Неправильный солдат Забабашкин

Глава 13 Атака

Новость о том, что я намереваюсь стрелять прямо сейчас, пока немцы не перешли в наступление, вызвала у Воронцова вначале шок, а потом приступ крайнего недовольства.

— Отставить! Да ты что?! Так нельзя! — ошарашенно произнёс лейтенант, видя, что я собираюсь стрелять. — Надо дождаться команды.

— Какой ещё команды? — ответил ему я. — Мы видим противника. Там кроме броневиков и грузовых автомобилей стоят заведёнными немецкие и трофейные французике танки. Мы точно знаем, что они собираются на нас напасть. Так чего ждать-то? Пока немцы организованно по нам стрелять начнут? Зачем? Не проще ли напасть на них первыми, чем ждать у моря погоды? Уверен, что, если бы у нас было сейчас в наличии достаточное количество артиллерии, то мы бы обязательно нанесли упреждающий удар из всех стволов по местам скопления личного состава и техники. Но, к сожалению, очевидно, что большого калибра у нас сейчас в наличии нет, а, значит, удар на опережение мы нанесём, чем есть — то есть винтовочным огнём. — Улыбнулся ему и добавил: — Да какая разница, чем именно противник будет уничтожен, ведь тут главное сам факт его гибели. А остальное — это дело двадцать пятое. К тому же, ты забываешь, что я снайпер. А снайперам никто никогда никакие команды не даёт. Снайпер сам знает, когда нужно атаковать цель.

Видя, что лейтенант пытается найти ещё какие-то аргументы, позволяющие подвергнуть сомнению моё логичное обоснование, решил не давать ему эту возможность. Прильнул к винтовке и положил палец на спусковой механизм. По суете, что происходила вокруг приготовившихся к наступлению колонн, было ясно, что немцы вот-вот должны начать движение.

Оставалось лишь немного подождать.

Секунда… Две… Три… Пять… Десять… И вот, клубы от работы танковых двигателей взвились вверх.

А я, сфокусировав зрение на серых боевых машинах максимально сосредоточившись на них и своём оружии, каким-то отголоском, находящимся на самом краю сознания ощутил… Даже не знаю, как назвать это странное и непривычное чувство. Предвидение? Или, может быть, озарение?

Я как будто взглянул на мир так, как смотрела бы моя винтовка, которая с точностью до миллиметра знала, куда она сейчас отправит свинцовый гостинец, а спустя секунду это уже знал и я.

А ещё спустя мгновение чувство перестало быть странным и непривычным. Та точка, куда я в самые ближайшие секунды уложу пулю, ощущалась мной сейчас так же легко и просто, как и остальное тело. Вот рука лежит на прикладе трёхлинейки, чувствует тепло дерева и его твёрдость, вот шебутной ветерок холодит мокрую щёку, а вот туда, куда я сейчас смотрю, с точностью до сантиметра прилетит выпущенная мною пуля, не оставив захватчику ни единого шанса на то, чтобы продолжить топтать своими сапогами мою Родину.

Французский танк, стоящий первым в колонне слева, вздрогнул, его передняя часть чуть приподнялась вверх, и многотонная машина тронулась вперёд.

Фашисты пошли в атаку.

Ну, а я… а я, решив, что пора от слов переходить к делу, нажал на спусковой крючок и выстрелил в механика-водителя этого самого первого танка левой колонны. Расстояние до цели было около двух километров. Я не знал, пробьёт ли пуля лоб немца на таком расстоянии, поэтому старался с учётом упреждения метиться в глаз. Сделать это было очень сложно, ведь пуля долетает до цели не мгновенно. Это надо было учитывать при стрельбе на столь большие дистанции. И, естественно, я этот факт учёл. Но первый блин, как это иногда получается в жизни, вышел комом, и моя пуля попала не в глаз, как я намеревался, а в горло водителя танка.

Поняв, что совершил ошибку, позволив начать движение колонн, потому что в движении цели уничтожить намного сложнее, чем в состоянии покоя, перезарядил и выстрелил в механика-водителя первого танка второй, правой колонны. Тот ещё не успел тронуться, поэтому пуля попала именно в то место, куда я и целился — в глаз. Третьим выстрелом убил командира этого же танка, а затем вернулся к первой колонне.

А там, тем временем, неуправляемый французский танк «Renault R35», который достался немцам после захвата Франции в 1940 году, врезался в каменный парапет, не сумев повернуть по улице, и застрял. В него тут же упёрся второй танк, а за ним и третий. В результате этой аварии командир первого танка чуть не вывалился из башни. Он, глядя вниз на грустно опустивший голову труп, очевидно, не понимая, что случилось, стал что-то кричать. Вероятно, он хотел дать своему не совсем живому водителю какие-то ценные инструкции и указания, потому что махал руками и весь аж покраснел от злости.

В общем-то, понять его негодование было можно. Ему выпала великая честь идти в наступление первым и как герой вести за собой остальных. А вместо этого фальстарт. Ну не позор ли, так облажаться на ровном месте гордому немецкому воину?

Проникнувшись душевными переживаниями неудачника, решил прийти тому на помощь. И чтобы тот избежал возможных будущих насмешек и издевательств со стороны своих камрадов за столь нелепый инцидент, залепил ему пулю между глаз. Тот от такого душевного сопереживания, качнулся, а затем, согнувшись пополам, упал лицом на башню и заснул вечным сном.

«Следующий», — сказал себе я, обрадовавшись тому факту, что мосинка, как и говорилось в литературе послевоенных лет, способна поражать цели на два километра и более.

Навёл мушку на цель и укокошил водителя второго танка первой, левой колонны, дабы тот смог обсудить в аду не очень удачное для них начало наступления, вместе с командиром первого танка правой колонны, что отправился в геенну огненную секундой раньше.

Патроны в винтовке закончились, и я, обернувшись, без спроса позаимствовал оружие у ошарашенного Воронцова.

— Дай!

Тому же отдал свою и попросил перезарядить. Лейтенант без возражений согласно кивнул, очевидно, всё ещё находясь в прострации, и вымолвил:

— Ну как там? Ты хоть попал в кого-нибудь?

Я ему особо отвечать не стал. Времени отвлекаться не было. Сейчас дорога была каждая секунда. Просто отмахнулся, мол, работаю, и вновь прильнул плечом к прикладу заряженного оружия.

Секунда ушла на понимание обстановки, и я произвёл очередной выстрел. Им был уничтожен механик-водитель второго танка Т-2 левой колонны который смотрел в открытую смотровую щель пока не закрыв защитные стёкла. После этого точно в такую же смотровую щель, был поражён радист — третий член экипажа трёхместного танка. Винтовку, что сейчас находилась у меня в руках, не я пристреливал, поэтому пуля заряжающему попала не совсем туда, куда я целил. Я целил в глаз, а попал прямо в верхнюю челюсть. Однако немцу этого хватило. После этого вслед за своим экипажем был уничтожен командир этого второго танка. Который, как и командиры, что были до него, также, согнувшись, упёрся лицом в башню.

Ну, а я продолжал действовать по этой же схеме — вначале механик, за ним радист и потом командир бронированного монстра. На очереди был водитель третьего танка всё той же левой колонны. Тому пуля пробила лоб, и он, уткнувшись в танк, отправился в Вальхаллу. А чтобы по дороге туда ему скучно не было, примерно через три секунды к нему присоединился его командир, который словил пулю глазом и тоже покинул наш мир.

Помня о том, что правая колонна так и не двинулась с места, и это, скорее всего, вызвало законное негодование начальства, перевёл свой взор вместе с винтовкой туда и уничтожил вертящего головой водителя второго танка. За ним умер водитель третьего танка. Потом радисты и их командиры.

К этому времени мой добровольный помощник перезарядил мне мою винтовку. Получив в руки пустую, лейтенант принялся её заряжать, а я продолжил атаку.

Считается, что скорость выстрелов из винтовки системы Мосина составляет десять-пятнадцать выстрелов в минуту. Очевидно, что тут учитываются все факторы. В том числе выстрел, перезарядка (когда патрон досылается в патронник), полный цикл перезарядки магазина, который вмещает в себя пять патронов и, естественно, время на нахождение цели и прицеливание. Я же производил стрельбу со скоростью под тридцать выстрелов в минуту. Добиться такого результата удавалось благодаря помощи Воронцова.

Однако магазин «рабочей» винтовки я опустошал намного быстрее, чем Воронцов успевал зарядить ранее опустошенную винтовку. Поэтому, к моему неудовольствию, возникали ненужные паузы.

Сказал об этом лейтенанту и предложил подключить к нашему конвейеру смерти кого-нибудь из сослуживцев.

Воронцов быстро смекнул, что к чему, и, подозвав к себе Зорькина, в двух словах объяснил тому, что нужно делать.

Машина деводителиризации заработала с новой силой.

Я получал винтовку (на это уходила секунда), прицеливался и сразу же стрелял, так как мгновенно находил нужную цель, поскольку не спускал с неё взгляда (на это уходила ещё секунда). Секунда на перезарядку. И вновь раздавался выстрел.

Видя, что паузы всё ещё возникают, подключили к нашей карусели и красноармейца Апраксина. Работа закипела ещё быстрей.

Через три минуты боя, когда все механики-водители и все командиры танков заснули вечным сном, я доложил о текущей обстановке своим обалдевшим от «гонки вооружений» помощникам и попросил тех заряжать ещё быстрее.

— Есть! — сказал лейтенант ГБ Воронцов.

— Есть! — отрапортовали красноармейцы, во все глаза глядя то на меня, то на лейтенанта.

— Работаем! — произнёс я и, поправив очки, приступил к дальнейшему истреблению вражеской нечисти.

Выстрелив в водителя бронетранспортёра, отметил тот факт, что немцы, сидевшие в машинах и бронеавтомобилях, очевидно, устали ждать того момента, когда танки поедут вперёд. Им несколько минут назад была дана команда начать движение, а колонны так никуда и не поехали. Более того, в одной колонне произошла авария.

Очевидно, что командиры танковой роты не понимали, что происходит во вверенном им воинском соединении. Вероятно, они пытались связаться с танками и через радиосвязь. Но радисты, скорее всего, тоже ничего не понимали, потому что их водители и их командиры находились на своих местах, но отвечать на, очевидно, задаваемые им вопросы, звучащие от остальных членов экипажей, по некоторым объективным причинам категорически отказывались. Оно и понятно, тяжело отвечать товарищам, когда в голове сидит пуля.

Понимая, что время сейчас очень ценно, и пока никто ничего в рядах противника не заподозрил и не понял, пока танки ревут, пока все немецкие солдаты нервничают перед боем, решил ускориться ещё больше.

Выстрел, и пуля, пробив лобовое стекло броневика, влетела в голову водителю. Сидящий рядом немецкий ефрейтор удивлённо посмотрел на раскинувшего мозги камрада, и тут же получил точно такой же подарок в виде небольшой дырки в черепе. Я сразу же переключился на пулемётчика. «Бабах!» и тот сваливается замертво внутрь машины. Ну а я уже переключаюсь на следующего в очереди на отправку в ад.

Когда были уничтожены водитель, офицер и пулемётчик шестого бронетранспортёра, а от начала операции прошло около четырёх минут, до некоторых офицеров вермахта стало доходить, что что-то идёт не так.

Я увидел, как из центра колонны к танкам бегут два офицера и два солдата.

Вероятно, они вылезли из командной машины. К сожалению, я не успел заметить, откуда именно, но встретил новых персонажей, как и полагается, свинцом.

Дождался, пока эта компания добежит до стоящего последним в левой колонне танка и соберётся узнать у в задумчивости склонившего голову командира, что тут, собственно, происходит?

В тот момент, когда один офицер стал вопрошать командирский труп, а второй решил переговорить с не более живым механиком-водителем, я начал действовать. Прицелился и выстрелил в лейтенанта, что был ближе всех ко мне и пытался разговорить труп водителя танка.

После того, как выпущенная пуля попала точно в цель, я получил некоторый шок. Неожиданно для меня и для немцев, голова этого самого офицера взяла да загорелась и даже немного начала дымить. Ещё никто ничего не понял, а уже глазница второго офицера, который имел звание майора, тоже вспыхнула ярким пламенем. Причём было очевидно, что удивился не только я, но и немецкие солдаты, что наблюдали за происходящим.

Наконец, через мгновение я пришёл в себя, поняв, что мной всего лишь были отправлены в цель бронебойно-зажигательные патроны.

Помощники зарядили, очевидно, забыв об этом предупредить меня. И тем самым чуть с ума меня не свели.

Но времени спорить с ними и объяснять, что такие патроны очень демаскируют мою спецоперацию, не было. Сейчас дело надо было делать.

Третий патрон вошёл убегающему врагу между лопаток. А четвёртый в грудь его сослуживцу, что решил спрятаться за кустом.

К сожалению, с этой секунды моя снайперская операция перестала быть неожиданной. Немцы, сидевшие в своих машинах, увидев дымящиеся тела, явно заподозрили что-то неладное. Они начали высовываться из кабин, что-то кричать и показывать руками в сторону погибших соратников.

Понимая, что вот-вот в их среде начнётся паника, и все, кто может спрятаться, обязательно спрячутся, решил в первую очередь сосредоточить своё внимание на водителях транспортных средств и офицерском составе.

Первыми по значимости среди рядового состава в моем списке на ликвидацию шли механики-водители бронеавтомобилей. Их я в течение трёх минут уничтожил практически всех. Лишь один сумел улизнуть, на своё счастье получив пулю не в голову, а в плечо. А произошло это потому, что в момент выстрела его отвлёк сидящий рядом офицер. Который, конечно же, тоже через пару секунд умер.

Кстати, об офицерах. Разумеется, их я старался ухайдакать при первой же возможности, но в первую очередь всё же отдавал предпочтения водителям. И делал я это потому, что здраво рассудил так: «Нет водителей — нет наступления. А значит, возможно, что подкрепление, которое к нам идёт, успеет подойти до тех пор, пока противник не оклемается и не проведёт перегруппировку».

Когда последний водитель бронетранспортёра отправился в преисподнюю общаться со сподвижниками по рейху, в лагере противника явно наметилась паника.

Они, наконец, сообразили, что по ним стреляют. Кто именно и откуда ведёт стрельбу, они, естественно, из-за довольно большого расстояния, увидеть не могли. Но направление, откуда ведётся стрельба, угадали точно. После чего стали прятаться.

Отправив к механикам-водителям танков и бронеавтомобилей с десяток обычных шоферов грузовиков, которые оказались самыми медлительными и не сумели вовремя вылезти из своих кабин, стал отстреливать экипажи танков. Тем, вероятно, надоело сидеть в компании с мёртвыми командирами и водителями, и они стали через оставшиеся открытыми люки вылезать на свет божий, чтобы узнать, что случилось. И, разумеется, практически сразу же получали пламенеющий заряд в голову. В связи с тем, что, как правило, умирали члены экипажей либо рядом с танками, либо на броне, колонна стала окутываться лёгким дымом.

Увидев это, решил добавить огоньку и стал стрелять в бензобаки грузовиков.

Не всегда удавалось взорвать бак с первого выстрела даже бронебойно-зажигательным патроном, но раза со второго или третьего, как правило, машина загоралась. Разумеется, к этому времени в кузове уже не оставалось солдат, но зато там оставался боекомплект, который, при воздействии на него пламени, тоже начал весело взрываться, разлетаясь на десятки метров.

Обратил внимание, что стволы моих винтовок тоже дымятся от непрерывной стрельбы и, не отвлекаясь от отстрела пехоты противника, дал команду лейтенанту немедленно найти пару-тройку дополнительных винтовок.

Сам же, тем временем, сфокусировав зрение, стал высматривать в ползающих и прячущихся от справедливого возмездия нелюдях офицеров. А как обнаруживал погон на плече, незамедлительно отправлял свинцовый подарок в первую очередь этим особям. Я прекрасно помнил, что нарушение управления войсками — это один из важнейших моментов в дезорганизации противника. А потому жизнь офицерского состава в данном бою была крайне непродолжительной.

Когда же голову офицера я не находил, то особо сильно не расстраивался, а отправлял в долгую дорогу в ад первого попавшегося солдата или ефрейтора.

Ориентировочно на десятой минуте сражения я заметил появившихся на поле боя пехотинцев, которые стали раскидывать дымовые шашки. Не все из них смогли осуществить свою миссию. Многие умирали, так и не выполнив приказ, начиная сами дымиться, но всё же были и те, кто таки сумел закидать передовые танки такими гранатами.

Появившийся дым стал плотно обволакивать начало колонны, тем самым заметно урезая мне видимость.

Сколько бы я ни напрягал зрение, а через эту дымовую завесу я, к сожалению, видеть не мог. И это, собственно, было хоть и неприятно, но вполне логично — ну, не в силах человеческих, даже моих, видеть сквозь столь плотный дым. И с этим пришлось смириться.

Однако, хотя дым и закрывал мне хорошую видимость, я не прекратил стрельбу. То тут, то там я видел мелькающие тени и силуэты. А раз так, то, разумеется, я продолжал вести огонь по вновь и вновь выявляемым объектам.