Второе отделение концерта запечатлелось в мозгу Слайдера в виде некоего бесформенного пятна. Музыки он вообще не слышал, только обводил блуждающим взглядом оркестр, пока не наткнулся наконец на что-то плохо различимое, неясное, но, судя по преобладанию в нем белого и черного, бывшее, скорее всего, Джоанной. С этой минуты он уже не сводил с нее глаз, стараясь хотя бы таким путем, на расстоянии, дать ей возможность прочитать свои мысли. После концерта вообще не осталось никаких шансов. Айрин вновь завладела его рукой, и они вместе с Криппсами направились в одну из комнат для гостей, где был устроен бар. Кроме обслуживания у стойки, гостям, большинство которых составляли члены спонсорской корпорации, коих легко было узнавать по корпуленции, предлагали коктейли официанты в форменной одежде, ловко сновавшие с подносами среди толпы.
Криппс наконец мог почувствовать себя в родной стихии. Он не замедлил окунуться в деловые разговоры, в то время как Мэрилин любезно представляла Айрин женам его коллег. Слайдер же, благодаря своему немногословию в процедуре такого общения, очень напоминал ребенка с задержкой умственного развития. Коллективная агония, в которой пребывали все собравшиеся, достигла своей высшей точки, когда с противоположного конца в комнату стали просачиваться музыканты. Слайдеру было хорошо известно, как неприятна им подобная обязаловка, поэтому его особенно удивило присутствие среди них его Джоанны. И тут же сообразил, что это не предвещало ничего хорошего.
Но она спокойно направилась к стойке бара, как и остальные ее коллеги, и не удостоила Слайдера даже своего взгляда. От его внимания не ускользнуло и то, что она не стала отвергать ухаживания одного из организаторов. Слайдер хотел продолжить свои наблюдения за Джоанной, но с каждой минутой в помещении становилось все более тесно и шумно, так что в конце концов он просто потерял ее из виду. Мэрилин Криппс теперь уже старалась представить его наибольшему числу своих знакомых, надеясь, что профессия Слайдера и его должность поднимут ее в общественном мнении. Не был оставлен без внимания супругов и случайно оказавшийся возле них Уоррен Стэкер. Его остановили, чтобы продемонстрировать почтенной публике. – «А теперь мы в том месте, ха, ха?» – Но он был слишком опытен, чтобы играть по правилам, которые ему навязывают, и очень ловко ускользнул, оставив вместо себя главного кларнетиста. Но и тот пробыл с ними не более двух минут и, решив, видимо, ни в чем не отставать от своего руководителя, с равным успехом, хотя и не так изящно, уступил свое место Джоанне.
– Вы тоже играете на кларнете? – громко и внятно задала вопрос Мэрилин, как будто обращалась к глухой или иностранке.
– Нет, – ответила Джоанна. Ее голос, после громового вопроса, прозвучал так тихо, что создалось впечатление, будто лилипут разговаривает с женой Гулливера. – Я играю на скрипке.
– О, моему мужу пришлось однажды расследовать одно дело, в котором фигурировала скрипачка, – энергично поддержала тему Айрин, в очередной раз с гордостью захватывая руку Слайдера. – Мой муж – инспектор криминальной полиции.
Джоанна перевела взгляд на Слайдера, но, на удивление, на ее лице не было вообще никакого выражения.
– В самом деле? Это, должно быть, очень интересная работа?
Слайдер почувствовал себя так, как если бы он сидел близко у камина в старинном замке – с одного боку жжет, а с другого дрожь пробирает.
– Несчастную убили... я имею в виду скрипачку, – пролепетала Айрин. – Вы, должно быть, слышали тоже? Правда, прошло уже не сколько лет, но в свое время об этом много писали.
Душевное смятение, вызванное тем, что Джоанна смотрела на него, как на совершенно незнакомого ей человека, внезапно сменилось еще более интенсивным чувством тревоги. Слайдер лихорадочно пытался вспомнить, не называл ли он хоть раз имя Джоанны, когда рассказывал жене о расследовании убийства скрипачки. Джоанна была ее лучшей подругой, и поэтому вполне могла быть упомянута в той или иной связи. Но не более уверенно чувствовала себя и сама Джоанна. Она ведь не знала, что известно и что неизвестно Айрин об убийстве Анн-Мари Остин. Судя по вежливому тону, с которым та вела беседу, можно было понять, что она до сих пор ни о чем не догадывается. Но если вдруг кто-то подскажет, что речь идет именно о том оркестре, участники которого присутствуют сегодня на приеме?..
– Ну конечно, – сказала Айрин, поворачиваясь к Слайдеру. – Сегодня здесь как раз тот самый оркестр, в котором играла та молодая скрипачка, правда, дорогой?
Слайдер открыл рот, не имея еще ни малейшего понятия о том, что он сейчас от себя услышит, но Мэрилин Криппс опередила его, заслужив тем самым прощение всех своих прошлых и будущих грехов перед ним:
– Не думаю, что стоит так долго останавливаться на таком ужасном предмете. Или есть другие мнения?.. – Ее мало интересовали разговоры, к которым не она давала толчок. – Скажите лучше, скоро ли будет ваше следующее заграничное турне? Благодаря вашей профессии, вы можете объехать весь мир.
– Прошу прощения, – прошептал он, наклоняясь к Айрин, – мне нужно отлучиться кое-куда, ненадолго.
Другого повода, чтобы отказаться от дальнейшего участия в разговоре, у него просто не нашлось. А оставаться в таком обществе, где сошлись одновременно Айрин и Джоанна, он не мог, по причине сильного головокружения.
Кое-как отделавшись от дамского общества, Слайдер, естественно, тут же забыл, что собирался пойти «кое-куда». Он просто остановился посреди пустого коридора и, обхватив голову руками, искал ответа на мучавший его все время вопрос: что делать дальше. Неизвестно, сколько бы времени он так простоял, если бы вдруг не увидел, как из одной из дверей вышла Джоанна и быстро направилась в сторону лестницы. В одной руке она держала футляр со скрипкой, а через другую было переброшено ее аккуратно сложенное пальто. Значит, уходила совсем. Он почти что побежал за ней и настиг, когда у нее за спиной осталась вращающаяся дверь главного входа.
– Джоанна!
Она повернулась и одновременно отступила назад, как бы сторонясь от его возможного прикосновения. Слайдер это заметил.
– Куда ты идешь? – спросил он первое, что пришло ему на ум.
– Домой, – сказала она таким тоном, что Слайдер должен был понять, что куда бы она ни шла, – это его не касается. При этом лицо ее сделалось совершенно восковым.
– Джо, я очень виноват перед тобой, – сказал он. – Я был бессилен что-либо изменить. Но ты и сама видела.
Она посмотрела на него, как бы обдумывая, что ему на это сказать, но так ничего и не сказав, повернулась, чтобы уйти. Слайдер поймал ее за руку.
– Ты так мне ничего и не скажешь?
Она вздохнула и постаралась высвободить руку. А потом сказала ровным, спокойным голосом, как будто ей приходилось объяснять что-то не подающему никаких надежд ребенку:
– Если ты и в самом деле веришь, что не в силах был что-либо изменить, тогда нам больше не о чем разговаривать.
– А как я, по-твоему, должен был поступить, – спросил он в отчаянии.
– Так, чтобы это был поступок.
– Объясни, что ты хочешь этим сказать? – Но она уже удалялась от него, и было понятно, что это и был ее ответ. Слайдер поспешил за Джоанной и вновь ее остановил. – Что ты хочешь этим сказать?
– Я устала, – проговорила Джоанна. – Иду теперь домой.
В последних словах Джоанны было что-то, дававшее ему возможность надеяться, но что это было конкретно, Слайдер так и не мог понять.
– Я позвоню тебе завтра, – сказал он, отпуская ее руку. Она опять двинулась вперед, как игрушка с заводным механизмом.
– Не нужно, – сказала она.
– Что не нужно?
– Не нужно звонить, – сказала она. – Я не хочу, чтобы ты звонил.
Так вот она и ушла.
А Слайдеру ничего не оставалось, как вернуться на банкет. Там все было без изменений, как если бы он никуда не уходил. И то, что он какое-то время отсутствовал, заметила только Айрин.
– Ты нашел, что искал? – шепотом спросила она, когда он вернулся.
– Что? Не понимаю, о чем ты спрашиваешь.
Она была слишком хорошо воспитана, чтобы произносить в обществе слово «туалет», хотя бы даже и шепотом.
– Надеюсь, все в порядке? – спросила она уже нормальным голосом.
– Да. Все в порядке. А почему ты спрашиваешь?
– Потому что выглядишь ты как-то странно.
– Обыкновенно выгляжу. Устал только.
– Твоя машина здесь? – спросила она.
Вопрос заставил его насторожиться. Может, это ловушка? Как согласуется автомобиль с придуманной им легендой?
– Да, – сказал он после некоторых колебаний. – Почему ты это спросила?
Она сжала его руку и одарила улыбкой, которую – если бы так улыбнулась любая другая женщина – он счел бы обольстительной.
– Если ты на машине, нам можно не дожидаться Криппсов. Поедем домой, когда захотим.
– Мне кажется, здесь планировался еще какой-то ужин?
– Но мы не обязательно должны на нем присутствовать. Там будет много народу, и никто не обратит внимание на наше отсутствие. Скажу Мэрилин, что ты устал на работе, и сразу поедем домой.
Она и в самом деле обольщала его. Слайдер пожал плечами, и она еще раз стиснула его руку.
– Дождусь удобного момента, – шепнула она, как бы стараясь его приободрить, – и извинюсь перед Мэрилин за наш ранний уход.
Атертон стоял у окна, опираясь руками о подоконник, и глядел на улицу. День выдался серый, без солнца и без ветра, не жаркий и не холодный, как будто погоду отменили в связи с постигшим страну национальным бедствием. Под стать погоде были и внутренние ощущения Слайдера. Над всем доминировала не просто опустошенность, а скорее, даже разреженность с легким запахом озона, которая обычно является следствием пережитого сильного потрясения. Слайдеру казалось, что в нем произошел какой-то системный сбой, голова как бы плавала поодаль, утратив связь со всем остальным. И еще немного подташнивало, но это вполне можно было отнести на счет невыветрившегося запаха краски.
Выслушав рассказ Слайдера, Атертон невольно присвистнул почти беззвучно.
– Ну и дела, – сказал он, и на его лице изобразилось самое живое участие. – Даже не знаю, что сказать.
И при этом, что Слайдер утаил одну, но, возможно, самую существенную деталь. Прошлой ночью они с Айрин занимались любовью. Или сексом, если сказать точнее. Так обстоятельства сложились. Не смог он ее отвергнуть. Айрин неожиданно была так искренна в своем стремлении к близости, что его тело отреагировало ответным порывом, не делая различия между истинным объектом страсти и законным.
У него не было интимных отношений с супругой с тех пор, как он встретил Джоанну, и теперь, когда это случилось, он искренне раскаивался, не в последнюю очередь потому, что последствия могли быть самые серьезные. Наутро Айрин буквально светилась от счастья. Давно стены их не видели столько улыбок в утренние часы. Слайдер был в полном неведении, принимала ли Айрин таблетки. Скорее всего, что нет. Раз уж они так давно этим не занимались. Но она не попросила его об осторожности. Хотя за такую просьбу он был бы ей особенно благодарен. А что если она забеременела? Тогда это тот самый случай, когда мужчине положено кусать себе локти.
Вот что он не отважился рассказать Атертону, хотя считал последнего своим близким другом.
– Я позвонил ей, как только вышел сегодня утром из дома, – сообщил он вместо этого, – но она не захотела со мной разговаривать.
– Бросила трубку?
– Нет, сказала, что между нами все кончено и что она не хочет больше меня видеть. И еще, что если я не понимаю, в какое нелепое положение всех поставил, то ей меня просто жаль.
– Уф! – воскликнул Атертон, поморщившись, как от боли.
– Я пробовал возражать, но она сказала, что не хочет со мной разговаривать, и положила трубку. Когда через некоторое время я опять ей позвонил, ответил автоответчик. Должно быть, она ушла на работу.
– Да, неважные твои дела. Что ты намерен предпринять?
– Даже не знаю. Никогда прежде не был в подобной ситуации. Как тебе кажется, она тоже сейчас переживает?
Атертон покачал головой, глядя прямо в глаза Слайдеру.
– Откуда мне это знать?
– Но ведь у тебя было женщин гораздо больше, чем у меня, – сказал Слайдер, отчаявшись найти ответ на мучивший его вопрос. Он нуждался сейчас в любом, даже в самом малейшем подтверждении того, что еще не все потеряно. Нужен был хотя бы небольшой лоскутик, чтобы остановить кровотечение. – Что мне делать? Как объясниться с ней?
Атертон немного подумал.
– Вообще-то, мне кажется, трудно убедить кого-нибудь, когда говоришь по телефону. Лучше напиши ей письмо. И пошли вместе с цветами.
– Цветами? – нахмурил брови Слайдер. – Но это же пошло, по-моему?
– А женщинам нравится, – сказал Атертон. – Когда затрагивается их эмоциональная сущность, они вообще похожи на детей. Полное отсутствие вкуса. – Слайдер с недоверием поглядел на Атертона, но тот только пожал плечами. – В конце концов, тебя интересовало мое мнение. Вот что мы тут имеем – как сказал однажды человек, пришедший на пляж с дозиметром.
– А что, если я сам прийду к ней домой? – размышлял вслух Слайдер. – Может быть, она как раз на это и надеется? Или предпочитает держаться от меня подальше?
Атертон распрямился во весь рост.
– Что ты скажешь насчет того, чтобы решить все сначала с Айрин?
Слайдер посмотрел с удивлением.
– Не получив еще окончательного ответа от Джоанны?
– Если ты действительно готов пойти на развод, чтобы жить с ней...
– Ну хорошо. Предположим, я объяснюсь с женой, а Джоанна мне откажет. Что тогда?
Атертон на это ничего не ответил. Он только пожал плечами. Но этот жест сказал Слайдеру все то, что он не хотел бы слышать.
– Позвоню ей после обеда еще раз, – решил он наконец. – А если она не будет поднимать трубку, то вечером прийду к ней домой.
Таким образом, впереди были долгие часы ожидания, прежде чем он мог окончательно узнать свою судьбу.
– Самое для тебя сейчас лучшее, – посоветовал по-дружески Атертон, направляясь к двери, – это найти, чем занять свою голову.
Но можно было, как оказалось, и не находить. Потому что вскоре после ухода Атертона в кабинете Слайдера затрещал телефон. Звонил Космач.
– Билл, – прогудело в трубке. – У меня есть результаты экспертизы носового платка, присланного тобою! Ребята из генетической лаборатории в буквальном смысле извозились. Да, это действительно мужское семя, как ты и думал. Но к сожалению...
– Нет, только не это!
– Образцы, что называется, не очень свежие, – понизил голос Космач, – но им удалось получить частичный профиль. Так вот, результаты последней экспертизы и предыдущей, когда исследовались образцы из бара, – не совпадают.
– Ты хочешь сказать, что они недостаточно хороши, чтобы надежно свидетельствовать об идентичности?
– Да нет же, все как раз наоборот. Или, точнее, почти что наоборот. Речь именно о несовпадении. То есть, они не могут использоваться как доказательство идентичности, однако дают нам право утверждать, что проба, взятая с носового платка, никакого отношения к человеку, убитому в баре, не имеет.
– Проклятье! – воскликнул в отчаяньи Слайдер. – Для чего же Леману понадобился в постели платок с чьей-то спермой?
– Боюсь даже подумать! – радостно прокричал Космач. – У меня никогда не было подобных наклонностей.
– А мне-то казалось, что стоит только дождаться заключения эксперта, и конец всем нашим печалям, – сказал Слайдер. – Значит, надо опять возвращаться к схеме.
Оставалось лишь сожалеть, что их с Атертоном предположения оказались сделанными на пустом месте. Все ушло, как вода в песок. Но одна зацепка все еще могла быть использованной. Теперь на первый план выходило заключение зубного эксперта. Но сколько времени уйдет на рассылку его тысячам гонконгских дантистов и ожидание ответа? Слайдер же был до того разочарован очередной неудачей, что сильно сомневался в результативности таких действий. Если в квартире Лемана бывал еще какой-то мужчина, следствие получало дополнительное подтверждение его бисексуальности. Но это же обстоятельство вносило дополнительный элемент неопределенности. Какой-то неизвестный партнер мог испытывать сильное чувство ревности, что и толкнуло его на преступление. Защита – если вообще этот бред удастся когда-нибудь довести до суда – неприменно подхватит эту версию.
Он достал копию протокола допроса Слотера и стал его еще раз перечитывать. Конечно, он знал все почти наизусть, но чем черт не шутит, вдруг возникнет какая-нибудь новая идея. Правда, материала было явно маловато. Рассказ Слотера выглядел на редкость бесхитростным, имел много слабых мест, но почему же он тогда так упорно держался своих показаний? Неман пришел в бар, предложил где-нибудь выпить на пару, а потом пошел к нему домой. Вне бара они с Неманом никогда прежде не встречались. Он его не убивал. Не имеет малейшего представления о том, как расчлененное тело оказалось в мешках для мусора. Зайти в бар во внерабочее время мог только он.
Если Слотер думает, что оставил хоть какую-то возможность для своей защиты, он просто ненормальный. Здесь есть все, чтобы считать его убийцей. Налицо мотивы преступления, орудия, благоприятная возможность и полное отсутствие алиби. Слайдер и сам готов был поклясться, что никто, кроме Слотера, не мог этого сделать. Не хватало только признания подозреваемого или какого-нибудь веского доказательства его вины. В этом смысле Слайдер мог предъявить лишь свои предположения. Кроме того, он почти ничего не знал об убитом. Питер Леман наверняка участвовал в каком-то преступном бизнесе. Предположительно, в контрабанде, а еще вероятнее – в контрабанде наркотиками. Можно было подумать: какая разница, раз уж он теперь мертв, – но не в характере Слайдера было успокаиваться, пока что-то остается невыясненным.
Неизвестно, сколько бы он просидел еще так: неподвижно, уставившись в стену, – если бы телефонный звонок не прервал внезапно ход его мыслей.
– Мистер Слайдер? – Это была Сюзанна Эдрич, находившаяся в крайне возбужденном состоянии. – Мистер Слайдер, мне только что звонил Питер!
– Питер?
– Да, мой Питер! Питер Леман! Оказывается, он жив! – В трубке послышался звук, средний между смехом и всхлипыванием. – Разве это не замечательно? Но я никогда и не верила, что убитым был он! Я не теряла все это время надежды, что он жив. В самом деле. Что-то в глубине меня постоянно твердило мне, что это так. О, как я счастлива!
Ее голос задрожал, и она опять всхлипнула прямо в телефонную трубку.
– Так, а сами-то вы где сейчас? – спросил Слайдер.
– На работе, – довольно ясно проговорила она, хотя одновременно произвела в трубке какой-то странный шумовой эффект. – Он мне сюда позвонил. Он не мог позвонить мне домой из-за моих родителей.
– А вам известно, где он в данный момент находится?
– У него нет желания говорить, в каком он сейчас месте. Потому что это секрет. Но ведь главное, что он жив!
«Пока», – уточнил про себя Слайдер.
– Хорошо, мисс Эдрич, я сейчас поеду прямо к вам. Оставайтесь на месте, никому больше об этом не рассказывайте, а если Питер еще раз объявится, постарайтесь выяснить, откуда он звонит или его номер телефона. Не удастся – тогда задержите его как можно дольше у телефона, пока я не приеду. Вы все поняли?
– Да, – сказала она и, прежде чем повесить трубку, добавила еще ряд невразумительных, но, без сомнения, радостных восклицаний.
Слайдер припечатал трубку к рычагам своего аппарата и был уже на ногах и звал Атертона, прежде чем он звякнул в последний раз. Одновременно на ум ему пришли те слова, которые он однажды сказал Космачу: в самых лучших детективных романах труп оказывается не трупом. Дело, можно сказать, буквально рассыпалось в его руках. Если Питер Леман жив, то грош цена такому делу.
Сюзанна Эдрич дала волю слезам и всласть наплакалась. Судя по всему, ей это показалось ни с чем не сравнимым удовольствием, и она каждую минутку была готова вновь разрыдаться. Слайдер старался задавать свои вопросы с особой осторожностью, чтобы ей легче было сдерживать слезы – иначе, они рисковали получить от нее одну только соленую воду.
– Вы уверены, что это был именно он, а не кто-нибудь еще? Вы абсолютно убеждены в этом?
– Да, конечно. Если бы это был не Питер, я сразу определила бы по голосу, – радостно сообщила она. – Он сказал: «Привет, Суз», – он всегда называет меня Суз. Я сказала: «О Боже, Питер, я думала, ты умер!» Но теперь мне ясно, что я так не думала, в глубине... – сказала она серьезно.
Слайдер понимал, что она находилась в плену мистических переживаний. Ее любовь к Питеру Леману многократно усилилась в результате короткого, но богатого на события вдовства. И теперь, восстав из мертвых, он превращался в ее единственную страсть на всю жизнь.
– Он удивился, когда узнал, что вы считали его мертвым?
– Ну а как же вы думаете? Я ему тут же все рассказала: про труп и этого человека из рыбного бара, про то, какие вопросы вы мне задавали.
– А что он сообщил вам о себе? Он сказал, где был все это время?
– Нет, он сказал только, что вынужден скрываться...
– Скрываться? – не выдержал Слайдер. Вся эта история все больше походила на розыгрыш. Сюзанна посмотрела на него с удивлением.
– Да. Он сейчас скрывается. Он сказал, что выполняет какую-то важную работу по заданию одного человека и поэтому должен на время исчезнуть из поля зрения, и никому не должно быть известно, где он находится. А мне он позвонил только потому, что не хотел, чтобы я переживала понапрасну, – радостно сообщила она. – Видите, как хорошо он ко мне относится.
– А что это за работа, про которую он упомянул? Что-нибудь противозаконное?
– Нет, конечно же! Питер ни за что бы за такое дело не взялся, – возмутилась она.
– А зачем же, в таков случае, ему скрываться? – вмешался Атертон, спокойствие которого было нарушено обнаружившимся противоречием.
– Ну хорошо, не знаю! – довольно грубо ответила она. – Он ведь сказал мне, что это секрет, А если бы он все рассказал, то это был бы уже не секрет. И еще он предупредил, чтобы я никому не говорила про наши отношения. Но я подумала, что лучше вам все сразу сообщить, чтобы вы больше не наводили справки насчет него. Только обещайте мне, что кроме вас, это никому не станет известно.
– Кому мы не должны говорить? Кого он боится?
– Я от него этого не слышала. Раз секрет, то что уж тут спрашивать. Но он обещал, что потом обязательно мне все расскажет.
Слайдер и Атертон переглянулись. Все, чему они были свидетелями, как бы сошло со страниц одного из романов о 30-х годах, причем далеко не самого лучшего.
– Мисс Эдрич, постарайтесь рассудить логически. Он, должно быть, вовлечен в какую-то противозаконную деятельность. Все остальное не нуждается в таком строгом сохранении тайны.
– А военная тайна? Или секретная служба? А мало ли существует промышленных секретов, раз уж речь зашла об этом? – возмущенно проговорила она. – Думаю, вам просто очень хочется, чтобы Питер оказался преступником. Вот вы и поторопились сделать выводы. На то вы и полицейские, – добавила она с упреком. – Выходит, зря я вам все рассказала. Мне-то казалось, вы будете благодарны за мою помощь.
– Так мы благодарны. Конечно, – поспешил заверить Атертон. – Замечательно и то, что ему пришло в голову вам позвонить. Должно быть, он вас по-настоящему любит.
От такой неприкрытой лести она заурчала, как чайник над конфоркой. Слайдеру оставалось только удивляться.
– Да, это действительно так.
– По всей видимости, ему предстоит еще скрываться некоторое время. И вы, наверно, лучше, чем кто-либо, понимаете, что он не в силах будет подавить в себе желание еще, хотя бы однажды поговорить с вами. Вы согласны со мной? То есть, я хочу сказать, нет для него сейчас большего утешения, чем возможность услышать ваш голос.
– Пожалуй, что так. Он сказал, что еще позвонит мне, – скромно признала Сюзанна.
– И когда он это сделает, мы бы хотели – это чрезвычайно важно! – чтобы и у нас был шанс пообщаться с ним. Поверьте, это ничем ему не грозит. Просто мы отчаянно нуждаемся в кое-какой информации.
По лицу Сюзанны было заметно, что эта просьба ее озадачила.
– Не знаю даже... Конечно, я могла бы его спросить. Но согласится ли он? Мне бы не хотелось, чтобы по моей вине Питер оказался в опасности.
– Вот и мы о том же. Ваш Питер сейчас уже находится в опасности. И нуждается в нашей помощи. А мы не можем взять его под свою защиту, потому что не знаем даже, где его искать.
– Да, похоже, вы правы, – согласилась она.
В течение последующих нескольких минут Атертон, демонстрируя свои незаурядные актерские способности, добился того, что Сюзанна обещала помочь в любой форме установить телефонный контакт с Питером. Как в таком случае принято говорить: дело мастера боится.
– Теперь для нас главное уговорить Бэррингтона дать нам еще людей, – сказал Слайдер уже в машине, когда они возвращались в участок.
– А сколько лоботрясов тебе вообще нужно – кроме тех, что уже имеются?
– Трудно пока сказать, – проговорил Слайдер с унылым видом. – Она настолько уверовала в то, что является героиней фильма Хэмфри Богарта, что приходится ставить под сомнение все, что от нее слышишь.
– За исключением того, что Леман жив.
– Да. Так оно, скорее всего, и есть.
– И Слотер нам твердил постоянно, что Немана он не убивал.
– Вот именно. Кстати, теперь понятно, почему он так упорно держался своей версии. Говорил правду – вот и вся недолга. Но кто же тогда его жертва? Труп-то, как-никак, был.
– Может, он убил какого-то китайца? Ведь нам известно теперь, что, по своему происхождению, убитый был связан с Азией. Неясно лишь, в какой степени обнаруживалась эта связь.
– Но и Леман, думаю, тут причастен. Нам во что бы то ни стало нужно до него добраться. – Слайдер вздохнул. – Чего я не знаю, так это как теперь поступать со Слотером. Придется снять с него обвинение. Но главное, кому теперь мы его предъявим? Кого и в чем мы сможем обвинить? А пока из всего наработанного нами, остается: – убийство произошло в рыбном баре и ни у кого, кроме Слотера, ключа от бара не было.
– Другими словами, мы имеем дело с типичным «глухарем», – заключил Атертон. – Хорошо, что я всего лишь простой сержант и не мне принимать решения.
– Отпустите его, – сказал решительно Бэррингтон. – Если жертва – не Леман, у нас на него ничего нет.
– За исключением тех фактов, что удалось установить при обследовании помещений бара, сэр, – сказал Слайдер. – Полное отсутствие признаков проникновения со взломом и отпечатков пальцев посторонних лиц.
– Все равно, пока мы не узнаем, кто стал жертвой преступления, мы не сможем связать это преступление с личностью Слотера. Но если мы дадим ему сейчас спокойно уйти, то я больше чем уверен – он обязательно совершит какую-нибудь гадость, и выдаст себя с головой.
– Так точно, сэр.
Бэррингтон уставил свои звериные глаза прямо в лицо Слайдеру.
– Я весьма, весьма недоволен таким поворотом, Слайдер. Вы совершенно впустую потратили уйму драгоценного времени, идя по ложному следу. Теперь приходится начинать все фактически с самого начала. Не попадите опять пальцем в небо! Постарайтесь на этот раз обойтись без ошибок. Мне нужно, чтобы вы установили личность жертвы и какое отношение имеет ко всему этому Леман. Если он не был убит, то, возможно, он убийца. Вам не приходило в голову, что они могли действовать заодно со Слотером? Слотер передал ему ключ, а сейчас покрывает. Но сначала его нужно найти! Найдите Лемана!
Слайдер кратко доложил о том, как собирался контролировать телефонные переговоры Сюзанны путем подсоединения к его аппарату особого устройства. Стоит Леману однажды позвонить, им сразу же станет известен номер его телефона.
– Не возражаю, – сказал Бэррингтон. – Действуйте, как задумали. И не забудьте установить наружное наблюдение за его квартирой – он в любой момент может там появиться.
Слотер ухватился обеими руками за сиденье стула, как будто была реальная угроза, что его оторвут силой от него и выкинут на улицу.
– Я не хочу никуда идти, – сказал он. – Я хочу остаться здесь.
– Но мы ведь тебя отпускаем, Ронни, – спокойно пояснил Атертон. – Тебе это понятно? Мы снимаем с тебя все обвинения. Ты теперь свободный человек.
Слотер смотрел то на Атертона, то на Николлса, как мышь, загнанная в угол.
– Отпускаете? – спросил он безучастно.
– Точно так. Можешь уходить совершено беспрепятственно. И ночевать ты сегодня будешь дома, а не здесь.
– Нет! – решительно заявил он. – Никуда я не пойду.
– Послушай, приятель, ты просто не имеешь права дольше оставаться, – обратился к нему Николлс. – Нам нужно освободить камеру.
Но все это лишь еще больше укрепило Слотера в его решении остаться.
– Никуда я отсюда не пойду, – сказал он. – Вы промахнулись, я на самом деле его убил. Понимаете? Я убил Питера Лемана. Вы же сами хотели, чтоб я признался, так ведь? Я ударил его, совершенно как вы говорили, по голове, потом расчленил и спрятал в мешки для мусора. Да, я сделал это! Я его убил!
Обменявшись взглядами с Николлсом, Атертон произнес мягко:
– Но это не Питер Леман, Ронни. Я имею в виду то, что было в мешках. Питер Леман жив.
– Что вы сказали? Он... – Глаза Слотера наполнились слезами. – Питер не умер?
– И не собирался. Живет себе и здравствует. Поэтому мы тебя и отпускаем.
– Питер жив, – повторил озадаченный Слотер. – Питер.
– Точно так, – энергично подтвердил Николлс. – Так что вставай, дружочек, и выметывайся отсюда. На улице как раз сейчас тепло и солнечно. Прокатим тебя с ветерком до самого дома. Грех в такой день тащиться по улице пешком.
Выражение лица Слотера посуровело, и он еще крепче вцепился в стул.
– Никуда я не пойду. Поймите, хоть и другого парня, но все равно, это я убил, я...
– О каком парне ты теперь говоришь? – спросил Атертон, терпению которого уже приходил конец.
– Ну, о мертвом. Там, в мешках. Это я его убил.
– Хорошо. Допустим. Тогда ты должен сказать, кто был этот человек.
– Не знаю.
– Выходит, не знаешь... А как же можешь заявлять, что убил кого-то, если ты даже не в курсе, кто стал твоей жертвой? – деликатно усомнился Атертон. – Так что давай, Ронни, уматывай.
После этих слов Слотер впал в состояние, близкое к истерическому.
– Убил я его, убил!.. Вы что, не понимаете? Я совершил убийство! Составьте протокол, я его подпишу! Делайте со мной, что хотите, только не выгоняйте! – И он громко зарыдал.
Но через некоторое время его удалось вернуть в нормальное состояние, после чего его слезы были осушены, а сам он оторван от своего стула. Николлс поговорил с ним ласково, после чего Слотер вроде как окончательно со всем смирился и даже не скрывал радости, что его подвезут на машине аж под самые двери дома.
– Что я теперь должен делать? – спокойно спросил он, когда его выводили – на этот раз без малейшего сопротивления с его стороны – на задний двор, где стояли полицейские машины, и куда он проследовал в сопровождении Атертона и констебля, получившего подробные указания по доставке освобожденного к месту его жительства. – Мне можно уже вернуться в бар?
– Боюсь, что с этим придется подождать. Ты просто не сможешь еще открыть бар. Так что возобновишь работу только после того, как мы убедимся, что там не осталось улик, не замеченных нами.
– Каких-нибудь зацепок, да?
– Верно.
– Значит, мне нужно оставаться дома и ждать?
– На твоем месте я бы так и поступил, – сказал Атертон. Он привык выслушивать в подобных случаях всевозможные угрозы, но чтобы просить советов?.. – Мы дадим знать, когда можно будет возобновить работу бара.
Слотер дернул головой.
– Нет, мистер Кейт сам решит это. Он скажет, что я должен делать. Вернусь просто домой и буду ждать.