Некромантка 2

Глава 10

Они двигались всю ночь в бешеном темпе. Уже буквально через полчаса Турцел пришел в себя с визгом и криками — ушло влияние лича.

— Хоспаде! Приснится ж такое!

— Ты! — шипела на него Имельда рассерженной кошкой, — Прощелыга горбатый! Ты куда залез, чтоб тебя черти драли!

— Не чертыхайся, беду накличешь…

— Беду!? Это я-то беду накличу? Ты хоть знаешь, чью курицу стащил? Да еще и прибил ее!

— Ну… — он поцарапал затылок, сдвинув шапку на лоб и пытаясь спрятать свой взгляд под ней, уже догадавшись, что влез куда-то не туда. — Их там много было. Я и подумал, что с одной не убудет…

— Не убудет? Да я тебе сейчас сама шею сверну, чтобы начал думать уже своей сраной башкой!

— Сраная башка — это сильно… — затравленно пробормотал мужчина, уже более-менее придя в себя как морально, так и физически. После этого разговора они незамедлительно продолжили путь вон из Костяного леса, вон из долины Пагибинья, подальше отсюда. Никому не хотелось испытывать гостеприимство местных обитателей и дальше.

По указке Турцела, который и сам желал быстрее всего покинуть гиблые места, уже на рассвете они вышли из волшебного леса; закончилось прохладное вечное лето. Путников вновь охватил холод зимы, которая вот-вот должна была отступить. Пришлось снова одеваться, укутываться в теплые вещи и заматывать все выступающие части тела, чтобы ненароком не отморозить. Лишь Имельда осталась, как и была, в своем привычном виде — слоистые свободные одежды, хоть теперь и с чужого деревенского плеча, и старый кожаный плащ до голени без рукавов. От мороза кожа дубела и плохо согревала, но девушку это нисколько не беспокоило.

Они не стали разбивать лагерь на границе леса. И не только потому, что рядом с ним находиться было опасно, а еще и потому, что Турцел заявил, что недалеко есть относительно сносный тракт, по которому они смогут выйти к центральному, а там и до столицы недалеко. Обзаведутся каким-нибудь транспортом и с лихвой сократят время пути.

На том и порешили. Они не останавливались весь день. Девушка с тяжелым пыхтением опиралась на старенькую трость, что ей нашел еще в деревне Турцел. Колено доводило девушку до иступленной ярости своей ноющей болью. И когда Имельда уже была готова плюнуть на все и сделать долгожданный привал, впереди показалось долгожданное селение. Турцел, почувствовав скорую цивилизацию, облегченно завздыхал, запричитал, и у него даже открылось второе дыхание.

— Ох, как отогреюсь в баньке, как наемся от пуза. Захаваю целую курицу! — он красноречиво захохотал, глядя на девушку. — Слышал, что в местных деревнях отменно умеют ставить брагу! И сливовую наливку! Ее я точно пробовал. Ах, эти тонкие кисленькие нотки… Хоспаде, спасибо, шо оставил мне жизнь, залью глаза так, чтобы забыть весь этот кошмар…

— Мы не станем останавливаться на ночь.

— Ась? — Турцел встал, как вкопанный. Мару тоже остановился, обернувшись. Последние часы он шел впереди, думая о чем-то своем и сжимая рукоять меча. Наверно восстанавливал пошатнувшееся душевное спокойствие. Не каждый мог пережить встречу с личем, да еще и побывав в его тисках. Находиться в обездвиженном состоянии, когда даже моргнуть не имеешь возможности — испытание не для слабых духом.

— Мы не будем останавливаться здесь на ночь. Возьмем еды, отдохнем пару часов и найдем лошадей. Нужно идти вперед…

— Ну, знаете ли! — уперся возмущенно, — Это уже перебор, барыня!

— Usch yak reaarly Turcel, — Мару махнул в сторону их провожатого, по тону было ясно, что мужчина солидарен с бандитом. Им необходим был отдых.

— Опять ты за свое, — Имельда скривилась, обращаясь исключительно к Мару.

— Не знаю, как там у вас, у некромансеров, но я простой обыватель, — Имельда с усмешкой восприняла данное уточнение, — не привык к таким нагрузкам! Это за гранью моих возможностей. Может там у тебя, Пешет, где-то внутри неиссякаемый источник жизненных сил, но я нуждаюсь во сне, в еде, в тепле. В конце концов, я хочу сходить в нужник, не боясь при этом быть кем-то сожранным или не отморозив при этом свои яйца.

Имельда вздохнула, опустив взгляд. Под ногами чавкала грязь. Днем температура продолжала повышаться. Весна постепенно входила в свои владения. Они уже давно выбрались из дикого леса, где снег, бывает, лежит вплоть до последнего месяца весны. Без сна они уже были две ночи, а без отдыха и того больше. Девушка собрала мысли в кучу и припомнила, сколько времени они уже в пути. По всем прикидкам, с момента их с Мару побега из Геновера прошло уже не меньше шести ночей, и полноценно спать удавалось довольно редко.

— Что бы вы там ни задумали делать, силы вам еще понадобятся, — озвучил общие мысли Турцел.

— Хорошо. Но при условии, что завтра мы уже будем на центральном тракте.

Турцел расплылся в своей щербатой чересчур открытой улыбке, обнажая и верхние и нижние зубы.

— Заметано, — подмигнул.

Незадолго до заката, добрались до этого поселения, которое и деревней нельзя было назвать, слишком уж большое, но и на город не тянуло. И все же здесь обнаружился ко всеобщему счастью видавший виды гостевой дом. Хозяйка сего заведения уже отжила свои самые сочные годы, набрав вес в бедрах и потеряв упругость в лице. Но, по-прежнему, она оставалась миловидной и приятной наружности с тугим пучком волос на затылке и румянцем на щеках.

— Нам бы, о, прекрасная дева, три комнаты для отдыху наших уставших тел, а еще помыться и поесть было бы не плохо. Я просто уверен, что у такой честной и образцовой хозяйки с нежными руками найдется, чем накормить утомившихся путешественников, — казалось, что даже в усмерть уставший, Турцел никогда не упустит возможности позаигрывать с противоположным полом. Язык у него был без костей. Зардевшаяся, но не потерявшая головы от парочки приятных слов, женщина улыбалась.

— Комнат свободных всего две, достопочтенные путники. Сожалею, но остальные не освободятся еще несколько дней, — ее говор для здешних мест был довольно чист и правильно поставлен. Деревенские так не разговаривали. Возможно, когда-то она жила в большом городе, а потом перебралась сюда.

— Сойдет, — равнодушно бросила Имельда. Они с Мару сидели за стойкой на высоких крепких стульях, пока Турцел отдувался за них всех, планируя выбить скидку. Щербатый бандит, услышав вердикт девушки, что-то обдумал и кивнул сам себе.

— Да, обворожительная хозяйка, нам подходит, — он залихватски махнул рукой. В конце концов, они уже как-то раз разместились в доме Ивасьи, и ничего, пережили ночку. — А на счет еды что?

— Остатки сегодняшнего дня, — не очень утешительно протараторила женщина, — Куриные ножки жареные, да несколько булок.

— Ну… Это как-то не серьезно, хозяюшка… Маловато. Может, найдется еще чего?

— Кухонная печь уже прогорела, до завтра уж не будут ее топить.

— Но все же может можно шо-нибудь придумать? Ведь наверняка у вас есть в кладовой какие-то запасы, прекрасная моя, — Турцел извивался, словно уж на сковородке. — Мы так устали, шли без продыху, без малого, целую седмицу! Неужто не найдется мясца копчененького, да браги крепкой?

— Увы, достопочтенный, запасы к концу зимы совсем стали никчемными…

— Давайте так, — на столешницу некоего подобия барной стойки опустилась с хлопком ладонь некромантки. Девушка приподняла ладонь и тяжело глянула на хозяйку. Она устала, и ее стратегия была далеко не так мягка, как у Турцела, зато эффективна. Под ладонью был ни много, ни мало, а пять серебряных. У хозяйки заблестели глаза.

— Вы нам две комнаты, три ванны и нормальную еду. Мяса, булочки, миску жареного лука, картошки вареной, молока и что-нибудь горячительного для нашего самого горячего товарища, — девушка раскрытой ладонью указала на внимательно слушающего Турцела. — А мы вас хорошо отблагодарим, — подытожила девушка.

— Ванн нет, но есть баня, будет готова через час. Из мяса только курица, а из горячительного медовуха. Пойдет? — хозяйка не могла не торговаться. Путники переглянулись. Мару выглядел так, будто ему все равно, Турцел, казалось, вообще никогда не унывал, улыбаясь щербатой улыбкой. Он уже хотел было ляпнуть заправское «сойдет», как Имельда передвинула ладонью монету ближе к хозяйке.

— И завтрак, — она не дала забрать монету, закрыв ее ладонью.

Хозяйка пожевала задумчиво пухлую губу. С одной стороны, все, что требовали путники, тянуло на сумму чуть большую, чем пять серебряных монет, но с другой стороны, заупрямься она и могла лишиться и этого.

— Но без булок, — рука уже сама тянулась к монете, чуть ли не залезая под пальцы к некромантке.

— С булками.

— Понимаете, их нужно испечь еще…

— Тогда их на завтрак.

— Но это все равно…

По барной стойке прозвенели две брошенные медные монеты. Мару не выдержал, хмуро взирая на алчную женщину. Та ловко шлепнула по монетам рукой, прибивая их к стойке.

— Будут вам булки, — кивнула хозяйка. Турцел фыркнул. — Но с утра!

На том и порешили. Гвелка — так звали женщину, что владела этим гостевым домом — провела путников на второй этаж. Весь дом был не маленький, но все равно комнат оказалось не так уж и много, а их просторность могла посоперничать лишь с размером собачьей конуры. Зато было чисто, тепло и пахло приятно — еловыми ветками. В комнате помещалась кровать, узкий шкафчик и тумба у окна, что заменяла столик. Ни стульев, ни нормального стола. Из декора — занавески скупой на краски расцветки да вязаный ковричек у кровати (чтоб ноги не студить).

— Комнаты у нас не большие, зато уютные и теплые. Стены толстые, соседей не слыхать. Как говорится, в тесноте, да не в обиде, да, господа путешественники? — Хозяйка отворила самую дальнюю комнату, и троица сунула в нее свои головы с любопытством разглядывая новую обстановку. — Комната хоть и угловая, но не продувается ветром, тут тепло.

— Значица, это моя, — утвердил Турцел.

— Обойдешься, — Имельда, ухмыляясь, впихнула его обратно в коридор.

— Но я в прошлый раз спал на скамье! А вы в кроватях!

— Мы платим, а, значит, и решать нам…

— Ну, так же не честно!

— Тоже мне, — улыбнулась девушка, — ворье рассуждает о честности.

Мару поддержал девушку улыбочкой.

— Вы сговорились! Ну, Пешет! Ну, родненькая, ну, пожалуйста! Он ведь меня не пустит в кровать с собой спать! И что мне делать?! На полу тогда что ли?

— Могу предоставить тюфяк, как небольшой бонус за вашу щедрость, встряла хозяйка, отпирая комнату напротив.

— Ну, уж нет! Требую кровать!

— Мы тебе в прошлый раз настил уступили, чтобы ты по лесу себе ветки не искал…

— Это другое!

— Как же, — улыбнулась Имельда.

— В принципе, — встряла Гвелка снова, — Кровать в первой комнате широкая, — она замедлилась, активно пытаясь намекнуть, зыркая в сторону Мару и Имельды. Девушка вмиг смутилась, щеки заалели, улыбка с лица пропала, и она нахмурилась, заметавшись взглядом по людям.

— Ну, уж нет! Серебряники, а значит и решать мне. Кто платит, того и оркестр… или… как там… музыку… комната моя! У нас тут не демократия! — девушка торопливо и смущенно едва ли ни бегом скрылась за дверью первой комнаты, малодушно сбежав с поля «битвы».

Мужчины переглянулись.

— Кровать моя, — Турцел робко попытался настоять на своем, подняв палец к потолку.

— Ага, — хмыкнул Мару, заходя в комнату. Хозяйка проводила его заинтересованным взглядом, но все же вернула внимание Турцелу.

— Несу тюфяк?

***

Хозяйка не обманула и постаралась. Через час уже была готова и баня, и ужин, а на дворе уже начинали сгущаться сумерки. Отмывшись, путники засели за круглым столиком недалеко от барной стойки, чтобы, наконец, поесть нормально.

Имельда, укутанная в некое подобие халата на косом запахе и в шаль, сидела в шерстяных носках. Они, пожалуй, налезли бы ей и на голову — такими большими они были. Кто их носил — хороший вопрос, который никто не спешил выяснять. У мужчин со сменной одеждой дело обстояло куда лучше.

На столе стояла половинка слегка подсохшей курицы, жареный лук, лепешки и свежесваренный картофель. Утопая в ароматном сливочном масле, он красовался и манил своим запахом не хуже жареной курицы. Турцел, чавкая, не переставал болтать. Из его рта то и дело что-то вылетало, а он только хохотал, забирал вылетевшую крошку со стола и отправлял ее обратно в рот. Гвелка косилась на него, но молчала, и не таких принимать приходилось. Что взять с заезжих? Большинство из них были вовсе не манерными аристократами.

Имельда же, напротив, смотрела на Турцела и не чувствовала никакой неприязни. Она была привычна к таким вот людям «с дороги», которые не обременяли себя правилами этикета. Будучи сама из деревенских, она даже чувствовала некое родство с этим радушным щербатым бандитом. У него были те качества, которых ей так недоставало. Радости новому дню, легкости общения с людьми, открытости… Он жил одним днем, жил наполную.

— … А бывало, бабы знаешь чего напридумывают, чтоб мене, так сказать, насолить? — Турцел рассказывал очередную историю из жизни. — Сами, понимаешь ли, в постель ко мне сначала залезут, я им сразу: «Без обязательств», а они потом все из себя оскорбленные давай налево направо рассказывать, шо вот мол, теперь он мой. И замуж позвал, и дитятю просит… А мне потом мои соратники рассказывают все эти сраные слухи переиначенные. Что вот, мол, я уже и женат, и ребенок у меня, а то и три! И все, как один, вылитый я! А я им: «Чего-то скучно налепили, братцы, было бы веселее, если б ни один на меня похож не был»! — Турцел с набитым ртом усмехнулся и приложился к кувшину. Прямо так, не наливая в кружку. Мару с Имельдой заулыбались. Мужчина тоже запивал еду медовухой, но не в таких количествах, а Имельда предпочитала алкоголю молоко. Смачно отрыгнув, Турцел поднялся из-за стола, с громким скрежетом отодвинув стул. Он с гордым видом пригладил свою вихрастую копну и вгляделся в отражение окна. — Ну-с, теперь и не вернуться можно.

Он, для причины, взял свое блюдо и кружку и направился к барной стойке, где хозяйка делала вид, что протирает посуду, хотя сама, на самом деле, просто наблюдала за посетителями.

Пристроившись на высоком табурете, Турцел принялся обхаживать единственную доступную ему даму на данный момент. Имельда же, проводив Турцела и пожелав тому удачи в мыслях, вернула свое внимание к Мару. Тот тоже проводил бандита движением глаз. Ясно было, на какой вечер сегодня надеется мужичок.

— Ну, что? Дашь пару уроков? — мужчина подавился, закашлялся и чуть не вернул обратно на тарелку кусок не дожеванной курицы. Имельда заулыбалась в стакан. — Я про язык. — Мару застучал кулаком по груди, чуть отодвинувшись, и даже покраснел от натуги. Сжалившись, девушка соизволила уточнить. — Ты обещал тогда, у Ивасьи, что научишь меня своему языку. Не забыл?

Покашливая лишь слегка, почти успокоившись, Мару закивал. Имельда хихикнула. Когда с основной едой было покончено, а нужды сидеть за столом уже, вроде, как и не было, они попросили кувшин какого-нибудь травного настоя, и все же остались посидеть здесь. Турцел все не оставлял попыток забраться туда, куда не пускали никого уже вот несколько лет. Только Турцел этого не знал.

— Urr, — Мару положил руку себе на грудь. Имельда прищурилась.

— Я? Это значит «я»?

Мужчина кивнул.

— Arr, — он отнял руку от своей груди и указал уже на девушку.

— М… Я? Ой, то есть «ты»?

Мару вновь кивнул, улыбнувшись.

— Слушай, а ты не мог бы нормально переводить сам? Так было бы значительно… — Мару перебил ее, спокойно отрицательно покачав головой. Пешет разочарованно поджала губы.

— Но ты же уже говорил со мной на вааларском, в чем проблема? — без объяснений он все равно отрицательно покачал головой. Имельда тяжело вздохнула, но все же с энтузиазмом помахала рукой. — Давай, тогда, скажи мне, как будет «меня зовут Мару».

— Urr hara se’Maru.

— Урра хара се Имельда… Так? — девушка попыталась повторить рычащий, но довольно певучий говор Мару. Мужчина сдержал смешок, замахал головой.

— Nia, nia, nia.

Он вновь проговорил фразу «urr hara se’Maru», только уже более отчетливо проговаривая правильное произношение. Имельда, не обращая внимания на участившийся пульс и горящие щеки, смиренно стала слушать и повторять. Получалось не сразу, но довольно сносно для первого опыта.

— А как будет «твоя родина очень красивая»?

Мару, до этого сидевший на лице со своей довольно скупой улыбкой, перестал улыбаться.

— Oriorir arr’sy zuaj’gi.

— И все? Так коротко?

Мужчина лишь кивнул.

— Орьёрир — это родина?

Он положил руку себе на грудь и произнес: «Дом».

Имельда сощурилась, не до конца понимая. Мужчина, не совсем довольный, что приходится все же пользоваться «грязным» языком, принялся строить из стакана, блюда и нескольких вилок подобие какой-то избушки. Так поняла девушка. Мару ткнул пальцем на свое творение и произнес, пытаясь донести суть:

— Kurdj.

После чего вновь положил руку на грудь: «Oriorir».

— Поняла. Это дом. То, что просто строят на земле и где живут. А это место для души, то, что родное? Так? — Мару неопределенно помахал рукой, но все равно утвердительно кивнул. — И что ты считаешь своей родиной?

Мару, не ответил, глядя ей в глаза. На этот вопрос он не мог дать ответа; пока не мог. Возможно потому, что и сам не знал. К несчастью для него самого, он помнил и свою деревню в горах, и родителей, и свое раннее детство, и как его нашли те из странного племени. И сейчас он не мог четко разделить, что для него дороже.

— Скучаешь?

Мару так и не произнес ни слова. К ним подошел Турцел с очередным полупустым кувшином и разочарованием на лице.

— Не перепало счастья, — грустно вздохнул, прижимая к груди посудину.

Девушка, как бы ей сейчас хорошо ни было, подумала, что стоит закругляться с поздними посиделками. К тому же, остатки травного настоя уже остыли, а мысли хозяйки уже давно были не благодушными. Ей хотелось отдохнуть, но она не могла оставить гостей одних. Вдруг что украдут? Или разобьют? Вдруг еще захотят выпить? Да и вообще, не красиво.

Мару забрал кувшин у Тура и оставил его на столе, обхватил его за плечи и направил к лестнице, ведущей на второй этаж. Девушка последовала за ними. Они все разбрелись по комнатам.

Имельда переоделась в рубаху, что ей благодушно предоставила Гвелка, так как свою одежду она постирала. Лежа в кровати под теплым пуховым одеялом, она пыталась сосредоточиться на своих чувствах и ощущениях.

Лич был прав… Девушка боролась с тем, чего даже поверхностно не понимала, но все равно продолжала идти напролом. Если бы у нее только был наставник. Или хотя бы какая-то книга… Хоть что-то, что могло бы ее направить на путь истинный. Но, кажется, ей придется все постигать самостоятельно. Как всегда, ей в жизни всегда доставался длинный путь.

— И ладно, — пробурчала девушка сама себе, — И так справлюсь.

Она прикрыла глаза. Глубоко вздохнув, она представила, как плывет по «течению», а «вода», то есть вся окружающая действительность медленно обволакивает ее. Получалось тяжело. Внимание то и дело цеплялось за приглушенную болтовню Турцела в комнате напротив и на ауре соседа по комнате, которого девушка так и не встретила. Он все время находился у себя.

На лбу выступили крошечные капельки пота. Теперь, когда она пыталась уловить это самое «течение», она видела не только мысли, чувства, эмоции окружающих, но еще и воспоминания, и ауры всех тех, кто находился сейчас в доме, да еще и старые энергетические следы тех, кто жил до нее в этой самой комнате.

Психанув, девушка села в кровати, откинув одеяло. Она взмокла, сердце гулко билось в груди из-за чего руки слегка дрожали. Она вновь не могла осознать чего-то очень важного, не могла разобраться самостоятельно… Учеба всегда давалась ей легче, когда кто-то объяснял даже простые вещи. Что уж говорить о сложных…

Имельда схватилась за голову и ссутулилась. К ней вновь вернулось то давно позабытое чувство бессилия, которое ощущалось на физическом уровне. Сердце словно пыталось работать в плотной кожаной обертке, что была мала на пару размеров, ему было тесно. Руки опускались сами собой.

— Черт… Вот дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмо собачье, — бормотала себе под нос, раскачиваясь вперед назад.

«Сосредоточься, размазня» — дала сама себе крепку оплеуху.

Она вновь легла и попробовала еще раз. Она вспомнила, как учила своих учеников в школе видеть ауру. Ведь что есть, по сути, то Знание, которым она может обладать? Информация. И аура — это тоже пучок информации сконцентрированный в виде энергии… И чтобы заметить и рассмотреть ауру определенного человека, надо лишь сосредоточиться на ней, отринув все остальные потоки внешней энергии и чужие ауры.

Так же и со Знанием. Необходимо лишь сосредоточиться и отпустить свое сознание. Если она плывет во всеобщем едином потоке информации, состоящем из отдельных капелек — людей, их мыслей и воспоминаний, их эмоций… То тогда стоит просто абстрагироваться от всего и сосредотачиваться на чем-то одном…

Имельда словно погрузилась в какое-то желе, перестав ощущать свое тело. Звуки вокруг превратились в смазанное мягкое нечто, напоминающее по своим ощущениям вату. Представлять окружавшее ее все сущее в виде потока реки, про который говорил лич, было весьма удобно. Имельда представила, как погрузилась в воду и плывет под ней, рассматривая дно и блики света, что пробивался сквозь толщу. Кожу покалывало, так же как и легкие. Удивительные ощущения. Она вынырнула и попыталась разобраться в том, что было рядом. Хоть ее глаза и были закрыты, но девушка увидела, как раскинув ноги на кровати в точно такой же комнате, только без окна, спит какой-то тучный мужчина. Он храпел. Имельде подумалось, что хозяйка не соврала. Стены действительно толстые и не пропускают звуков…

Не зацикливаясь сильно на этом мужчине, она «осмотрела» свою комнату. До нее, еще днем, здесь жила пожилая пара, что проезжали мимо этого поселка. Они двигались куда-то на юг, вроде в столицу, а вроде и нет…

Девушка стиснула зубы. Вот же противоречие: когда она не хотела получать знания о людях и «плыла против течения», то информация сама заливалась ей в голову, и она могла говорить хоть до хрипоты. И то, все равно бы не рассказала всего. А сейчас, она развернулась и пытается плыть по течению и познать его, но теперь информацию приходится с тяжким трудом впитывать.

Смяв в руках одеяло, она лежала, не желая останавливаться. У нее было мало времени, чтобы познать себя. Ей необходимо было сделать рывок перед тем, как браться за спасение Митриша. Иначе, если она сама себя не может вытащить из омута проблем, как она собиралась помочь брату?

В соседней комнате были Мару и Турцел. К удивлению Имельды, Мару валялся на тюфяке, что лежал рядом с кроватью. Когда же Турцел с видом нагулявшегося мартовского кота возлежал на кровати.

— Нет, друг, я все равно вас не понимаю. Даже такому прожжённому холостяку как я, все предельно ясно, а вы топчитесь на месте, словно монашки в борделе. — Мару приподнялся, глянув на Турцела вполне дружелюбным взглядом, пожал плечами, а потом потыкал в дверь большим пальцем, мол, это все не по моей вине. — Долго ты будешь стоять мнущейся стеснительной девкой, как перед первой брачной ночью, чтобы сделать шаг самому? Кто из вас мужик с яйцами? Она может и некромансер, вся из себя такая холодная и крепкая, как сталь, а внутри все одно, как любая деваха, — махнул, рассуждая под градусом, Тур. — Все им романтику подавай, ждут первого шага от мужика, шоб мы корячились, показывали, как они нам нужны. Эх… И все-таки какие они прекрасные. И шоб я делал, родись бабой… Сплошные страдания и сложности. Вот у нас, у мужиков все просто! Все ясно! Понравилась баба и сразу можешь сказать, любишь или не любишь! Вот ты ее любишь!? — Турцел свесился с кровати, вперив мутный взгляд в Мару. В свете пары свеч было достаточно видно пространство и лицо собеседника. Мару задумался, лежа пожал плечами, а потом поднял руку и сделал неопределенный жест рукой. Турцел крякнул.

— Как это не знаешь? — Мужчина вновь дернул плечами. — Однако…

Имельда рывком вынырнула из своего мягкого состояния, резко сев и задышав полной грудью. Щеки пылали, сердце возмущенно стучало где-то у пупка.

— Не знает он, — проворчала девушка, выбираясь из-под одеяла. Походив по комнате туда-сюда пару раз, она уже уверенно подошла к двери, чтоб закрыться изнутри. Но задумалась и остановилась, вцепившись в ручку.

Чего это она вспылила? Сама ведь не лучше. Если бы ее напрямую спросили, любит ли она Мару, вот что бы она сказала? Ударила кулаком в грудь и заявила «да»? Бред. Скорее, попыталась бы избежать ответа.

Она потерла переносицу. Все-таки мечом махать и нежить истреблять куда проще. Все кристально чисто и ясно. Вот враг, вот меч. Берешь меч в руки и бьешь врага. А когда враг — это ты сам? Что брать в руки?

Девушка уперлась лбом в дверь. Куда сложнее взять в руки себя, а не оружие. Первый порыв возмущения улегся. Имельда задумчиво выдохнула. В себе разобраться толком не могла, проявить своих чувств тоже. Да и проявлять она их не умела. Никогда этим не занималась и сейчас столкнулась с полным незнанием, в котором ее способности всезнайки вообще никак помочь были не в состоянии.

«Ну, и зачем они тогда нужны, если я сама себе помочь не могу, в себе разобраться не могу. И не знаю, что для меня лучше… Другим, значит, валар вынь да положь, что-то там помоги-выполни, а себе?»

Имельда еще долго бы истязала себя дурным самоанализом и лишним самопознанием, но ее отвлекло движение за дверью.

— Нарисовался… Хрен сотрешь.

Прежде, чем кулак ночного гостя коснулся досок, Имельда приоткрыла дверь, спрятавшись за ней. Она ведь была в одной лишь рубахе, едва скрывающей ягодицы.

— У нас вопрос, — с важным видом продекламировал Турцел, возведя палец к потолку. Он был изрядно пьян, но на ногах стоял. Имельда немного удивилась тому, что увидела обоих своих спутников, ведь почувствовался ей только проводник.

— Не самое удачное время для вопросов, Тур.

— Мы хотели бы… Оу, ты назвала меня Тур? Как неожиданно, — он заулыбался, зашатался, развернувшись к Мару. — Ты слышал? Она назвала меня своим другом…

— Я вовсе не…

— Bierre iyashte? — Мару указал подбородком на Имельду, возвращая пьяное внимание Тура к насущному вопросу.

— Ах, да-да-да-да-да, — протараторил бандит, — Мы там… На счет времени… Уточнить… Хотелось бы… Когда эт самое, подъем? Во сколько выдвигаемс…

— С рассветом, — Имельда одним глазом выглядывала из-за двери, стараясь спрятаться во мраке своей комнаты.

— Так рано… — разочарованно выдохнул Турцел и стал разворачиваться, но пошатнулся. Мару помог ему удержаться на ногах и добраться до своей двери. Имельда не спешила запираться, наблюдая за двумя такими разными мужчинами.

Один ей нравился, как человек, которого она могла назвать как минимум хорошим приятелем. Прошедшая неделя была весьма щедра на удивительные происшествия, чтобы сблизить двух совершенно разных людей. А второй… Со вторым было сложнее.

Мару обернулся перед тем, как закрыть дверь. Сердце застучало активнее. Казалось, в насыщенной пустоте коридора можно было отчетливо расслышать этот гулкий перестук живых барабанов. Несколько долгих секунд они смотрели друг на друга. Каждый хотел что-то сказать.

— Доброй ночи?

Пауза.

— Gurd arreld, — и дверь закрылась.

Имельда постояла так, в одиночестве, взирая на закрытую дверь, шумно вдыхая и выдыхая носом воздух. Какая-то детская обида зарождалась где-то внутри живота медленно, но неотвратимо.

Закрыв свою комнату, Имельда уперлась спиной в свою закрытую дверь и сползла на пол. Подбородок дрожал, но слезы удержались. Она подняла руку и провернула ключ в замочной скважине. В конце концов, ей ничего никто не обещал и не давал никаких надежд. Все ее иллюзии — исключительно ее забота.

Стукнувшись затылком о доски входной двери, девушка все же поднялась и вернулась в кровать. Следующий день предстоял не легче, чем предыдущие, а может и вовсе именно завтрашний день стал бы решающим в этой странной погоне. Стоило отдохнуть, как следует.

***

Как и обещала Имельда, только забрезжил новый день, окрашивая холодное морозное небо в стыдливый румянец, троица путешественников снялась с места. Они покинули в меру гостеприимный дом, забив сумки снедью и наполнив фляжки водой. Хотя, Имельда была уверена, что во фляге Турцела плескалась отнюдь не колодезная вода.

На вопрос встречным селянам о том, у кого можно приобрести парочку лошадей, все, как один отвечали: «Никто вам тут не продаст лошадь». Для местных любая скотина была самым драгоценным добром и даже золото не прельщало работящий люд. Поэтому, найдя местного торговца, который каждую неделю возил молочную продукцию, они отправились с ним до ближайшего небольшого города. Это было первое большое поселение, которое было на пути центрального тракта.

Заплатив за три места в крытой телеге торговца, путники отправились в путь. Турцел даже не пытался сделать вид, что его как-то интересуют местные виды. Примостившись щекой на тюк с творогом, он заснул, а уже через полчаса пускал слюни на жесткую ткань.

Мару с Имельдой молчали, переглядывались иногда, но к середине пути и это перестали делать. Мужчина задремал под мерное покачивание повозки, а Имельда вновь принялась копаться в себе, пытаясь тренироваться. Получалось с большим трудом. Мысли продолжали путаться и накладываться друг на друга. Девушка улавливала сон Турцела, сбивчивые мечты извозчика, воспоминания тех людей, что когда-то касались тюков, сундуков и ящиков со снедью, а еще откуда-то появлялись обрывки совсем уже непонятных фраз.

«…колодезную надо было, ведром да руками…»

«…а они все шибают да шибают, места…»

«…тридцать пять к концу месяца…»

«…что-то вода какая-то грязная бежит…»

«…да, сильнее!»

«…кривой пальчик оторвать следовало…»

В конце концов, когда девушку неожиданно окликнул проснувшийся Турцел и просил, все ли хорошо и не нужна ли ей остановка, Имельда прекратила мучить свое сознание. Попытки за раз в быстром темпе познать то, чему раньше посвящали года, ни к чему не приводили. Только к бледности и излишней потливости.

— Все нормально, — заверила девушка, слегка улыбнувшись и вытерев украдкой лоб. Мару приоткрыл глаза. Он, молча, вопросительно дернул головой, мол, что такое? Имельда так же, не произнеся ни слова, отрицательно покачала головой: «Ничего».

И все. Больше ничего не происходило. Ну, кроме разве что попыток Турцела спереть целую головку сыра, которую он втихушку пытался засунуть к себе в суму. Имельда сквозь дрему пихнула его в бок, а Мару только улыбнулся, даже глаз не открыв.

Когда солнце поднялось над горизонтом полностью и даже уже начало нагревать их телегу, повозка замедлилась, свернула на обочину и остановилась. Торговец слез с козел и, откинув полог с телеги, гордо сообщил, что благородные путешественники прибыли в пункт назначения.

Имельда высунула голову из повозки и огляделась. Местность ей была не знакома. Они стояли справа от дороги, съехав на относительно сухой участок земли. Торговец проехал немного дальше крупной развилки, чтобы не преграждать путь другим путешественникам и обозам. Они прибыли с северо-запада, проехав по разбитой дороге сквозь поля и грязь. Эта колея грязной скупой речушкой «вливалась» в более широкий путь, что вел к городу, чье название даже запоминать было ни к чему. А направо, на юг, вела дорога в объезд этого самого безымянного городишки к центральному тракту, который уже полноценной чистейшей «рекой» стремился к сердцу этого государства — Ваалару.

— Вот, господари, туда вам надо, если не хотите прибарахлиться на базаре, — тучный торговец махнул в сторону объездной дороги. Турцел, ворча что-то себе под нос, выбрался из телеги сам и подал руку помощи девушке. Имельда с благодарностью приняла ладонь мужчины, не боясь трогать его. Не было уже ничего такого, чтобы она боялась узнать о нем. Не ожидая чего-то кардинально нового от своего проводника, девушка неожиданно для себя уловила нотки вины где-то очень глубоко в душе мужчины.

Спустившись, девушка одернула одежду и обернулась. Торговец забирался на козлы, натужно пыхтя и отдуваясь. Мару продолжал сидеть, глядя на Турцела и Имельду.

— Ты чего там застыл? Сейчас с ним уедешь, — улыбнулась девушка, поставив руку козырьком ко лбу, чтобы солнце не светило прямо в глаза. День обещал разыграться к обеду. За время пути все облака разбежались по небу, спрятавшись за горизонт. Торговец, наконец, забрался и взялся за вожжи. Мару даже не думал двигаться с места, глядя на девушку каким-то не передаваемым взглядом. Турцел молчал сзади. — Мару? — Имельда растеряно забегала взглядом от лошадей к мужчине.

— Ну, бывайте, — торгаш замахнулся и хлестнул лошадей. Телега, скрипя колесами, разрезая слой грязи, медленно двинулась вперед.

— Стойте, подождите! Да постойте же!

Торговец недовольно отдал команду лошадям и те непонимающе заржали, но остановились.

— Ну, чево еще!? — он недовольно обернулся. Раскрасневшиеся щеки гневно затряслись, но Имельда не обратила на это ни малейшего внимания.

— Мару, что происходит? Ты не идешь с нами? — Мужчина будто смущенно и даже виновато мотнул головой, но взгляд не спрятал. — Но как… Как же… Куда? Почему? — полная растерянность отразилась на лице.

Он протянул руку с довольно высокой повозки, глядя на Имельду сверху вниз. Посмотрев на протянутую руку, девушка пару раз хлопнула глазами, но вцепилась в нее, словно утопающий в спасательный канат.

— Это твой путь, — намеренно произнес он на вааларском, — Не моя битва.

— Да я же не… Но… Как же, — Имельда стала чаще моргать, не улавливая сути. Она совсем не хотела принимать очередной выверт реальности. — Я думала, что мы… Там, между нами… — она одернула сама себя. Мысли путались, а дыхание стало тяжелеть. Ее карточный домик, который она пыталась собрать, рухнул, так и не достроенный. В очередной раз ситуация выходила за грань ее контроля и это выбивало из колеи. Руки затряслись. Разум понимал, о чем говорит Мару, что на самом деле все было именно так: это был не его путь. Он лишь вызвался ее проводить, но не сопровождать всю жизнь. Это разное. Но сердцем то она чувствовала совершенно иное и осознать такое его решение она совершенно не могла. Не хотела. — Мог сказать раньше, — она отпустила его руку резче, чем было необходимо, — Просто сказать.

— Ну?! Долго мне еще ждать!? Время — деньги! У меня товар простаивает!

— Езжай, — Имельда метнула в сторону мясистого торгаша не самый добрый взгляд. Мужик поерзал на козлах, стеганул излишне скоро лошадей, и повозка дернулась в путь. — Удачи, — произнесла девушка, глядя уже на Мару. Во взгляде плескалась целая смесь из обиды, разочарования и растерянности. Мужчина приложил пальцы ко лбу, отнял их в сторону девушки и вернул к себе.

Имельда пыталась понять суть этого жеста. По туманным попыткам Мару объясняться без слов, она примерно уяснила, что этот жест значит. Он был относительно универсален и применялся тем племенем, что спасло маленького мальчика в далеком прошлом, когда нужно было поблагодарить, поприветствовать или попрощаться. Человек отнимал часть себя, связывал с другим человеком и возвращал это единство себе. Словно говоря: я буду помнить тебя в душе. Вот что это означало. Хотелось повторить, но представив, как со стороны это будет выглядеть неестественно и глупо в ее исполнении, она отвернулась и прошла мимо Турцела, глядя под ноги, куда-то в грязь. Тур пару раз махнул Мару на прощание, улыбнувшись немного грустно, и отправился вслед за девушкой по слякоти дороги, ведущей к центральному тракту.

Он был уже близко…