Капитан Обри поджидал меня у двери, выходившей на крыльцо отделения в управлении шерифа. Мы беседовали в полутемном коридоре этого старого здания, чтобы нас не было слышно дежурному полицейскому. Когда я в общих чертах изложил Обри то, что уже знал и что пока только предполагал, он изъявил желание немедленно отправиться к Хэккету.
Я напомнил, что ему придется оформлять ордер на обыск, а это не так просто. Тем временем Хэккет может либо уничтожить пленки, либо стереть с них запись.
— Почему эти пленки так важны? — спросил Обри.
— Потому что связаны со смертью Лорел Смит. Сегодня вечером я узнал, что примерно двадцать лет назад у Стивена Хэккета была с нею связь. Дэви Спэннер был их внебрачным сыном.
— И вы считаете, ее убил Хэккет?
— Пока это рано утверждать. Но я знаю, что за эти пленки он заплатил десять тысяч.
— Даже если и так, его нельзя просто пойти и арестовать.
— Мне и не нужно этого делать, капитан. Я же работал на миссис Марбург. Я могу войти в дом.
— А выйти из него сможете? — спросил он, мрачно усмехнувшись.
— Думаю, что да. Но мне может понадобиться подкрепление. И все же сначала дайте мне побыть с ними наедине.
— А потом что?
— Договоримся так: вы будете наготове. Если мне понадобится помощь, я крикну.
Обри проводил меня до моей машины и склонился к окошку.
— Опасайтесь миссис Марбург. Когда застрелили ее второго мужа, я... — здесь он откашлялся, как бы устраняя тем самым возможную клевету или поклеп из своего предупреждения мне, — в общем, было подозрение, что она тоже замешана.
— Вполне возможно. Ведь Марк Хэккет был убит ее сыном от первого брака, неким Джаспером Блевинсом.
— Вы утверждаете это?
— Почти. Узнал от бабки Джаспера Блевинса, и ей стоило значительных усилий сказать мне об этом. Причем только когда узнала, что Джаспер давно мертв.
— Здесь умирают слишком многие, — сказал Обри. — Не станьте еще одним.
На своей машине без полицейских опознавательных знаков он доехал вслед за мной до ворот в усадьбу Хэккетов. По частной дороге я проехал до озера и пересек дамбу. В доме на берегу окна за плотно завешенными шторами приглушенно светились. Постучав в дверь, я понял, что пришел сегодня сюда в последний раз.
Открыла мне Герда Хэккет. Она выглядела обеспокоенной и одинокой, словно грозное привидение, бродящее не по тому дому. Умиротворенная улыбка осветила ее лицо, когда она увидела меня.
— Мистер Арчер! Kommen Sie nurl rein[19].
Я вошел.
— Как чувствует себя ваш муж?
— Намного лучше, спасибо. — И добавила разочарованно: — Так вам нужен Стивен?
— И миссис Марбург.
— Они в библиотеке. Сейчас скажу им, что вы здесь.
— Не беспокойтесь. Я знаю, где это.
Она осталась стоять у дверей своего дома, как чужая. Идя по основательно построенному зданию, похожему на учреждение, я вдруг догадался, почему Хэккет женился на девушке из другой страны. Он не хотел, чтобы его распознали.
Дверь в библиотеку была закрыта. До меня донесся из-за нее голос, женский голос, и когда я приник ухом к ее дубовой поверхности, то узнал голос Лорел Смит. Волосы у меня на голове встали дыбом, а сердце заколотилось от сумасшедшей мысли, что Лорел жива.
Я был на грани срыва, как альпинист, завершающий длительное восхождение: перевернутое восхождение вниз, в прошлое. Затаив дыхание и без того еле дыша, я плотно прижался к двери.
— Спасибо, миссис Липперт, — говорил голос Лорел. — Хотите расписку?
— В этом нет надобности, — ответил голос другой женщины. — Я заберу чек из банка.
— Выпьете немного?
— Нет, спасибо. Мужу не нравится, когда он приходит домой, а от меня пахнет спиртным.
— Водку не почувствуешь, — сказала Лорел.
— Он все учует. Нюх у него, как у собаки-ищейки. Спокойной вам ночи.
— Смотрите, осторожнее.
Дверь закрылась. Лорел начала мурлыкать старую песенку о чьем-то свисте в темноте. Должно быть, она ходила по квартире, потому что голос ее то затихал, то опять становился громким.
Я начал потихоньку поворачивать ручку двери. Раздался голос Рут Марбург:
— Кто там?
Мне пришлось войти, улыбаясь. Миссис Марбург сидела у телефона. Револьвера видно не было.
Хэккет сидел за столом, на котором стоял магнитофон. Улыбка на его избитом лице выглядела так же отвратительно со стороны, как я ощущал свою собственную внутренне. Он выключил магнитофон, и пение Лорел оборвалось.
— Миссис Хэккет сказала мне, где найти вас. Надеюсь, я не помешал.
Хэккет начал было говорить, что нет, но его перебила миссис Марбург:
— По правде говоря, помешали. Мы с сыном прослушиваем старые семейные записи.
— Ничего, продолжайте.
— Вам это будет неинтересно. Они полны трогательной ностальгии по прошлому, но только для членов нашей семьи. — Голос ее стал неприятно резким: — Вам что-нибудь нужно?
— Я приехал сообщить вам окончательные результаты расследования.
— Сейчас не вполне удачное время. Приезжайте завтра, хорошо?
— А мне бы хотелось послушать, что мистер Арчер хочет сообщить нам, — Хэккет неловко посмотрел на мать. — Раз уж мы платим такие деньги, то хотя бы послушаем, за что.
— Я бы предпочел послушать, что скажет Лорел.
Миссис Марбург захлопала наклеенными ресницами.
— Какая еще Лорел?
— Жена Джаспера. Вы только что слушали ее. Давайте послушаем вместе.
Миссис Марбург подалась вперед и настоятельным тоном проговорила:
— Закройте за собой дверь. Я хочу поговорить с вами.
Я закрыл дверь и прижался к ней спиной, глядя на них обоих. Миссис Марбург тяжело встала с кресла, опираясь на подлокотники. Хэккет потянулся к магнитофону.
— Не прикасаться!
Его рука застыла над клавишами, затем он убрал ее. Миссис Марбург подошла вплотную ко мне.
— Значит, покопались в грязном белье и думаете повысить свою ставку? Здорово же вы заблуждаетесь. Если не будете вести себя должным образом, угодите прямехонько в тюрьму этой же ночью.
— Кое-кто уж точно угодит.
Она приблизила ко мне лицо, едва не касаясь меня.
— Мы с сыном покупаем таких, как вы, по пяти центов за штуку. Дата на том чеке, что у вас, отсрочена. Неужели вы настолько глупы, что не понимаете, что это означает?
— Это означает, что вы не уверены, купили вы меня за те деньги или нет. Никто не продается в наши дни. — Я достал чек Кита Себастьяна и показал ей. — Себастьян отдал мне это.
Она выбросила вперед руку, пытаясь вырвать у меня чек. Я резко отстранился и убрал его.
— Не протягивай руки, Этта.
Несмотря на густой слой косметики, все лицо ее передернуло от злости.
— Не сметь называть меня таким именем. Меня зовут Рут. Она подошла к своему креслу. Но вместо того, чтобы сесть в него, она резко выдвинула ящик телефонного столика. Я рванулся к ней, прежде чем она успела навести револьвер, снятый с предохранителя, и выхватил его у нее из рук. Отскочив назад, я повернулся к Хэккету. Он уже встал со стула и наступал на меня. Стрелять мне, однако, не пришлось. Он попятился назад, довольно нехотя, к столу, за которым сидел только что.
— Прочь от стола, Хэккет! Сядь-ка от него подальше, вон там, рядом с матерью.
Он пересек комнату, прислонился спиной к полному собранию сочинений Диккенса, затем сел на высокий трехступенчатый табурет в углу, словно истукан. Миссис Марбург постояла, словно еще желая оказать мне сопротивление, но в конце концов опять опустилась в кресло.
Я сел на стул, на котором минутой раньше сидел ее сын, и включил магнитофон. Записывающая аппаратура Флейшера, очевидно, включалась автоматически, реагируя на любые шумы: звук шел непрерывно без длительных перерывов и пауз.
Вслед за пением Лорел послышались булькающие звуки, по которым можно было определить, что она наливает себе выпить, затем — еще более длительное бульканье, свидетельствующее о том, что она решила выпить.
Она напевала песенку на свои собственные слова с припевом «Дэви-Дэви-Дэви».
Открылась дверь ее квартиры, и вошел сам Дэви.
— Здравствуйте, Лорел.
— Называй меня мамой.
— Это будет неправильно. Э-э, не надо меня целовать.
— Я имею на это право. Разве я не отношусь к тебе, как мать?
— В последнее время — да. Иногда я спрашиваю себя, почему.
— Потому что я и есть твоя мать. Руку даю на отсечение!
— А может, голову?
Она вскрикнула «Ах!», словно он нанес ей удар кулаком.
— Нехорошо так говорить. Я не имею никакого отношения к убийству твоего отца.
— Но вы знаете, кто убил его на самом деле.
— Я же сказала тебе вчера вечером, что это был молодой человек, бородатый битник.
— В те годы битников еще не было, — с упрямым недоверием возразил ей Дэви.
— Называй его, как хочешь, но он был именно такой.
— А кто это был?
Поколебавшись, она ответила:
— Я не знаю.
— Тогда почему вы покрывали его?
— Я не покрывала.
— Неправда. Вы заявили Флейшеру и на допросах, что погибший — не мой отец. А мне сказали, что отец. Либо вы лгали им тогда, либо лжете мне сейчас. Так когда же и кому именно?
Лорел сказала тихим голосом:
— Не надо со мной так, Дэви. Я не лгала ни тогда, ни теперь. Человек, которого задавило поездом...
Миссис Марбург застонала так громко, что я не расслышал конца фразы. Она начала говорить, и я выключил магнитофон.
— Мне что, так и придется сидеть здесь всю ночь и слушать эту сентиментальную тягомотину?
— Это — семейные записи, — возразил я, — они полны трогательной ностальгии по прошлому. Ваш внук и его мать мирно беседуют о том, что случилось с вашим сыном. Разве вы не хотите узнать, что с ним случилось?
— Чепуха! У меня только один сын.
Она повернулась к Хэккету, сидящему в углу, и оскалила зубы, что, вероятно, должно было означать материнскую улыбку. Он неловко заерзал при виде такого проявления материнских чувств. Потом опять заговорил, тщательно подбирая слова:
— Нет смысла притворяться, мать. О Джаспере он легко может узнать. Думаю, что уже узнал. Я также думаю, что мне пора во всем чистосердечно признаться.
— Не будь дураком!
— Чистосердечно признаться в чем? — уточнил я.
— В том, что я убил своего брата по матери Джаспера Блевинса. Если вы дадите мне возможность объяснить случившееся тогда, то вы, по-моему, будете смотреть на это дело иначе. Разумеется, ни один суд присяжных не признает меня виновным.
— Не будь таким самоуверенным, — сказала ему мать. — Я тебе говорю, что ты совершаешь крупную ошибку, если доверяешь этому сукиному сыну.
— Мне приходится кому-то доверять, — ответил он ей. — А этот человек спас мне жизнь. Кстати, я не согласен с тобой, что нам следует отменить оплату его чека. Эти деньги он заработал.
Я прервал его:
— Вы собирались рассказать мне, как вы убили Джаспера.
Он набрал полную грудь воздуха.
— Позвольте начать с того, почему я его убил. Джаспер застрелил моего отца. Я был очень близок с отцом, хотя и не видел его много лет. Я жил в Лондоне, изучал экономику, чтобы со временем взять управление всем нашим бизнесом в свои руки. Но отец был в расцвете лет, и я думал, что ему еще жить да жить. Когда я получил известие о его убийстве, я стал готов на все. Я еще был очень молод, двадцать с небольшим. Прилетев домой, я окончательно решил разыскать убийцу.
Хэккет говорил, как по написанному, и поэтому в правдивость и искренность его слов было трудно поверить.
— И как же вы его разыскали?
— Это оказалось очень просто. Я узнал, что Джаспер поссорился с отцом.
— Кто сказал вам?
Он посмотрел на мать. Она сделала жест ладонью, словно отстраняя его от себя.
— Меня сюда не приплетай. Послушайся моего совета, заткнись сейчас же.
— Чего вы опасаетесь, миссис Марбург?
— Тебя, — ответила она.
Хэккет продолжал со слабым подвыванием в голосе.
— Я хочу закончить. Узнав, что Джаспер с женой на ранчо, я отправился туда. Это было через два или три дня после того, как он убил отца. Я бросил это обвинение ему в лицо. Он схватил топор и кинулся на меня. К счастью, я оказался более сильным или более везучим. Я вырвал топор у него из рук и проломил ему череп.
— Значит, это вы были тем бородатым?
— Да. Отпустил бороду, когда учился в Лондоне.
— И Лорел находилась там, когда вы убили Джаспера?
— Да, все произошло у нее на глазах.
— А ребенок, Дэви?
— Он тоже был там. Вряд ли я могу винить его за то, что он сделал со мной. — Хэккет потрогал свои вздутые губы и бесцветные глаза.
— Что произошло между вами и Дэви?
— Как вы знаете, досталось мне от него здорово. Сначала он хотел положить меня под колеса поезда. Потом передумал и заставил показать ему, как проехать к ранчо. Видимо, он пытался воссоздать случившееся тогда и заставил меня признаться в том, что я рассказал сейчас вам. Жестоко избил меня. Говорил со мною так, словно намеревался убить меня, но затем опять передумал.
— Вы сказали ему, что являетесь его отцом, настоящим отцом?
Хэккет не мог скрыть удивления, искривив уголок рта и прищурив один глаз. Это походило на слабый приступ паралича.
— Да, сказал. Я — его отец.
— И что было после того, как сказали?
— Он размотал пластырь у меня на руках и ногах. Мы поговорили. Больше говорил он. Я пообещал дать ему денег и даже признать его своим сыном, если он добивается именно этого. Но его интересовало главным образом то, как докопаться до истины.
— То есть, до того, что Джаспера убили вы?
— Да. Он совсем не помнил меня. В его памяти не сохранилось решительно ничего.
— Мне не совсем ясно, — сказал я. — По-вашему выходит, что вы убили Джаспера, находясь в состоянии самообороны. И даже без этого я согласен с вами в том, что ни один суд присяжных не признал бы вас виновным: ведь вы совершили непредумышленное убийство. Для чего же было все скрывать и пускаться на такие сложности, чтобы избавиться от тела?
— Это делал не я, а Лорел. Вероятно, она чувствовала себя виноватой за нашу связь в Техасе. Признаю, что и я считал себя виноватым — и за это, и за все остальное. Не забывайте, что Джаспер был моим братом. Я чувствовал себя Каином.
Возможно, он чувствовал себя Каином когда-то давным-давно, но сейчас в его голосе я ощущал только фальшь. Его мать заерзала в кресле и опять вступила в разговор:
— Болтовня обходится дорого. Ты еще не понял этого? Хочешь, чтобы этот сукин сын сожрал тебя потом с потрохами?
Внимательно посмотрев на меня, Хэккет ответил ей:
— Я не верю, что мистер Арчер — шантажист.
— Черт возьми, конечно, он не станет называть это шантажом. Он и ему подобные называют это расследованием или установлением личности преступника или «ты — мне, я — тебе». Купим ему многоквартирный доходный дом, чтобы жил — не тужил, да еще здание под его контору, чтобы было, где хранить свои досье на нас, и чтобы отчислял нам по пять центов с каждого доллара дохода. — Она резко встала. — Ну, сколько сдерешь на этот раз, ты, сукин сын?
— Перестань употреблять такие выражения, Этта. Они разрушают трогательный материнский образ. Я уже думал, откуда это дом у Лорел, и откуда — у твоей матери.
— Оставь мою мать в покое, она здесь ни при чем. — Похоже, я задел миссис Марбург за живое. — Ты что, говорил с Элмой?
— Немного. Ей известно гораздо больше, чем ты думаешь.
Впервые за все время нашего знакомства в глазах миссис Марбург блеснул страх.
— Что известно?
— Что Марка Хэккета убил Джаспер. И думаю, она считает, что его руку направляла ты.
— Черта с два — я! Джаспер сам до этого додумался.
Миссис Марбург допустила крупную ошибку, проговорившись, и сразу поняла это. От глаз выражение страха начало расходиться по всему лицу.
— Джаспер сказал тебе, что это он убил Марка? — спросил я.
Она взвешивала долговременные последствия своего ответа и наконец ответила:
— Не помню. Это было очень давно, и я была в ужасном состоянии.
— Ну, раз не помнишь, что поделаешь. Может быть, пленка вспомнит. — Я протянул руку к магнитофону, намереваясь нажать клавишу воспроизведения.
— Обожди, — остановила меня миссис Марбург. — Сколько возьмешь, чтобы прекратить все прямо сейчас? Просто чтобы уйти отсюда и забыть про нас? Сколько?
— Я еще не обдумывал этот вопрос.
— Обдумай сейчас. Предлагаю тебе один миллион долларов. — Задержав дыхание, она добавила: — Свободные от налогов. Ты мог бы жить, как король.
Подняв голову, я осмотрелся вокруг.
— Так, что ли, живут короли?
Хэккет проговорил со своего табурета, на котором он восседал, словно истукан:
— Бесполезно, мать. Наше предложение обернется против нас же самих. Лучше прекратим с ним вообще разговаривать, как ты сказала.
— Ты слышишь меня? — повторила миссис Марбург. — Миллион без уплаты налогов. Это наше последнее слово. Тебе ничего не нужно делать для этого. Просто взять и уйти.
Хэккет пристально наблюдал за выражением моего лица.
— Напрасно тратишь время, — сказал он ей. — Ему нужны не наши деньги. Ему нужна наша кровь.
— Замолчите оба. — Включив магнитофон, я прокрутил пленку немного назад и опять услышал голос Дэви:
— ...либо лжете мне сейчас. Так когда же и кому именно?
Затем тихий голос Лорел:
— Не надо со мной так, Дэви. Я не лгала ни тогда, ни теперь. Человек, которого задавило поездом, действительно был твоим отцом.
— Вчера вечером вы говорили другое. Говорили, что мой отец — Стивен Хэккет.
— Так и есть.
Я посмотрел на Хэккета. Он напряженно вслушивался, не сводя глаз с моего лица. Его собственное лицо странным образом осунулось, а черты заострились. Презрительный взгляд сменился выражением застывшего ледяного одиночества.
Дэви сказал:
— Не понимаю.
— Я и не хочу, чтобы ты понимал. Не хочу ворошить прошлое.
— Но я должен знать, кто я, — произнес он дрожащим голосом. — Должен, для меня это важно.
— Зачем это тебе? Ты — мой сын, и я люблю тебя.
— Тогда почему не хотите сказать, кто был мой отец?
— Я тебе сказала. Разве не можем мы остановиться на этом? Мы только навлечем на себя беду.
Послышался звук открываемой двери.
— Куда же ты? — спросила Лорел.
— Меня моя птичка заждалась. Извиняюсь.
Дверь закрылась. Лорел всплакнула, потом налила себе еще. Зевнула. Слышно было, как она стелила постель, закрывала двери комнаты. Доносился шум машин на улице.
Я прокрутил ленту вперед и услышал собственный голос:
— ... прямо как адвокат, из тех, что хлебом не корми, дай только языком почесать.
Мне возразил голос Лорел:
— Дэви этим не ограничивается. Он не только говорит. И не из таких, кто любит язык почесать. Он серьезный парень.
— В чем же он серьезный?
— Хочет вырасти, стать настоящим человеком и приносить пользу людям.
— По-моему, он просто-напросто дурачит вас, миссис Смит, — слушал я свой странный голос, говоривший эти слова так давно.
Я опять прокрутил пленку вперед и услышал уже знакомый звук открываемой входной двери. Лорел спросила:
— Чего ты хочешь?
Ответа не последовало. Донесся только звук закрываемой двери. Затем — голос Хэккета:
— Хочу знать, с кем ты говорила. Вчера вечером мне позвонили по телефону...
— Дэви?
— Джек Флейшер. Кто такой Дэви, черт возьми?
— Разве ты не помнишь, Джаспер? — спросила Лорел.
Вслед за ударом по чему-то мягкому послышался вздох Лорел, затем раздались еще удары, пока вздохи не перешли в хрипение. Я наблюдал за человеком, называющим себя Стивеном Хэккетом. Он сидел, застыв на своем табурете. Казалось, доносящиеся до него звуки возбуждают его, перенося мысленно в квартиру Лорел. Я нарушил молчание:
— Чем ты бил ее, Джаспер?
Он выдохнул из груди воздух, слегка подвывая. Даже его мать отвела от него глаза. Я переадресовал вопрос ей:
— Чем он бил ее?
— Ради бога, ну откуда же мне знать?
— Сразу же после этого он поехал к тебе. Возможно, у тебя в доме он и избавился от орудия преступления. Но думаю, что прежде всего он нуждался в моральной поддержке. Когда в тот день он вернулся сюда, домой, он привез с собой тебя.
— Это еще не значит, что я несу ответственность.
— Нет, несешь. Нельзя извлекать выгоду из убийства и не нести за него хотя бы часть вины.
— Я не знала, что он убил Лорел, — с нажимом повторила она.
— Но знала, что он убил Марка Хэккета. Не так ли?
— Узнала потом.
— Почему же не заявила в полицию?
— Он мой сын, — ответила она.
— Стивен тоже был твоим сыном. Но в его случае твой материнский инстинкт не сработал. Ты сговорилась с Джаспером убить Стивена, с тем чтобы Джаспер занял его место.
Она с ужасом посмотрела мне в глаза, словно правда о содеянном ею и сыном открылась ей только сейчас, спустя пятнадцать лет.
— Как я могла совершить такое?
В ее устах это предложение прозвучало как отрицание, но облечено оно было в форму вопроса. И я ответил на него:
— Ты оказалась перед катастрофой. Марк Хэккет узнал о твоей связи с Сидни Марбургом. Он собирался развестись с тобой, лишив тебя всех источников дохода. Убийство Марка само по себе не очень-то помогло бы тебе. Все его состояние переходило к Стивену. Поэтому умереть должен был и Стивен.
В Калифорнии Стивена никто не знал. Несколько лет его не было в стране, а когда он уехал в Европу, вы еще жили в Техасе. Но у твоего любовника, Сида, было острое зрение, и поскольку ты хотела избежать необходимости убирать и его, ты отправила его в Мексику на «переходный» период. Мельком Сид увидел Стивена с бородой, когда тот прилетел из Англии.
Обманным путем ты направила Стивена на ранчо, где его поджидал Джаспер. Смерть Стивена давала Джасперу гораздо больше, чем только деньги. Внешность брата была отличным прикрытием для убийства Марка Хэккета. Джаспер убивает Стивена и сбривает ему бороду. — Я посмотрел мимо миссис Марбург на ее сына. — Ты ведь был одно время парикмахером, так, Джаспер?
Он смотрел на меня глазами пустыми, словно глазницы у истлевшего черепа. Я продолжал, обращаясь к нему:
— Ты оставил там Лорел, чтобы она ввела в заблуждение полицию и правосудие, а сам вернулся сюда и занял место своего брата. Особой сложности в этом не было, раз сама мать могла при необходимости поручиться за тебя. Могу предположить, что самым сложным для тебя было научиться подделывать подпись брата. Но ведь ты был еще немного и художником. Ты был немного едва ли не всем. Но свое подлинное призвание ты нашел в качестве мошенника и убийцы.
Сидящий в углу человек плюнул в меня и промахнулся. Его роль богатого и преуспевающего везунчика исчерпала себя. Этот дом, набитый книгами и картинами, больше ему не принадлежал. Он вновь оказался сыном Альберта Блевинса, одиноким в пустом пространстве.
— На протяжении четырнадцати-пятнадцати лет, — продолжал я, — не произошло ничего особенного, что могло бы поставить под угрозу твое благополучие. Уединившись, ты спокойно жил, выработал у себя вкус к хорошим картинам, съездил посмотреть Европу. Даже набрался смелости стать двоеженцем, вступив во второй брак.
Вне всякого сомнения, ты откупался от Лорел все эти годы. Ты и впрямь был многим ей обязан за то, что она выгородила тебя и пустила Джека Флейшера по ложному следу. К несчастью для тебя, ей стало одиноко: ведь, кроме небольшой суммы денег, никто и ничто не могло скрасить ее одиночества. К тому же она испытывала угрызения совести от того, что бросила своего ребенка.
В конце концов она решилась сделать шаг навстречу Дэви. Этого было достаточно, чтобы насторожить Джека Флейшера. Уверен, что он с самого начала подозревал вас обоих. Выход в отставку развязал ему руки. Он начал прослушивать квартиру Лорел и докапываться до всего остального.
Из магнитной записи мы знаем, что произошло потом. Флейшер позвонил тебе. Ты заставил Лорел замолчать. Позже тебе выдался шанс заставить замолчать и Флейшера. Не хочешь сам об этом рассказать?
Хэккет ничего не ответил. Он наклонился вперед, положив руки на колени. Я продолжал:
— Нетрудно представить, как все произошло. Дэви поверил, что нашел отца и что настоящая жизнь у него только начинается. Он отложил обрез и развязал тебя. Ты схватил обрез и стал вооружен. Но Дэви удалось убежать.
Джек Флейшер был старше и не столь проворен. А может, он оцепенел от такого неожиданного столкновения. Узнал ли он тебя, Джаспер, и понял ли за мгновение до смерти, кто стреляет в него? Во всяком случае, теперь это знаем мы. Ты убил Флейшера, а обрез зашвырнул в поток. Затем сделал вид, что лежишь без сил и ждешь помощи.
— Ты не сможешь ничего этого доказать! — крикнула миссис Марбург.
Но ее сын был явно иного мнения на этот счет. Соскользнув с табурета, он попытался броситься на меня, неуклюже и почти без желания медленно подбегая ко мне, сосредоточив взгляд на своем револьвере в моей руке.
У меня было время решить, куда стрелять. Если бы мне нравился этот человек, я мог бы сейчас же убить его. Я, однако, выстрелил ему в правую ногу.
Он упал у кресла матери, со стоном схватив ее за колено. Но та даже не отвела руки, чтобы успокоить его. Она сидела и смотрела на него сверху вниз так, как, в моем воображении, самые отъявленные негодяи взирают на тех, кого считают ниже себя, боясь лишь за собственную шкуру.
На гром выстрела в дом вбежал Обри. Он арестовал обоих по подозрению в сговоре с целью совершения убийства.
Некоторое время спустя я с трудом продирался сквозь толпы цветущих молодых людей, фланирующих по ночному Стрипу, потом поднимался по лестнице в свой офис. Холодная жареная курица с изрядной порцией виски оказалась вкуснее, чем я ожидал.
Для укрепления нервной системы я выпил еще одну рюмку. Затем достал из сейфа чек миссис Марбург. Порвав его на мелкие кусочки, я швырнул это желтое конфетти из окна. Оно полетело вниз — на стриженых и волосатиков, на придурков и наркоманов, на уклоняющихся от призыва в армию и охотящихся за деньгами, на жизнелюбов и нытиков, на идиотов-святош, рецидивистов-уголовников и глупых девственниц.