо, — согласилась Робин, снова садясь за свой блокнот. — Прости, — добавила она, снова вытирая глаза, — я не знаю, что со мной не так.

— Хм, есть версия, что ты только что сбежала из секты или чего-то в этом роде.

Но Робин так и не смогла адекватно объяснить Мёрфи, каково это — слушать неприкрытую ложь, заслоняющую ужасное отношение к детям, сфабрикованную историю о сексуальном домогательстве, когда она всего лишь очень переживала и пыталась спасти умирающего ребенка. Пропасть между тем, чем изображала из себя ВГЦ, и тем, чем церковь была на самом деле, как никогда была очевидна для нее, и что-то внутри Робин желало закричать и швырнуть ноутбук Мёрфи через всю комнату, но вместо этого она щелкнула ручкой и стала ждать.

Мёрфи перемотал видео вперед, и они вместе следили, как Бекка жестикулирует, качает головой и снова кивает.

— Слишком далеко, — пробормотал Мёрфи, — она убрала волосы с лица, прежде чем...

Он перемотал назад и, наконец, нажал воспроизведение.

— ...другая женщина с вымышленным именем? — спросила женщина-полицейский.

— О, — Бекка убрала с лица свои блестящие волосы, — да. Я упоминаю ее, потому что она как раз была настоящим божественным орудием.

Робин почти физически ощущала, как двое полицейских борются с желанием посмотреть друг на друга. Мужчина-полицейский прочистил горло.

— Что вы имеете в виду?

— Шерри была вестницей Благословенного Божества, посланной, чтобы забрать Дайю, нашего пророка, к морю. Шерри доверила мне свою цель…

Робин начала что-то строчить в своем блокноте.

— …и я доверилась ей, и была права. То, что казалось неправильным, было правильным, понимаете? Папа Джей подтвердит все, что я говорю, — продолжила Бекка точно таким же серьезным и рассудительным тоном, каким она говорила на протяжении всего разговора. — Я чистая духом, а это значит, что я понимаю: то, что может показаться дьявольским, является божественным, и наоборот...

— Понимаешь, что я име...? — начал Мёрфи.

— Тсс, — настойчиво попросила Робин, прислушиваясь.

— Шерри пришла, выполнила свою миссию, а затем покинула нас.

— Вы имеете в виду, что она умерла? — спросил мужчина-офицер.

— Смерти нет в том смысле, который материалистический мир имеет в виду, когда использует это слово, — сказала Бекка, улыбаясь. — Нет, она уехала с фермы. Я верю, что однажды она вернется к нам и приведет с собой своих маленьких девочек. — Бекка тихо рассмеялась. — Я понимаю, что для вас это звучит странно, но все хорошо. Папа Джей всегда говорит...

— …«Я лучше встречусь с честным скептиком, чем с сотней людей, которые верят, что знают Бога, но на самом деле находятся в плену собственного благочестия», — повторила Робин эти слова вместе с Беккой.

— Я пытаюсь объяснить, — продолжала Бекка на экране, — что моя личная связь с Утонувшим пророком и мои отношения с орудием Божественного провидения, с человеком, который страдал и был непорочен, означают, что я была вполне готова услышать объяснение происходящего от Ровены. Я бы проявила понимание и сострадание... но она не стала объяснять, — сказала Бекка, и ее улыбка погасла. — Она убежала, а на окраине фермы ее ждал мужчина в машине. Он усадил ее в свою машину, и они уехали. Трудно не предполагать, что она и этот мужчина что-то замышляли вместе, верно? Надеялись ли они похитить ребенка? Пыталась ли она раздобыть фотографии обнаженных детей, чтобы отправить этому мужчине?

— Остальное — просто ее болтовня о том, как подозрительно, что ты решилась на этот шаг, — рассказал Мёрфи, закрывая видео. — С тобой все в порядке?

— Да, — тихо произнесла Робин, потянувшись за своим вином. Она выпила половину бокала, прежде чем ответить. — Я полагаю, это просто шок.

— Конечно, так и есть, тебя обвиняют...

— Нет, не по этому поводу… Я только что поняла… она верит. Она верит во все эти вещи, и… она искренне считает себя хорошим человеком.

— Что ж, — сказал Мёрфи, — думаю, таковы культы.

Он закрыл ноутбук.

— Ешь карри.

Но Робин опустила взгляд в свои записи:

— Да, поем. Просто мне нужно позвонить Страйку.

100

Сильная черта на втором месте.

Появившийся дракон находится на поле.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

Страйк медленно возвращался по Черинг-Кросс-роуд из Чайнатауна, где в одиночестве поужинал в ресторане на Уордор-стрит. Поедая сингапурскую лапшу, он смотрел на темнеющую улицу и заметил, как пара человек в синих спортивных костюмах медленно прошли мимо, увлеченные разговором, а потом свернули на Руперт-корт. Он не мог разглядеть их лиц, но с желчью понадеялся, что частный детектив, который четыре месяца работал под прикрытием на их драгоценной ферме, доставил им немало хлопот.

Знакомая легкая тоска охватила его, когда он возвращался в офис. Мысли о том, что Робин в настоящее время находится в квартире Мёрфи и смотрит видеозапись из полиции, омрачили его трапезу. Угрюмо наблюдая, как мимо проносятся машины, он признался сам себе, что хотел бы, чтобы Робин позвонила ему после просмотра записей. Но, конечно, сейчас рядом с ней Мёрфи, чтобы предложить помощь и поддержку…

Зазвонил его мобильный. Он вытащил его из кармана, увидел номер Робин и ответил.

— Ты можешь говорить? — спросила она.

— Да, уже давно только и делаю это.

— Очень смешно. Ты занят?

— Нет. Рассказывай.

— Я только что посмотрела разговор полицейских с Беккой Пёрбрайт, и она сказала несколько странных вещей о Шерри. Кэрри, я имею в виду.

— Как, черт возьми, речь зашла о Кэрри?

— Как пример того, как дьявольское иногда может быть божественным.

— Мне нужны пояснения.

— Она говорила, что была бы счастлива услышать мое объяснение того, что я сделала с Джейкобом, потому что когда-то она знала женщину — орудие Божественного провидения, которая сделала то, что казалось ужасным, но на самом деле было... Ты понял суть. Затем она сказала, что Кэрри «доверила ей свою цель».

— Очень интересно, — сказал Страйк.

— И она знает, что у Кэрри есть дочери. Она сказала: «Я верю, что однажды она вернется к нам и приведет своих маленьких девочек».

Страйк, переходивший дорогу, несколько мгновений размышлял над этим.

— Ты меня слушаешь?

— Да, — ответил Страйк.

— А ты что думаешь?

— Думаю, это даже интереснее, чем то, что она «доверила свою цель» одиннадцатилетнему ребенку.

Свернув на Денмарк-стрит, он спросил:

— Значит, церковь следила за Шерри после того, как она ушла? Насколько я знаю, им пришлось изрядно потрудиться. Я же говорил тебе, что Джордану Рини загадочно позвонили из Норфолка перед тем, как он попытался покончить с собой?

— Да... это как-то свя..? Стой… ты хочешь сказать, что церковь следила и за ним?

— Вот именно, — подтвердил Страйк. — Делают ли они это со всеми, кто от них уходит, или только с людьми, которые, как они знают, особенно опасны для них?

— Им также удалось выследить Кевина в его съемной квартире… ты знаешь, что это они убили Кевина, — добавила Робин, когда Страйк промолчал.

— Мы этого не знаем, — сказал он, отпирая парадную дверь в здание. — Пока нет. Но я приму это как рабочую гипотезу.

— А как насчет тех писем, которые Ральф Доэрти продолжал рвать после того, как он и дети покинули ферму, даже после переезда в другой город и смены фамилии?

Страйк начал подниматься по лестнице.

— Итак, что общего у всех этих людей, кроме того, что они были членами ВГЦ?

— Все они связаны с утоплением Дейрдре и Дайю, — подсказала Робин.

— Для Рини связь слабая, — сказал Страйк. — Он проспал, вот и все. Связь с Кевином тоже шаткая. Ему было сколько — шесть, когда умерла Дайю? И я сомневаюсь, что церковь знает, что Эмили сказала ему о своих подозрениях. Был ли он достаточно взрослым, чтобы присутствовать на Явлении, где, как мы думаем, утонула Дейрдре?

— Да, — Робин быстро произвела вычисления в уме. — Ему было тринадцать или четырнадцать, когда это случилось.

— И это странно, — отметил Страйк, — потому что он, похоже, купился на историю о том, будто она ушла по собственному желанию.

— Ладно, — сказала Робин, которая слышала шаги Страйка по металлической лестнице, — в любом случае, увидимся завтра. Я просто хотела рассказать тебе о Шерри.

— Да, спасибо. Определенно есть над чем подумать.

Робин повесила трубку. Страйк продолжал подниматься, пока не добрался до двери своего офиса. Он отправился в Чайнатаун сразу после того, как Робин высадила его, а это означало, что он впервые имел возможность осмотреть замок с того момента, как уволил Литтлджона. Страйк включил фонарик на телефоне и наклонился.

— Я так и думал, ублюдок, — пробормотал он.

Дорогой новый замок, устойчивый к взлому отмычками, был покрыт царапинами, которых не было этим утром. Рядом с ними также было отколото крошечное пятнышко краски. Страйк полагал, что кто-то приложил немалые усилия, чтобы взломать дверь.

Теперь он вспомнил о второй мере предосторожности, которую принял против мести Паттерсона. Крошечная камера располагалась в темном углу под потолком, почти невидимая, если только не знать, что ищешь.

Страйк отпер дверь, включил свет и подошел, чтобы сесть за стол Пат, за которым он мог просмотреть видеозапись с камеры наблюдения за день. Он открыл программу, затем быстро прокрутил запись, минуя прибытие Пат, почтальона и Шаха, затем Пат зашла в туалет на лестничной площадке, Шах ушел…

Страйк хлопнул ладонью и остановил быструю перемотку. Высокая, коренастая фигура в балаклаве, одетая во все черное, поднималась по лестнице и оглядывалась вверх и вниз, проверяя, все ли чисто. Страйк наблюдал, как фигура достигла лестничной площадки, подошла к двери кабинета, достала связку отмычек и начала пытаться отпереть ее. Страйк взглянул на время записи, которое показывало, что запись была сделана сразу после того, как стемнело. Это наводило на мысль, что злоумышленник не знал, что Страйк живет на чердаке, о чем Литтлджону было хорошо известно.

В течение почти десяти минут незнакомец в черном продолжал безуспешно пытаться открыть дверь офиса. Наконец, сдавшись, он отступил, разглядывая панель, которая, по настоянию Страйка, была сделана из армированного стекла. Казалось, он пытался решить, стоит ли пытаться разбить панель, когда повернулся, чтобы посмотреть на лестницу позади него. Очевидно, он понял, что в здание кто-то вошел.

— Черт, — тихо произнес Страйк, когда незнакомец вытащил пистолет откуда-то из-под черной одежды. Он очень медленно отступил от лестничной площадки и неспешно поднялся по лестничному пролету, который вел к квартире Страйка.

Появился курьер с пиццей в руках. Он постучал в дверь офиса и стал ждать. Через минуту или две он позвонил по телефону, похоже, понял, что ошибся адресом, и ушел.

Прошла еще пара минут, которых хватило для того, чтобы затаившийся злоумышленник услышал, как закрылась входная дверь. Затем он вышел из своего укрытия и целую минуту стоял, созерцая дверь офиса, после чего повертел в руках пистолет и изо всех сил начал наносить им удары по стеклу, пытаясь разбить его. Стекло оставалось целым.

Незнакомец в балаклаве сунул пистолет обратно под куртку, спустился по лестнице и исчез из виду.

Страйк перемотал отснятый материал, чтобы получить кадры, которые он мог бы изучить, всматриваясь в каждую секунду видео. Было невозможно определить, настоящий это пистолет или нет, учитывая плохое освещение на лестничной площадке и тот факт, что из него не стреляли, но даже в этом случае детектив знал, что ему придется сообщить об этом в полицию. Просмотрев запись заново, Страйк счел поведение этой фигуры опасным, даже помимо факта попытки взлома. Тщательное изучение лестницы впереди и позади себя, незаметные движения, невозмутимое отступление при угрозе разоблачения — все говорило о том, что этот человек не был новичком.

Зазвонил его мобильный. Он ответил на вызов, не отрывая взгляда от экрана.

— Алло?

— Вы Корморан Страйк? — произнес низкий, задыхающийся мужской голос.

— Да. Кто это?

— Что вы сделали с моей женой?

Страйк, нахмурившись, отвел взгляд от экрана компьютера.

— Кто это?

— ЧТО ВЫ СДЕЛАЛИ С МОЕЙ ЖЕНОЙ? — проревел мужчина так громко, что Страйку пришлось отнять телефон от уха. На заднем плане, на другом конце провода, Страйк услышал женский голос, говоривший «Мистер Вудс... мистер Вудс, успокойтесь...», и что-то похожее на вопли плачущих детей.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказал Страйк, но какая-то часть его мозга уже осознала, и Страйка охватило состояние похуже того, которое последовало за объявлением Бижу о своей беременности. Внутри у него все сжалось.

— МОЯ ЖЕНА… МОЯ ЖЕНА…

Мужчина плакал и кричал.

— Мистер Вудс, — произнес женский голос, теперь громче, — дайте мне трубку. Мы можем позаботиться об этом, мистер Вудс. Дайте мне телефон. Вы нужны своим дочерям, мистер Вудс.

Страйк услышал, как кто-то другой взял трубку. Теперь в его ухе звучал женский голос с бристольским акцентом, ему показалось, что женщина шла куда-то в другое помещение.

— Это констебль Хизер Уотерс, мистер Страйк. Мы полагаем, вы могли навещать сегодня миссис Кэрри Вудс? Мы нашли здесь вашу визитку.

— Навещал, — подтвердил Страйк. — Да.

— Могу я спросить, с чем это было связано?

— Что случилось? — спросил Страйк.

— Могу я спросить, о чем вы говорили с миссис Вудс, мистер...?

— Что случилось?

Он услышал, как закрылась дверь. Фоновый шум исчез.

— Миссис Вудс повесилась, — послышалось в трубке. — Ее муж нашел тело в гараже сегодня вечером, когда вернулся домой с работы.