Немножко чокнутая

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

— Что с ней?

Джеймс… мой Джеймс. Он здесь. Подождите, а где «здесь»? Как же больно.

— С ней все было хорошо, но потом ей стало плохо, — с грустью говорит Сильвия.

Почему она грустная. Где мой Джеймс?

— В хирургическое отделение, живо, — слышу я чей-то голос и чувствую, как мое тело вибрирует, когда меня везут. Я лежу на чем-то мягком и не могу открыть глаза. Я слабо хватаюсь за простыню и еле-еле приоткрываю веки. Джеймс бежит рядом со мной, и его рука сжимает мою. Он смотрит на меня, и я вижу, что его зеленые глаза блестят от слез.

— Все будет хорошо, — говорит он и сжимает мою руку. — Прости.

За что он просит прощения?

— Мистер Фриман, подождите здесь, — говорит мужской незнакомый голос. Должно быть, я снова потеряла сознание.

— Пожалуйста, не дайте ей умереть, — молит он сквозь слезы, пока меня увозят, и темнота вновь поглощает меня.

— Ее аппендикс лопнул. К счастью, мы успели вовремя, но яд распространился. Какое-то время она будет в критическом состоянии, — тихо говорит женщина. — Яд вызвал инфекцию, которая называется «перитонит». Мы сделали все возможное. И теперь все, что мы можем сделать — это ждать.

Я слышу голос Джеймса. Его рука сжимает мою.

— Малышка, пожалуйста, не оставляй меня. Пожалуйста.

— Она справится, — говорит Мари. Я слышу всхлип, который может принадлежать только Джессике. Я хочу их утешить, сказать, что я здесь, но я не могу двигаться. — Она справится.

В животе все будто горит, причиняя дикую боль. Все мое тело горит. Я чувствую, будто меня оторвали от тела. Как будто меня уже там нет, но все же я там.

— Малышка, — тихо говорит Джеймс, и я чувствую, как его лоб прижимается к моему. — Я люблю тебя. Мне очень жаль, что все так вышло. Прости меня.

— Она справится, — я слышу успокаивающий голос Сильвии. — Ты знаешь, что она справится.

Тьма поглощает меня.

— Медсестра! — слышу я суету в палате. Кто-то что-то вытаскивает из моего горла, я открываю рот и задыхаюсь. Я хочу открыть глаза. — Она в порядке?

— Да, она просыпается. И это нормально, — говорит женский голос. — С ней все будет хорошо, мистер Фриман. Ее показатели в норме, температура спала, и она хорошо реагирует на лечение.

Я слышу облегченный всхлип, и Джеймс целует меня в лоб. Мне требуется несколько минут, что кажутся часами, но я все-таки открываю глаза. В комнате темно, только лампа над моей кроватью освещает комнату. Я медленно нахожу взглядом Джеймса.

— Ох, Майя, — вздыхает он, и слеза стекает вниз по его щеке. — Майя. Слава Богу, я…

— Эй, — говорю я тихо и касаюсь его руки. — Я опять хочу спать.

Он кивает и целует меня в нос.

— Я люблю тебя. Так сильно люблю.

— Я знаю, — я слабо улыбаюсь ему и проваливаюсь обратно в темноту.

Я чувствую легкий ветерок на своем лице и слышу звук вентилятора, который гудит где-то слева от меня. Я открываю глаза и улыбаюсь. Палата заставлена цветами, от которых стоит божественный запах, а еще открытками и подарками. Солнечный свет льется сквозь открытые жалюзи. Я в отдельной палате. Я знаю это, потому что в такой палате лежал мой отец.

— Эй, — мягкий голос Джеймса ласкает мои уши. Я слабо улыбаюсь и смотрю на него. Он растрепанный и все еще в своем костюме, в том самом, в котором был вчера с утра и до этого происшествия. Легкая щетина, которая появилась на его лице, очень ему идет. — Я скучал по тебе, малышка.

— Я тоже скучала по тебе, — говорю я и беру его за руку. Мой голос хрипит из-за того, что я долго не разговаривала. — Ты в порядке?

Он смеется и говорит мне с искренней улыбкой:

— Я в порядке? Ты с ума сошла?

Я слегка киваю.

— Я думаю, что мы уже установили данный факт.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как будто я прошла через ад и вернулась обратно, — я стону и моргаю, прогоняя сон. — Как долго я была в «отключке»?

— Сегодня четверг, ты была в «отключке» три долгих, мучительных дня, — говорит он, и его глаза сверкают от слез. Я больше никогда не хочу видеть слезы на его лице. От этого мое сердце разрывается. — е. Мы почти потеряли тебя, малышка. — Его плечи дрожат, и он прижимает голову к моей руке. — Ты умерла на две долбаных минуты. Тебя отвезли в операционную, и тогда ты… твое сердце… у тебя начался сердечный приступ, и тогда ты просто…

Я провожу пальцами по его волосам, едва в состоянии держать свою руку.

— Я просто пыталась держать их в напряжении, ты же знаешь, какая я проказница, — говорю я, и он закатывает глаза. — Итак, когда нам можно заниматься сексом?

Он усмехается чертовски сексуальной улыбкой и целует меня. Я улыбаюсь и вижу, как Сильвия заходит в палату с двумя чашками кофе в руке. Она выпрямляется, кажется, от облегчения, ставит кофе на стол и идет прямо ко мне. Взгляд у нее уставший и грустный. Интересно, она была здесь все время?

— Майя, — говорит она и целует меня в лоб. — Это прям как в той поговорке, когда мальчик кричал: «Волки! Волки!»

— Мама, — шипит Джеймс, но я смеюсь.

Мне больно смеяться, но, е, мне это нужно.

— Вы правы. Определенно карма. Каковы шансы? Я обманываю, чтобы не идти на ланч, говоря, что больна, и, когда я, наконец, выбираюсь на ланч, закачивается все тем, что я больна аж до остановки сердца, — я поворачиваюсь к Джеймсу. — Интересно, а смогу ли я видеть мертвых!

— Видишь, я говорила тебе, — смеется Сильвия. — Ничего не удержит нашу девочку.

Нашу девочку… Мне это нравится.

Джеймс фыркает и пьет кофе большими глотками. Я нюхаю воздух и морщу нос.

— Дорогой, ты воняешь. Иди домой.

Он хмурится.

— Я не уйду.

— Иди, я останусь с ней, — Сильвия улыбается и похлопывает меня по руке. — Иди, она все равно скоро уснет.

— Я чувствую себя уставшей. Немного не в себе, — я смотрю на две капельницы. — В одной из них морфий?

— Да, — Джеймс улыбается и поглаживает пальцами мою щеку. — Ты чувствуешь боль?

Я тянусь к кнопке с морфием, у моего отца стояла похожая, поэтому я знаю, как это работает.

— Не-а, — с озорной улыбкой говорю я и нажимаю на кнопку. — Теперь я отправлюсь в паб, — я нажимаю кнопку еще раз и чувствую, как прохладная жидкость течет по венам и, практически мгновенно, вырывает меня из реальности. — А ты иди, прими душ, выспись и принеси мне зубную щетку с пастой. Ох. Не возвращайся, пока снова не будешь выглядеть как человек. Но не смей сбривать бороду, она адски сексуальна.

— Да, госпожа, — он смеется и смотрит на свою маму. — Я буду через пару часов.

— Я не хочу видеть тебя до вечера. Ты нужен мне хорошо отдохнувшим, чистым и счастливым.

Он стонет и берет мое лицо в ладони.

— Я вернусь через пару часов.

Я целую его на прощание, смотрю, как он выходит из палаты, и поворачиваюсь к Сильвии.

— Итак, что случилось?

— Самый страшный день моей жизни — вот, что случилось, — вздыхает она и держит мою руку. — Ты чувствовала себя хорошо, затем мгновенно побледнела. Настолько побледнела, что, казалось, выглядела серой. Ты начала потеть, а твое тело стало извиваться от судорог. Официант подошел и положил тебя на диван в ресторане. Мы вызвали «скорую», но мой сын оказался на месте раньше, чем они, — она трет лицо руками. — Я никогда не видела его таким… напуганным. Никто не мог его утешить. Даже ты. Ты пыталась, но, — она смеется, — половина из того, что ты говорила, было бредом. Что-то про голубя, рис и как забавно это было. Потом ты говорила ему, если он перестанет плакать — ты позволишь ему снять плакат.

Я съеживаюсь, но хихикаю. Я не помню эту часть, но понимаю, о чем она говорит. Во что я не могу поверить, так это в то, что он рыдал. Джеймс не плакал, он рыдал.

— Твой аппендикс взорвался, мы все слышали хлопок. Это было ужасно. Ты потеряла сознание и очнулась лишь тогда, когда сиюминутно прибыл Джеймс, ты бормотала всякую всячину и потом вновь отключилась. Врачи сразу же начали тыкать тебя иголками, как только мы прибыли в больницу, все уже ждали нас. Они приняли и прооперировали тебя немедленно. Прошло три часа, прежде чем они вывезли тебя. Ты была без сознания час, потом проснулась, и у тебя начались конвульсии. И твое сердце остановилось, Майя, — она всхлипывает и вздыхает. — Джеймс… он… он рыдал и умолял. Я никогда не видела его таким. Таким злым, таким потерянным. Когда они снова увезли тебя в операционную, он просто рухнул и не вставал до тех пор, пока тебя не привезли обратно. Он рыдал снова, — она вновь смеется, вытирая глаза салфеткой. — Он по-разному обзывал тебя. Некоторые слова я даже не слышала в своей жизни, — мы обе смеемся над этим. — Ты показала ему средний палец. В коматозном состоянии ты показала ему средний палец. Твои друзья были в истерике, а Мари, так ее зовут? — я киваю. — Она была… в не очень хорошем состоянии. Она оставалась вчера до полуночи. Я не сомневаюсь, что она скоро вернется.

— Мари «с приветом», но у нее практически нет семьи, и мы с ней очень близки.

— Я должна признаться, что мне не понравилась эта девушка на свадьбе, но видя ее такой… как она заботится о тебе…

— Мои девочки особенные. Спасибо, Сильвия, за то, что помогли мне. К вашему сведению, я виню во всем ваше проклятое чаепитие, — шучу я, заставляя ее смеяться. — Вам стоит пойти и отдохнуть. Со мной все будет в порядке. С помощью морфия я скоро отключусь.

— Я была дома вчера. Вернулась час назад, — она улыбается и рукой обводит палату. — Большинство цветов и подарков от Джеймса, несколько — от леди с чаепития, как ты называешь его. Бутылка виски — от Мари.

Я смотрю на бутылку Джек Дэниэлса, которая стоит на подоконнике между двумя букетами полевых цветов, и смеюсь. Если бы смеяться не было так больно, я бы, наверное, гоготала на всю палату, как Джеймс называет это.

— Тебе нужно поспать. У тебя слипаются глаза.

Я, вероятно, отрубилась, как по ее команде, потому что не помню, как засыпала. Наконец подействовал морфий.

— Она в порядке, — слышу я голос Мари. — Я же вам говорила, что она справится.

Я приоткрываю глаза.

— О, е. Я в аду, верно? — шучу я слабым голосом и закрываю глаза после того, как вижу Саммер, Джессику и Мари.

Они хором взвизгивают и хватают мои ноги, которые скрыты под одеялом. Я тихо хихикаю и открываю глаза. Джеймс свирепо смотрит на девушек, и я смотрю, как они отступают, подняв руки.

— Эй, — говорю я и облизываю губы. — Мне нужно выпить воды, а еще мне нужна зубная щетка и паста.

— Сначала доктор хочет осмотреть тебя. Доктор уже сердится, потому что мы не пришли за ней раньше. — Я смотрю на Сильвию, которая что-то смотрит в своем телефоне, сидя в углу палаты.

— Мари, не могла бы ты сходить за доктором?

Она кивает и выходит из палаты.

— Ох, работа в офисе почти закончена, — подмигнув, говорит Сильвия. — Марджи сообщила мне, что кому-то надо посмотреть. Она сделает это и проинформирует меня. И еще она сказала, что кто-то из нас должен присматривать за тобой. И я уведомила всех важных партнеров в твоей части бизнеса, что ты находишься в больнице.

— Это замечательно, — говорю я и улыбаюсь Джеймсу. — А ты сказал, что твоя мама живет, чтобы делать тебя несчастным.

— Я такого не говорил, — смеется Джеймс и смотрит то на меня, то на свою мать, слегка паникуя. — Честно, мам…

— Я уверена, что ты сказал что-то про «нужно найти святую воду и священника», — обманываю я и взъерошиваю его волосы.

Он фыркает и целует мою руку.

— Безусловно, я вытянул короткую соломинку.

— Давайте не будем врать. Я была самой длинной соломинкой из всего пучка, — подмигиваю я и смотрю, как Сильвия смеется с нашего стеба.

Доктор приходит, рассказывает мне о том, что я уже знаю, и говорит, что мне надо остаться в больнице еще на пару дней. Она показывает мне разрез на животе, который находится достаточно низко. Бикини скроет его, но он около четырех дюймов в длину. Фу! А еще он желтый от йода и припухший. Двойное фу!

— Значит, я буду говорить людям, что меня разрезал самурай, — я улыбаюсь Мари, которая смотрит на меня грустным взглядом. — Иди сюда, девочка.

Доктор говорит Джеймсу, что мне можно попить, но только маленькими глотками, и почистить зубы, а потом уходит.

Мари подходит ко мне и очень осторожно обнимает за плечи.

— Ты испугала меня, тупая сучка.

— Эй, — я смеюсь и ударяю ее в плечо, очень слабо, но она притворяется, будто я ударила ее ногой. — Простите, девчонки. Я должна была пойти к врачам. Я просто думала, что это из-за моего имплантата.

— Я должен был заставить тебя. Я же видел, как тебе плохо, — Джеймс вздыхает.

Саммер шлепает его по затылку:

— Не говори так. В этом есть и наша вина. Мы видели, как ей было плохо. Никто не мог даже подумать, что все было так серьезно.

— Кто-нибудь, позовите Брюса Уиллиса, — заявляю я, и все смотрят на меня. — Скажите ему, чтобы он принес свой диктофон. Я умерла, верно? Я, возможно, смогу видеть мертвых людей, как ребенок из «Шестого чувства». Насколько странно это будет? Я буду лежать в постели, а папа придет, чтобы немного побеседовать или отчитать за азартные игры в Вегасе.

Все были в изумлении от того, как долго я болтала. Этот мой способ расслабиться — быть глупой, как защитный механизм. Ну, я думаю. Я просто не могла остановить себя.

— Она еще и головой ударилась? — хихикает Джессика и смотрит на мониторы. Джессика работает медсестрой, поэтому она знает, что означают эти цифры и загогулины.

— Как думаете, они разрешат мне выпить виски? — говорю я, поигрывая бровями. Джеймс не закатывает глаза, а просто улыбается и опирается лбом о мое плечо, будто он просто рад видеть меня живой и здоровой. — Нет? Никто не согласится… черт. Ну, хорошо, мне нужно почистить зубы. Я думаю, что мой язык превратился в гусеницу.

— Мило, — смеется Мари, и Джессика спешит принести мне два стакана: один с водой, а другой — пустой и мою зубную щетку, на которую уже выдавили мятную пасту.

— Спасибо, девочки, — улыбаюсь я и приподнимаюсь в сидячее положение. Я шиплю, когда напрягаю мышцы живота, и все тут же внимательно смотрят на меня. — Я в порядке, просто больно.

Они заметно выдыхают с облегчением.

Я чищу зубы, ни грамма при этом не стесняясь, а Джеймс помогает мне умыть лицо с помощь влажных салфеток. Это лучшее, что можно сделать, потому что мне нельзя вставать с постели. Мне чертовски сильно нужно в душ.

Девушки сидят со мной и смешат меня. Я даже не думаю о боли, когда смеюсь. Я просто рада, что они счастливы. Саммер и Джессика остаются на несколько часов, так как утром им на работу. Мари остается после их ухода и выглядит очень несчастной. Я знаю, это потому, что мы были как сестры уже много лет. Я буквально единственная семья, которая у нее есть, и если бы у меня не было Джеймса, то и она была бы моей единственной семьей.

Она сидит рядом со мной и смотрит «Властелин колец» на плоском телевизоре, который стоит напротив моей кровати.

Джеймс расчесывает мои волосы, а потом заплетает их, и в этот момент раздается стук в дверь. Сильвия встает и подходит к двери.

Я чувствую, как напрягается Джеймс, когда в мою палату заходит Джейкоб Стоун с огромным букетом сиреневых роз в хрустальной вазе и большой коробкой дорогих конфет. Ням.

— Привет, — негромко говорит он и кладет цветы и конфеты на подоконник. — Прости, что не приехал раньше, я только что узнал.

— Не говори глупостей, ты не должен был приходить. Но, спасибо, — я улыбаюсь и подзываю его. — Мы тут просто смотрим, как Гэндальф надирает задницу оркам.

Он ухмыляется и садится рядом с Мари.

— Итак. Какой диагноз? Слухи достаточно смешны. Одни говорят, что ты беременна, другие — что ты попала под автобус.

— Ни то, ни другое, — я хихикаю и ерзаю на кровати. — Мой аппендикс лопнул и отравил все мои внутренности. Эй, я даже умерла на пару минут.

— Она думает, что раз умерла, то сможет видеть мертвых, — фыркает Мари.

Джейкоб смотрит на Джеймса.

— Это страшная фигня. Уверен, ты чуть с ума не сошел от беспокойства.

Джеймс кивает и осторожно переплетает свои пальцы с моими, пытаясь не задеть трубки, выходящие из моей руки.

— Я не думаю, что когда-либо еще чувствовал себя так потеряно. Это был самый страшный день моей жизни. Она не умерла во время операции. Ее только вывезли из операционной, ее тело начало биться в конвульсиях, а потом ее сердце остановилось.

— Я думаю, могу с уверенностью сказать, что это было драматично, и только я могла такое сделать, — шучу я. — Я экстремалка, что тут сказать. Я не просто заболела гриппом, я умерла на две минуты от ужасной инфекции после того, как что-то внутри меня взорвалось. Экстремал до самого конца, как видишь.

— К сожалению, она не оставила свое чувство юмора в загробной жизни, — игриво вздыхает Сильвия. Я делаю пару глотков воды и истекаю слюной, пялясь на конфеты. — Не-а, никакой твердой пищи.

— Кто-нибудь, позовите охранников, тут у нас шоколадный фашист, — ворчу я.

Джеймс смеется и встает, чтобы потянуться. А я разглядываю прекрасный пресс, когда его рубашка задирается.

— Я собираюсь пойти перекусить. Мама, ты пойдешь со мной? — спрашивает он и целует меня в лоб. Сильвия соглашается. — Я ненадолго, принцесса.

— Я постараюсь не наделать глупостей, пока тебя не будет, — улыбаюсь я. — Обрати внимание на слово «постараюсь». Я ничего не обещаю.

Они вдвоем вздыхают и выходят из комнаты. Они не могут скрыть от меня своих улыбок. Я поворачиваюсь к Мари и Джейкобу.

— Извини, что никто не сказал тебе, Джейкоб. Я проснулась только после обеда. Если бы я смогла отправить тебе смс-ку, я бы так и сделала.

Он отмахивается от меня.

— Ничего страшного, не извиняйся. Я ведь не семья.

— Нет, но если бы такое случилось с тобой, и мне бы никто не позвонил, — я смотрю на Мари. — Я была бы чертовски взбешена.

— Я забыла, ведь была до смерти перепугана. Я позвонила ему, как только ты проснулась, — говорит Мари и делает тише телевизор. — Итак, Джейкоб. Когда ты возвращаешься в Голливуд?

— Не раньше следующей недели. Мы закончили проект, но я должен подождать, пока моя леди-босс посмотрит его и одобрит.

— Мари, — говорю я, и она кивает. Я поворачиваюсь к Джейкобу. — Мари посмотрит, она все равно лучше в этом понимает.

— Тогда… почему ты приехала на фотосессию? — нахмурившись, спрашивает он, а на его губах играет милая улыбочка.

Я широко улыбаюсь.

— Дурачок, чтобы поглазеть на тебя. Разве ты не понял это, когда мой муж внезапно показался и пометил свою территорию вокруг меня.

Он откидывает голову назад и смеется.

— Твой муж, должно быть, очень терпеливый человек.

Я киваю.

— Так и есть. Он знает, что я безобидна и никогда не изменю ему. Ничего страшного, если я просто поглазею.

— Она неисправима, — фыркает Мари.

— Кто бы говорил, — отвечаю я.

— Ага, — соглашается она.

Я закатываю глаза и хлопаю Джейкоба по руке.

— Итак, Лос-Анджелес, да?

— Да, ты должна как-нибудь приехать, мой дом — удивительный. У меня есть свой частный пляж.

— О, ты же не попадешь на мое новоселье. Мы недавно купили пентхаус в здании Престон. Чертовски красивая квартира, — я вздыхаю, думая о новом идеальном доме.

— Так ты все-таки собираешься устроить вечеринку? — взволнованно улыбается Мари.

Я киваю и отвечаю:

— Да, черт возьми. После того, как я пережила смерть, очень хочется потанцевать.

— Ты такая странная, — смеется Джейкоб. — Я очень постараюсь приехать.

Я касаюсь его руки.

— Не переживай, если не сможешь. Мы пришлем тебе фотки.

Он закатывает глаза. Почему все так делают, когда я что-то говорю? Я знаю, что я — нечто, но, правда, я удивлена, что все мои близкие не лишились глаз от постоянного закатывания.