Некрочип

Глава восемнадцатая Как Лэм попал к Слотеру[11]

Когда Атертон позвонил и Джоанна открыла перед ним дверь своей квартиры, ему показалось, что она только что встала с постели. Потому что такое, как у нее, выражение растерянности и смущения на слегка припухшем лице обычно бывает у людей в первые минуты после пробуждения, когда они еще не совсем освободились ото сна.

– Вот решил зайти, узнать, как твои дела.

– Что ж, очень мило с твоей стороны... Проходи, чего тут стоять, – добавила она после некоторого раздумья и повела Атертона в гостиную. На полу по всей комнате лежали беспорядочно разбросанные листы с нотными знаками. Скрипка Джоанны была оставлена в вертикальном положении в глубине кресла, смычок лежал поперек, на подлокотниках. – А я тут занималась разметкой нот, – пояснила она, проводя босой ногой по ковру и сгребая в одно место раскиданные листы. Потом, когда работа была завершена, она взобралась на образовавшуюся в центре комнаты бумажную гору и, обратив взгляд на Атертона, спросила: – Ты хочешь выпить? Или в такое время ты не пьешь? О, господи, какой глупый вопрос. Скажи лучше, что ты хочешь выпить?

– Если у тебя есть пиво, то мне больше ничего не нужно.

– Кажется, есть лагер. Это тебя устроит?

– О, конечно. Вполне устроит.

– Ну вот и хорошо. Ты тут устраивайся поудобнее, а я сейчас... – проговорила она с рассеянным видом. Потом отмела в сторону несколько листов со своего пути и пошла на кухню, – хотя точнее было бы сказать «побрела».

Оставшись один в комнате, Атертон первым делом подобрал ноты с пола и в виде аккуратной стопки положил их на сиденье кресла рядом со скрипкой. Потом, желая составить себе представление о состоянии, в котором находилась Джоанна, внимательно осмотрел окружавшую его обстановку. Он никогда не считал подругу Слайдера образцовой хозяйкой, но чтобы в ее доме появились признаки запущенности, – такое он видел впервые. Мебель, видимо, давно не протиралась, и слой пыли на ней был толще, чем обычно; на полке, рядом с книгами, стояла ваза с увядшими цветами; телефонный столик был завален письмами, часть из которых так и остались нераспечатанными; на каминной полке стоял пустой стеклянный кувшин, а на неподвижном диске проигрывателя поблескивала забытая пластинка, пустой конверт от которой сиротливо лежал на полу. Атертон подошел поближе, чтобы можно было прочитать название. «Вторая симфония» Элгара, переиздание знаменитой записи Барбиролли. Серьезная вещь... – подумал он. В самый раз, чтобы поплакать, когда есть настроение.

Джоанна вернулась в комнату, держа в одной руке бокал с лагером, а в другой – стакан, в котором было налито виски. Оставив гостя ненадолго одного, она, воспользовавшись случаем, успела ополоснуть лицо прохладной водой и в целом выглядела лучше – не такой опухшей, – хотя щеки и лоб блестели от влаги, а кончики волос были мокрыми.

– Вот, принесла нам обоим. К сожалению, нашлось только «Сэнсбери». Впрочем, тебя, я думаю, это устроит, – сказала она, делая вид, что у нее чуть ли не приподнятое настроение.

– Спасибо, – сказал Атертон. – За встречу!

– За встречу! – Джоанна, подобрав под себя одну ногу, удобно устроилась в самом углу своего старого честерфилда, Атертон соответственно сел в противоположном, так, чтобы можно было видеть ее лицо. – Ну вот, теперь хорошо.

– Прекрасно, – сказал Атертон. – Как твои дела?

– Это Билл тебя сюда прислал?

– Нет. Он даже не догадывается, что я здесь. Я сам решил. Дай, думаю, зайду, посмотрю, как она там.

– Да, как видишь, ничего.

– В самом деле?

– Почти что и не переживаю уже. Некогда просто. Как нарочно, столько всяких дел появилось в последнее время... А за делами, сам знаешь... Взять хотя бы этот школьный концерт, от которого я, кажется, скоро сойду с ума. – Она показала рукой на ноты. – У нас этим восемь человек занимается. Каждый выбирает себе какую-нибудь школу, где есть оркестр, и занимается с его участниками. Утром репетиция, а после обеда выступление перед остальными учениками. За год надо подготовить три концертные программы. Ужасно трудная работа. И потом, нам за это совсем ничего не платят. Просто кому-то кажется, что таким образом мы должны поддерживать юных исполнителей, чтобы те в дальнейшем могли стать профессиональными музыкантами. Но объясните мне Бога ради, зачем готовить молодое пополнение, когда нам самим работы не хватает? А мы ходим в школы и ходить, наверно, будем. Ну ладно, если бы только занятия – самое неприятное, для меня, по крайней мере, это то, что там приходится обедать. У меня до сих пор, с того еще времени, когда я сама училась в школе, сохранилось отвращение к школьным обедам. Ты помнишь оладьи с колбасным фаршем? Хотя, возможно, ты их уже не застал. Между прочим, столько на тебя ни смотрю, никак не могу определить твой возраст. – Она остановилась, чтобы набрать в легкие воздуху. – Слушай, почему все время говорю только я? Скажи и ты что-нибудь, а то я так никогда не остановлюсь.

– Не знаю, что сказать. Честно говоря, я не думал, что ты так переживаешь.

– А, значит, я тебе казалась законченной эгоисткой, решившей во что бы то ни стало разрушить чужую семью? Некой отчаявшейся особой, которой приспичило выйти замуж, неважно, за кого? – Джоанна на мгновение замолчала, но, прежде чем Атертон смог ответить на ее вопрос, вновь заговорила, размахивая рукой и как бы вытаскивая из себя слова: – Ну ладно, забудем об этом. Во всяком случае, ты ничем не заслужил, чтобы я разговаривала с тобой в таком тоне.

– Но я для того и пришел, чтобы ты могла высказать, что у тебя на душе накопилось. И мое мнение узнала бы насчет всего этого. Откровенно говоря, я давно хотел вмешаться.

– Ты с самого начала был против наших отношений, – сказала она. – Хотел, чтобы я от него отстала. И был прав, как я теперь понимаю.

– Он тебя любит. И это главное.

– Я знаю. Но одной любви тут недостаточно. Или я не права?

Атертон нервно шевельнулся в своем углу.

– Но тебе ли не знать, как трудно такому человеку, как Слайдер, оставить жену, одну, с двумя детьми.

– Я все понимаю. Ему трудно, но не до такой же степени... Я всегда признавала за ним право самому все обдумать и принять окончательное решение. И вот результат. Он до сих пор не знает, что ему делать.

– Поэтому ты решила, что лучше о нем забыть.

– Нет, я хочу быть с ним, он мне нужен сейчас не меньше, чем прежде. Но вся беда в том, – добавила Джоанна, предупреждая возможное возражение со стороны собеседника, – что он не испытывает такую же потребность во мне. Или лучше сказать, цена кажется ему слишком высокой.

Атертон покачал головой из стороны в сторону, но не для выражения несогласия, а для того, чтобы показать, что все это просто недоступно его пониманию.

– Ну а он-то как сейчас? Как он это переносит? – спросила она немного погодя.

– Он тоже сейчас очень занят, как и ты, а смирился или нет – не могу сказать. Я действительно, как ты правильно заметила с самого начала был против ваших отношений, – признался Атертон, глядя прямо в глаза Джоанне. – Но то было раньше, а сейчас я не могу себе даже представить, как вы сможете обходиться друг без друга. Особенно он.

– Но обходился же, до нашей встречи.

– О, это совсем другое дело. Нельзя переживать утрату того, чего у тебя еще не было. Сейчас его положению не позавидуешь. Ведь он привык делиться с тобой всеми своими радостями и заботами, – Атертон тяжело вздохнул, потому что ему стоило немалых усилий говорить то, что он должен был ей сказать. – Наша работа ни для кого не проходит даром, она требует постоянного напряжения прежде всего психики, и у каждого находится свой способ, как со всем этим справиться.

– Ну и какой же способ у тебя?

– Порой мне бывает просто тошно от того, чем приходится заниматься, – признался Атертон. – Грязь, непроходимая тупость и напрасная трата сил. Многие думают, что у нас романтическая профессия, но это совсем не так. Когда работаешь в полиции, приходится почти постоянно переносить ужасную скуку, а из прочих чувств чаще всего посещает чувство омерзения. Что же до преступников, с которыми мы вынуждены все время общаться, то это в большинстве своем такие не далекие, ничем не примечательные личности...

Джоанна кивнула, показывая Атертону, что ей очень хочется, чтобы он изложил свою мысль до конца.

– И вот, когда на душе делается особенно мерзко, я сам задаю себе вопрос: «Зачем тебе все это нужно?» – и всякий раз неизменно повторяю, что нужно же кому-то этим заниматься. – Сказав это, Атертон еле заметно улыбнулся. – А потом, налюбовавшись собственным благородством, говорю: «Да ты ведь просто ничего другого делать же умеешь». Такая наша судьба. Раз влез в это дело, считай, что никогда уже из него не уйдешь. Это вроде как семья, – понимаешь? Даже больше, чем семья. Оправдание твоего существования на земле. Когда становишься копом, ты уже не просто человек – ты часть единого целого и от этого сразу как бы вырастаешь. А стоит вернуться назад, в твое прежнее положение, опять будешь маленьким и одиноким. Вот и соглашаешься поневоле, что назад пути нет.

– Да, – сказала Джоанна, – я это прекрасно понимаю.

– Мне легче, чем Биллу. Я умею быть на работе бесстрастным, – сказал Атертон. Но, видимо, не вполне удовлетворился сам таким объяснением и, желая как можно лучше донести мысль до собеседницы, развел перед собой руки в стороны, так, как это обычно делают рыбаки, когда хотят показать, какая рыба попалась им на крючок. – Для нас все люди делятся на два сорта. С одной стороны преступники, с другой – законопослушные граждане. Они коренным образом отличаются друг от друга. Что касается лично меня, то я настолько ясно осознаю это различие, что и не пытаюсь преодолеть разделяющую нас стену. Чего, однако, не скажешь о Билле. Он, имея дело по долгу службы с проявлениями самых отрицательных человеческих черт, себя от всего этого не отделяет. И не противопоставляет. Но ведь не всякий обладает таким даром: отстраняться от своих непосредственных переживаний и видеть себя в любой ситуации как бы со стороны.

– Да, – согласилась Джоанна, – не всякий. Но это не дар.

– Не спорю, может, это и не дар вовсе, а что-то другое, – согласился Атертон, решивший не останавливаться на том, что не имело, на его взгляд, принципиального значения. – Главное, что Слайдер не обладает такой способностью. А это значит, что он нуждается в тебе гораздо больше, чем ты в нем.

– Вряд ли стоит с такой уверенностью судить о моих чувствах.

– Я хотел только сказать, что ты можешь отвлечься от своих страданий и трезво оценить ситуацию. А Слайдер не может. Поэтому его положение более тяжелое, чем твое.

– Но все сейчас зависит только от него самого, – проговорила она почти что с отчаянием. И раньше от него все зависело – Атертон предпочел промолчать. – Я чувствую, что твое беспокойство в отношении Слайдера имеет какую-то серьезную причину. Может, он что-то сделал?..

Атертон несколько подался вперед и, сдвинув колени, зажал между ними сложенные вместе ладони.

– Слайдер держался всегда на работе достаточно независимо от начальства. А наш новый шеф как раз ярый противник такого поведения. Он требует, чтобы все делалось строго по инструкции. Сейчас Билл по собственной инициативе занимается проверкой одного человека, которого начальник считает кристально чистым, и, по-моему, очень скоро нарвется на неприятности.

– Чего же ты ждешь от меня?

– Не знаю. Мне вообще трудно говорить...

– То есть, ты хочешь, чтобы я позволила ему вернуться? По-твоему, я должна сказать Слайдеру, что не надо оставлять семью, потому что я ни на что большее, чем быть просто любовницей, не претендую? – Атертон сидел молча, уставившись сердитыми глазами в пол. – Но даже если я так сделаю, все равно это не поможет. По крайней мере, счастливее он от этого не станет.

– Но надо же дать ему хотя бы один шанс, последний, – вспыхнул Атертон. – Иначе у него просто нет возможности сделать свой выбор. А то, чем ты сейчас занимаешься, – обыкновенный шантаж!

Сказав это, Атертон резко вскочил на ноги и через всю комнату прошагал в сторону камина. В конце пути он споткнулся о деревянную окантовку, но, успев в последний момент задержать ногу, смягчил удар настолько, что ни носок ботинка, ни дерево не пострадали.

– Я просто не вижу выхода из этой ситуации. Ни одно решение мне не кажется до конца правильным, – сказала Джоанна.

– Вот то-то и оно, – пробормотал он, не оборачиваясь. – Больше всего меня убивает то, что тут, при всем желании, нельзя ничего изменить, – Джоанна промолчала. – Думаю, мне лучше сейчас вернуться на работу, – сказал он. – Я ведь недолго собирался тут пробыть. Хотел просто заскочить к тебе на пару минут: проведать и сразу назад.

– Спасибо, – сказала Джоанна.

Ее голос в этот момент показался Атертону таким необычным, что он невольно повернулся в ее сторону. Джоанна как раз поднималась с дивана, и выражение ее лица было такое несчастное, что Атертон, поддавшись какому-то неосознанному порыву, шагнул ей навстречу и заключил в свои объятия. И она, нисколько не пытаясь отстраниться, напротив, еще теснее к нему прижалась. Вот точно так же прижалась к нему однажды совершенно незнакомая, видевшая его впервые в своей жизни женщина, когда услышала от него ужасную весть о том, что ее муж погиб в автокатастрофе. И Атертон поэтому прекрасно понимал, что в непроизвольном движении Джоанны не было не только никакой страсти, но даже и самого маленького влечения, и что на его месте в данное мгновение мог оказаться любой другой человек.

– Давай оставим пока все, как есть, а потом видно будет, – произнес он участливым тоном.

Джоанна не плакала, а просто стояла неподвижно, обхватив Атертона руками вокруг талии и прижималась лицом к его груди. Он же сначала только слегка придерживал ее руками, стараясь делать это как можно деликатнее, но потом не выдержал и, наклонившись, прильнул губами к ее макушке.

Бар «Корона и скипетр» на Мелина-роуд оказался, на счастье, заведением, где посетителям предлагали пиво «Фуллер». К прибытию туда Слайдера Атертон уже успел занять столик в самом углу, за которым и сидел, держа перед собой две полные пинты и с нетерпением поглядывая в сторону входной двери.

– Спасибо, – сказал Слайдер.

– За пиво или за то, что я здесь? – поинтересовался въедливый Атертон.

– И за то, и за другое, – сказал Слайдер и сделал из своего бокала такой глоток, что уровень пива в нем сразу понизился на два дюйма.

– Я тут, можно сказать, рискую из-за тебя головой, – пробурчал недовольно Атертон, – а ты до сих пор не рассказал мне, что в конце концов происходит...

– Сейчас ты все узнаешь. Извини, что так долго держал тебя в неведении, но, поверь, в этом нет никакой моей вины. Даже не знаю, что я еще мог сделать, чтобы этого не случилось.

– Если у тебя найдется час или два свободного времени, я могу предложить тебе целый список.

– Ах да, мне опять придется просить у тебя прошения, – вновь заизвинялся Слайдер, – но давай начнем с того, что ты расскажешь мне, что произошло в задней половине бара.

– Мы сообщили семейству Линь Фу о гибели Майкла Лэма, и это известие вызвало у них глубокое потрясение. Правда, все обошлось без каких-либо эксцессов. Один из сыновей спросил, по поручению главы семейства, кто является убийцей Майкла. Мы ответили так, как нам разрешил отвечать мистер Бэррингтон. То есть, что Майкла Лэма убил Ронни Слотер, который потом сам добровольно ушел со сцены.

– Значит, Бэррингтон, окончательно избрал этот путь?

– Да. Тем более, что это не путь, а залитая солнцем дорожка, проходящая по приятной для глаза сельской местности, – заметил Атертон. – При этом я совсем не уверен, что эта версия показалась старому Линь Фу столь же убедительной. Потому что он долго говорил что-то своему сыну, но тот потом перевел для нас не более четверти. – Кстати, раз речь зашла о переводе...

– Да, я разговаривал с Лисом Кимом. Он уверен, что ему удастся раздобыть нужные сведения о Чжоу Хьянг Ху. Дело в том, что дочь одного из его деловых партнеров, Сан-Хай, работает в китайском посольстве, и если интересующий нас человек приезжал по официальной линии, а не с какой-то секретной миссией, то ей не составит труда получить о нем любую информацию. Ким говорил с Сан-Хай сегодня утром и она пообещала ему, что в ближайшее время наведет соответствующие справки.

– Отлично. А чем вас порадовала миссис Стивенс?

– Шесть пунктов по десятибалльной системе. Слишком мало, чтобы преодолеть все сомнения. Но ведь нет и категоричного отрицания. Она приняла версию о том, что волосы могли быть седыми, без всяких возражений.

– Легко поддается внушению, не так ли?

– Но ведь мы никогда на нее особенно и не рассчитывали, – сказал Атертон примирительно. – А ответ из Америки вы уже получили?

– Женщина из фирмы Чанга, с которой ты разговаривал в первый день, позвонила сегодня утром, сразу после того, как ты ушел. Я не знаю, с какими ласковыми словами ты к ней обратился, но результат такой: она связалась по телефону с консьержем дома, в котором проживает Чанг, и тот подтвердил, что он, не заезжая домой, прямо из Англии отправился куда-то на отдых. Женщина была явно встревожена и спросила меня, надо ли немедленно сообщать об этом шефу или в полицию. Я сказал ей, что этого делать пока не нужно, но сам, между прочим, не знаю, согласуется ли такая информация с нашей версией или нет. Если не согласуется, тогда... – Атертон не стал договаривать. – Ах да, еще одна небольшая штучка тебе на десерт. Нам удалось обнаружить автомобиль, который миссис Акрополис видела припаркованным в аллее. Так вот, никакого отношения к нашему делу эта машина не имеет.

– Ну спасибо. Вот уж порадовал, так порадовал.

– Что ж, на здоровье. А что касается автомобиля, то этот красный «капри» принадлежит приятелю человека по имени Лерой Паркес, квартира которого находится прямо под квартирой миссис Акрополис. Приятель подвез его домой после вечеринки, но страховки у этого приятеля нет, чем единственно и объясняется то, почему Паркес все время молчал. Мак-Кэй его расколол, а потом, в ходе проверки, это еще раз подтвердилось. И это, мой дорогой шеф, – сказал Атертон, опустив свой бокал и серьезно взглянув в глаза Слайдеру, – снимает всякий вопрос о твоем возможном увольнении из столичной полиции. Потому что никто из высокого начальства и не подумает интересоваться, чем ты действительно занимался в последние дни.

– Но есть одна вещь, которая не дает мне покоя, – сказал Слайдер.

– Так выкладывай же поскорее!

– Нет, я серьезно. В целом у меня уже сложилось представление о том, что произошло. Но я до сих пор не знаю, замешан ли тут Бэррингтон. Если замешан, я не могу идти к нему с тем, что у меня есть.

– Да, я тебя понимаю, – произнес Атертон не совсем уверенно.

– Но если он даже и не замешан, то все равно скажет, что у меня нет доказательств, по крайней мере, таких, какие в управлении могут быть признаны достаточно убедительными. И вот при всем при этом мне крайне необходима информация, которую без его санкции я никак не смогу получить. – Слайдер ненадолго задумался.

– Одна голова хорошо, а две – лучше, – проговорил Атертон, давая понять, что не следует отказываться от его помощи.

И Слайдеру ничего не оставалось, как передать ему содержание своего разговора с Питером Лингом.

– Так значит, микрочип? – задумался Атертон. – Что ж, звучит вполне правдоподобно.

– А по-моему, не только правдоподобно, но и достаточно убедительно, – заметил Слайдер. – Давай разберем все по порядку. Кейт является хозяином целой сети магазинов по продаже компьютеров. У него широкие связи в правительственных и околоправительственных кругах. На базе НАТО его считают своим человеком. То есть, другими словами, кому, как не ему, должна быть известна настоящая стоимость образца уникального микрочипа и степень заинтересованности в его приобретении.

– Ты полагаешь, ему удалось украсть один из таких образцов?

– Нет, это сделал, скорее всего, Ли Чанг. У него были необходимые для этого знания и связи. Ведь он, будучи специалистом по микроэлектронике, работал в Силиконовой долине, где расположены крупнейшие фирмы, занимавшиеся разработкой и производством самых современных компьютеров. Как Кейт познакомился с ним, я сказать не могу, но знаю точно, что вместе с Лингом он ежегодно ездил в Калифорнию, на «Компьютек Конвеншн», которая является по существу важнейшей международной ярмаркой в этой области.

– Да, это мне известно.

– Ты что, где-то уже слышал об этом?

– Ну не всем же в наше время удалось остаться компьютерно-безграмотными, – улыбнулся Атертон.

– Н-да, конечно. Представляю, как Чанг встретил там Кейта. Возможно, это было не раз.

– А почему бы не предположить, что у них завязался небольшой роман, как это часто случается на отдыхе? – сказал Атертон, – Тем более, что Кейту нравятся небольшие, стройные мужчины с восточными чертами.

– Не исключено. И вот, в один прекрасный день, Кейт наконец узнал от Чанга, что существует совершенно уникальный чип, который, попади он к нечистым на руку людям, принесет им баснословное богатство. И тогда же был разработан план, согласно которому задача Чанга сводилась лишь к похищению микрочипа, а все остальное брал на себя Кейт.

– Да, но...

– Нет, ты сначала дослушай... Итак, Кейт, имевший большой опыт работы в полиции, прекрасно понимает, что любой план может провалиться даже из-за какой-нибудь нелепой случайности. И поэтому решил, что надо предусмотреть как минимум две, а то и три степени защиты. Если следовать этой логике, то нетрудно понять, что Кейт не мог поручить Чангу самому вывезти из Штатов украденный им микрочип. – Он должен был выехать из страны совершенно «чистым», ничем не привлекая к себе внимание спецслужб, чтобы в дальнейшем иметь возможность беспрепятственно проходить на территорию базы НАТО и покидать ее в любое удобное для себя время. И отсюда, как мне кажется, становится совершенно очевидным, с какой целью Питер Леман летал в Сан-Франциско и почему выбор пал именно на него. Дело в том, что микропроцессор настолько мал по размеру, что вывезти его за пределы страны не составляет никакого труда. Главное, чтобы лицо, осуществляющее такую контрабанду, не было на подозрении еще до контроля в аэропорту. И Питер Леман был тут как раз самым подходящим кандидатом. Потому что он, не имея в Америке никаких давних, установившихся связей, не мог быть, естественно, и объектом чьего-либо пристального внимания.

– Но в таком случае, зачем вообще Чангу понадобилось приезжать в Англию? И как он мог устроить так, чтобы его командировали на базу НАТО именно тогда, когда ему это было нужно? – не утерпел, чтобы не спросить, Атертон.

– Ну разумеется, он сам себе ничего не устраивал, потому что вряд ли бы ему это удалось. Думаю, наоборот, решение руководства компании направить Чанга в помощь сотрудникам натовской базы позволило сообщникам приступить к осуществлению их плана. А что касается твоего первого вопроса: для чего Чангу нужно было приезжать в Англию, – то ответ на него, по-моему, лежит на поверхности. Когда речь идет о продаже подобных вещей, присутствие хорошего специалиста просто необходимо. Ведь не так-то просто убедить покупателя выложить из кармана несколько миллиардов долларов. Мне кажется, что при реализации сделки, на Чанга возлагались три важные функции. Он должен был, во-первых, добиться, чтобы окончательная цена товара установилась на максимально высоком уровне; во-вторых, будучи специалистом в области микроэлектроники, помочь наладить производство нового проекта, ну и в конце концов, выступить в роли заложника.

– Ты хочешь сказать, что Чанг в настоящий момент находится в Китае?

– Думаю, что да. Потому что лучшим выходом из этой ситуации для него было уехать туда, где его никто не станет искать, то есть, попросту говоря, исчезнуть. Ведь его все равно рано или поздно заподозрили бы в причастности к краже микрочипа и тогда весь западный мир оказался бы слишком мал, чтобы в нем нашлось место, где он мог бы долго скрываться от правосудия. Зато в пределах коммунистического Китая он вполне может начать новую жизнь, не опасаясь мести со стороны Дяди Сэма.

– А какое отношение имел ко всему этому Майкл Лэм? И вообще, есть ли какое-нибудь рациональное объяснение тому, что произошло в рыбном баре?

– Майкл Лэм своей смертью открывал для Чанга путь к бегству, в нем с самого начала видели не человека, а паспорт с выездной визой. Когда Кейт его нанял, он сразу стал давать ему разные несложные задания. Сами по себе они не имели для Кейта никакого значения и давались только для того, чтобы, с одной стороны, приучить Лэма к строгой дисциплине, а с другой – проверится его надежность, В последнюю свою поездку он отправился, если ты помнишь, по поручению своего тестя. На самом же деле ему просто удалось уговорить старика, чтобы тот послал его именно в это время в Гонконг. Далее действуя по инструкции, полученной от Кейта, Лэм должен был, пройдя в числе первых регистрацию в аэропорту, приехать в рыбный бар, чтобы забрать у Кейта сверток, предназначенный для переправки в Гонконг.

– А зачем вообще надо было возвращаться? Почему бы не взять сначала сверток, а потом уже ехать в аэропорт?

– Ты хочешь знать, что сказали Лэму? Ну, например, что товар будет у Кейта не раньше определенного часа. Сам Кейт не может привезти сверток в аэропорт, потому что их не должны видеть вместе. А рыбный бар выбрали по двум причинам. Во-первых, присутствие Кейта в его собственном заведении было делом совершенно естественным, а во-вторых, если бы люди, знавшие Лэма, увидели его невдалеке от аллеи, это тоже не вызвало бы никаких подозрений.

– Что ж, возможно, – согласился Атертон. – И что было дальше?

– Встреча должна была состояться в такое время, чтобы Лэм, которому предстояло возвратиться в Хитроу, не опоздал на свой рейс. Но бар-то работал до одиннадцати, за исключением, правда, тех случаев, когда Ронни закрывал его чуть-чуть пораньше. И вот Кейт, зная об этом, посылает туда Питера Лемана, чтобы завлечь этого увальня перспективой выпивки в приятной компании и вытянуть из бара раньше, чем наступит половина одиннадцатого. Леман без труда справился со своим заданием, о чем мы можем судить по их появлению в одном людном месте. Но об этом немного попозже, а пока скажу только, что когда Ронни и Леман вышли через переднюю дверь из бара, в этот же самый момент через заднюю дверь в него вошли Кейт и Чанг.

– Каким образом?

– У Кейта имеется ключ от этой двери, а задвижки к тому времени успел отодвинуть Леман, сумевший чем-то отвлечь внимание Ронни.

– Но ведь Ронни клялся и божился, что утром, когда он пришел на следующий день на работу, дверь была заперта на обе задвижки, верхнюю и нижнюю, – возразил Атертон.

– Да, это так. Признаюсь, и меня довольно долго смущало это обстоятельство, пока я наконец не разобрался, что к чему. А дело все вот в чем. Кейт, если ты не забыл, все время подчеркивал тот факт, что у него никогда не было ключа от передней двери. Сначала я думал, что это он делает только для того, чтобы мы поверили, что он никак не мог попасть в бар после его закрытия и что, следовательно, убийство совершил Ронни Слотер. Кстати, ты помнишь реакцию Ронни при первом упоминании имени Кейта? Думаю, Кейт его неоднократно предупреждал, что если он забудет запереть на задвижки заднюю дверь, то это ему дорого обойдется. Добавь сюда еще и то, что Ронни, как мне сказал об этом Питер Линг, был бесконечно предан Кейту и никогда бы не позволил себе сделать то, что могло бы хоть в какой-то мере повредить его хозяину. И кроме всего прочего, он его просто боялся... Вот отчего я в конце концов пришел к выводу, что, когда мы спросили Ронни, была ли дверь заперта на задвижки, он, зная, что его слова могут дойти до Кейта, решил ответить утвердительно, чем с самого начала ввел нас в заблуждение. А Кейт на это как раз и рассчитывал.

– А может быть, он просто не помнил, в каком положении находились задвижки, и ответил, что все было как обычно, потому что ему самому так показалось. Ронни особым умом не отличался, – заметил Атертон. – Ну а что, интересно, было бы, если бы мы тогда получили бы не утвердительный, а отрицательный ответ? Думаю, пришлось бы устанавливать, где в тот вечер находился Кейт.

– У Кейта есть алиби. Его охранник заявил – и готов подтвердить это под присягой, – что Кейт оставался весь вечер дома. А замок, которым запирается задняя дверь, сконструирован настолько бесхитростно, что с ним мог справиться вообще любой желающий. На каком основании, в таком случае, мы подозреваем, что это сделал именно Кейт?

– Хм. Ну хорошо, продолжай. Я слушаю.

– Так, на чем же я остановился? Ах да... Кейт и Чанг дождались прибытия Лэма из аэропорта, впустили в бар через переднюю дверь и тут же совершенно хладнокровно с ним расправились. В следующий момент Чанг, завладев паспортом жертвы, сделался Майклом Лэмом и, взяв с собой микрочип, на машине Лэма отправился в аэропорт, чтобы вылететь в Гонконг тем рейсом, на который зарегистрировался Майкл. Естественно, что человек, встречавший настоящего Лэма в аэропорту Гонконга, так его и не дождался. Потому что его просто не могло быть среди пассажиров прибывшего самолета. Первым исчез Лэм, а вслед за ним исчез и Чанг.

– Значит, по-твоему, Кейт сам расчленил, труп? – сказал Атертон.

– А кто это мог сделать лучше, чем он? Он знал этот бар, как свои пять пальцев, со всем его оборудованием. А потом, не забывай, будучи еще подростком, Кейт несколько лет занимался разделкой рыбы в баре своего отца. Если, как мы считали, это было по силам Слотеру, то с не меньшим успехом с подобной задачей мог справиться и Кейт. Расчленив труп, он затем рассовал все по наполненным отходами мешкам. За исключением, правда, тех частей, которые могли быть использованы для установления личности убитого. Вымыв с помощью шланга пол и оборудование, Кейт затем тщательно протер и возвратил на место ножи. Короче говоря, он постарался сделать так, чтобы даже Слотер, придя утром на работу, ничего не заметил. Думаю, – добавил Слайдер, несколько замедлив речь, – если бы все шло строго по плану, разработанному Кейтом, труп вообще бы никогда не был обнаружен. Мусорщики побросали бы мешки, не проверяя их содержимое, в машину и они очень скоро оказались бы на городской свалке. А там всю работу производит мощная техника. Их смешали бы огромным ковшом вместе с прочими отходами в огромную кучу, и поди разбери, где что лежит. Тем более, что запах стоит такой, что охотники вряд ли найдутся. Кроме того, на свалке обитает множество всяких животных, питающихся в основном падалью. Чайки, крысы, вороны и, возможно, даже лисицы...

– Достаточно, Билл, – прервал Атертон с нетерпением в голосе. – Эту картину я себе уже представил.

– Но если бы даже кто-то что-нибудь и обнаружил на этой свалке, потребовалась бы невероятная по сложности работа, чтобы установить, из какого места поступил мусор, содержавший части расчлененного человеческого тела. И вот тут я как раз приближаюсь ко второму защитному рубежу, который Кейт предусмотрел, чтобы гарантировать успешное осуществление своего плана. В случае обнаружения трупа до того, как мешки были бы вывезены на свалку, следственная группа – то есть мы – автоматически получала все необходимые доказательства того, что убийца – Ронни Слотер.

– А Ронни, утверждая, что является хозяином рыбного бара, еще больше укрепил нашу уверенность в его вине, – сказал Атертон. – Такую голову, как у Ронни, светлой не назовешь.

– Но если ты помнишь, вначале он показался нам достаточно сообразительным, чтобы догадаться уничтожить все отпечатки пальцев на ножах, а утром на следующий день нарочно оставить несколько новых, – самокритично заметил Слайдер. – Правда, я сразу почувствовал, что здесь что-то не то, что есть какое-то несоответствие, но не смог...

– С размаху ткнуть в него пальцем?.. Но раз уж мы заговорили о пальцах, нельзя не вспомнить и о пальце в кульке с чипсами. Думаешь, Кейту в этом смысле просто не повезло?

– Злая шутка судьбы. Но лишь отчасти. Потому что гораздо больше это похоже на заслуженное наказание. Кейт бросил в овощерезку руку убитого, как мне кажется, из чисто ребяческого любопытства. Захотелось посмотреть, что из этого получится. Эта мысль не возникла в голове Кейта случайно. Она, должно быть, сохранилась у чего в подсознании с того самого времени, когда он, будучи еще фактически ребенком, работал в баре своего отца. И вот вдруг представился такой случай. Соблазн был настолько велик, что Кейт не удержался. А в результате произошло то, что, как мне кажется, и должно было произойти. Один палец затерялся. Трудно сказать, заметил это Кейт или нет. Скорее всего, заметил, но найти не смог из-за недостатка времени. Да он не очень, должно быть, и обеспокоился этим обстоятельством. Потому что в случае обнаружения отрезанного пальца в баре, ему лично это ничем не грозило. Просто начинал действовать второй защитный рубеж. Подозрение падало на Ронни. И заметь, как только мы занялись поиском доказательств вины Слотера, мы сразу же узнали о существовании некоего Лемана.

– С двумя адресами, – проговорил Атертон, задумавшись. – Он подклеился к Слотеру, пригласил выпить где-нибудь за компанию и, оказавшись в конце концов у него в комнате, спровоцировал шумную ссору. Кому нужны мотивы преступления – вот, пожалуйста.

– И еще. Внешне он был очень похож на Лэма. Поэтому можно было не опасаться, что при опознании возникнут какие-то сложности. Любой патологоанатом без колебаний мог подписать заключение, в котором констатировалось бы, что убитый был не кто иной, как Леман. Родственников и друзей у него не было. А это означало, что никто не будет его искать и не всплывут никакие чреватые осложнениями подробности. Но если кто-то стал бы всерьез интересоваться судьбой Лемана, тот опять мог появиться, так же внезапно, как и исчез. Думаю, что Кейт с самого начала предусмотрел этот вариант и, заставив Лемана лечь на дно, просто ждал, по какому пути пойдет следствие. И если бы вдруг отпала необходимость в подобном «мертвеце», Леман снова стал бы Неманом.

– А если бы не отпала, тогда пришлось бы ему скрываться постоянно.

– Правильно. Так вот, поначалу – если смотреть на события с позиции Кейта – все складывалось довольно удачно. И тут мы совершенно неожиданно отпускаем Слотера. У Кейта, естественно, возникли сомнения относительно его преданности, которые были тут же разрешены самоубийством Ронни. На столе в комнате самоубийцы нашли исполненную горестного отчаяния предсмертную записку и дело прекратили. Единственное, что требовалось от Бэррингтона при подобной развязке, это изобразить свою подпись над пунктирной линией и принять поздравления. Но, к несчастью для Кейта, Леман не смог долго оставаться «мертвым». И он не был столь предан своему хозяину, как тому хотелось верить. Леман сильно страдал от того, что у него не было возможности видеться с любимой девушкой, связь с которой сохранялась в тайне от шефа, но еще больше – от необходимости все время молчать.

– Следовательно, его надлежало устранить, пока он не принес Кейту еще большего вреда?

– Да, – согласился Слайдер. – И если рассматривать события в их временной связи, то нельзя не заметить, что это произошло сразу после того, как я по настоянию Бэррингтона, сообщил Кейту, что Леман жив.

– Ага... – протянул Атертон. – Вот, оказывается, почему тебя так волнует вопрос, замешан Бэррингтон или нет.

– В том числе и поэтому. А вообще, если проследить внимательно за поведением Бэррингтона в ходе следствия, то оснований для подобного вопроса будет больше, чем достаточно. Если ты помнишь, начал он с того, что порекомендовал мне держаться подальше от Кейта, а кончил полным запретом на проведение каких-либо следственных действий в отношении этого человека. А теперь взгляни на ситуацию с позиции Кейта. Не кажется ли тебе не лишенным практического смысла держать такого, как Бэррингтон, человека в своей команде, а если и не в команде, то хотя бы в своей власти?

Атертон помотал головой из стороны в сторону.

– Он для Кейта человек не столько полезный, сколько опасный.

– Ты так думаешь? Но если бы я действительно был лишен возможности задавать вопросы, касающиеся личности Кейта, у нас вообще не было бы никаких улик против него.

– За исключением случая, когда Кейта подвело незнание того факта, что Ронни совсем не умел писать, – заметил Атертон. – Да, Ронни сумел-таки скрыть это от своего кумира.

– И ты на самом деле считаешь, что Кейт, забежав на несколько минут в свой кабинет, настрочил там вторую записку, чтобы рассеять все твои сомнения относительно подлинности первой?

– Нет, как раз наоборот. Я больше чем уверен, что он этого не делал. Бэррингтон, без всякого сомнения, узнал бы руку Кейта, даже если бы тот постарался изменить почерк.

– Тогда кто?

– Думаю, что его охранник написал обе записки. И Слотера убил тоже охранник. Кейта слишком хорошо знали в этом доме и ему вряд ли бы удалось войти и выйти, оставшись при этом незамеченным. К тому же, они взаимно обеспечивали друг другу алиби, если бы вдруг возникла такая необходимость.

– Логично, – сказал Атертон. – А тебе не кажется, что и Лемана тоже он убил?

Слайдеру вспомнился тот, другой Питер. Белокурый, со вспыхивающими румянцем щеками, терзаемый ревностью, бесконечно преданный своему кумиру молодой человек. Вспомнился небольшой кровоподтек на ладони Лемана и поврежденная, распухшая мочка правого уха Дейви. А сквозь мочку левого была продета серьга. В виде черепа. Тут же вспомнились отрезанные пальцы Лемана. Они были отделены от кисти одним движением сильной руки, сжимавшей острый, как бритва, нож. Конечно, чтобы завладеть перстнем, отсечь одним махом все пальцы было проще, чем по одному их разжимать. И как ужасно, что, зная все это, Кейта, тем не менее, нельзя ни в чем обвинить. Да, одним знанием тут не обойтись. Нужны доказательства.

А что имеется на этот счет у следствия? Ну хотя бы то, что, как удалось установить, Кейт дал лживые показания о том, как он познакомился со Слотером, пытался ввести в заблуждение своим рассказом о том, что он якобы видел, как Ронни писал адресованную ему записку. Возможно, подтвердится его связь с компанией «Шах», – интересно, расколется ли Питер Дейви, если на него как следует надавить? Может, да, но может быть, и нет, если он убил Лемана. Серьга и перстень. Знакомство с Ли Чангом и Чжоу Хьянг Ху – вполне рядовое явление, хотя здесь прослеживается такое совпадение, которое само наводит на мысль, что оно не случайное. Выходит пока, что самое серьезное, в чем можно обвинить Кейта, так это в гомосексуализме, что само по себе не является преступлением, и в содержании дома, в котором молодые женщины занимаются проституцией. Правда, и этот факт нуждается в доказательстве, которое не удастся получить, пока не заговорит Кэтрин Салливан.

Но если представить себе, что Кейт никакого преступления не совершал, и вдруг это все всплывет. Что тогда?.. А что, если убийств, совершенных по его приказу было гораздо больше, чем это пока известно? Что, если он, потеряв самообладание, начал устранять подряд всех, кто хоть что-нибудь о нем знал?

– Как мне следует поступать в этой ситуации? – спросил Слайдер уже вслух. – Можно представить себе различные причины, по которым Бэррингтон мог бы оказывать Кейту свое покровительство. Возможно, например, что в прошлом они были любовниками. Или почему бы не допустить, что они принадлежат к одной масонской ложе или являются членами какой-то еще более закрытой организации? Не исключено также, что у них с Кейтом были какие-то общие дела в «Карлисле». У Бэррингтона наверняка было свое представление о том, что случилось во время рейда, но он по этому поводу никогда не высказывался и вопросов тоже не задавал.

Атертон слушал Слайдера с мрачным выражением на лице.

– Советую пойти к нему и выложить все, как есть, ничего не утаивая. В конце концов ты должен это сделать, если угодно, по долгу службы. И потом, он все время спрашивает, куда ты пропал. Ты вообще-то собираешься появиться когда-нибудь на работе?

– Собираюсь, – пробурчал неясно Слайдер.

– Если он не оказывает покровительство Кейту, то наверняка распорядится проверить хотя бы некоторые из перечисленных тобой фактов. Но если наши худшие предположения подтвердятся, тогда...

– Что тогда?

Атертон слегка прикусил губу.

– В любом случае, ты можешь на меня рассчитывать. Если здесь не получится, мы обратимся в более высокие инстанции, а надо будет – так дойдем и до самого верха. – Слайдер посмотрел на друга, но ничего не сказал. – Другого пути нет, – решительно подчеркнул Атертон. – Ты должен поступить так, как диктует тебе совесть и как будет лучше для дела. Иначе наша работа потеряет всякий смысл. Ведь мы потому и копы, что для нас, в отличие от «некоторых», это отнюдь не пустые слова.

– Не знаю, – сказал Слайдер. – Мне и самому не совсем понято, почему я этим занимаюсь. Для меня это работа, просто работа и больше ничего.

Атертон молча наблюдал за Слайдером, прекрасно сознавая, как много проблем, соединившихся разом в тугой узел, переполняли его чуть склоненную вперед голову. Но совсем не личные проблемы заботили в эту минуту его шефа. Он думал о том, что, кроме случая с констеблем Филдом, Кейт уже доказал, что готов пойти на убийство человека ради успеха задуманной им противозаконной операции и еще двух человек, чтобы гарантировать ее от провала. И если Бэррингтон по недомыслию или злонамеренно сообщил Кейту, что Слайдер проявляет в последнее время особый интерес к его персоне, то сколько ему самому оставалось еще пребывать в этом беспокойном мире?

– Ты прав, – произнес он, обращаясь к Атертону. – У нас нет другого выбора. Он поднял голову, непроизвольно при этом вздохнув. – Но сначала надо пойти подкрепиться. Не хочу встречаться с Иваном Грозным на пустой желудок.

Атертон испытал облегчение, увидев, что Слайдер вновь вернулся в свое обычное состояние.

– Если ты хочешь поесть в этом заведении, то я схожу и попрошу у них меню. Кухня здесь, кстати, вот-вот должна закрыться.

– О нет, не стоит беспокоиться. Возьми мне то же, что и себе. Если это, конечно, не рыба с чипсами.

– Если я чего и понял в ходе этого расследования, так это, что чипсы вредны для твоего здоровья, – сказал Атертон, выбираясь из-за столика.