Несомненно ты

ГЛАВА 25

Прошлая ночь была просто идиотской. Не уверена даже, почему я вообще заползла в кровать. Голова всё время забита мыслями, я ворочаюсь и никак не могу уснуть. Дэйн выглядит абсолютно истощённым, когда на следующее утро уходит на пробежку со Сворли. Я вообще удивлена, как он ещё не выкинул мою задницу с постели, но снова же, тогда это был бы не Дэйн. Он любит меня, и без раздумий отдал бы свою жизнь за меня или за Оушен. Неспокойная ночь, вероятно, не сильно повлияла на него.

Сегодня солнечный день и градусник показывает приятную температуру в двадцать восемь градусов. Дэйн ещё не вернулся с пробежки, и от Лотнера до сих пор ничего слышно, но я уже предчувствую, что это будет за день на пляже. Из его «мы» комментария становится понятно, что сегодня к нам присоединится и Эмма. Хорошо, что это ситуация не будет казаться нелепой.

— Так и не звонил? — спрашивает Дэйн, когда они со Сворли тащат свои уставшие задницы с пробежки.

Я качаю головой и продолжаю помогать Оушен собирать её деревянный пазл в виде собаки.

— Мне тут позвонила миссис Фитцжеральд. У её шнауцера застрял в лапе шип или что-то вроде того. Мне придётся встретиться со всеми попозже.

— Ты серьёзно? — ною я.

Мысль о том, чтобы находиться вместе с Лотнером и Эммой без своей поддержки, не особо греет мне душу.

Дэйн наклоняется и целует Оушен, а затем меня.

— Прости, милая. Возможно, мы можем собраться у нас и устроить вечер с едой на гриле или что-то в этом роде.

— Гриль? А теперь ты вообще приглашаешь их на ужин в наш дом?

Он поднимается по лестнице.

— Время от времени мы собираемся появляться в жизни друг друга, так что, возможно, нам стоит попытаться стать друзьями.

Охх! Ненавижу то, что Дэйн такой хороший человек, в отличие от меня. Я знаю, что в глубине души он всё ещё не уверен в себе, но он это так хорошо скрывает. Должно быть, это фишка всех парней.

Слышится голос Питера Гэбриэла, и я отвечаю прежде, чем слова песни парализовывают меня.

— Привет.

— Доброе утро. Ну что, все готовы ехать на пляж сегодня?

Я не могу чувствовать тот же самый восторг, который так слышен в весёлом голосе Лотнера.

— Конечно. Я уже упаковала наш ланч. Где ты хочешь встретиться?

— Я думаю насчёт пляжа, на который мы ездили раньше…

— Нет! — отвечаю я, убегая на кухню, чтобы Оушен не услышала меня.

— Что? Почему нет? — ошарашено спрашивает он.

— Я не собираюсь везти свою до…

— Нашу дочь, — прерывает он меня.

Я закатываю глаза и раздраженно вздыхаю.

— Я не собираюсь везти НАШУ дочь, чтобы встретиться с тобой и твоей невестой на том же самом пляже, где мы… — я не могу произнести это вслух.

— Занимались любовью, — шепчет он.

Зачем он это говорит? Почему он произносит это именно так?

— Просто выбери другой пляж.

— Тогда выбирайте вы с Дэйном. Мне всё равно.

— Дэйн не поедет. Его… вызвали на работу.

Я не упоминаю о гриле, потому что на данный момент мне очень сильно повезёт, если просто удастся выжить после нескольких часов на пляже с ними.

— Тогда через полчаса мы вас заберём.

— Я поведу. Сиденье для Оушен в…

— Сид, я купил сиденье для Оушен.

Оу! Почему это признание так беспокоит меня? И дело не в том, что я думала, что он встретится с ней пару раз, а потом решит, что больше не хочет быть её отцом. По какой-то причине, несмотря на то, что он сказал, я чувствую, что теряю своего ребёнка. Частичка за частичкой.

— Эм… хорошо, увидимся… очень скоро.

— Сидни?

— Мм? — отвечаю я дрожащим голосом.

— Мне нужен твой новый адрес.

— Оу, эм, я пришлю тебе смс.

— Хорошо. До встречи.

— Пей много воды и не забудь нанести солнцезащитный крем, — обнимает меня Дэйн и целует нас обеих прежде, чем уехать.

Мы с Оушен сидим на крыльце и ждём Лотнера с Эммой. Всё, что она знает, так это то, что мы едем на пляж. И так как мы пока не можем завести разговор на тему «кто твой папочка», я решаю не говорить вообще ничего и подождать, пока у неё самой назреют вопросы.

— А вот и они.

Лотнер всё ещё водит свой «ФоРаннер». На крыше машины закреплены две доски для серфинга. Точно так же, как и на нашем первом свидании, на пляже.

Мы поднимаемся, и они выходят из машины.

— Привет, Оушен, — его голос очень нежный, а эти грёбаные глаза медузы зачаровывают мою маленькую девочку.

Ещё один кусочек оторван от моего сердца, когда я замечаю одобрение в её глазах, и как охотно она идёт к нему. Он берёт её на руки и нежно обнимает.

— Помнишь меня?

Она просто улыбается.

— Я заботился о тебе, когда ты болела. Помнишь, я доктор Салли? Но ты можешь называть меня… — он сомневается и смотрит на меня, а затем на Эмму.

Я задерживаю дыхание. Если он скажет папа, папочка, отец или ещё какие-нибудь производные от этого слова, то я потеряю всё.

— Зови меня Салли.

Всё, что может делать Оушен, это улыбаться.

— Оушен, а это Эмма.

Эмма также улыбается.

— Привет Оушен. Мне нравится твоё имя и твои красивые голубые глаза.

Серьёзно? Ей обязательно нужно упоминать о глазах? Словно ногтями по доске прошлась.

— Эмма, это Сидни.

Я погрязла так сильно, что это причиняет боль, но мне удаётся выдавить из себя вежливую улыбку и протянуть ей руку.

— Приятно познакомиться, — её голос мягкий и приятный, он подходит к её улыбке.

Я узнаю чёрные длинные волосы, которые видела в парке. Она примерно моего роста, но с более пышными формами, хотя тело её всё равно в тонусе. Она… красивая. И не старше меня. И если уж на то пошло, то Эмма младше, с идеальной смуглой кожей, что заставляет меня надеяться на то, что она не старше меня, раз выглядит так хорошо.

— Взаимно. Поехали? — спрашиваю я, и указываю в сторону машины.

Лотнер сажает Оушен на её сиденье, Эмма садится впереди, а я кладу наши вещи в багажник.

— Чёрт, я забыла холодильник для напитков и бутылки с водой. Я сейчас вернусь, — говорю я и бегу в дом, а потом на кухню.

Наши бутылки с водой стоят в холодильнике. Взяв их, я поворачиваюсь, чтобы закрыть дверь, но тут же задерживаю дыхание. В сантиметрах от меня стоит Лотнер. Я почти врезаюсь в него. Подняв голову, я встречаюсь с голубыми ирисами, и они просто поглощают меня. Сердце едва успевает отбивать свой ритм. Он раздевает меня своими глазами, но не физически — то, как он клеймит меня на эмоциональном уровне… это никогда не исчезнет. Прошло уже три года, но я всё ещё чувствую это. Всё ещё чувствую его. Лотнер ничего не говорит. Его лицо будто высечено из камня. Абсолютно лишённое каких-либо эмоций. Я закрываю глаза, прекращая таким образом этот гипноз.

— Я возьму холодильник, — шепчет он, находясь так близко к моему лицу, что я слышу запах его мятной пасты.

Киваю и пытаюсь проглотить весь тот неконтролируемый поток эмоций, что бушует во мне.

— Привет, малышка, — наклоняюсь и быстро целую Оушен, а затем пристегиваюсь.

Эмма поворачивается к нам и улыбается. Потом я смотрю на голубые ирисы в зеркале заднего вида, пока мы отъезжаем от дома.

Грёбаные глаза медузы.

Просто прикончите меня уже, наконец. Мужчина, который всё отнимает у меня, а затем возвращает во сто крат больше девять месяцев спустя, теперь мучает меня невысказанными словами, пока жизнь, которую мы создали, сидит рядом со мной, а его невеста рядом с ним. И, думаю, мне лучше искать дополнительную работу, потому что лечение, которое мне понадобится, будет дорогостоящим.

— Эмма, так ты из Лос-Анджелеса? — я заставляю себя начать небольшой разговор, который я обычно завожу со своими клиентами.

— Гавайи. Моя мама всё ещё живёт там, а отец и его новая жена живут здесь в Пало-Альто. Он главный по отбору персонала в больнице. Вот так мы и встретились с Лотнером.

Миленько.

— А ты доктор или ещё учишься в медицинском?

Она смеётся и косится на Лотнера. Он ей подмигивает.

— Нет, у меня свой бизнес, связанный с дизайном веб-сайтов. Я провела долгий год в Китае, стажируясь в области технологий. На самом деле в прошлом году папа послал Лотнера в аэропорт, чтобы забрать меня оттуда, когда я вернулась домой, — она протягивает руку и кладёт ему на ногу. — У него в руках была глупая картонная табличка с моим именем, которую ему посоветовал сделать мой папа. Что я могу сказать… это была любовь с первого взгляда.

К чёрту лечение. Я сразу же отправлюсь в психушку.

— Водю, — просит Оушен.

Я даю ей немного попить.

— Лотнер рассказал мне, что ты недавно вышла замуж… за ветеринара. А ты в декрете или работаешь?

Мы на секунду пересекаемся взглядами в зеркале заднего вида, а затем я улыбаюсь Эмме.

— На самом деле мы ещё не оформили официально наши отношения. У Оушен случился приступ прямо во время церемонии, поэтому мы отложили всё это.

Брови Лотнера сходятся на переносице, но взгляд не отрывается от дороги.

— А работаю я фотографом. Но зачастую делаю это по вечерам или на выходных, поэтому мне не приходится искать няню для Оушен, чтобы она сидела с ней днём. Это действительно лучшее, что могло мне подвернуться.

— Оу, фотограф. А что ты фотографируешь?

Я пожимаю плечами и смотрю в окно.

— Всё.

— Мой папа поднял кое-какие связи, и наши свадебные фотографии согласился делать сам Дэймон Майклз. Можешь в это поверить? Ты видела его работы? Хотя, конечно же, видела… Он работал на сотнях свадеб знаменитостей. Он просто… великолепный, правда? — голос Эммы похож на голос семнадцатилетней девочки, которая только что нашла идеальное платье для выпускного.

— Я видела его работы. Они выглядят… предсказуемо.

Она резко поворачивает голову в мою сторону.

— Предсказуемо? Ты, должно быть, не серьёзно. Единственное, что меня поразило больше, чем его работы, это фотографии, которые висят у Лотнера дома на стенах. Какой-то неизвестный фотограф сделал эти невероятные фотографии в качестве своего арт-проекта. Они сделаны в чёрно-белом цвете. На них изображены его тело… руки, каждый изгиб, каждый мускул на его животе и спине. А также — Боже мой — фото его глаз. Я хотела, чтобы она была нашим свадебным фотографом, но мой забывчивый жених не смог вспомнить ни её имени, ни каких-либо её контактов. Как-нибудь ты должна увидеть их. Просто сумасшедший талант… вау!

Я не могу сдержать улыбку, которая появляется на моих губах. Лотнер не смотрит на меня в зеркало заднего вида, но я замечаю, как он ёрзает на сидении.

— Звучит так, будто она великолепный фотограф, — говорю я, смотря в окно, и улыбаюсь.

— Это ещё мягко сказано… но, да, она великолепна, — подтверждает Эмма, облокотившись на сиденье и вздыхает.

Это не «наш» пляж, но здесь также не слишком людно, а мой милый маленький любитель пляжей всё время улыбается, копаясь своими маленькими ручками и ножками в холодном влажном песке.

— Давай-ка наденем на тебя панаму, — я завязываю ленты бело-розовой цветастой шляпки у неё под подбородком и сажусь рядом с ней, окруженная всеми этими лопаточками и ведёрками.

В метре за нами на полотенце растянулась Эмма в своём купальнике на завязках. Лотнер в это время пытается поймать волны, но теперь он возвращается обратно на берег… мокрый, подтянутый, такой сексуальный, что слюни текут. Я надеваю солнечные очки обратно, чтобы мои бесстыжие разглядывания не были такими очевидными.

— Иии! — пищит Оушен, когда он садится на колени рядом с ней и трясёт своими мокрыми волосами на подобии собаки, забрызгав нас с ней холодной водой.

— Что делаешь? — спрашивает он её.

— Песок, — отвечает Оушен.

— Твоя очередь, Эм, — говорит Лотнер. — Разве что ты захочешь пойти? — ухмыляется он мне.

— Нет, спасибо, мне и здесь хорошо, — я не дарю ему такое удовольствие. Делаю вид, будто не поняла его шуточку.

— Смотри и учись, красавчик, — Эмма дефилирует мимо нас с доской в руках, всё время виляя своей идеальной задницей.

Она родилась на Гавайях, конечно же, она грёбаная королева сёрфинга. Лотнер копается в песке одной из лопаток Оушен.

— Так ты не замужем?

— Ещё нет.

Он не смотрит на меня, наполняя ведёрко песком, плотно утрамбовывая его своей рукой.

— А когда?

Я пожимаю плечами.

— Не знаю. А твоя свадьба когда?

— Второго августа. И я хочу, чтобы Оушен стала девочкой, которая будет держать букет.

Говорить о свадьбе Лотнера и Эммы — разрушающее чувство. Часть меня всё ещё принадлежит этому мужчине, а теперь, когда он снова возвращается в мою жизнь, я боюсь, что мои чувства к нему никогда не утихнут. Я не могу находиться рядом с ним при этом, не желая его. Моё тело требует его прикосновений, а сердце до боли молит о его любви.

— Не знаю, Лотнер. Все развивается слишком быстро. Ты только на прошлой неделе познакомился с ней.

— Я люблю её, — он уверенно смотрит на меня, сжав челюсть.

Я качаю головой.

— Ты даже не знаешь её.

Он смотрит на океан, где рисуется Эмма, но не думаю, что он слишком много обращает внимания на неё.

— Когда ты полюбила её?

— Что? — спрашиваю я.

— Нашу дочь. Когда ты полюбила её?

Я смаргиваю слёзы, благодарная тому, что на мне очки, скрывающие всё это.

— Она моё всё. Возможно, мой мозг и помнит те времена, когда я не знала её, но моё сердце не помнит и дня, чтобы я не любила её.

— Тогда ты знаешь, что я чувствую.

Я киваю, сжав плотно губы, умоляя о том, чтобы эмоции не вырвались наружу.

— Так, значит, аэропорт… любовь с первого взгляда, да? Звучит, будто это была судьба.

Он глубоко вздыхает.

— Сид, это не была…

— Ладно, не бери в голову. Я передумала. Не хочу ничего об этом знать.

Я поднимаюсь и отряхиваю песок со своих ног.

Лотнер тоже резко встаёт и поднимает за собой Оушен.

— Пойдём, окунём этих маленьких миленьких хрюшек в воду.

Он доносит её до кромки воды и, держа под руки, раскачивает её маленькое тело словно маятник. Каждый раз как её ноги дотрагиваются воды, она пищит от удовольствия. Я беру камеру и фотографирую их. В другом, в идеальном мире, я бы не видела Эмму, шагающую вдоль береговой линии или не чувствовала бы необходимость позвонить Дэйну. Всего лишь на мгновение я позволяю своему разуму подумать о том, что было бы, если бы я вернулась сюда после операции отца вместо того, чтобы поехать в Париж.

Сказочная иллюзия испаряется так же быстро, как и появляется. Эмма ставит свою доску и берёт Оушен на руки. Она кружит её, и восторг на лице моей дочери Просто. Разбивает. Моё. Сердце. Я бросаю фотографировать. Счастливое семейство, которое я вижу в объективе, вызывает ревность и страх. А это смертельная комбинация. Отвернувшись от них, я прячу камеру и беру телефон.

— Привет, милая. Как всё проходит? — спрашивает Дэйн.

Я прерывисто вздыхаю.

— Нормально. Как шнауцер?

— С Родни всё в порядке. У него в лапе застрял грязный шип, но я смог его вытащить. Мы всё ещё собираемся на ужин все вместе сегодня?

Я оглядываюсь, чтобы увидеть, как эта троица уже сидит на песке. Закрываю глаза. Делаю глоток свежего воздуха. Это ради Оушен… Ради Оушен…

— Скорее всего, собираемся, но я ещё не спрашивала. Напишу тебе через несколько минут.

— Хорошо… Сидни?

— Да?

— Как ты там держишься?

Возможно, я никогда не полюблю Дэйна точно так же, как он меня, но сейчас его возможности сильно возросли.

— Я умираю.

— Мне так жаль, хотелось бы мне быть рядом с тобой.

— Мне тоже.

— Ты сможешь это сделать. Ты самая сильная женщина, которую я когда-либо встречал.

— Спасибо.

— Созвонимся позже, — говорит он и отключается.

— Мамочка! — кричит Оушен и бежит ко мне. Её маленькие ножки отчаянно борются с песком.

— Цветы… я… цветы.

— Надеюсь, ты не против. Лотнер сказал мне, что разговаривал с тобой насчёт того, чтобы Оушен стала девочкой, которая будет держать букет, — спрашивает Эмма и боязливо морщит нос. — Вообще было бы лучше снять с неё мерки для платья ещё вчера, но, думаю, завтра утром тоже подойдёт.

Лотнер косится на меня и одними губами говорит «извини».

Он чертовски в курсе того, что я ещё не дала своего согласия на это.

— Да, конечно, без разницы.

Я поворачиваюсь, вытаскиваю салфетки и немного винограда для Оушен.

— Ам… Дэйн хочет, чтобы я пригласила вас на ужин сегодня вечером. Будет еда на гриле.

— Оу, звучит круто. Он, наверное, не будет жарить красное мясо или свинину, да? — спрашивает Эмма, натягивая свой топ.

— Не знаю, скорее всего, это будет рыба или что-то такое, — я рада, что очки скрывают то, как я раздраженно закатываю глаза.

— Мы с удовольствием приедем, спасибо, — отвечает Лотнер, копаясь в холодильнике.

— А у вас намечается большая свадьба?

Лотнер садится на своё полотенце, а Эмма устраивается у него между ног.

— Всего лишь около пятисот человек, — отвечает она.

К счастью, виноградина, которую я только что запихнула в рот, не успевает продвинуться дальше зубов, потому что в противном случае я бы подавилась.

Всего пятьсот?

— А затем мы уезжаем на Бали на десять дней, чтобы… — она хихикает и наклоняется, чтобы поцеловать его в шею. — Ну, знаешь…

— Да… ну, нам пора возвращаться. Дэйну, возможно, понадобится моя помощь.

Я заталкиваю наши вещи по сумкам и стряхиваю с Оушен песок. Та картина, что Эмма нарисовала мне сейчас, словно кинжалом проходится по мне. Глаза слезятся, сердце кровоточит.

Уголком глаза я замечаю, как Лотнер встаёт. Он смотрит на меня, но я отказываюсь смотреть на него.

— Давай соберём твои игрушки, милая, — держа Оушен за руку, я тяну её к горе игрушек, которые валяются в песке.

Лотнер приседает на корточки рядом со мной и помогает вытряхнуть песок с игрушек, а затем кладёт их в сумку.

— Прости, — шепчет он.

Я не могу ничего сказать. Если попытаюсь заговорить, то начну плакать. А я чертовски уверена, что не собираюсь плакать перед Лотнером и Эммой.

— Сидни… — говорит он мягко.

Я качаю головой и сжимаю зубы. Поднявшись, я беру на руки Оушен, а Лотнер снимает наши сумки с моего плеча. Я позволяю ему это сделать, потому что чувствую, что вот-вот упаду. У меня отнимает все силы прижимать ребёнка к себе и нести её к машине.

— Вот так, малышка, — говорю я, пристёгивая её, а затем сама забираюсь в машину, отряхнув перед этим с ног песок.

Лотнер загружает всё в машину, а Эмма стелет полотенце на своё сидение прежде, чем сесть.

— Надеюсь, у нас будет время принять душ перед ужином, — смеётся она, выковыривая песок из-под своих идеально наманикюренных ногтей.

Мы успеваем проехать всего пять минут, а Оушен уже засыпает. Эмма копается в своём телефон, а я устало прижимаюсь головой к стеклу. Слёзы катятся по щекам, и я стираю их прежде, чем они станут видны из-под очков. Боже, ну почему мне так больно?

Лотнер откашливается. Он смотрит на меня в зеркало, а затем я замечаю, как его левая рука протискивается между сиденьем и дверью. В ней платок. Я сглатываю ком в горле и беру его. Мои пальцы слегка задевают его ладонь, и он сжимает мою руку. Я кладу голову на заднюю часть сиденья Лотнера, всё ещё держа его за руку. Мои пальцы сжимают его ладонь. Я так сильно скучаю по его прикосновениям. А Эмма всё продолжает сидеть в своём телефоне, абсолютно забыв обо всех и обо всём.

— Малыш, отец хочет, чтобы мы зашли к ним на бранч в воскресенье прежде, чем уедем отсюда. Что думаешь?

Я выпрямляюсь на сиденье, взяв у Лотнера платок. Он кладёт руку обратно на руль.

— Мы в городе, чтобы провести время с Оушен. Не то чтобы я не хочу увидеться с твоим отцом…

— Возможно, мы можем взять её с собой. Уверена, отец был бы рад с ней познакомиться, — Эмма поворачивается ко мне. — Это будет нормально, если мы так сделаем?

Я чувствую, как Лотнер смотрит на меня.

— Эм… не знаю. Можем мы сначала посмотреть, как там пройдёт завтрашний день?

— Конечно, — и она отворачивается от меня. — Скажу ему, что, возможно, приедем.

Почти весь оставшийся путь мы проводим в тишине. Лотнер заезжает на подъездную дорожку, и я отстегиваю ремень прежде, чем он успевает до конца затормозить. Я засовываю намокший платок в сумку и расстегиваю лямки на сиденье Оушен.

Лотнер открывает дверь с моей стороны.

— Позволь мне отнести её, а ты возьми сумки.

Я поворачиваюсь, на секунду засомневавшись, а затем киваю и вылезаю из машины. Эмма остаётся сидеть в салоне, пока Лотнер несёт всё ещё спящую Оушен в дом. Она выглядит такой крошечной в его руках. Я помню, как чувствовала себя в безопасности, находясь в этих объятиях.

— Привет, — шепчет Дэйн, держа дверь открытой.

Лотнер кивает, а я печально улыбаюсь ему. Дэйн морщит лоб. Он знает меня слишком хорошо. Лотнер поднимается за мной по лестнице, идя в комнату Оушен. Он кладёт её на кровать и прижимает губы ко лбу. Я глубоко вздыхаю. Сейчас больше всего на свете мне хочется залезть в горячую ванну и выпить бокал вина.

Лотнер разворачивается и подходит ближе ко мне.

— Спасибо… за сегодняшний день. Она просто… она намного больше, о чем я когда-либо мечтал.

Я киваю, а он снимает с меня солнцезащитные очки. Глаза опухшие, и уверена, что красные тоже.

— Почему? — шепчет он, проводя пальцами по моей щеке.

Я пожимаю плечами и отворачиваюсь. Приходится закусить подрагивающую губу и тяжело сглотнуть.

— Я просто… просто… Ничего, — я смотрю на него, натянуто улыбаясь. — Просто неделя была долгой. Много чего случилось. Это немного слишком для меня, вот и всё.

— Эмма не должна была…

— У вас всё в порядке? — слышится тихий голос Дэйна в дверях.

Я отхожу на шаг от Лотнера и поворачиваюсь.

— В порядке. Мне нужно принять ванну, — я снова смотрю на Лотнера. — Увидимся через пару часов?

Он кивает и так же, как и я, выдавливает эту жалкую слабую улыбку.

Оушен просыпается в то время, пока я принимаю ванну.

— Мамочка, — зовёт она сонным голосом.

— Я здесь, милая.

Потирая глаза, она усмехается мне. Это знакомая усмешка, которая говорит мне о том, что она хочет ко мне в ванну.

— Иди сюда, — я тянусь к ней и помогаю раздеться. — Сначала сходи на горшочек, а потом можешь забираться ко мне.

— Ванна… уточка, — смеётся она.

Несколько раз в неделю мы проходим это. Я прошу Дэйна, чтобы он побыл с ней, пока я принимаю расслабляющую ванну. Он отвлекается, а Оушен пробирается наверх и улыбается мне так, что я не могу устоять. Потом мне приходится спускать половину воды и добавлять холодную, потому что я люблю действительно горячую воду. И уже спустя несколько минут я начинаю замерзать, вдобавок ко всему ещё и окруженная всеми её игрушками. Если мне везёт, я выбираюсь из воды и не поскальзываюсь на игрушке, падая обратно в ванну, и выплёскивая волнами воду на пол, спасая таким образом голову мистера Уточки от приземления моей задницы в сантиметрах от него.

Оушен играет до тех пор, пока все мыльные пузырьки не лопаются, а на дне ванны не становится виден песок. Я помогаю ей одеться, а затем сушу её волосы перед тем, как отправить её вниз к Дэйну.

Посмотрев в зеркало, я вижу, что солнце добавляет немного цвета моим щекам, и мне это нравится. Хотя глаза всё ещё немного красные. Закапываю лекарство в них и рисую стрелки, затем крашу ресницы и намазываю губы блеском.

— Сидни, они здесь, — кричит Дэйн.

Я быстро сушу волосы, затем натягиваю тёмные джинсы и белую рубашку без рукавов. Взглянув последний раз в зеркало, я делаю глубокий вдох.

— Второй раунд шоу «Помучай Сидни». Дзынь-дзынь-дзынь.

— Привет, — здороваюсь я с Лотнером и Эммой, открывая дверь, ведущую на задний двор.

Они сидят на террасе, попивая вино и пиво, и наблюдают, как Оушен бегает за тремя собаками.

— Мир тесен, милая. Отец Эммы, точнее его коты, это мои пациенты, — Дэйн улыбается и кладёт бургеры на гриль. К счастью для Эммы, они сделаны из индейки.

— Ага, я и понятия не имела, что твой муж, ну или будущий муж, это тот самый знаменитый доктор Эббот или «заклинатель котов», как называет его мой папа.

Эмма сидит у Лотнера на коленях, проводя ногтями ему по затылку.

— Дэйн талантливый ветеринар, да, — бормочу я и выдавливаю улыбку.

— Мамочка, — крик Оушен, от которого у меня кровь застывает в жилах, заставляет меня броситься к ней.

Она падает на камни и царапает колено.

— Тише… всё хорошо, милая, — я беру её на руки и несу в дом.

— Давай я выложу мясо на тарелку и дам тебе аптечку, — говорит Дэйн.

— Всё нормально. Я разберусь с этим, — отвечаю я ему, а Лотнер открывает мне дверь в дом.

Оушен всхлипывает у моей груди, пока я несу её наверх. Лотнер идёт прямо за мной.

— Шшш… это просто царапина, малышка, — успокаиваю я её, усаживая на туалетный столик в ванной.

— Могу я посмотреть? — спрашивает Лотнер.

Она кивает, сквозь сдавленные рыдания.

Я достаю небольшую аптечку. Лотнер очищает рану и наносит мазь. Я протягиваю ему пластырь. Он смотрит на него.

— Сейчас вернусь, — предупреждает он.

Прижав к себе Оушен, я жду его.

— Вот, смотри, что я нашёл у себя в машине? — в руках у него пластырь с Винни Пухом.

— Пух, — смеётся Оушен и слёзы магическим образом перестают катиться из глаз.

— Теперь намного лучше, — Лотнер наклоняется и целует колено, на котором теперь красуется пластырь.

До этого момента он был доктором, но поцелуй явно от папочки.

Он опускает её на пол, и она бежит вниз по лестнице, будто ничего не произошло.

Я выбрасываю салфетки в мусор и опираюсь руками на туалетный столик.

— Извини насчёт того, что было пару часов назад. Не уверена, почему я была так эмоциональна.

Он засовывает руки в карманы джинсов.

— Эмма не должна была говорить этого… насчёт… Бали. Я знаю, что она сказала это не для того, чтобы расстроить тебя, но всё равно ей не следовало этого говорить.

Я смеюсь и закатываю глаза.

— Господи, Лотнер, она собирается стать твоей женой. Я не питаю никаких иллюзий насчёт того, что вы не будете заниматься… этим во время медового месяца.

Чёрт возьми! Не могу поверить, что мы говорим об этом. И не могу поверить, что сказала «этим» вместо слова «секс». Мне что, двенадцать?

Он пожимает плечами.

— Просто говорю о том, что если ты расстроилась из-за её слов… я пойму.

— Поймёшь, что?

Проведя рукой по волосам, он качает головой.

— Ничего, — поворачиваясь, он идёт в сторону двери.

— Нет, не нужно мне тут ничегокать. Что ты собирался сказать? — я складываю руки на груди.

Лотнер поворачивается и закрывает дверь у себя за спиной. Я даже не успеваю моргнуть, а он уже нависает надо мной, поставив руки по обе стороны от меня.

— Я собирался сказать, что понимаю, если мысль о том, что я с кем-то другим, волнует тебя, — его голос низкий и жёсткий.

Я немного отклоняюсь от него, чтобы наши лица не соприкасались.

— Потому что даже при том, что меня это не должно волновать, я схожу со своего грёбаного ума, когда думаю о том, что руки Дэйна прикасаются к тебе!

Он тяжело дышит, а я и вовсе перестаю дышать. Я не могу отклониться ещё дальше, а он сантиметр за сантиметром наклоняется ко мне. Я чувствую его возбуждение, упирающееся мне в живот. Он опускает взгляд на мои губы, а его рот почти прикасается ко мне.

— Вы идёте, Сидни? Ужин готов! — слышится громкий голос Дэйна с лестницы.

Лотнер выпрямляется, но не двигается. Какие-то секунды мы просто пялимся друг на друга, а затем я выхожу из комнаты.

— Что вы там делали? — спрашивает Дэйн, передавая мне пиво и тарелку с едой.

Лотнер приходит спустя всего несколько секунд.

— Ам… Лотнер дал мне несколько советов по оказанию первой медицинской помощи в случае новых ран. Пластырь-бабочка идеально очищает рану… ну, знаешь, и всё такое.

А ещё как вытянуть из меня весь воздух. Заставить мои соски затвердеть. Намочить мои трусики.

— Нуу, мисс Оушен довольно очаровательная леди со своим пластырем с Винни Пухом, — говорит Эмма, вставая на носочки и быстро целуя Лотнера.

Я сажусь рядом с Оушен, а Лотнер — по другую сторону от неё. Пока я режу для неё еду, то рискую посмотреть на него. Его голубые глаза горят. Горят своей голубизной. Они словно паяльная лампа обжигают меня.

— Какие планы на завтра? — спрашивает Дэйн, сидя напротив меня.

— Мы везём Оушен на снятие мерок для её будущего платья. Сидни не говорила тебе, что Оушен будет девочкой, которая держит букет? — скорее всего, своим энтузиазмом Эмма заряжает всех людей вокруг, но меня от этого начинает тошнить.

Дэйн смотрит на меня. Я улыбаюсь с полным ртом еды.

— Думаю, нам лучше уже отметить этот день в календаре, потому что мы замучаемся выбирать день нашей свадьбы, который бы сочетался с нашими графиками. А то снова может разразиться настоящий скандал, — говорит Дэйн.

Не уверена, слышу ли я сарказм в его голосе или вежливое напоминание о том, что мы всё ещё не женаты, а должны были бы уже. Хоть мы и не закончили церемонию, но у нас была наша свадьба. Пока я не чувствую желания повторить всё это снова. Слишком много денег уже потрачено впустую, включая моё платье и платье Оушен. На этой стадии нашей совместной жизни, будет справедливо просто немного спокойно пожить.

Вытерев рот салфеткой, я проглатываю остатки еды и откашливаюсь.

— Уверена, мы решим эту проблему с выходными.

— Где будет проходить свадьба? — спрашивает Дэйн.

— В Сан-Франциско в заповеднике Бэнтли. Конечно, из-за того, что там не много места для проведения церемонии, только триста пятьдесят гостей из заявленных пятисот будут приглашены и на церемонию и на вечер, — делится Эмма.

— Пятисот? — давится Дэйн.

Я ухмыляюсь и пинаю его под столом.

— Новая жена моего отца из большой богатой семьи, затем, конечно же, приглашены все друзья и коллеги папы. С таким количеством гостей, это будет похоже на медицинскую конвенцию, — смеётся Эмма, а Лотнер качает головой, неуверенно улыбаясь.

— Всё, — говорит Оушен.

— Хочешь ещё клубники? — спрашиваю я.

Она качает головой.

— Хорошо, — я вытираю ей рот и помогаю спуститься со своего детского стульчика.

— Качели! — кричит она, побежав к качелям, которые Дэйн повесил на огромный дуб, когда она была ещё совсем маленькой.

Я закатываю глаза.

— А ты не можешь поиграть немного, пока мы не закончим есть? — отвечаю я ей вдогонку.

Лотнер поднимается из-за стола, вытирая рот.

— Я займусь этим.

Я слабо улыбаюсь ему и киваю.

— А куда вы собираетесь на медовый месяц? — спрашивает Эмму Дэйн.

Это становится для меня сигналом, чтобы уйти. Я беру игрушки, которые лежат на другой стороне террасы и свищу собакам. Все три бегут ко мне. Я снова и снова кидаю им игрушки, стоит им принести их обратно. Я посматриваю на Лотнера и Оушен. Он улыбается ей, но его взгляд быстро находит мой, будто он чувствует, что я смотрю на него. Мы находимся в добрых пятидесяти метрах друг от друга, но когда его голубые ирисы смотрят на меня, я чувствую, что он так же близко, как тогда в ванной.

Ванная. Господи, что там случилось? Как так вышло, что меньше, чем неделю назад я уже начала произносить свою клятву Дэйну, а Лотнер женится через месяц, но когда я рядом с ним, все эти три года разлуки, кажется, исчезают? Всё так запутанно.