Неправильный солдат Забабашкин

Глава 20 В осаде

Сразу же стали оказывать первую помощь. Но даже беглый осмотр показал, что Апраксин получил сквозное ранение — пуля вошла в спину и, пройдя через тело, вышла в области правой части груди. Насколько я помнил анатомию, судя по траектории, пуля должна была пройти рядом с сердцем. Ещё на пару сантиметров ниже и вряд ли боец остался бы жив.

Расстелили плащ-палатку, подняли гимнастёрку и нательную рубаху, а затем, положив на раны, на груди и на спине бинт, обвязали раненого.

Раненый красноармеец морщился от боли и стонал, находясь в полусознательном состоянии. Да, боец был жив, и это радовало, но огорчало другое. Все мы прекрасно понимали, что Апраксину нужна срочная медицинская помощь, а значит, и срочная эвакуация. Только как это сделать, если по нам ведётся прицельный огонь?

Вопрос был серьёзный, и ответ на него нам нужно было найти как можно скорее — пока боец не истёк кровью.

Хотел было залезть по стенке воронки и высунуться на секунду, чтобы разведать обстановку и постараться увидеть позицию ведущего огонь врага, но передумал, вспомнив, что, возможно, мы тут имеем дело не с удачливым солдатом, случайно попавшим в цель, а с профессиональным снайпером.

Такое предположение нужно было проверить.

— Неужели действительно снайпер? — словно прочитав мои невысказанные вслух мысли, озадаченно произнёс Воронцов, закрывая подсумок, откуда ранее доставал бинт. — Тогда нам отсюда выбираться пока нельзя. Нужно ждать темноты. Иначе полезем и также рядом ляжем.

Все согласно закивали.

— Товарищ командир, а может быть, грязюкой этой ещё больше измажемся? Глядишь, он нас и не заметит. Вот и выберемся, — нервно предложил Зорькин, трясущимися руками поправляя плащ-палатку раненого, на которой тот лежал.

— Сейчас опасно выползать. Снайпер, скорее всего, находится к нам на достаточно близком расстоянии. Не успели выстрел услышать, как пуля уже попала в цель. А раз он рядом, то и грязных нас сможет разглядеть. Апраксин, вон, тоже весь в грязи был, так немец его увидел. Тем более, наверняка у этого снайпера есть хороший снайперский прицел. И тот, гад проклятый, всё через него прекрасно видит, — сказал лейтенант, кивнув на неподвижно лежащего бойца.

Все вновь перевели задумчивые взгляды на хрипящего от боли красноармейца и каждый стал думать о нашем незавидном положением.

Да, Воронцов был прав — по темноте уходить нам было бы куда сподручней. Вот только проблема была в том, что темноты мы могли бы не дождаться. Сейчас немец нас прижал, осталось лишь понять, знает ли немецкое командование, что в ловушке находится именно тот русский снайпер, который изрядно покосил их ряды. И долго ли оно будет находиться в этом самом неведении, прежде чем решит направить весь огонь артиллерии на нашу открытую и незащищённую позицию, которая словно бы была создана для того, чтобы получать артиллерийские подарки.

«Да какие подарки!? Нам и одного на всех с лихвой хватит. Тут после взрыва все осколки найдут свои цели. Впрочем, о чём я говорю? Не нужны тут никакие осколки. Стенки воронки не дадут взрывной волне особо рассеяться, поэтому наши хрупкие человеческие тела впитают в себя всю взрывную волну, буквально испарившись в ней. Судя по взрывам, которые раздавались на соседним фланге, артиллерия у противника серьёзная. Поэтому шансов уцелеть, у нас практически нет. А значит, надо выбираться отсюда как можно скорее. Снайпер очевидно не просто так тут оказался. Неужели ловушку сделал? Вполне может быть и так. Рама нас заманивала, а снайпер вероятно ждал. И таки дождался своего часа. Мы приблизились к нему на опасную дистанцию поражения и теперь время работает против нас. Нам необходимо срочно отсюда сваливать. Вот только как?» — вновь спросил я себя.

Постоял с десяток секунд в задумчивости и по окончании этого времени попросил Садовского и Зорькина на ближайшей к противнику стороне воронки с помощью пехотных лопаток сделать несколько ступенек, чтобы можно было подняться наверх. Сам же, тем временем, примкнул к «мосинке» штык.

Дождавшись, когда пять ступенек будет готово, снял с себя каску и, надев её на кончик, полез наверх.

— Хочешь проверить, снайпер это или нет? И понять направление, откуда пуля прилетит? — догадался Воронцов и похвалил: — Хорошая идея.

— Так точно, — ответил я, собираясь поднять «приманку» над краем земли.

Но тут неожиданно мне пришла в голову тревожная логическая цепочка.

«Если там снайпер, то логично предположить, что в руках он держит именно снайперскую винтовку. А раз так, то пуля имеет большую первоначальную скорость и, следовательно, достаточно большую пробивную способность. А что случится тогда, когда такая вот пуля пробьёт каску и, по чистой случайности, ударится о металлическое лезвие штыка? Разумеется, это может быть чистой случайностью. Так сказать: одна случайность на миллион. Но все, же это же может быть? Может. А раз может, то очевидно, что после такой неудачи ничего хорошего со мной точно не будет. Очень вероятно, что будет рикошет. И куда, а точнее, в кого этот рикошет прилетит — одному Богу известно!»

Конечно, вполне возможно, и даже, скорее всего, я чрезмерно перестраховывался, нагоняя жути сам на себя и делая лишние движения. Однако я находился на войне — самой страшной войне человечества. А тут перестраховка никогда лишней не бывает. Её может быть недостаточно, это да. А вот лишней — вряд ли.

В памяти всплыл момент из прошлой жизни, когда я посещая музей видел один экспонат датированный временами Второй Отечественной войны — пуля, пробившая другую пулю. На полях боя, даже такое случалось, что уж говорить про рикошеты. Так что лучше уж перестраховаться и остаться в живых, чем не поберечь себя, не обратив внимания на мелочь, и на скором поезде отправиться в мир иной.

Себе я такого сейчас позволить не мог. Я получил великий дар, и с помощью его собирался помочь стране и народу громить врага. И мои желания были вполне выполнимыми, ведь обладая умением видеть в темноте, прицельно стрелять на дальние дистанции, чувствуя, и точно зная, где именно через две-три секунды будет моя цель, я существенно отличался от любого другого снайпера, не говоря уж об обычном красноармейце. Да что там говорить… Вполне очевидно, что я отличался вообще от всех обычных людей, живущих сейчас в этом мире. Но, невзирая ни на что, я оставался человеком. Человеком, который очень хочет помочь разгромить врага. А значит, и помирать мне было пока ну никак нельзя!

Исходя из понимания, что необходимо стараться исключать все возможные случайности, перевернул винтовку прикладом вверх и, надев каску на приклад, приподнял оружие над краем воронки.

Выстрел врага последовал через секунду. И понял я что снайпер выстрелил не сразу. Вначале почувствовал сильный удар, увидел как каска взлетела вверх, и только после этого до ушей долетело приглушённое: «Бух!»

От неожиданности и силы удара у меня чуть винтовка из рук не выпала. Да, я знал, что удар пули мощный, и у некоторых людей, которым довелось получить пулю в бронежилет, на теле от такого близкого знакомства остаются синяки. Но, всё же, для меня было неприятным сюрпризом, что энергия пули будет настолько сильной. Да и неожиданно это произошло. Ещё «Бах!» не прозвучало, а пуля уже тут.

Члены моей группы в тот момент, когда каска слетела с приклада, невольно пригнули головы и посмотрели в небо, прислушиваясь.

Больше выстрелов не прозвучало. Садовский поднял мою каску с земли, быстро осмотрел её и, присвистнув, протянул лейтенанту.

Тот поглядел на отверстие в боку железного изделия и, потрогал его пальцем и переведя взгляд на меня, то ли спросил, то ли констатировал:

— Снайпер?!

— Увы и ах, но да, — ответил я, разглядывая отверстие от застрявшей в прикладе пули.

Так как сам я не был профессиональным снайпером, как и не был экспертом в области оружия и боеприпасов, то определить по оставшейся части пули, из какого именно оружия по мне вёлся огонь, я не мог. Но точно я знал одно, по реакции врага было видно, что тот является профессионалом.

Не успел я высунуть приманку наверх, как цель была поражена. А это значило, что противник, кроме того, что профессионал, ещё и находится относительно недалеко от нас.

Я помнил, что в среднем, если огрубить, то пуля от винтовки летит со скоростью около тысячи метров в секунду. Сейчас я услышал звук выстрела, и почти мгновенно пуля попала в каску. Следовательно, противник находится не так далеко. Не более километра от нас.

Своими мыслями поделился с командой.

— Тогда получается, что он стреляет не из города, а выдвинулся далеко вперёд от его окраины, — подвёл логический итог услышанного Воронцов.

— Получается, что так, — согласился с ним я.

— И где он тогда засел?

— Сложно сказать, но можно предположить.

— Слушаю.

— Очевидно, что у противника должна быть такая позиция, чтобы он нас хорошо мог видеть. А значит, он не может просто лежать на земле или прятаться в воронке, ведь наша местность чуть выше местности пригорода Троекуровска. Из этого мы можем сделать вывод, что снайпер находится на какой-то возвышенности. А там, как мне помнится, их всего две. Развалины одноэтажного строения и конюшни. Конюшня деревянная и после всех боёв, обстрелов и бомбардировок сгорела почти дотла. Пара стен только осталось, и те обгорелые, да и то не догорели лишь благодаря вовремя пошедшему дождю. А вот дом был каменным, поэтому ему посчастливилось частично уцелеть, потеряв лишь потолок и часть одной стены. Вот мне кажется, что именно там этот гитлеровец и прячется. Точно сказать, естественно, невозможно. Стереотрубы у нас нет, а значит, увы, но точное место положения противника придётся определить визуально без применения технических средств.

— Да как ты посмотришь, коль ентот снайпер стреляет сразу?! Да как, при этом, метко бьёт, зараза, — логично вопросил Зорькин и, покосившись на Воронцова, смутился: — Извините, товарищ командир, что без разрешения. Боюсь я за нас. Не хотелось бы ни за грош пропадать, — он посмотрел на стенающего Апраксина и повторил: — Не хотелось бы вот так…

— Отставить панику, — отрезал лейтенант госбезопасности и посмотрел на наручные часы. — В августе темнеть начинает более-менее рано, поэтому посидеть нам тут надо всего ничего, — он вновь глянул на часы, уже менее бодро добавил: — Чуть более полусуток.

— Ну да, мы ж с утра выдвинулись… А темнеть начнёт часов в семь-восемь вечера, — согласился с очевидным Садовский. — Значит, тут будем устраиваться до тех пор?

— Другого варианта нет.

— Это что ж мы, тут нежрамши весь день будем? Животы к спине прилипнут, — нахмурился Зорькин.

— Да, знамо дело, надо было бы хоть супайка да тушёнки набрать, — поддержал его Садовский. — Но, как говорится: «Знал бы прикуп, жил бы в Сочи».

В его словах был резон. Действительно коротать время лучше в сытости и в тепле, нежели в грязи, да ещё и голодным. Только вот очень я сомневался, что это самое время у нас будет. Не будет его, скорее всего. Выбираться нам надо. И чем скорее, тем лучше, и даже не смотря на то, что по нам будет вести огонь снайпер. Потому что в тот момент, когда по нам начнёт работать артиллерия, бежать куда-то будет не только поздно, но и глупо. Осколки от снарядов разлетаются на сто метров, а то и больше. Так что при артналёте бегать по полю, может только сумасшедший или самоубийца.

— Отставить разговоры, — рыкнул Воронцов.

Он окинул взглядом нашу воронку и стал распределять позиции.

— Сейчас лопатами выкапываем себе небольшие ниши на дальней от противника стороне воронки, в метре от земли и на расстоянии метра друг от друга. Как раз пять нор будет. Каждый копает для себя сам. Для Апраксина выкопаем по очереди. Пока двое копают, двое прикрывают. Всем ясно? Тогда первая двойка, Зорькин и Садовский, копают для раненого первыми. За работу. А мы с Забабашкиным смотрим в оба. Враг под прикрытием снайпера может пойти в атаку с целью нашего захвата.

Идея лейтенанта зарыться в землю и переждать была, конечно, правильной, вот только не думал я, что немцы дадут нам время, чтобы хорошенько закопаться.

Решил пояснить свою мысль вслух.

— Товарищ командир, мужики, дело в том, что нет у нас времени на нормальную фортификацию. Снайпер наверняка уже послал гонца к артиллеристам. А если не послал, то обязательно вот-вот пошлёт. Например, когда надоест ему нас караулить, и он решит, что мы уже не вылезем отсюда. А потому вряд ли у нас будет время, чтобы встретить вечер и под покровом темноты вернуться в свой окоп.

— Так что ты предлагаешь делать? Опустить руки и ждать смерти? Ты же сам сказал, что скоро по нам артиллерия долбанёт, так лучше же встретить артналёт в щели или норе, чем на открытом дне воронки. Осколками всех нас посечёт, если не убьёт. А если хорошенько да поглубже зароемся, то так хоть шанс выжить будет, — не согласился со мной Воронцов и прикрикнул на бойцов: — Так что давай, копайте!

Пришлось вновь нарушить субординацию.

— Да погодите вы со своими земляными работами! — сказал я и, увидев наливающиеся от злости глаза Воронцова, быстро пояснил: — Сейчас мужики нароют норы и устанут. А им нужно копать не норы, а совсем другое и в другом месте.

— В каком ещё месте?

— А вот в этом, — сказал я и подошёл к правой части воронки. — Вот здесь, нужно прорыть небольшой окоп.

— Насколько небольшой?

— Думаю, метров пяти-семи хватит. Рыть этот окоп, нужно аккуратно, скидывая землю на дно воронки, чтобы вражеский снайпер вообще не подозревал о том, что там этот окоп вырыт.

— Так. Не совсем понятно. Объясни подробней. Для чего ты это собираешься делать?

— Ничего сверх сложного. В первую очередь копаем там, где я показал. После того, как выкопаем, роем в противоположной стороне точно такой же окоп. Траншея должна быть приблизительно около метра глубиной, чтобы я или кто-то из вас мог по ней проползти незаметно для глаз противника.

— И что будет дальше? — удивлённо озвучил общий вопрос лейтенант.

— А дальше будет вот что, — сказал я и стал озвучивать детальный план второй части Мерлезонского балета.

После того, как мой план был одобрен и утверждён, приступили к работе. Пока поочерёдно копали по обе стороны от воронки, я вновь и вновь напоминал себе об одном и том же.

«Как только выберусь отсюда, то обязательно поставлю Воронцову, или кто там будет надо мной командовать, условие: если они собираются использовать меня как снайпера и хотят, чтобы это было эффективно, то пусть озаботятся хотя бы маскхалатом. А ещё лучше добудут необходимые материалы — я сам себе нормальный маскировочный костюм сделаю. Там и надо-то всего ничего: брезент, верёвка, рыболовная сеть, мешковина, ну и чаны с кипятком, чтобы раскрасить распущенные волокна в чёрный, зелёный, коричневый и оливковый цвета. В помощь попрошу пару рабочих рук, и будет у меня нормальный костюм, в котором шансы на выживание явно будут выше, чем в обычной солдатской гимнастёрке».