Ненаместные

Глава 11

На вокзале Жаннэй чуть не наступила на коленопреклоненную Ылли.

Жаннэй вовсе не имела привычки наступать на тех, кто просит у нее милости. По правде говоря, у нее и милости-то редко просили, а уж такой архаично глубокий поклон она встречала впервые.

Чтобы человек распластывался по плитам вокзала и не поднимал головы, пока Жаннэй раза три не попросила встать… Нет, ни разу такого не было.

Просто не сразу заметила, а Герка не счел нужным предупредить. Наверное, из-за какой-то местной традиции. Или из-за того, что очень старался не споткнуться в своих пыточных зимних сапогах и смотрел только себе под ноги.

А Ким немного отстал.

Поэтому Жаннэй чуть не наступила на Ылли. Она не сердилась и не была раздражена. Просто случайность.

Она протянула руку, чтобы помочь ей подняться.

— Я должна была понимать, мудрая Жаннэй, что не стоит просить знакомого моего знакомого воздействовать на вас даром, — сказала Ылли, нисколько не понизив голос.

Жаннэй невольно оглянулась. К счастью, они приехали очень рано, и кроме них на перроне была только пара бомжей, да и те в значительном отдалении.

— Раз ты пришла сама, значит, готова объясниться, — пожала плечами Жаннэй, — как видишь, последствий не было, так что мне нет смысла писать докладные записки… если, конечно, я решу, что у тебя и правда были причины так поступить. Я готова тебя выслушать. Но не здесь, конечно.

Они оказались в кафе «У ласточки» минут через пятнадцать. Жаннэй подумала, что либо Тьмаверст очень маленький город, либо Ылли знает, как сокращать пути.

Шли они сюда по каким-то жутким трущобам, и Жаннэй предположила, что те скрыты от взглядов приезжих: она не встречала ни единого упоминания о них в путеводителях, хотя еще лет десять назад был принят закон о рекламе в туризме, которым авторов обязали упоминать обо всех хоть сколько-нибудь опасных или хотя бы неэстетичных местах, и те же заводские кварталы в путеводителях были упомянуты, хоть и всего в паре предложений.

Тут была просто туча песчанок: приходилось работать локтями, подныривать под веревки с бельем и стараться не отшатываться от скрипящих под гнетом снега домов, до сих пор держащихся на месте только за счет подпирающих их соседей и гниловатых балок.

Увидев за поворотом знакомую вывеску, Жаннэй даже не удивилась.

Герка хотел остаться снаружи, но Ылли пресекла эти попытки коротким: «Герка, не дури». После чего тот попытался взъерошить волосы, наткнулся на длинный хвост и еще больше нахмурился. Жаннэй даже пришлось немного подтолкнуть его в спину, а то он застыл бы у двери истуканом еще на полчаса.

Тот толкнул стеклянную дверь с вывеской «закрыто» и неохотно вошел.

— Ну коне-е-ечно, — пробубнил он, — кто бы сомневался, что дядь Кеех знает… Он, наверное, все сразу узнал. Как только случилось.

— Он всегда все знает? — тихонько поинтересовалась Жаннэй.

— Он наш толмач уже лет триста. А то и больше, никто не знает, сколько ему. — пояснил Герка, — толмач не в смысле переводчик, а в смысле «улаживатель недоразумений» или типа того. Хотя не удивлюсь, если в Медном веке он был самым простым перево…

В этот момент Герку-в-теле-Лиль, подняли как пушинку и пару раз подбросили в воздух, как делают отцы с пятилетними детьми, когда приезжают из командировок. Герка, впрочем, заливисто хохотать не спешил: скорчил обреченную морду и обмяк в руках старейшего Жаба в Тьмаверсте.

Однако это кислое личико в исполнении мимики Лиль выглядело премиленько.

— Ну дя-а-адь Кеех!

Его поставили на место.

— Вот никак не пойму, как же тебя назвать? Ты мне сынок или дочка? — Гулко рассмеялся Жаб, и его подбородки заволновались, как море в хмурую погоду, — Я его уведу-откормлю, милая Жаннэй? А вы пока по делам пообщаетесь. Ким, тебе тоже еда нужна больше, чем болтовня. Языками каши не намолешь!

— Но…

Когда взрослого мужчину уводят, как маленького мальчика, засидевшегося за столом до взрослых разговоров, чуть ли не за ручку, это, наверное, смешно. По крайней мере Жаннэй обнаружила, что улыбается этому обреченно-обиженному выражению его лица.

Тронула уголки губ пальцами: и правда. Улыбается. Ерунда какая-то.

— Жаннэй! — Ее похлопали по плечу, — Амме, принеси Жаннэй кофе, будь добр.

Официантик унесся со скоростью выпущенного из пращи камня, не забыв предупредительно отодвинуть Жаннэй стул.

— Это он знакомый знакомого? — Спросила Жаннэй.

— Что? — Удивилась Ылли.

— Чтобы навесить пиявку, нужен личный контакт.

А Жаннэй не особо общалась с другими песчанками. Разве что это были соседи…

— Конечно нет, как вы вообще могли такое подумать, — покачала головой Ылли, чем окончательно убедила Жаннэй, что она угадала.

Она могла напомнить Ылли, как легко ей запросить информацию о даре человека, но та знала все и сама. Одно из важных качеств в работе следящего-сопровождающего: вовремя закрывать вопрос.

— Очень надеюсь, что этого не повторится.

— Конечно нет, — повторила Ылли, — мне просто нужно было позвать вас…

Жаннэй вытащила телефон и многозначительно постучала ногтем по крышке.

— Можно было просто позвонить.

— Разве вас не прослушивают? Однажды вам очень кстати позвонили, и я не могла…

— Мой жених — интуит. Он всегда звонит очень кстати, — вздохнула Жаннэй, — о чем я уже сказала Киму, могли бы и подслушать, разве нет? У меня есть к тебе пара вопросов, и… хватит вести себя как стажерка, будь добра. Ты меня старше.

— Но должностью ниже.

Жаннэй покачала головой.

— Смотря какой. Если я правильно понимаю, это кафе — нечто вроде храма? И когда ты тут работала, ты помогала… я же могу называть его дядь Кеехом, как все? Ты помогала дядь Кееху с храмовыми делами. Ты можешь обращаться ко мне как жрица к младшей прислужнице, если это позволит тебе перейти со мной на ты и перестать постоянно кланяться и дергаться. А то у меня в глазах рябит, — прежде, чем Ылли успела возразить, Жаннэй на всякий случай уточнила, — Яйла показала мне старую фотографию, на ней была ты. И я знаю, что здесь проводятся как минимум брачные ритуалы.

— Это верно, — немного подумав, подтвердила Ылли, — но не стоит об этом распространяться. Когда в Тьмаверст начали сгонять зверозыков со всех концов Кетта, Жабы возмутились. У них была пара очень… токсичных боевых жреческих техник. Поэтому с тех пор им официально нельзя возводить свои храмы и обучать новых жрецов-жаб.

Ылли могла не говорить, с каким треском Жабы проиграли. Жаннэй и без того несложно было это представить.

Победители не становятся самым презираемым кланом в городе.

— То есть, он действительно…

— Когда приходят проверки, хозяин говорит, что да. Кто сможет понять, насколько он древний? Даже если это и неправда, он все равно стар достаточно, чтобы обмануть чувствующего ложь, и этого хватает с лихвой.

— И как долго Песчанки сотрудничают с Жабами так тесно, что отправляют своих подростков прислуживать в их храм-кафе?

— С самого начала. Хоть и не все Песчанки, а только наш род, только Тены, — Ылли глотнула кофе, который поставил перед ней Амме, и жестом отослала его обратно на кухню, — там была история… в общем, один из выживших жабьих жрецов увидел в подростке искру дара, сходного с тем, который у Жаб считался очень почетным и позволял стать высшим жрецом или вроде того… Пошел к семье, а тот паренек оказался пятнадцатым по старшинству сыном, и жаб его просто… купил. За бесценок по тем временам. Тогда было можно… Но обращался хорошо. Научил тому, чему разрешено было учить не-жабу, и оставил прислужником. А когда мальчишка вырос и завел свою семью, оплатил ему обучение любимой профессии, поставив условие: его дочь или сын его подменят. С тех пор и повелось… Только Амме пока работает вместо моего сына, Пиит слишком маленький. Но Амме это нравится, и все добровольно. Он бы остался подольше, но дар не подходит.

— А еще у Пиита проблемы…

Что-то неуловимо изменилось в лице Ылли: чуть приподнялись уголки губ? Заблестели глаза? Что бы это ни было, Ылли просто засветилась счастьем.

— Уже нет. Поэтому для меня так важно, чтобы с Геркой и Лиль все разрешилось хорошо, понима… ешь. Хотя… — Она вздохнула, выпрямилась, посерьезнела, — Хотя я и напала на Лиль однажды. И это первое, о чем я хотела бы тебе рассказать. У меня простенький дар — трансформация. Тут у каждого первого такой. Я просто немного пластичнее. Могу с мышиной мордой ходить, могу шестнадцатилеткой, как сейчас. Герка не знает, что это я, и Лиль тоже, и я бы не хотела…

Жаннэй задумалась. Побарабанила пальцами по столешнице, не без интереса наблюдая, как Ылли нервничает: дергает ухом, принюхивается, суетливо вертит в руках чашку.

Она, видимо, пыталась определить настроение Жаннэй по запаху. И вряд ли у нее получалось: она очень старалась, и незаметно для себя перегибалась через стол все дальше и дальше, но...

Жаннэй заговорила прежде, чем Ылли уткнулась любопытным носом ей в лоб.

— Я буду молчать, пострадавших нет. Но зачем?

— Я тогда на все было готова, чтобы сыну помочь. И нарыла информацию, что у Паштов в семейном запаснике серьги есть, которые дар блокируют. Я подумала, это может сработать, ну и начала вокруг Паштов виться, картинки семейных драгоценностей раздобыла, рассматривала их целыми днями. А потом Амме рассказал, что у него на работе девчонка отключилась перед свиданкой с Кимом из рода Паштов. Пошутил, что девчонка, похоже, без ума от котиков: котики на серьгах, котик в женихах. Я и до того знала, что Яйла Лиль своему старшему в невесты прочит, и часть драгоценностей ей подарила, но и подумать не могла, что там может быть что-то сильное. Обмороки — это ведь частая побочка для таких артефактов… Амме серьги на картинках опознал, и я решила их забрать. Ну и… наделала глупостей. Напала, в дом залезла…

— Напала сколько раз?

— Только один, первый. И дом я не поджигала! Клянусь, не было такого! Как только Пиит начал поправляться, мне это было уже не нужно, сама подумай. Я за эту парочку кому угодно глотку теперь перегрызу, ясно? Совет им да любовь, детей здоровых! Вот, смотри…

Ылли достала сумочку и начала лихорадочно там копаться. На стол были последовательно выложены ежедневник, бумажник и телефон.

Жаннэй задумчиво вертела в руках чашку с кофе. Она почти доверяла этим песчанкам, но все равно пить не спешила. Мало ли… Насколько нужно отчаяться, чтобы ради призрачной надежды попытаться ограбить незнакомую девушку? И почему она не попыталась их купить? Хотя вряд ли Яйла продала песчанке хоть что-нибудь. И вряд ли Лиль сочла бы, что вправе продавать хоть что-то из подарков Яйлы.

Ылли открыла ежедневник: вместо закладки там было фото мальчишки лет одиннадцати. Он улыбался во все зубы и казался совершенно обыкновенным.

— На тебя похож, — вежливо заметила Жаннэй.

— На отца он похож, — отмахнулась Ылли, — который нас бросил, как только узнал о проблеме. Но теперь я хотя бы знаю, как выглядит его человеческое лицо, так что какая разница, на кого именно?

Она открыла бумажник.

— А еще он может грустить: вот так. И когда ест что-то кислое, он…

— Ылли, — мягко сказала Жаннэй, — я могу тебя только поздравить, но, быть может, вернемся…

— …а вот он в три четверти…

Жаннэй смирилась.

Просмотр фотографий Пиита во всех ракурсах отнял где-то полчаса. Амме было подошел, но, услышав, что речь идет о фотографиях, испарился, как будто его и не было. Похоже, его сестра демонстрировала их всем, до кого могла дотянуться.

Жаннэй несколько раз пыталась вернуть разговор в конструктивное русло, но Ылли даже не замечала этих попыток. Возможность показать кому-то своего сына окрыляла ее.

— И он сможет как я, работать здесь официантом! — Вещала Ылли, — Дар у него самый-самый подходящий, и у него не будет моих трудностей…

— Дар? — Жаннэй наконец смогла вставить свое слово, — А на кого пошел учиться тот, самый первый Тен, кстати?

— А? На артефактора, конечно, — отмахнулась Ылли, — ну так вот, о чем это я. А, так вот…

— Почему ты настояла на том, чтобы вызвать меня? — снова перебила Жаннэй.

— Потому что это было похоже на поджог, но никто мне не верил. И второе нападение… не могла же я прийти и сказать: «так, коллеги, вот в первый раз это была я, а во второй раз кто-то еще»? Мне бы ответили, что все и так знают, что случилось: травоядный зверозык полез провожать девушку на заводские окраины, и закономерно нарвался на гопоту. Не говоря уж о том, что Лиль второе заявление писать не стала, так что документально ничего не оформлено… У меня просто не было доказательств, что второе нападение вообще было. Да я и сама в этом не уверена! Самым весомым поводом позвать человека со стороны стало то, как на меня давили, чтобы я закрыла дело. И мой прямой начальник, Мариш из рода Вако, волк; и из Псов клинья подбивали. И Салишь удостоила меня визитом… А ведь в пустыне дождь чаще идет, чем кошки с собаками объединяются. В тот момент я поняла, что даже если пойму, что стало причиной поджога, меня в лучшем случае выставят на посмешище. Тут кто-то сильный виноват. Кто-то сильный и хищный. Мне не по зубам.

Жаннэй уперлась подбородком в переплетенные пальцы.

— Ты думаешь, это Яйла?

— А кто еще? Лиль обошлась ей в огромнейшее пятно на репутации.

— Она еще не разорвала помолвку.

— И это странно, — Ылли забарабанила туфлей по полу, заерзала, — Это-то и странно! Тьмаверст слишком маленький город, и Умарс пострадал, она не может не знать… Они, конечно, скрывались, но два подростка просто не могут не спалиться так или иначе. Даже если им это и удалось, на попрыгушках была целая куча свидетелей… и Яйла все равно не разорвала помолвку? Я общалась с Яйлой в старшей школе, и знаю, что она совершенно не сентиментальна. Скорость, с которой она выбрасывает людей, которые могут навредить ее репутации — феноменальна.

Жаннэй задумалась.

— С таким же успехом, — сказала она наконец, — Яйла может ее и защищать.

— Яйла?! Смешно! — Фыркнула Ылли.

Не то чтобы Жаннэй не доверяла Ылли. Пока все, что сказала ей эта мышка, казалось очень даже логичным. Но сложно было не заметить, насколько Ылли склонна к импульсивным и необдуманным поступкам, решениям, которые в жизни не пришли бы в голову человеку хоть сколько-нибудь рациональному.

— Кстати… почему ты решила притвориться стажером, Ылли? — спросила Жаннэй.

— Ну, я и правда хотела кое-чему поучиться. И младшим больше доверяют. И вдруг ты бы оказалась ни на что не годной чинушей? Я бы тебе ничего тогда не рассказала! Я и Лиль сказала не болтать лишнего!

Притвориться стажером, чтобы устроить проверку, и совершенно не подумать, как легко может вскрыться настоящий возраст; уговорить младшего брата навесить на следящую-сопровождающую «пиявку», чтобы не звонить ей по телефону; пытаться украсть у подростка серьги, которые с очень малой вероятностью могут помочь сыну, всего за пару недель до события, которое скорее всего поможет…

Из этого всего можно было сделать целых два вывода: плохой и хороший.

Хороший: Ылли вряд ли подожгла дом Лиль, потому что Лиль и Герка так или иначе приложили руки к спасению ее сына и теперь ей очень нравятся. Ну и потому, что совершенно не умеет продумывать пути отхода, да и влиятельных родичей у нее нет, так что ее задержали бы еще в первую пару дней.

Плохой: ее суждениям касательно Яйлы не стоит доверять. Судя по всему, Яйла когда-то ее сильно обидела, и теперь всегда будет в глазах Ылли злодейкой. Чтобы кошка не сделала, все будет казаться ей частью злобного и страшного плана.

Нет, нельзя рубить с плеча.

Как минимум, надо разобраться с тем, что именно случилось на попрыгушках. Потому что теперь понятно, что именно попрыгушки, скорее всего, закончив одну историю — с серьгами, стали триггером для запуска истории новой — с поджогом. И никто не объяснит, в чем именно Лиль там напортачила, лучше самой Лиль. У нее было время об этом подумать. Для Жаннэй Лиль станет замечательным толмачом: она ведь своего рода билингв, попала в Тьмаверст в достаточно зрелом возрасте, чтобы понимать, чем Тьмаверст отличается от других городов, но при этом достаточно юной, чтобы полностью в этот город вписаться.

— Что ж. Пойду поговорю с Лиль, — Жаннэй встала, бросив короткий взгляд в свой кофе: в палате Лиль было пусто, около палаты тоже, Лиль же спала, по старой женской привычке обняв скомканное одеяло, — Герка!

Да, пожалуй, она сможет провести его так, чтобы никто не заметил. А значит из кожи вылезет, но проведет.

— И дайте мне какой-нибудь стеклянный шар, пожалуйста, — крикнула она в сторону кухни.

Голос повысила только из вежливости. Она отлично знала, что ее и так услышат.

— Она тебе нравится?

— Кто?

— Ну, Лиль. Ты ж ее будущий родственник, типа.

— Она мне нравится, но ты ошибся.

Умарс приехал сюда, чтобы повзрослеть и что-то понять в этой жизни. Пока что-то не очень получалось. Зато отлично получалось жарить на палочке сосиски.

— Это уже пятая.

— Угум.

— По три на человека! — Возмутился Данга.

Умарс взял шестую.

— Я забрал твои сосиски, — кивнул он.

— Эй! — Данга моментально подгреб себе зефир, — Иди ты.

— Можешь взять мои, — предложила Бинка, — я все равно не люблю подгорелое.

— Обойдусь, — вздохнул Данга, — Умака же на меня дуется, что тебе-то страдать. Раз Умка дуется, значит есть косяк, ведь так? Я ему доверяю.

— Но я правда не лю…

— Не на тебя, — уточнил Умарс, — на твоего брата. Я же не слепой.

Данга подобрался, посерьезнел.

— Бинка, — попросил он, — ты не могла бы встать к тому дереву и проследить, чтобы к нашему костру ни одна песчанка не проскочила?

— А я возьму и твои сосиски, — добавил Умарс, — в последнее время есть хочется просто зверски.

Тело менялось. Умарс стал лучше видеть, лучше видеть, лучше чуять. Больше есть. Мама радовалась, папа гордился, Ким, кажется, не заметил, Мрыкла поглядывала с опаской. Данга… однозначно заметил, но ничего не говорил.

Умарс не очень понимал, в каких они отношениях. Данга вел себя запанибрата, но он вел себя так со всеми: это был его способ существовать и добиваться своего. Хотелось, конечно, верить, что Данга общается с ним просто так, но… не получалось.

У Умарса уже очень давно не было друзей, но с тех пор, как мышцы начали наливаться силой, а трансформация легче поддаваться, желающие подружиться выстраивались в очередь. Все, не будет больше никаких больше одиноких дней рождения и приглашений на вечеринки, отправленных по ошибке. Кто знает, может, предусмотрительный Данга просто занял очередь первым?

Зачем ему вообще этот мутный парень? Что толку дружить с Жабой? Жабы коверные и лживые, и Данга пока ничем не опроверг этого стереотипа.

Челюсть взорвалась пульсирующей болью. Умарс подавился.

Данга пружинисто вскочил на ноги, сжав кулаки.

— Хищником заделался? Берешь что хочешь, оправдываешься какашками лесной птички? Ну вперед.

Умарс встал, потирая челюсть. В груди жгучим угольком тлела обида: за что?

Хотелось сказать что-нибудь едкое, но получилось только пробубнить:

— Какие еще какашки?

— Ну, тебе эту ерунду явно не напели. Для песни пованивает. Слушай, Умка… Я жаба. Мой брат жаба. И да, так вышло, что он общается с Лиль. Может быть и чего еще. Слухи пошли, это да, но… если бы на месте моего брата был бы какой-нибудь Волк, никто бы не пикнул, ясно? Если у девушки есть выбор — девушка выбирает, так всегда было. И ты бы не пикнул. Но Герка не хуже любого волка.

Данга говорил это тихо, и на первый взгляд совершенно спокойно. Но лицо его побледнело от ярости.

— Так что или не смей пищать, или готовься за это отвечать. Я и не посмотрю, что ты вроде как заделался моим другом. Я тебя уважал — но мне сложно уважать тех, кто чуточку нарастил мускулов и тут же развонялся.

Умарс посмотрел на свои руки. Недавно он научился выпускать отличные когти. Он легко побьет Дангу, не нужно быть жрецом Окоса, чтобы это понять. Но, выиграв бой, он начнет долгую и вряд ли победоносную войну. Потому что Данга настроен даже слишком серьезно. Потому что Дангу достали, и, отомстив Умарсу, он отомстит всем.

Потому что такого предательства Данга не простит и будет мстить еще лет сорок или шестьдесят — до самой Умарсовой непредвиденной смерти без причины. Вряд ли ему на голову упадет кирпич — нет, это будет что-нибудь поинтереснее.

И Данга даже поплачет на могилке. Возможно, даже искренне. Такое развлечение скончалось!

Умарсу было за что ненавидеть Дангу. У него были причины распушить хвост и вступить в войну.

Но…

Он внезапно понял, что совершенно не хочет.

Потому что ему нравится проводить время в его компании. И Бинка тоже клевая девчонка, хоть и очень старается, чтобы никто не замечал, что она девчонка.

И потому что он и сам знает, что перегнул палку. У Данги было всего две болевые точки: его происхождение и его брат. А Умарс, фигурально выражаясь, сложил пальцы козлом и ткнул сразу в обе.

Осталось только Бинку доской назвать. Ну, чтобы окончательно окозлеть.

— Извини. Я говорю это не потому, что боюсь, — поспешно поправился Умарс, — но извини.

Данга расслабился, но не до конца. Только кулаки опустил.

Обошел костер, сел в самую гущу дыма, и остался там — жаба в тумане.

Надутая жаба в тумане.

— Дурная была идея, — вздохнул он, уставившись то ли в огонь, то ли на свои ладони, — пытаться общаться с хищниками. Вам как сила в голову ударит, так все. Ты зачем поехал-то?

— Ты позвал.

— Мог и отказаться.

— Не захотел.

— Зря. Тебе нечего тут делать. Плохая была идея. Я осенью тупой становлюсь.

Умарс попытался подойти, но закашлялся, заслезились глаза; обострившееся обоняние оказалось и слабостью тоже.

Данга похлопал его по плечу.

— Водички попей, сосиской закуси… хищник. Знаешь, что клево? Вот меня так же избегали, когда я разок на сходку главарей приперся. Дурак был. Почувствуй себя в бородавчатой шкуре на чужой вечеринке, что ли.

И ушел. И Бинку забрал.

Ну, совсем ушел.

И что-то Умарсу подсказывало, что Данга не будет устраивать сцен или тотального бойкота; вряд ли кто-нибудь из взрослых заметит, что что-то не так. От удара даже синяка не останется, не так уж и сильно он ударил, скорее неожиданно и обидно… Данга чуть подостынет, подойдет, извинится за свое поведение и снова будет весел и дружелюбен…

Но что-то сломалось.

Умарс что-то сломал.

Проснувшийся хищник наворотил дел. Или никто в Умарсе не просыпался: просто раньше трусость не позволяла наглеть, а теперь он перегнул палку и закономерно огреб.

Но списать все на инициацию было так соблазнительно… Это не он. Это хищник. Это все хищник.

Это все хищник!

К Окосу его!

Если уж влезать в жабью шкуру, так полностью.

Ким не понимал.

Он так отчаянно старался понять, но будто бился в стеклянную стену. Люди говорили с ним, и он их слышал, но у него в ушах будто стоял какой-то фильтр, который не пропускал те смыслы, которые другие вкладывали в слова.

То, что ему казалось дурной шуткой, бредом сумасшедшего, другие почему-то воспринимали всерьез. Особенно хороша в этом была Яйла. Ким не мог найти с ней общего языка, и она вовсе не собиралась облегчать ему задачу; когда-то юная мачеха старалась подружиться с маленьким Кимом, а Ким ее ненавидел. Зря. Яйла всегда возвращала должок.

Вот почему Ким так вцепился в Герку: тогда на его глазах два брата разыграли какую-то сложную схему и, похоже, даже вышли из нее победителями, но Ким так и не понял, в чем именно его победили. Мрыкла дулась, Умарс пришел с синяком, и Ким вдруг ясно осознал, что это все из-за того, чего он не может понять.

А вот Герка понимает.

Он понял, что у Кима договорное свидание до того, как Ким сам смог это осознать. То есть… Лиль, конечно, красивая, этого у него не отнять, но она же школьница. Она красивая девочка, а не девушка. До того, как ей показали его фотографию, они даже не были знакомы; когда Киму показали фотографию Лиль, он не сразу разобрался, зачем Мрыкле спрашивать у него, красивая ли у нее школьная подружка.

А когда Мрыкла попыталась ему объяснить, так и не смог до конца в это объяснение поверить.

И вот, теперь они знакомы, и Ким принял решение: они возвращаются с попрыгушек и он прекращает этот фарс, даже если после этого ему придется уехать из города и лишиться рода.

Когда-то давным-давно мама учила его складывать кота из бумаги. У Кима никак не получалось, и тогда он смял заготовку, разодрал в клочья, разревелся… мама вздохнула и сунула ему в руки яркий пластилин. Ким был совсем маленький, он моментально отвлекся на новую игрушку… с пластилином у него дело пошло куда лучше, но все равно выходило криво. Его пластилиновый кот больше походил на человечка с большими ушами… Он прилепил ему еще и хвост, но это не сильно помогло. Хотя мама все равно сказала, что получилось красиво.

Мамы всегда льстят.

Иногда Ким чувствовал себя тем, самым первым неудачным бумажным котом, которого скомкали и выбросили с глаз подальше, точно так же, как убрали на чердак мамины фотографии после ее смерти. А Умарсу повезло стать пластилиновым человечком, только вот его мама никогда ему не льстила.

Яйла не скрывала своего унизительного беспокойства за слабого сына. Не за его боль, а за его слабость.

Только вот Яйла ошиблась.

Ким знал, что так выйдет. Где-то в глубине души он знал. Он понял еще когда Умарс только отпрашивался поехать с Дангой. Впервые он что-то понял — и ужаснулся.

Не стоило сюда ехать, здесь он лишний, но иллюзорная возможность хоть где-то оказаться вовремя и кого-то защитить не позволяла отказаться от этой затеи.

А еще он знал, что не поймет, что именно Умарс сделал неправильно, потому что окажись он на его месте, возможно, и сам решился бы прыгать.

И его собственное желание вытащить Герку казалось ему совершенно естественным… Лиль его остановила.

Лиль, как и Герка, понимала в здешней жизни куда больше него. Она была так запугана этим местом, что Ким все время боялся, что какое-то его лишнее слово или лишний жест сломает ее. И он прятался за телефоном и сигаретами; пожалуй, он и сам ее боялся — или боялся того клейма, которое выжег на ней Тьмаверст.

Но когда Герка ушел под воду, в ней внезапно появилась уверенность, которой раньше Ким не замечал. Ей наконец-то стало плевать на Тьмаверст, и она выплюнула свой страх вместе с истошным криком: «я проиграла ему в литивоме!»

Когда она шла к реке, она выглядела куда взрослее, чем на той фотографии, которую когда-то протянула Киму Мрыкла. Когда она побежала по воде, балансируя, как цирковая гимнастка, бредущая над пропастью по тонкому канату, она была очень красива.

Влюбленные девушки всегда красивые.

Она легла на злополучное бревно, с которого соскользнул Герка, и опустила руку в воду.

И Герка схватился за эту руку.

Ким наконец-то зажег изжеванную сигарету и заметил кровь на когтях. Заметил когти.

Чтобы спрятать их, пришлось приложить немалое усилие.

Он склонился перед Эдде, извиняясь за вспышку гнева. Паренек чуть кивнул в знак того, что извинения приняты.

Ким умел заминать дела. За его недолгую практику он научился чуять особенно сложные. Для этого ему не нужна была подсказка Герки, это ведь была его профессия.

Да и не смог бы Герка сейчас ничего подсказать: сначала ему надо было бы хорошенько откашляться.

— Эдде, — сказал Ким: себе подобных он тоже умел чуять, Эдде все эти два дня вертелся вокруг Герки и вечно оказывался в каждом месте, где конфликт должен был бы разгореться, но так и не произошел, — мы должны это замять.

И говорил он не о царапинах. Эдде сразу понял — умный мальчик.

— Песчанки болтать с чужими не будут, Жаб никто не послушает. Но слух все равно просочится, — покачал головой Эдде, — я могу только оттянуть момент, — он понизил голос и сказал почти шепотом, — Жаба у Кота невесту увела. Не каждый день бывает. Ваша мачеха будет в ярости.

— Надеюсь, она будет злиться на меня. И да, пришли мне больничные чеки.

— Не оскорбляйте меня, Ким. Я сам виноват, и это царапины.

Эдде протянул руку.

И, хоть и сложно было прочесть выражение его лица из-за огромных солнцезащитных очков, Ким решил ему довериться.

Он пожал протянутую руку, надеясь, что сделка все-таки выгорит.

Ким бросил взгляд на сидящего на берегу Герку. Вокруг него хлопотала Лиль и пара песчанок, которых та позвала на помощь. А еще виноватый Умарс, который никак не мог понять, куда себя деть. Стоило подозвать Умарса к себе и хорошенько отчитать… но Ким знал, что в случившемся есть и его вина. Он сам это допустил.

Да уж, жаль, что Кима не вытянет из беды изящная женская ручка. Придется самому выбираться из этого болота.

Так или иначе.

Похоже, свой кошачий хвост все-таки придется отбросить. Ну и ладно, все равно он ему не шел.