Неожиданная история быта

Глава 12. «Амурская пенсия» — непростая история северных льгот

Наверное, все слышали про льготы для жителей и работников Крайнего Севера. Возможно, некоторые из читателей даже пользовались ими. «Северные надбавки» с прочими льготами распространяются и на многие территории Дальнего Востока. Но мало кто знает, что подобные преимущества впервые в России были утверждены законодательством именно для Камчатки, а произошло это более двух веков назад — в знаменитом 1812 году!

Расскажем о появлении и развитии в России северных льгот.

«Учинена будет денежная и товарная многая милость…»

Наши предки изначально понимали, что работа и служба на отдалённых территориях куда труднее, чем в давно обжитых и освоенных районах. Тем более если речь идёт о землях с суровым климатом, о дальних краях тайги и тундры. Поэтому первые льготы на Дальнем Востоке появились ещё в эпоху первопроходцев. Заметим, что сам термин «льгота» это очень древнее русское слово, существующее во всех славянских наречиях и не раз встречающееся в литературе средневековой Руси

Почти четыре века назад, в 1641 году, когда воевода Якутска впервые попытался «распахать пашни» на берегах Лены, то предоставил льготы первым пяти «служилым людям», согласившимся ходить за плугом, вместо прибыльных походов за ясаком, меховой данью. Первым якутским казакам-пахарям, сохраняя за ними весь положенный от казны денежный «оклад», равнявшийся 5 рублям в год, выплатили дополнительно 20 рублей за три года работы на пашне.

Чуть позже, при якутском воеводе Василии Пушкине всем взявшимся на берегах Лены пахать и сеять хлеб выдавали безвозмездно — как писалось в документах XVII века «не в оддачю» — лошадь и 30 рублей, а ещё такую же сумму давали «в займы» на два года без процентов. В ту эпоху это были очень большие деньги — хороший дом в Москве стоил 10 руб.

Однако на Дальнем Востоке все цены были куда выше, чем в европейской части России. Поэтому в одном из царских указов конца XVII века по поводу «заведения пашен» в Забайкалье можно прочитать о «подмоге» первым крестьянам Селенгинского и Нерчинского острогов. От имени самого монарха предписывалось «дать им в цену, почём в русских городах куплено, по сошнику, по топору, по косе, по серпу и иное…»

«Сошник» это режущая металлическая часть плуга, самая дорогая деталь в крестьянском инвентаре той эпохи. Исполняя царский указ, тогда из европейской России в Забайкалье через тысячи сибирских вёрст привезли 200 сошников, столько же топоров и кос и 400 серпов, продав их местным крестьянам не по высоким дальневосточным, а по низким европейским ценам.

Не забывало государство и «служилых людей», тянувших лямку на самых отдалённых и опасных рубежах Дальнего Востока. Так все выжившие (см. главы 10–11 книги «Оленья кавалерия…») в первых острогах Забайкалья получили от царя, помимо наград и подарков, ещё и повышенное по сравнению с обычным жалованье — «против иных сибирских городов с прибавкою…»

Порою даже устанавливались чрезвычайные награды для службы в самых отдалённых краях страны. Например, в 1710 года царь Пётр I в своём указе об исследовании Курильских островов и поиске путей в Японию обещал казакам Камчатки в случае успеха невиданные ранее поощрения: «Кто службу свою явит, по великого государя указу переменены будут в дворянские чины и учинена будет денежная и товарная многая милость…»

Словом, государство уже столетия назад пыталось давать различные преференции и «воздаяния» за работу и службу в непростых условиях Дальнего Востока. Однако то были именно разовые или индивидуальные решения, постоянно действующей системы льгот и преимуществ не существовало.

«Всем определенным в Камчатку чиновникам дать льготы…»

Только в начале XIX века России удалось проложить настоящую «дорогу» на Дальний Восток — под парусами вокруг света. Ранее доставка любых грузов через всю Сибирь к тихоокеанским берегам была страшно дорога и занимала годы. Однако первое кругосветное плавание русских кораблей под командованием капитана Крузенштерна доказало, что доставка грузов морем из Петербурга на Камчатку — даже под парусами, даже вокруг всей Южной Америки через весь Тихий океан! — стоит в 10 раз дешевле сухопутной транспортировки и занимает не два-три года, а всего 10–12 месяцев.

Благодаря Крузенштерну и его матросам Дальний Восток два столетия назад стал чуть «ближе». Но именно первое кругосветное плавание породило и мысль о преобразованиях на тихоокеанских рубежах России. Одним из участников знаменитой экспедиции Крузенштерна был перешедший на русскую службу немецкий учёный Георг Лангсдорф — на Камчатке он провел немало времени, с 1804-го по 1807 годы, и вернулся с полуострова в столицу Российской империи сухопутным путём. Впечатлённый мощью камчатской природы Лангсдорф писал в стилистике той эпохи: «По изобилию различных физических предметов, здесь найденных, делаю уже я вообще заключение, что земля сия способна к большему усовершенствованию и заслуживает особенное внимание…»

В высших сферах Петербурга согласились с мнением учёного, что дальневосточная окраина страны «заслуживает особого внимания». Вернувшийся с берегов Тихого океана учёный не раз встречался с министром коммерции Николаем Румянцевым, на тот момент одним из ближайших помощников царя. Итогом встреч стало создание при правительстве особого «Комитета для внутреннего устройства Камчатской, Охотской и Якутской областей» — в его состав, помимо высших сановников, вошли и Лангсдорф с Крузенштерном.

К дальневосточным реформам молодого царя Александра I сподвигли не только успешная «кругосветка» и учёные доклады, но и тревожные вести с тех рубежей. В 1806 году на берегах чукотской реки Анадырь произошло столкновение с чукчами, последнее из целой серии стычек и войн (см. главы 16–17 книги «Оленья кавалерия…») с этими буйными аборигенами дальневосточного Крайнего Севера. Чукотка тогда номинально входила в состав Камчатской области, которая, наряду с Якутской областью, была частью огромной Иркутской губернии.

К тому же в те годы император Александр I был увлечен перспективами развития Российско-Американской компании, которая активно действовала не только на Аляске, но и на дальневосточных берегах Тихого океана (см. главы69-70 книги «Неожиданная Россия»). Камчатка была очень важным форпостом и логистическим пунктом для этой, как тогда писали, «под Высочайшим Его Императорского Величества покровительством компании».

Словом крупнейший полуостров российского Дальнего Востока тогда оказался в фокусе пристального внимания самой высшей власти. Даже надвигавшаяся большая война с наполеоновской Францией не смогла отвлечь это внимание. В итоге «Комитет для внутреннего устройства Камчатской, Охотской и Якутской областей» подготовил обширную программу развития дальневосточных территорий — её утвердил царь Александр I в апреле 1812 года, за два с небольшим месяца до вторжения в Россию полчищ Наполеона.

Официальный документ содержал 90 подробных параграфов и назывался в духе той эпохи: «Положение о преобразовании в Камчатке воинской и гражданской части, а также об улучшении состояния тамошних жителей и вообще тамошнего края». 59-й параграф этого поистине исторического документа вводил первую в России систему льгот для работы и службы на экстремальных территориях.

От имени царя устанавливалось: «Всем определенным в Камчатку чиновникам дать следующие льготы: а) При определении в должность и отправлении в Камчатку произвесть в следующий чин, и выдать прогонныя деньги по сему чину и по расстоянию места, откуда кто следовать будет, а сверх того выдать половинное жалование не в зачёт. b) При увольнении от службы в Камчатке по выслуге пятилетняго срока безпорочно и с достаточными об успехах по службе удостоверениями снабдить прогонными деньгами, кто куда выехать пожелает, и сверх того выдать не в зачёт половинное жалование…»

То есть всем назначаемым на Камчатку отныне авансом давали следующий чин и в случае успешной работы удваивали жалование. «Прогонными деньгами» в ту эпоху называли суммы, выдаваемые на время перемещения по казённым трактам на конных повозках ямщиков — в сущности то было нечто среднее между платой за проезд и тем, что сегодня называют «командировочными».

«К безнуждному содержанию себя в столь отдалённом крае…»

Но помимо удвоенной зарплаты и «командировочных» для работающих на Камчатке госслужащих вводилась ещё одна важная льгота — дополнительная пожизненная пенсия после 5 лет успешной работы в тех отдалённых краях. На языке начала XIX века это звучало так: «Ежели положенный срок прослужит согласно с ожиданиями Правительства, ежели учредит во всём порядок соообразно инструкции, какая дана ему будет, распространит промышленность, усилит хлебопашество и представит высшему начальству надлежащий отчет о всех успехах пятилетняго им управления, то сверх обыкновенных наград, какия он по общему порядку и правилам заслужить может, обратить половину назначенного ему жалованья в пенсион по смерти….»

Если же чиновник смог беспорочно отслужить на Камчатке целых 10 лет, то сразу назначавшаяся пожизненная пенсия — «пенсион по смерти» — равнялась его полному жалованию. Аналогичные льготы подписанное царём «Положение» вводило и для медиков, «лекарей» и «лекарских учеников», командируемых с 1812 года на Камчатку.

В ту эпоху, даже после начала регулярных кругосветных плаваний с Балтики на Дальний Восток, тихоокеанские берега России, всё ещё испытывал периодический недостаток товаров и продуктов, а всё привозимое частными купцами порою стоило в 25 раз дороже, чем в европейских губерниях России. Поэтому «Положение» водило еще одну меру поддержки, обеспечивая командированных на Камчатку главным продуктом питания той эпохи, хлебом, по льготным ценам: «Сверх того, чтобы гражданским чиновникам доставить возможные способы к безнуждному содержанию себя в столь отдалённом крае, вместе с ежегодным заготовлением провианта для воинских команд, доставлять в Петропавловскую крепость по 1000 пудов ржаной муки на счёт казны. Хлеб сей выпускать в продажу гражданским чиновникам за наличные деньги по числу семейства каждого по той цене, по какой стоит он казне…»

Отдельные параграфы «Положения» от 1812 года распространяли все эти льготы на православных священников, отправляемых служить «в Камчатку» (тогда писали именно так), и на чиновников, работающих в «Ижиге» или «Гижиге». Расположенное ныне в Магаданской области на самом северном побережье Охотского моря село Гижига ведёт своё происхождение от одноимённого острога. Два столетия назад этот затерянный в Приполярье населённый пункт официально считался городом и столицей обширного уезда, охватывавшего те территории, где в наши дни сходятся границы четырёх субъектов Дальневосточного федерального округа — Якутии, Магаданской области, Чукотки и Камчатского края.

Вот так в знаменитом 1812 году, когда Наполеон сжёг Москву, в нашей стране впервые возникла система северных льгот. Конечно, два столетия назад она распространялась всего на считанные десятки госслужащих, но это был первый шаг на большом и долгом пути. Уже к середине XIX века, когда Россия начала осваивать Приамурье и Приморье, система льгот была распространена на эти новые территории — словосочетание «Амурская пенсия» надолго стало желанным и, одновременно, пугающим для чиновников Российской империи.

На ямщике с Камчатки в Финляндию

К 1857 году в «Уставе о службе гражданской», регулировавшем деятельность чиновников царской России, появилась отдельная глава — «Особенныя преимущества службы в Приморской области Восточной Сибири, в Якутской области и по ведомству Российско-Американской Компании». Помимо льгот, действовавших с 1812 года, добавились новые — например, раз в пять лет дальневосточный чиновник мог получить шестимесячный отпуск с сохранением жалования, а вдовы госслужащих, умерших на Дальнем Востоке, получали половину жалования покойного мужа из расчёта выплат за пять лет.

Но особенно привлекательной для госслужащих стала дальневосточная пенсия, тут же прозванная в чиновничьей среде «Амурской». Любому чиновнику после 10 лет службы на Дальнем Востоке полагался «пенсион» в размере половинного жалования, а за 20 лет такой службы пенсия равнялась полному жалованию. «Амурская пенсия» выплачивалась пожизненно и вне зависимости от достижения пенсионного возраста или выхода в отставку. Её выплата начиналась сразу по выслуге соответствующего количества лет, даже если такой «пенсионер» продолжал службу.

Словом, отправлявшийся на Дальний Восток чиновник изначально получал удвоенное жалование, а через два десятилетия дальневосточной службы его удвоенное жалование увеличивалось на такую же сумму «Амурской пенсии» — то есть получалось в четыре раза выше по сравнению с коллегами, служившими в тех же чинах в центральной России! При этом после выхода в отставку «Амурская пенсия» не заменяла обычную государственную пенсию, полагавшуюся чиновнику, а дополняла её.

Однако не стоит думать, что госслужащие на Дальнем Востоке полтора века назад получались богачами. Специфика отдалённого и ещё малоосвоенного региона диктовала свои условия — дальневосточные цены были многократно выше, чем в центральной России. Выше были и коммерческие зарплаты в регионе. Так в 1884 году Андрей Корф, первый генерал-губернатор Приамурья, отправил в столицу империи подробный доклад, в котором сравнил доходы местных чиновников и коммерсантов.

Жалование большинства дальневосточных чиновников тогда составляло от 500 до 1000 рублей в год, тогда как управляющий магазинами владивостокского купца Чурина получал 4000 рублей в год, а начинающий «приказчик» этого купца имел 800 рублей в год с оплаченной квартирой. Словом, при всех повышенных доходах и «амурских пенсиях» дальневосточное чиновничество отнюдь не блистало богатством на фоне коллег и коммерсантов. Поэтому многие госслужащие пытались всячески увеличить свои доходы — не все склонялись к коррупции, но почти все пользовались легальной лазейкой в законе, позволявшей дополнительно получить круглую сумму.

По закону всем дальневосточным чиновникам по завершении службы или при выезде в отпуск полагались «прогонные деньги» — в XIX веке так именовали плату за проезд на казённых лошадях в повозке с ямщиком. Государство тогда устанавливало единый обязательный тариф для таких поездок, менявшийся в зависимости от губернии и региона. Дальневосточным чиновникам «прогонные» полагались в двойном размере и до любого пункта назначения, как писалось в законе — «до места, куда выехать пожелают». Соответственно ушлые чиновники, выезжавшие с Дальнего Востока, всегда указывали в прошении самый дальний от их региона город Российской империи, им тогда был посёлок Утсйоки на самом севере Великого княжества Финляндского, на границе с Норвегией у Баренцева моря.

Расстояние от Камчатки до Утсйоки считалось в 14670 верст, в среднем «прогонные» за версту составляли 3 копейки. То есть поездка на такое расстояние стоила 440 рублей, но камчатский чиновник по закону получал удвоенную сумму. Естественно, ни в какую финляндскую глушь он не ехал и спокойно, на вполне законных основаниях, клал себе в карман минимум полтысячи рублей — весьма внушительную для той эпохи сумму, равнявшуюся зарплате простого рабочего за два года.

От царских льгот к советским

До конца XIX века государство продолжало развивать льготы для чиновников Дальнего Востока. В 1886 году появилось «Положение об особых преимуществах гражданской службы в отдаленных местностях» — система льгот вводилась уже для всех сложных территорий по всей огромной империи, от среднеазиатского Туркестана до Кольского полуострова. Но первыми в перечне «отдалённых местностей» шёл именно Дальний Восток, как гласило положение: «Наибольшия преимущества предоставляются в следующих местностях: а) на острове Сахалине, б) в округах Петропавловской, Гижигинской, Охотской и Николаевской Приморской области, в) в Якутской области…»

С 1886 года сохранялись все прежние льготы и вводились новые. Например, предусматривалась выплата пособий на образование детей, в том числе оплата проезда до учебного заведения. Так если у дальневосточного чиновника сын поступал в университет, то он получал дополнительно 360 рублей ежегодно.

Словом, к XX столетию на Дальнем Востоке уже сложилась развитая система льгот, но относилась она только к узкому слою государственных служащих. Их тогда было очень немного, век с лишним назад даже в Хабаровске, столице Приамурского генерал-губернаторства, охватывавшего земли от Забайкалья до Чукотки, чиновников насчитывалось всего 0,1 % от числа горожан.

Простые люди тогда могли рассчитывать лишь на денежные ссуды и временное пользование таёжными землями в случае добровольного переселения на Дальний Восток. Впрочем, для той эпохи и это было немало.

Система «северных» льгот для значительной доли дальневосточного населения появится только после революции, да и то совсем не сразу. В 1923 и 1925 годах вышли два декрета советской власти «О льготах для командируемых на работу в отдалённые местности РСФСР». Естественно в перечень «отдалённых местностей», как и в царское время, включили все дальневосточные территории — Забайкалье, Якутию, Приамурье, Приморье и Камчатку с Чукоткой. Но первые советские льготы распространялись лишь на немногих работников и специалистов, во многом повторяя дореволюционные — прежде всего, устанавливая двойной оклад по сравнению с зарплатами в центральной России.

Всерьёз за льготы работникам «отдалённых местностей» взялись в начале 30-х годов прошлого века, когда стартовала индустриализация, а вопросы развития промышленности Дальнего Востока натолкнулись на дефицит рабочих рук. В ту эпоху ключевые решения оформлялись на съездах правящей коммунистической партии. И в 1930 году на XVI съезде ВКП(б) на всю страну прозвучали слова представителя Дальнего Востока: «Основным недостатком всего хозяйства края, препятствующим использованию колоссальнейших естественных его богатств, является острый недостаток, а иногда и полное отсутствие живой рабочей силы…»

В итоге в 1932 году появилось «Положение о льготах для лиц, работающих на Крайнем Севере РСФСР». Впервые в отечественной истории преимущества получали все, кто выбрал жизнь и труд на отдалённых территориях — с каждым следующим годом работы их зарплаты увеличивались на 10 %, а для медиков, «направленных на борьбу с эпидемиями и эпизоотиями», дальневосточные и северные зарплаты ежегодно вырастали на 20 %. Так же вводился увеличенный отпуск — после трёх лет работы «на северах» он равнялся трём месяцам ежегодно.

«Мы не совсем правильно установили льготы…»

В разгар Великой Отечественной войны все «северные» льготы были отменены, их восстановили только 1 августа 1945 года. С конца того победного года «Крайним Севером» на Дальнем Востоке считались Чукотка, Камчатка, Сахалин, район Магадана (отдельной Магаданской области ещё не было) и север современного Хабаровского края. Перечень же местностей, «приравненных к районам Крайнего Севера» на Дальнем Востоке включал всю Якутию, север Приморья и отдельные районы Приамурья.

Осенью 1954 года визит Никиты Хрущева на берега Амура и Тихого океана потряс систему дальневосточных льгот не меньше, чем мировая война. Новому вождю СССР очень повезло с погодой — в том октябре она была необычайно безоблачной и тёплой. Посетив неожиданно солнечный Сахалин, импульсивный Хрущёв тут же высказал своё мнение о чрезмерности здешних льгот: «На материке, когда мы приглашаем людей ехать на Сахалин, мы говорим им о больших льготах: 10-процентные надбавки, 2-месячные отпуска, полуторная зарплата, подъёмные и т. д. Это одно уже как-то создаёт дурную славу о Сахалине, невольно пугает людей — на Сахалине, мол, тяжело жить, а поэтому и даются такие льготы. А Вам тут и москвичи позавидуют. В Москве сейчас дождь, снег, а у Вас хорошая погода, яркое солнце, ну, прямо — Сочи!..»

Ту же мысль Хрущев высказывал и на встрече с руководством Хабаровского края: «Я считаю, что мы не совсем правильно с правительством установили льготы. Мы этим самым укрепляем в сознании людей, что Дальний Восток, Хабаровск, Сахалин — каторжные места…»

Хрущёв критиковал дальневосточный «длинный рубль» и позже, в том числе выступая на съездах правящей коммунистической партии: «Дальний Восток, раньше действительно был дальним, туда на лошадях надо было ехать чуть ли не полгода… Теперь же на самолёте мы попадаем туда из Москвы за 6?8 часов; позавтракав здесь, обедать можем на Дальнем Востоке. Разве это “дальний”? Он стал не “дальним”, а очень близким… А климатические условия? Там в ряде районов виноград растёт…»

В итоге после 1960 года «северные надбавки» остались лишь на Чукотке, Камчатке и в Магаданской области. Особенно болезненно непродуманное сокращение льгот сказалось тогда на развитии Сахалина.

Все преимущества, отменённые Хрущевым для более южных районов Дальнего Востока, вернули через семь лет — уже при Брежневе, после его первого визита в Приморье. Новый лидер СССР тогда не только восстановил прежние, но и ввел дополнительные льготы — с 1967 года работники Крайнего Севера и приравненных к нему местностей смогли выходить на пенсию на 5 лет раньше общего срока.

Брежневские льготы просуществовали до распада Советского Союза. В 1993 году им на смену пришел ныне действующий закон Российской Федерации «О государственных гарантиях и компенсациях для лиц, работающих и проживающих в районах Крайнего Севера и приравненных к ним местностях». Впрочем, здесь история уже заканчивается и начинается актуальная жизнь.