Несомненно ты

ГЛАВА 11

Это настоящее блаженство. У меня просто нет других слов, чтобы описать всю прошедшую неделю. Лотнер очень много работает, но всегда засыпает рядом со мной. Я знаю, что он тихо отсчитывает дни. Так же делала и я. Мы больше не говорим об «окончании» всего этого, но с каждым днём воздух становится всё гуще и гуще, становится труднее дышать. Совсем не важно, насколько поздно он приезжает, мы поглощаем друг друга с бешеной страстью. И слова излишни. Неизбежность чувствуется везде: в поцелуях, оставляющих синяки, в отчаянном прикосновении рук, в этой ненасытности, молящих стонах, и в том, как наши тела переплетаются на долгие часы.

Семь дней. Я думаю насчёт того, чтобы остаться. Много думаю. На самом деле это всё, о чём я могу думать. Но, доживя до двадцати трёх лет, я всё ещё не могу выбрать себе сумочку, не совершив при этом десяток поездок в торговый центр. Тогда почему, чёрт побери, я должна видеть смысл в том, что менее чем за месяц я нашла любовь всей своей жизни?

Ну, это легко. Потому что он поглотил меня, ослабил оборону моего здравого смысла, взял под арест моё сердце и оголил мою душу. А всё это только его глаза. Грёбаные глаза Медузы.

В дверь стучат, и Сворли начинает сходить с ума. Он, бесспорно, скучает, находясь в моей компании, поэтому не может сдерживать то изобилие чувств, которое испытывает, когда кто-то (да кто угодно) более интересный переступает порог дома. Лотнер балует его, принося всякие вкусности из магазина для животных. Но мне не на что жаловаться, потому что, когда Сворли поглощён своими восхитительными угощениями, он предоставляет нам больше личного пространства. Лотнера это не беспокоит вообще, но Сворли сидит у края кровати и начинает лаять, когда мы занимаемся сексом. За последнюю неделю он обломал мне два оргазма. Но Лотнер в итоге героически их мне возвращал, выставляя Сворли за дверь спальни. Мне хочется верить в то, что способность Лотнера заставлять меня кончать за десять секунд кроется в его познаниях человеческой анатомии, а вовсе не в годах сексуального опыта.

Даа, мечтай, Сид! Он был долбаным кандидатом на награду Хейсмена.

— Боже мой! Что ты тут делаешь? — шокировано верещу я, обнимая Эйвери.

Она пытается обнять меня, с висящей огромной сумкой на одном плече и с большой дамской сумочкой на другом.

— Сюрприз!

— Почему ты не позвонила? — спрашиваю я, отходя в сторону, чтобы она могла войти в дом.

— Ну, тогда бы я вроде как испортила весь сюрприз. Ты так не считаешь? Да-да, я вижу тебя, Сворли, — она скидывает сумки на пол и наклоняется, чтобы погладить приставучего пса.

— Как мило, что ты снова приехала, чтобы попрощаться со мной прежде, чем я уеду на следующей неделе, — мой голос до отвратительности слащавый, а ресницы трепещут в сто раз быстрее обычного.

Эйвери косится на меня, а затем закатывает глаза.

— Да. И это тоже.

— Кейден совсем привязал тебя к себе, да?

Она ухмыляется.

— И не только к себе.

— Слишком много информации… спасибо, что позволила мне это отчётливо представить, — ворчу я и иду на кухню. — Он знает, что ты здесь или ты также собираешься просто появиться у его дверей?

— Бинго! Я нашла работу в Сан-Франциско, Сэм. Я ещё не приняла эту должность, но после этих выходных, думаю, что, скорее всего, соглашусь.

— А что же случилось с «я умру в Лос-Анджелесе»?

— Что тут можно сказать… Я выросла, — и она выпячивает грудь вперёд, будто подтверждая этой позой свою точку зрения.

— Тебе двадцать один. Ещё полгода назад ты щеголяла с фальшивыми документами, а теперь ты «выросла»?

— Итак, как дела у доктора Секси?

— Хороший отвлекающий манёвр, Эйв. С доктором Салливаном всё хорошо.

Я протягиваю ей стакан с холодным чаем.

— С ним всё хорошо или он хорош?

Я не могу сдержать самодовольной ухмылки.

— Он хорош… очень-очень-очень Х.О.Р.О.Ш.

— Могу поспорить, что он чёртова трахающая машина в постели. Я права?

— Эйвери! Следи за языком. Я думала, что ты здесь, чтобы увидеться с Кейденом?

Она смеётся.

— Да-да. Но, Господи, Сэм. Лотнер просто Адонис, а эти его глаза…

— Грёбаные глаза Медузы, — заканчиваю я за неё, уставившись пустым взглядом на свой стакан.

Эйвери хихикает.

— Хорошее определение.

— Ммгм… Так когда ты собираешься обрадовать Кейдена?

— Скоро. Он работает только до полудня по пятницам. Но сначала я хотела увидеться с тобой.

— Правда? — спрашиваю я, не веря своим ушам.

— Правда.

Она встаёт и неторопливо идёт к фойе. Взяв свои вещи, она поднимается наверх.

— И мне нужно освежиться и одеться во что-то более сексуальное после такой долгой поездки.

Конечно же, ей нужно.

Эта пятница такая живописная, что я упаковываю своего нового четвероногого друга в машину и еду фотографировать.

Национальный парк «Редвуд» я сфотографировала со всех углов, которые только можно представить. Я стараюсь находиться больше у флоры, потому что Сворли, являясь не самой ценной находкой для фотографа, постоянно пытается гоняться за представителями дикой природы. Мне нравится играть со светом и разными фильтрами. Легко забыться с объективом, когда тебя окружают такие чудеса природы.

Я фотографирую себя в обнимку с деревом и отправляю Лотнеру. Это он у нас маленький любитель природы, поэтому, думаю, он оценит. Я пишу:

После того, как я загружаю Сворли и камеру в машину, играет «In your eyes», и я поднимаю трубку.

— Эй, ты не обязан мне перезванивать.

— Взял небольшой перерыв на обед. Мне понравилась фотография и её грязный намёк, — голос Лотнера низкий и сексуальный.

— Грязный намёк? О чём ты говоришь? Я просто имела в виду защитников природы.

Он смеётся.

— Да, думаю, это тоже имелось в виду, но мне больше нравится моя интерпретация.

— И какая же? — я пристёгиваюсь и завожу машину.

— Ты скучаешь по моему большому стволу.

— О боже! И тебе позволяют работать с детьми? Ты такой извращенец.

— Так ты не скучаешь по моему большому стволу?

— Чт… ты где вообще? Тебя слышат люди? Мне стыдно за тебя, — вздыхаю я.

— Расслабься, я уселся в углу кафетерия, и я тут один. У меня есть ещё приблизительно пять минут, так что давай продолжим. Что на тебе?

— Что ты имеешь в виду, что на мн… божее, я не собираюсь заниматься сексом по телефону, пока ты находишься на работе, а я сижу в машине вместе со Сворли.

— Дело твоё, но просто помни, что ты это начала, Сид.

— Охх, я отключаюсь, пока.

— Сидни?

— Да?

Секундная тишина, после которой следует:

— Я буду скучать по тебе.

Убейте меня. Сейчас же.

— Увидимся позже, — шепчу я и нажимаю отбой.

Уже после полудня я заканчиваю фотографировать, а Сворли уже пора спать. Повернув на подъездную дорожку, я удивляюсь, когда вижу белую «Хонду Пилот» Эйвери, припаркованную у дома. Я осторожно вхожу, надеясь не застать порнографическую сцену с участием Эйвери и Кейдена, развернувшуюся у бассейна. И вздыхаю с облегчением, когда вижу Эйв, сидящую на лежаке у бассейна. Одетую. Что-то не так. Она не надела купальник и пила пиво, которое пьёт только, когда злится и от которого её потом долго тошнит.

— Привет, Эйв.

Слова вырываются у меня прежде, чем я дохожу до неё, спускаясь к бассейну. Огромные солнечные очки скрывают почти всё лицо, но они не могут скрыть слёз, которые катятся по щекам, и также не могут скрыть раскрасневшийся нос, которым она периодически хлюпает.

— Я такая дура, — всхлипывает она.

Я сажусь у неё в ногах и сжимаю её руку.

— Что случилось?

— Еб*чий Кейден случился, а точнее еб*щий Кейден, — она вытирает слёзы на щеках и снова хлюпает носом.

— Я не понимаю.

— Я… Я появилась на его пороге, а он… он трахал какую-то др… другую девку! — её тело дрожит при каждом слове, и мне так больно за неё.

Утихомирившаяся мать во мне снова бушует на всю катушку, и я уже готова пойти войной на того, кто обидел мою младшую сестру. Сначала надеру ему зад, а разбираться будем потом.

— Что он сказал?

— Думал, что мы просто развлекаемся. Боже! Не могу поверить, что влюбилась в эту игру в хорошего парня. По крайней мере, с большинством парней я знала, что это всего лишь на одну ночь. Они не звонят и не пишут мне, и не остаются на целые грёбаные выходные у меня дома! Они не рассказывают мне о своей семье и не представляют своему брату с синдромом Дауна. Они не рассказывают, как скучают по мне и как бы они хотели, чтобы я жила поближе.

Я не знаю, что сказать. Я в ярости и в полной готовности ехать к Кейдену, чтобы оторвать его бубенцы и превратить их в пыль с помощью туфель на десятисантиметровой шпильке.

— Я улажу это.

Волна злости обжигает мою кожу.

— Нет, Сэм. Он определённо этого не стоит, — Эйвери снимает очки, и моё сердце сжимается от вида её распухших раскрасневшихся глаз.

Я никогда не видела, чтобы она была так разбита из-за парня. Никогда. Она сделала попытку, и её сердце растоптали. И я знаю, что прямо сейчас она скучает по маме. Папа бы не знал, что сказать и, скорее всего, она бы наслушалась снисходительных поучений, после которых ей стало бы только хуже. Но мама. Неважно, что бы она подумала о легкомысленном образе жизни Эйвери, но она бы утешила своего ребёнка. Она безоговорочно любила своих детей.

— Тогда что я могу сделать для тебя, Эйв? — я поспешно придвигаюсь к ней и сжимаю в своих объятьях.

— Просто напомни мне, что парни хороши только для секса. Я никогда не сделаю подобную ошибку снова. По сути…

Она высвобождается из моих рук и садится обратно, вытирая глаза и делая глубокий вдох.

— Хорошие парни официально вычеркнуты из моего списка. Теперь буду только с плохими парнями. Находясь с ними, получаешь то, что видишь.

— Эйв, не все парни такие, как Кейден. Просто в будущем тебе нужно будет немного притормозить события. Не позволяй себе потеряться в вихре романтики и сказочек, которых на самом деле не существует.

— Кроме твоего случая. Лотнер бы никогда так не поступил с тобой.

Моё нутро подсказывает мне, что она права, но это неважно. Я не готова перестраивать свою жизнь, чтобы быть с ним. Я собираюсь попрощаться с ним.

— Возможно… но это не имеет значения. На следующей неделе мне нужно будет уезжать в Париж, в место, о котором я мечтала, а ты вернёшься в Лос-Анджелес, оставив Кейдена и всё это дерьмо позади.

— Девочки Монтгомери будут дерзкими, сексуальными и снова одинокими, — заявляет она, уверенно и решительно кивнув.

Я смеюсь, несмотря на боль, которую не позволяю себе показывать в присутствии Эйвери.

— Берегись, мир!

Я приглашаю Эйвери где-нибудь поужинать, чтобы она могла утопить всю свою оставшуюся печаль в любимом вине «Рислинг». От выпитых бокалов вина и полного психологического истощения, она отключилась в комнате для гостей, как только мы возвращаемся домой. Сворли составляет мне компанию, полёживая на кровати, а я копаюсь в фотографиях, которые сделала сегодня. Он спрыгивает с постели, перепугав меня, и когда я поднимаю глаза, то вижу своего сексуального доктора, стоящего в дверном проёме в небесно-голубой футболке и выцветших джинсах. Лотнер даёт Сворли его очередное угощение, с которым он сразу же уносится по ступенькам.

— Привет, — говорю я, слабо улыбнувшись.

Из-за событий сегодняшнего дня мои эмоции немного притупляются.

Он садится возле меня и прижимает свои губы к моим. Я хочу поговорить с ним о Кейдене и Эйвери, но сначала я нуждаюсь в этом. Его язык проникает в мой рот, и я с жаром откликаюсь на его поцелуй. Я беру его лицо в ладони и стону от желания. Осыпая моё лицо и шею влажными поцелуями, он закрывает ноутбук и убирает его с колен.

— Лотнер, подожди… Нам нужно поговорить.

Его руки скользят по моим голым ногам. Мышцы напрягаются под его пальцами, кружащими по внутренней стороне бёдер.

— Я и говорю. Неужели ты не слышишь, что я пытаюсь сказать? — бормочет он у моей шеи.

Лотнер владеет мной… по крайней мере, телом точно. Мысли растворяются в голове. Я подчиняюсь ощущениям. Весь мир перестаёт существовать.

— Я слышу… и святой Боже, я люблю то, как ты это доносишь до меня, но…

Он останавливается, оставив свои большие пальцы в миллиметрах от кнопки, которая бы расплавила мои мозги.

Голубые ирисы горят, и мне нужно некоторое время, чтобы восстановить дыхание.

— Ты разговаривал с Кейденом сегодня?

Лотнер садится прямо и то, что он убрал от меня руки и становится ответом.

— Он чувствует себя дерьмово.

Я впиваюсь ногтями в матрас, чтобы сразу же не скрестить руки на груди. Его взгляд падает на мои руки, пока он покусывает уголок губы.

— Ой, ну бедный Кейден. Может мне стоит прислать ему цветы завтра, чтобы приободрить его? Напомни-ка мне сделать это после того, как я отправлю утром свою сестру и её разбитое сердце в Лос-Анджелес.

Я не хочу переносить свою злость на Лотнера, но у меня не получается убрать сарказм, который так и сочится из моих слов.

— Сид, он и понятия не имел, что она собирается приехать к нему на эти выходные.

— Не в этом долбаное дело! — кричу я, уже практически не сдерживаясь.

— Боже, Сидни! — он поднимает руки вверх, сдаваясь.

Я глубоко вдыхаю.

— Извини. Но я просто так зла сейчас. Эйвери не выглядела такой сломанной с тех пор, как умерла наша мама.

Он кривится.

— Не хочу показаться бестактным или бесчувственным, но мы сейчас говорим об Эйвери?

— Ну и что это значит?

— Я просто хочу сказать, что она немного… — он резко останавливается и смотрит на меня.

Я знаю, что он пытается оценить моё состояние, будто я загнанный зверь.

— Она немного что? — я выгибаю бровь.

Он проводит рукой по волосам и вздыхает, слегка покачав головой.

— Неважно. Слушай, мне жа…

— Нет! Скажи!

— Господи, Сид! — раздраженно стонет он. — Твоя сестра увивалась за мной, спустя две секунды после нашего знакомства. Затем ты настояла, чтобы я пригласил тебя на завтрак, чтобы ты могла предупредить меня насчёт того, что она собирается «попользоваться» Кейденом. Ты сама говорила, что она любит флиртовать и все ещё «неразборчива в своих связях». А теперь Кейден почему-то плохой парень, который не надел ей кольцо на палец, клянясь в вечной любви?

— Она живой человек, Лотнер! Никто не заслуживает зайти в дом и увидеть, что человек, которого ты любишь, трахается с кем-то другим.

— Любишь? Ты серьёзно? А она говорила ему о том, что любит? А он открыто признавался ей в своих чувствах? Они официально назвали себя парой?

— Не об этом сейчас речь, — я отвожу от него взгляд.

Он поднимается и упирает руки в бока.

— Тогда, пожалуйста, будь любезна, просвети меня, о чём же тогда речь.

— Он приезжал в Лос-Анджелес, чтобы провести с ней выходные. Он делился с ней личным. Он познакомил её с Брейденом. И он вёл себя так, как ведут себя «хорошие парни».

— Кейден, на самом деле, хороший парень! Это не просто притворство. Бедного парня кинула его невеста и, возможно, он тоже хочет побыть немного «неразборчивым в связях» перед тем, как рискнуть, чтобы его грёбаное сердце снова вырвали из груди. Он не пытался постоянно тыкать её носом в это. Ей следовало позвонить.

Я прижимаю ноги к груди, нуждаясь в дополнительной защите. Мы находимся в трёх шагах друг от друга, но он возвышается надо мной словно башня и его поза такая же защитная, как и у меня. Голос рассудка что-то шепчет мне на задворках разума, но я не слышу его, оглушенная своим хорохорящимся эго, которое шумит в ушах.

— Ей предложили работу в Сан-Франциско. Работу, которую она собиралась принять, чтобы быть поближе к Кейдену. Эйвери не шпионила за ним и не пыталась поймать его на чём-то. Она просто пыталась сделать ему сюрприз. Ну, знаешь, как обычно бывает: «Сюрприз! Помнишь меня? Я девушка, которую ты трахал последние две недели. Девушка, которая добровольно хотела отказаться от своей мечты жить в Лос-Анджелесе, чтобы быть поближе к тебе».

Лотнер пожимает плечами и качает головой.

— Мне жаль, Сид. Я знаю, ты хочешь, чтобы я злился на него, но я не могу. Я понимаю, Эйвери твоя сестра, но Кейден один из самых близких мне людей, он мне как брат. И к тому же. Это не должно касаться «нас».

— Ты прав. Это не касается нас. Потому что нет никаких «нас». Я уезжаю на следующей неделе. Может, пойдёшь и переспишь с какой-нибудь случайной девушкой сегодня ночью, а потом будешь защищать свою невиновность, потому что «не надевал мне кольцо на палец и не клялся в вечной любви».

— Не говори ерунды, — просит он, проводя по лицу руками..

— А ты не будь снисходительным! — резко отвечаю я.

— Охх, я не снисходительный! Ты вообще понимаешь, что означает это слово?

— Да! Я знаю, что оно значит, и ты снова это делаешь! — кричу я.

Я встаю и проношусь мимо него, чтобы открыть дверь спальни. У меня отнимает все силы, чтобы сдержать всё, что я съела на ужин. В животе, будто узел завязали, в горле стоил ком, а вокруг сердца обмотали колючую проволоку… всё это было слишком. Он не двигается с места так же, как и я.

— Просто уйди, — шепчу я, полностью истощённая.

— Я не уйду. И я не собираюсь спать с какой-нибудь случайной девушкой, — он снимает с себя футболку, джинсы и скользит в кровать.

Он такой чертовски упрямый. Я шагаю к кровати, беру ноутбук и прежде, чем могу сбежать, он хватает меня за руку, оказавшись в миллиметрах от моего лица. Я сглатываю и отвожу взгляд.

— Посмотри на меня, Сидни.

Я качаю головой.

— Я люблю тебя.

— Просто ПРЕКРАТИ, — кричу я.

Он отпускает мою руку, выглядя побеждённым. Я иду в комнату Эйвери, захлопнув дверь и закрывая её на замок.

Спасибо, Сворли. Мне нужно всего лишь одно утро, чтобы ты спал, а не завывал под дверью, а вместо этого ты завёл самое длинное и самое громкое долбаное «покорми меня» соло на свете.

Эйвери всё ещё не в духе, но, по крайней мере, она жива. В ней достаточно алкоголя, чтобы проспать всю нашу ссору с Лотнером, а также мои рыдания, которые в итоге так вымотали меня, что я погружаюсь в самый тревожный сон, который когда-либо у меня был. Я выжата эмоционально и физически. Этот день не сулит ничего хорошего.

На носочках я иду по коридору и заглядываю в свою комнату. Лотнера нет. Интересно, он ночевал здесь или ушёл сразу же после ссоры. Сворли липнет ко мне, всё ещё махая хвостом и улыбаясь. Да, он на самом деле улыбается. По крайней мере, у одного из нас день выдается хорошим.

Зайдя на кухню, я смотрю на огромный букет цветов, две чашки с горячим напитком и мой любимый пакетик с выпечкой. Я даю жалостливому псу его завтрак и читаю карточку, прикреплённую к букету.

С каждым днём я ненавижу его всё больше. Он ничего не теряет, а только приобретает, говоря эти три слова. А я наоборот потеряла бы всё и взамен не получила бы ничего.

Когда меня разбудил отец и сказал, что звонили из хосписа сказать, что мама умерла, я не хотела верить в это. И я не верила. Не верила вплоть до того момента, пока не увидела её в открытом гробу. Иногда мне кажется, что если бы я не увидела её там, часть меня до последнего верила бы, что она всё ещё жива.

Как сильно я не хочу избавиться от такого детского мышления, я не могу. Я всё ещё верю в силу слов. Поэтому, если я не произнесу эти три слова, которые я так отчаянно хочу сказать Лотнеру, то возможно это и не станет правдой. По какой-то причине, умалчивать их что-то вроде сохранения достаточной частички себя, благодаря которой он не сможет полностью поглотить меня, сломать меня или лишить мечты. Хотя, я думаю, он знает, что в состоянии сделать это. Каждый день он добавляет трещин к моему решению.

— Боже мой. Ещё цветы? — хриплый голос Эйвери пугает меня.

Она выглядит ужасно, а это дело нелёгкое для неё.

— Кофе? — спрашиваю я, снимая крышки с чашек, и в первую очередь беру свой стакан с чаем.

— Да, кофе. Определённо кофе, — отвечает она и, взяв стакан, садится на стул.

— Ммм… отличный. Жалко только, что уже не такой горячий.

Я делаю глоток своего латте.

— Думаю, что он, скорее всего, был у дверей пекарни, когда она едва открылась. Я знаю, что ему нужно быть в больнице довольно рано.

— Почему ты перешла в мою комнату? — спрашивает она.

Я хмурюсь в замешательстве.

— Откуда ты знаешь, что я там была? Ты просыпалась посреди ночи?

— Твой ноутбук стоит на прикроватной тумбочке. Так что выкладывай. Что случилось?

Вытащив галету из пакета, я начинаю откусывать её, чтобы заесть свою нервозность.

— Я предъявила ему насчёт Кейдена.

Эйвери ставит стакан и складывает руки на столе.

— И?

— Иии он вёл себя так, будто Кейден не был виноват в этом. Я разозлилась. Разозлился и он, поэтому мы ругались до тех пор, пока он не попытался сменить тему и перейти на «нас», на что я принялась говорить, что нет никаких «нас».

Она натянуто и горько улыбается мне.

— Спасибо, что заступилась за меня, Сэм. Но теперь я чувствую, будто это я рассорила вас.

— Не говори глупости, — бормочу я с полным ртом печенья, которое начинает вываливаться.

Я дожевываю его и делаю глоток латте.

— Я уезжаю меньше, чем через неделю. И мы оба знаем, что наши «отношения» никуда не двинутся дальше. Всё это закончилось даже прежде, чем успело начаться. И я не заступалась за тебя просто потому, что ты моя сестра. Я сделала это, потому что Кейден поступил, как полный придурок. Он воспользовался тем, что тебе не хватало общения. Он также и использовал это, как оправдание, чтобы спать с остальными. Иногда чувства можно не выражать словами, их и так видно.

Сейчас я сдаю себя с потрохами своими же собственными словами.

— Ты поражаешь меня, Сэм. Неважно, как низко я могу упасть, сколько у меня было парней на одну ночь, но ты всегда видишь хорошее во мне и никогда не выставляешь мои необдуманные поступки против меня.

Я пожимаю плечами.

— Не стоит ни на ком ставить крест. Даже на моей распутной сестрице из Лос-Анджелеса.

— Вот она. С возвращением, — смеётся Эйвери и берёт карточку, оставленную Лотнером, со стола.

Когда она читает её, я вижу на её лице выражение, вроде «какого хрена?»

— Не спрашивай, — говорю я с бесстрастным лицом.

— Ёлки-палки!

Я хохочу.

— Ёлки-палки? — я оглядываюсь. — Папа только что вселился в тебя или что?

Эйвери хихикает.

— Ты права. Просто я в шоке. Это уже серьёзное дерьмо!

Я закатываю глаза.

— Ты могла бы вести хорошие проповеди, это точно.

— Сиднииии… — тянет она и нахмуривается.

Глаза щипет от слёз и весь юмор испаряется из комнаты. Когда Эйвери называет меня полным именем, это означает, что пришло время для серьёзного разговора, а я не хочу говорить серьёзно.

Я выхватываю карточку у неё из рук.

— Это ничего не значит. Он просто расстроен из-за нашей вчерашней ссоры, поэтому и решил возместить это всё с избытком. Уверена, он был уставшим и даже не думал о том, что писал.

— Я тебя люблю… всегда ты… навсегда ты, — повторяет она слова, написанные на карточке. — Ещё раз повторюсь, что ты поражаешь меня. Я застала картину того, как парень моей мечты трахал кого-то другого, а ты получаешь ЭТО, — она указывает на подарки, оставленные Лотнером. — Ты выиграла чёртову лотерею подходящих для жизни парней и теперь разрываешь на куски этот выигрышный билет! В этом нет никакого смысла.

У меня играют желваки. Я чертовски хорошо понимаю, что Лотнер не просто находка, он целый сундук с сокровищем. Но это не меняет всех обстоятельств. Это как найти туфли, о которых ты мечтала и которые стоили пятьсот баксов, а теперь они с пятидесяти процентной скидкой, но у тебя на счету нет и десяти долларов. Это прекрасная возможность, подвернувшаяся в неподходящее время. Вот что это.

— Мама…

— Нет! — прерывает меня Эйвери. — Не смей разглагольствовать о том, что ты делаешь так, чтобы мама гордилась тобой и проживёшь жизнь, которой у неё никогда не было. Я ненавижу, когда ты выставляешь всё так, будто её жизнь была одним сплошным разочарованием. Ты заставляешь меня чувствовать себя так, будто она не хотела иметь нас. Вот, кем ты считаешь, мы были для неё? Ошибками?

— Нет! Это не то, что я имела в виду! — застываю я в защитной позе. — А я ненавижу, когда ты заставляешь меня чувствовать себя виноватой за свои амбиции.

— Отлично! Будь амбициозной. И проведи остаток своей жизни за учёбой и поиском идеальной работы. Подожди, пока тебе не стукнет сорок, чтобы ты смогла выйти замуж и завести семью, но делай это для себя. Для себя, а не для мамы. Не делай этого потому, что думаешь, что она бы хотела, чтобы ты так поступила. Не делай этого потому, что считаешь, что мама не последовала за своей мечтой.

Я опираюсь рукой о стойку и делаю глубокий вдох.

— Я улетаю в Париж на следующей неделе. Улетаю ради себя. И продолжать учиться я буду для себя. Это мои мечты. Мама умерла. Слишком поздно заставлять её гордиться мной.

Эти слова будто кислота разъедают мой рот изнутри.

— Я надеюсь, что ты это понимаешь. Потому что ты на самом деле рискуешь всем.

— Всё или ничего, — отвечаю я с долей ехидства в голосе.

— Ну, да. Вчера у меня было всё, а сегодня я уезжаю домой ни с чем в ещё худшем состоянии, чем была до этого. Стоит ли оно того? Чёрт, нет! — раздраженно взмахивает руками Эйвери.

Я смеюсь, потому что этот диалог начал погружаться в философские глубины, в которых мы с Эйвери были теми ещё «знатоками».

— Так что… всё это должно быть связано либо с Лотнером, либо с моим будущим. В любом случае это риск. И я не думаю, что работа моей мечты разочарует меня. Думаю, твой случай доказывает, что парни непредсказуемы и не стоят того риска.

Эйвери встаёт со стула и потягивается, громко зевая.

— Парни не стоят риска, но любовь стоит, — отвечает она и подходит к лестнице.

— Я никогда не говорила, что люблю Лотнера.

— Так же, как и то, что не любишь его.

Эйвери выходит на прогулку со мной и Сворли, а потом уезжает после ланча. Мы обе извиняемся друг перед другом за наш эмоциональный всплеск и переводим всё это на мужчин, которые забили наши головы. Лотнер действует мне на нервы всё больше и больше. Я чувствую, что уже на грани и готова наброситься, даже если ветер просто подует мне в лицо. Это сумасшествие, но я завидую тому, как сложились обстоятельства у Эйвери. Уверена, что видеть Кейдена с другой девушкой разрушающее чувство, но принять решение бросить его пришло с лёгкостью. Уйти от Лотнера, неважно, как сильно я пытаюсь выставить его для себя в свете плохого парня, будет нелегко.

Я выхожу из бассейна и стоит мне только сесть, как звонит телефон.

— Привет, Элизабет.

— Привет, Сидни. Как у вас там дела?

— Хорошо.

Я решаю не упоминать, что Сворли давно уже перестал придерживаться своей диеты и расписания, по которому он должен ложиться спать. И также «забыла» сказать, что он спит на их кровати. Кровати, на которой у меня был горячий секс последние три недели, и простыни которой пропахли Лотнером, мною и сексом…

— Ох, отлично. Я хотела сказать, что… мы собираемся приехать домой пораньше.

— Правда? Насколько раньше?

— Завтра. Тревор отравился чем-то и ему плохо последние три дня. Сейчас ему уже лучше, но он обессилен и хочет домой.

— Боже, это ужасно. Нет ничего хуже, чем заболеть в миллионах километров от дома. Я проходила через это.

— Да. Он в каком-то роде гермофоб, поэтому обниматься с туалетом в гостинице и валяться на полу в ванной просто убивает его.

Я смеюсь, подумав о нынешнем состоянии Тревора. Даже его вид говорит об этом: то, как идеально выбрита его голова и как идеально сидит на нём одежда. Галстук всегда плотно затянут, а рубашка застёгнута на все пуговицы. Элизабет даже немного преуменьшает, называя его гермофобом, но я видела его в настоящем свете. Эта мысль заставляет меня застыть в тревоге. У меня есть меньше суток, чтобы привести в порядок это место до их возвращения. Дела не очень хороши!

— Так когда вы приезжаете? И вас нужно будет забирать из аэропорта?

— Мы приедем не раньше 21:15, и нет, нас не нужно забирать, мы наняли машину до дома.

— Ну, тогда хорошо, увидимся завтра вечером.

— Пока, Сидни.

— Пока.

Адреналин зашкаливает, и мои планы, где я хотела провести на солнышке весь день, официально отменены.

— Так, Сворли, ты пока тут сам по себе. Мне нужно устроить генеральную уборку.

В голове я начинаю составлять список дел, которые должна сделать: постирать вещи, помыть в ванных комнатах, подмести дом, вытереть пыль, подстричь газон, отдраить заднее сидение в машине Тревора от шерсти собаки, а также пополнить запасы еды и алкоголя, которые я съела и выпила.

Пока я вожусь возле стиральной машинки с постелью пропахшей сексом, мне приходит сообщение:

Расстроена ли я насчёт прошлой ночи? Не знаю. Прямо сейчас я не могу думать об этом. Слишком много всего нужно сделать. С Лотнером разберусь потом.

Я пялюсь на сообщение, тщательно обдумывая, что же ещё написать, но я не знаю, что ещё можно добавить, поэтому отправляю только одно слово.