Неукротимый враг

Глава 33

Я помчался в Малибу, забыв о голоде и усталости. Немного не доезжая до ворот усадьбы Хэккетов, мне навстречу проехала машина. Сидевший за рулем был похож на Кита Себастьяна. У самого въезда в усадьбу я развернулся и поехал вниз по склону вдогонку за ним.

Догнал я его у въезда на скоростное шоссе, у знака «Стоп». Он повернул прямо на шоссе, а спустя некоторое время выехал на отводную дорогу, вьющуюся по пляжу. Оставив машину у пляжного коттеджа, в котором горел свет, он вышел и постучал в заднюю дверь. На мгновение на фоне света обозначилась фигура его дочери, быстро открывшей дверь.

Выйдя из машины, я подошел к коттеджу. Жалюзи и шторы были опущены. Свет все равно сильно проникал наружу, но из-за шума волн мне ничего не было слышно.

На ящике для газет и писем стояло имя «Хэккет». Я постучал в заднюю дверь, одновременно повернув ручку. Дверь оказалась запертой. Кит Себастьян спросил, не открывая:

— Кто там?

— Арчер.

Последовало молчание. Дверь не открывалась. Затем Себастьян повернул ключ и отворил ее.

Я прошел мимо него в дом, упреждая его вопросы.

— Что делаете, Кит?

Правдоподобную легенду придумать он еще не успел.

— Вот решил уединиться здесь от всего этого на пару деньков. Мистер Хэккет позволил мне воспользоваться своим личным коттеджем.

Я прошел из кухни в другую комнату. На круглом столике для игры в покер стояли грязные тарелки на двоих. На одном из керамических бокалов краснело полукружье губной помады.

— Вы здесь с женщиной?

— По правде говоря, да. — Он посмотрел мне в глаза, надеясь, что я клюну на это глупое вранье. — Вы ведь не скажете Бернис, правда?

— Она все знает, и я — тоже. Это Сэнди, да?

Он схватил со стола бокал Сэнди. На секунду с его лица сошла маска. Я подумал, что он ударит меня бокалом по голове и сделал шаг назад. Он поставил бокал на стол.

— Она моя дочь. Я знаю, что для нее лучше.

— Видно, поэтому ее жизнь складывается так прекрасно? Это никудышная альтернатива лечению в клинике.

— Это лучше, чем тюрьма. Там ее вообще не станут лечить.

— Кто наговорил вам такие ужасы?

Он не стал отвечать, а просто стоял на месте, тряся своей глупой красивой головой. Без приглашения я сел за стол. Минуту спустя он уселся напротив. Мы пристально смотрели друг другу в глаза, словно блефующие игроки в покер.

— Вы не понимаете. Сэнди и я не хотим оставаться здесь. Все продумано.

— Для поездки за границу?

Он нахмурился.

— Значит, Бернис рассказала вам.

— Хорошо, что кто-то сделал это. Если бы вы сбежали, то потеряли бы американское гражданство. По крайней мере, Сэнди потеряла бы наверняка. И потом, на что вы будете жить в чужой стране?

— Все предусмотрено. Если я буду правильно обращаться с тем, что имею, то вообще смогу больше не работать.

— А я-то думал, вы почти разорены.

— Теперь уже нет. Все встает на свои места. — Он говорил с уверенностью человека, не желающего ничего ни видеть, ни слышать, но был сильно встревожен.

— Пожалуйста, не пытайтесь останавливать меня, мистер Арчер. Я знаю, что делаю.

— Жена отправляется с вами?

— Надеюсь. Она еще не решила. Мы вылетаем завтра, и ей нужно будет решать второпях.

— Считаю, что никто из нас не должен решать второпях.

— Вашего совета никто не спрашивает.

— Однако вы просили его в известном смысле, когда втягивали меня в это дело. Боюсь, что теперь вам от меня не отвязаться.

Мы сидели, глядя друг на друга, два игрока в покер с замаранными руками, которые зашли слишком далеко, чтобы, встав из-за стола, выйти из игры. На мгновение до меня еще явственнее донесся шум океана, а по ногам иод столом пробежал холодный сквозняк. Что-то хлопнуло в другом конце дома, и сквозняк прекратился.

— Где ваша дочь?

Он пересек комнату и распахнул дверь.

— Сэнди!

Я прошел за ним в освещенную спальню. Это была странная комната, такая же странная, как и квартира Лупа. Дикие, необузданные цвета сочно взрывались на стенах и потолке. Посредине, словно алтарь, стояла круглая кровать. На ней была разбросана одежда Сэнди.

Себастьян открыл раздвижную застекленную дверь. Мы подбежали к самой кромке воды. Сэнди заплыла уже за линию прибоя, стремясь то ли выплыть, то ли утонуть.

Себастьян зашел в воду прямо одетым и беспомощно оглянулся на меня.

— Я плохо плаваю.

Его опрокинуло волной. Пришлось вытаскивать Себастьяна из воды, чтобы его не унесло.

— Идите звоните шерифу.

— Нет.

Я залепил ему пощечину.

— Звоните шерифу, Кит. Непременно.

Он побрел по пляжу, спотыкаясь.

Сбросив туфли и почти всю одежду, я устремился в воду за Сэнди. Она была молода, и догнать ее было трудно. Когда я поравнялся с нею, от берега было уже далеко, и я начал уставать.

О моем присутствии Сэнди узнала, лишь когда я коснулся ее. Она широко раскрыла свои темные, словно тюленьи, глаза.

— Оставьте меня. Я хочу умереть.

— Я не дам тебе этого сделать.

— Дали бы, если бы знали обо мне все.

— Я почти все знаю, Сэнди. Поплыли назад со мной. Я слишком выдохся, чтобы дотащить тебя.

На берегу вспыхнуло огромное яркое око поискового прожектора. Оно обшарило весь прибрежный участок поверхности океана и нащупало нас. Сэнди поплыла прочь от меня. Ее белая кожа слабо фосфоресцировала, мерцая в воде лунным светом.

Я держался поблизости от нее. Она оставалась единственной, кого еще можно было спасти. Человек в черном резиновом костюме подплыл к нам на лодке и поднял ее из воды, уже не встретив сопротивления.

Себастьян и капитан Обри ждали нас с одеялами. Вытащив свою одежду из-под ног столпившихся на берегу зевак, я пошел за Себастьяном и его дочерью к коттеджу. Капитан Обри шагал со мной.

— Попытка самоубийства? — спросил он.

— Она месяцами говорила о нем. Надеюсь, сегодняшний случай отобьет у нее эту охоту.

— Не надо рассчитывать на это. Пусть лучше ее семья примет меры предосторожности.

— Я им это постоянно твержу.

— Вы говорите, она вынашивала это намерение в голове месяцами. Стало быть, у нее началось все до этой заварухи.

— Верно.

Мы подошли к коттеджу. Хотя под одеялом меня колотила дрожь, Обри задержал меня у двери.

— Что толкнуло ее на самоубийство прежде всего?

— Я сам хочу поговорить с вами об этом, капитан. Но сначала мне нужно принять горячий душ и вытянуть все из Себастьяна. Где вы будете через час?

— Буду ждать вас у себя в отделении.

Я раздвинул застекленную дверь и вошел в расцвеченную яркими красками спальню. Себастьян, словно часовой, стоял в другом конце комнаты у приоткрытой двери, за которой шумел душ. С его одежды стекала вода. Волосы у него были в мокром песке, а в глазах читалась маниакальная готовность выполнить полученное распоряжение.

— И что же вы планируете делать в течение ближайших пяти или десяти лет, Кит? Вот так сторожить ее, уберегая от самоубийства?

Он озадаченно посмотрел на меня.

— Не совсем понимаю вас.

— Сейчас мы едва не потеряли ее. Вы не можете продолжать рисковать ее жизнью. И не можете стоять рядом, следя за нею все двадцать четыре часа в сутки.

— Я не знаю, что делать.

— Сегодня же опять отвезите ее обратно в психиатрическую клинику. Забудьте про Южную Америку. Вам там не понравится.

— Но я дал слово.

— Кому, Сэнди. Она скорее умрет, чем будет продолжать вот так. В буквальном смысле этого слова.

— Дело здесь не только в ней, — ответил он потерянно. — Что касается Южной Америки, то у меня нет выбора. Это неотъемлемая часть всей договоренности в целом.

— Объясните лучше, о чем идет речь.

— Не могу, я обещал не разглашать этого.

— Кому вы дали обещание? Стивену Хэккету?

— Нет. Это был не мистер Хэккет.

Обогнув круглую кровать, я подошел к нему.

— Я не смогу больше ничего для вас сделать, если вы не раскроете все карты. По-моему, от вас обоих хотят попросту избавиться — от вас и от вашей дочери.

Он упрямо твердил свое:

— Я знаю, что делаю. Не хочу от вас помощи и не нуждаюсь в ней.

— Может быть, и не хотите, но определенно нуждаетесь. Собираетесь вы отвезти Сэнди обратно в клинику?

— Нет.

— Тогда я буду вынужден заставить вас.

— Вы не сможете. Я — свободный гражданин.

— Долго вы им не останетесь. Капитан Обри сейчас ждет меня для беседы. Когда он узнает, что вы покупали и продавали материальные улики по делу об убийстве...

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду пленки с записями, которые вы купили у миссис Флейшер.

У меня было лишь предположение, хотя и основанное на анализе фактов, что пленки с записями тоже являются составной частью всей договоренности в целом, о которой он говорил. И выражение на его лице подтвердило это предположение.

— Для кого вы купили их, Кит?

Он не ответил.

— Кто платит вам за то, чтобы вы увезли дочь из страны?

Он опять отказался отвечать. В дверях за его спиной возникла Сэнди. На ней был чистый желтый махровый халат, после душа она порозовела. Ночной заплыв явно пошел ей на пользу. При виде этого мне стало труднее простить ей ее поступок. Она обратилась к отцу:

— Тебе кто-то платит за отъезд? Мне ты этого не говорил. Ты сказал, что компания выплачивает тебе какую-то сумму в связи с тем, что вынуждена отказаться от твоих услуг.

— Именно так, дорогая. В связи с этим отказом. — Он стоял между нами, глядя то на нее, то на меня.

— Какую сумму?

— Не твое дело, дорогая. Я хочу сказать, позволь мне самому заняться всеми делами. Тебе не нужно забивать себе этим голову.

— Ха, ну спасибо. Деньги тебе дает мистер Хэккет?

— Можно сказать и так. Эта компания — его.

— И ты получаешь деньги, если увозишь меня в Южную Америку? Правильно? В противном случае, не получаешь ничего?

— Мне не нравится этот перекрестный допрос, — возмутился Себастьян. — В конце концов, я — твой отец.

— Ну конечно же, папочка. — Говорила она саркастически, с мрачной интонацией человека, имеющего право на превосходство из-за перенесенной им боли и страданий. — Но я не хочу в Южную Америку.

— Ты же говорила, что хочешь.

— А теперь не хочу. — Она резко повернулась ко мне: — Заберите меня отсюда, пожалуйста. Сил нет созерцать эту сцену. Именно здесь летом я захорошела и поймала сильный кайф, в этой комнате. А это та самая кровать, на которой Луп и Стив «заделывали» меня по очереди. Во влагалище и в задний проход. — Она дотянулась до этих частей своего тела, как ребенок, показывающий, где ему причинили боль.

Ее слова и жесты были обращены ко мне, но предназначались отцу. Себастьян был потрясен. Он сел на кровать, но сразу же резко вскочил, стряхнув с покрывала насыпавшийся с головы песок.

— Не может быть, что ты говоришь о мистере Хэккете.

— Может. Я совсем забалдела тогда и почти не соображала, что происходит. Но всякий раз, когда я вижу Стивена Хэккета, я сразу узнаю его.

Глаза Себастьяна изменились, словно линзы в объективе сложного фотоаппарата. Он хотел бы не верить ей, отыскать какую-нибудь брешь, ставящую под сомнение достоверность сказанного ею. Но это было правдой, и мы оба понимали это.

— Почему ты не сказала мне, Сэнди?

— Вот сейчас говорю.

— Я имею в виду, летом, когда это случилось.

Она презрительно посмотрела на него.

— А откуда тебе известно, что это случилось летом? Я об этом сейчас ничего не сказала.

Он лихорадочно огляделся вокруг и зачастил:

— Твоя мать мне что-то говорила. Я имею в виду, не этими словами. Но что-то было записано в твоем дневнике, ведь так?

— Я описала все именно этими словами, — ответила Сэнди. — Я знала, что Бернис читает мой дневник. Но ни один из вас и слова мне не сказал. Ни единого.

— Я считал, что это должна была сделать твоя мать. В конце концов, я ведь мужчина, а ты — девушка.

— Знаю, что девушка. Выяснила это нелегким способом.

Она была взволнована и разгневана, но говорила скорее как женщина, а не как девушка. Она уже не боялась. Мне подумалось, что она перестрадала свое превращение в женщину, словно непогоду в океане, и что шторм для нее теперь позади.

Я прошел в ванную, чтоб принять горячий душ. Кабинка была еще теплой и душистой после Сэнди.

Потом, когда душ принимал Себастьян, я беседовал с его дочерью, сидящей напротив меня за покерным столиком. Мы уже были одеты, и это придавало нашей беседе определенный налет официальности. Сэнди, однако, начала с того, что поблагодарила меня, и это было неплохим предзнаменованием.

Я ответил, что мой поступок не заслуживает благодарности, потому что мне просто до смерти захотелось искупаться.

— Ты все-таки решила попробовать продолжать жить?

— Я ничего не обещаю, — ответила она. — Это сволочной мир.

— Ты не сделаешь его лучше, сведя счеты с жизнью.

— Зато сделаю лучше для себя. — С минуту она сидела молча, не шевелилась. — Думала, что смогу вырваться из всей этой мерзости вместе с Дэви.

— Кому пришла в голову эта мысль?

— Ему. Он «снял» меня на Стрипе[18], потому что ему кто-то сказал, что я знакома с Хэккетами. Ему нужно было как-то подобраться к Стиву, и я была рада помочь.

— Почему?

— Сами знаете, почему. Хотела отомстить ему и Лупу. Но лучше от этого мне не стало. Наоборот, стало только хуже.

— Чего добивался Дэви?

— Трудно сказать. У него всегда на все были три-четыре причины, три-четыре разных варианта. Он не виноват в этом. Ему никто никогда не говорил правду о том, кто же он такой, пока этого не сделала Лорел. Но и тогда он не знал наверняка, правда это или нет. Когда они разговаривали, она была пьяна.

— Сказала, что его отец — Стивен Хэккет?

— Я не знаю, что она ему сказала. Честное слово.

Это было любимое выражение ее матери, и она произнесла его точно с такой же интонацией.

— Под конец мы с Дэви уже почти не разговаривали. Я боялась ехать вместе с ним и бежать тоже боялась. Не знала, как далеко он зайдет. Он и сам этого не знал.

— Он зашел еще дальше. — Я подумал, что пора сказать ей, пока измененится, происшедшие с нею за эту ночь, еще не успели откристаллизоваться в ее сознании. — Сегодня днем Дэви был застрелен.

Она тупо уставилась на меня, словно способность реагировать на услышанное была у нее временно истощена.

— Кто застрелил его?

— Генри Лэнгстон.

— Я думала, он друг Дэви.

— Был им, но у него возникли свои трудности. Как и у большинства сейчас. — Я оставил ее наедине с этой мыслью и прошел в спальню, где ее отец примерял одежду. Он решил надеть свитер с глухим воротом и брюки. В свитере он выглядел молодо и дерзко, как киноартист.

— Каковы планы, Кит?

— Еду к Хэккету и возвращаю ему чек.

Его заявление изумило меня. Он и сам выглядел слегка изумленным.

— Рад, что вы решились сделать это. Но лучше отдайте мне чек. Это улика.

— Против меня?

— Против Хэккета. На какую он сумму?

— Чек выписан на сто тысяч.

— И сколько еще наличными за магнитофонные пленки?

Себастьян немного поколебался.

— Десять тысяч наличными. Я передал их миссис Флейшер.

— Какую легенду сочинил вам Хэккет про эти пленки?

— Сказал, что Флейшер пытался его шантажировать.

— За что?

— Он не сказал. Хотя я думаю, речь шла о связи с женщиной.

— Когда вы передали ему пленки?

— Только что. Как раз перед вашим приездом сюда.

— Кто был в доме, Кит?

— Я видел только мистера Хэккета и его мать.

— У них есть магнитофон?

— Да, я видел, как они проверяли, подходят ли эти пленки.

— Сколько всего пленок?

— Шесть.

— Где вы их оставили?

— У миссис Марбург в библиотеке. Что они сделали с ними протом, я не знаю.

— И они дали вам чек. Правильно?

— Да. Хэккет.

Он вынул из бумажника желтую полоску бумаги и протянул ее мне. Она весьма походила на такую же бумажку у меня в сейфе, только подписана она была Стивеном Хэккетом, а не его матерью, и дата была проставлена не на неделю вперед.

Нравственная сила, потребовавшаяся Себастьяну для того, чтобы расстаться с деньгами, произвела в нем заметный сдвиг. Энергичным шагом он прошел вслед за мной в гостиную.

— Я еду с вами. Хочу высказать в лицо этому подонку Хэккету все, что я о нем думаю.

— Вам нужно заняться более важным делом.

— Что вы имеете в виду?

— Отвезти дочь обратно в клинику, — сказал я.

— А нельзя — просто домой?

— Пока слишком рано.

— И всегда будет рано, — вставила Сэнди. Но на отца она начала смотреть уже другими глазами.