Бренна неожиданно для себя оказалась на поляне. Она глубоко вдохнула сырой пьянящий аромат реки Шаннон. Легкий бриз трепал ветки тополей, растущих ни берегу. Эти тополи напоминали ей трех старых дев, опустивших в воду ноги. Бренна растянулась на плоском, сером, с пестрыми вкраплениями, валуне, свесив ноги в шумящий поток. Солнечный свет проникал сквозь листву, тепло и ласково целуя ее щеки. Девушка закрыла глаза и решила — пусть умиротворенность этого уединения наполнит ее до краев.
Рядом кто-то принялся насвистывать веселую мелодию, и Бренна открыла глаза. Она села, пытаясь увидеть, кто это.
Это оказался Муртог, старый церковный сторож аббатства. Согнутый от старости, с морщинистой шеей, он напоминал ей древнюю черепаху. Муртог был единственным мужчиной в монастыре, который не давал обета безбрачия. Хотя, подумалось Бренне, в таком возрасте об этом вряд ли стоило беспокоиться.
— Боже, это ты, сестра, — сказал Муртог, борясь с тяжелым мешком за спиной.
Захваченная врасплох, Бренна поспешно подобрала под длинную тунику голые ноги. Она как раз собиралась ответить на приветствие старика, как заметила, что мешок за его спиной двигается, как живой. До ее ушей доносились приглушенные крики.
— Что там? — спросила Бренна.
— Кошка вчера родила. Там котята. Мы их нашли по писку, — сказал церковный сторож, тряхнув поседевшей головой.
Когда старик поставил мешок и открыл его, из него буквально вырвался голодный плач котят. Муртог засунул скрюченную руку в мешок и кого-то погладил там.
— Я позабочусь о них, — хриплым каркающим голосом сказал церковный сторож и добавил: — Как могу… Жизнь — это страдание.
Затянув мешок, он произнес:
— Единственный способ уберечь их от страданий — это утопить.
С этими словами Муртог поднял мешок и, раскрутив над головой, бросил в воду.
Но прежде чем мешок с котятами упал в воду, Бренна вдруг отчетливо услышала в мяуканье крик ребенка. Не-е-е-т! — вырвалось у нее.
Она потянулась и попыталась поймать мешок. Но нога Бренны соскользнула, и девушка оказалась в воде. Вода заливала нос. Бренна начала барахтаться, пытаясь нащупать ногой опору, как внезапно почувствовала, что кто-то крепко держит ее за шею.
Ее горло сжимала костистая рука старика. Сквозь воду до нее доносился его гулкий каркающий голос.
— Мы должны утопить их, — повторял он, удерживая голову девушки под водой.
Но почему! Ведь он был ее другом. Бренна отчаянно боролась, чувствуя, что ее легкие вот-вот лопнут. В мутной воде она почти ничего не видела. И вот последний драгоценный воздух пузырями сорвался с ее губ. В глазах совсем потемнело. Девушка почувствовала, как ее душа оставляет тело, уносясь с потоком воды.
Бренна судорожно вдохнула.
Воздух, ворвавшийся в ее легкие, был слаще самого сладкого плода из монастырского сада. Дернувшись всем телом, Бренна проснулась окончательно. То, что она сейчас дышала, как ничто другое, доказывало, что все это уже наяву. Она сидела на кровати и наслаждалась воздухом. Ее носа достиг слабый дымок.
Страшные сны все больше одолевали Бренну. Она потрясла головой, пытаясь рассеять остатки ночного кошмара, похлопала руками по ушам. Ей казалось, что она все еще слышит крик ребенка. Бренна закрыла глаза и до боли закусила нижнюю губу, зажимая уши руками.
Открыв глаза и опасливо опустив руки, она прислушалась. До ее слуха доносились лишь мерное капанье легкого летнего дождя через дымовое отверстие и песня жаворонка.
За ночь сосновые поленца прогорели, и об очаге напоминал лишь легкий аромат. Сквозь дымоход Бренна видела жемчужно-серое предрассветное небо.
С другой стороны очага Бренна увидела мужа. Йоранд спал к ней спиной, словно даже случайный взгляд на нее был для него неприятен.
Она смотрела, как его спина мерно расширялась при каждом вздохе. С болью в сердце она вспоминала жесткий взгляд его глаз. Бренна знала, что Йоранд имел право сердиться на нее, но своей вины она не чувствовала. Если бы она позволила ему взять ее первой же брачной ночью, та растущая в ее душе нежность была бы разрушена навсегда.
Если он возненавидит ее за отказ, она готова принять это. Его ненависть была ей даже странным образом желанна, если бы только она не заставляла ее саму ненавидеть его.
Бренна дрожала от холода. Выскользнув из кровати, она надела тунику. Попробовала расчесать волосы, но они спутались настолько, что все было безнадежно. Прокричал петух.
Скоро завертится день. Шумные и любопытные матроны набегут, чтобы взглянуть на брачное ложе. Чувствуя прилив паники, Бренна взглянула на кровать. Покрывало было девственно чистым, только немного помятым. Оказалось, она спала на своей половине, не рискуя пересекать ту незримую черту, за которой должен был лежать Йоранд.
Бренна стянула простыню, скрутила из нее шарик и покатала его ногой. Когда она раскрутила сверток и застелила кровать, у нее уже был более соответствующий ситуации вид.
Однако никаких следов крови на простынях не было. Воображение уже рисовало Бренне тот позор, который она уготовила не только себе, но и своему мужу.
Нормандец спал. Бренна надеялась, что ей удастся уладить проблему самой, ничего не сказав ему.
Она залезла в груду одежды нормандца и с облегчением увидела кинжал, который он всегда носил с собой. Встав над кроватью, Бренна пригладила простыню, затем размотала повязку на руке и взяла кинжал. Все, что ей было нужно, — это пара капель крови. Если бы только удалось расковырять рану…
Внезапно крупная рука нормандца легла на ее тонкое запястье. Обернувшись, она увидела перед собой лицо Йоранда.
— Что вы задумали?! — спросил он, подозрительно щуря глаза.
— Я… — начала Бренна, понимая, что сказать ничего не может. Она обманула его в их свадебную ночь. Как же она могла признаться ему, что собирается создать иллюзию потерянной невинности.
Пальцы Йоранда напряглись, и кинжал выпал из руки.
— Вы делаете мне больно, — захныкала она.
— Это наименьшее из того, что вы хотели сделать с собой, — ответил нормандец, отпуская руку девушки и забирая кинжал, который он тут же уложил в ножны и бросил обратно в груду одежды. Бренна готова была поклясться, что она видела огонь в глазах Йоранда. Этот огонь угасал на глазах. Нормандец устало опустился на кровать и отвернулся от нее.
— Бренна, я знаю, что вы не можете переносить меня, — неожиданно тихо и спокойно сказал он. — Но вы не можете покончить с собой, лишь бы только не видеть меня. Обещаю, я больше не побеспокою вас.
У Бренны перехватило дыхание, в горле застрял комок. Она протянула руку, чтобы прикоснуться к плечу мужа, но не прикоснулась.
«Может быть, так и лучше», — обреченно подумала Бренна. Если Йоранд думает, что она ненавидит его, то, наверное, и не стоит рассказывать ему истинную причину ее отказа. В свою тайну она не посвятила никого, кроме отца, так мучительно больно ей было рассказывать об этом. Бренна и сама не верила, что у нее хватит сил рассказать об этом кому-то еще.
— Я благодарна вам, — сказала Бренна дрожащим голосом. Она опустилась на кровать, боясь прикоснуться к нормандцу.
Он сидел, опустив плечи и бессильно упираясь локтями в колени. Бренне так хотелось подарить ему комфорт супружеского ложа, но боль, которая ждала ее, останавливала. Бренна внезапно поняла, что она любит его, что именно его она ждала всю свою жизнь, если бы не…
Бренна также не хотела, чтобы между ними была завеса лжи.
— Вы не так поняли меня, — шепотом призналась она. — Я не хотела заколоть саму себя. Только Богу решать, когда мы покинем этот мир. Разве отец Михаил не говорил при крещении, что сама эта мысль смертный грех?
— А какие положения вашей веры священник не упоминал? — спросил Йоранд, все еще разглядывая каменную плиту под ногами. — В чем я еще не прав?
— Я не ненавижу вас, Йоранд, — сказала Бренна. — Это мое… личное.
Хмуро сдвинув брови, Йоранд искоса посмотрел на Бренну:
— Я не понимаю вас, но хочу понять.
Нормандец откинулся на кровать, прикрывая глаза рукой.
— Вчера вечером, пока не заснул, я много думал. Много… Этот пол не столь мягок, знаете ли.
Бренна почувствовала приступ вины за то, что заставила Йоранда спать на холодном камне. Он посмотрел из-под руки и произнес:
— Вы ведь хотели меня вчера вечером, по крайней мере вначале. Я просто уверен в этом. Что вдруг случилось?
— Это не ваша вина, — ответила Бренна. — Вы ничего такого не сделали.
— Тогда что случилось? — спросил Йоранд. — Все эти несколько недель я часто видел вас. Вы злы на язык, как я уже убедился, жестоки.
Йоранд сел на кровать и наклонился к девушке:
— Вы любите другого, и это помешало вам отдаться мне?
— Нет, — вздохнула Бренна. — Это не любовь, а жажда… смерти.
— Я не спрашивал об этом, но узнал. Кто он?
— Как и вы, нормандец, — со страданием в голосе ответила девушка. — Я не знаю его имени, да и не хочу знать. Вы тогда неправильно меня поняли. Я не хотела рассказывать, но сейчас вижу, что должна рассказать вам все.
С рыданием она закрыла лицо руками.
Внезапно Бренна поняла, что Йоранд разглаживает ее волосы, распутывая локоны и напевая что-то по-норвежски. Эту песню она слышала, когда он ухаживал за лошадьми.
— Расскажите мне, — попросил он.
— Это только моя вина, — всхлипывая, сказала Бренна. — Во всем виновата моя гордыня. Отец Михаил научил меня читать и писать, а когда я вместе со старшей сестрой Синид поехала в монастырь Клонмакнойз, то надеялась в спокойствии проводить там дни в огромной библиотеке.
Йоранд озадаченно нахмурился, а Бренна продолжила:
— Они не позволили мне работать в скрипториуме, помещении для переписки рукописей. Сказали, что женщина недостойна освящать рукописи. В монастыре это доверяют только монахам. Аббат решил, что мне лучше вычищать полы в помещениях. — Подбородок Бренны дрожал. — Я не повиновалась аббату и после вечерни убежала из монастыря. Идя вдоль берега реки, я встретила нормандца. Теперь я догадываюсь, что мне очень повезло, что он был один. — Она дрожала всем телом. — Я попыталась кричать, но это не помогло. Я повернулась и начала убегать, но он побежал за мной. Уже на дорожке я встретила сестру Синид, которая хватилась меня. Она знала, что иногда я спускаюсь к реке. Мы побежали вместе. Нормандец схватил меня. Я пыталась сопротивляться, но он был очень силен.
Неспособная продолжать, Бренна закрыла рот ладонью. Она почувствовала, как Йоранд обнял ее, мягко прижимая к груди ее голову. Бренна продолжила рассказ:
— Синид, как волчица, прыгнула ему на спину, царапая и кусая его. Нормандец отпустил меня и схватил ее. «Беги», — крикнула мне сестра, и я побежала. Какой позор! — Она опустила голову. — Я, должно быть, потеряла рассудок. Что-то я никак не могу вспомнить, а другое не получается забыть.
Бренна закусила губу. Ей снова слышались крики сестры. Тогда она сидела в кустах, бессильная что-либо сделать.
— Слава Богу, — продолжила рассказ девушка, — я упала в обморок. Когда я очнулась, то увидела Синид на берегу одну. Корабль, полный нормандцев, отплывал, от берега, уже скрываясь за излучиной реки.
С тех пор ей, Бренне, никогда не забыть ярко-красный нормандский парус, не забыть цвет крови, в которой были бедра ее сестры…
— В этом нет твоей вины, — сказал Йоранд, крепче обнимая ее.
— Как нет? Если бы не я, она не оказалась бы в опасности, — все еще дрожа, виновато ответила Бренна, — Но если бы не ее храбрость, то жертвой стала бы я. Я должна была стать жертвой.
Признаться в этом было самым ужасным, но Бренна больше не могла носить это в себе. Ведь даже отец не шал многое из того, что она рассказала сейчас.
— Я не могу уничтожить твое прошлое, Бренна. Мне бы свое вспомнить, — наконец сказал Йоранд. — Так что же случилось?
— Что вы имеете в виду?
— Все просто, ты не хочешь быть моей женой, — сказал нормандец, все еще не отпуская девушку, но как-то равнодушно расслабляя руки. — Я вижу, что не мил, и не хочу принуждать тебя.
— Вы хотите при всех объявить, что брак разорван? — с ужасом спросила девушка, понимая, какой это позор для нее — вот так вот быть выставленной после первой брачной ночи.
— Нет, я… — замялся Йоранд. — Я не знаю, что вы хотите, чтобы я сделал.
Он задумчиво смотрел вперед. Йоранд хотел уплыть отсюда.
— Вы боитесь, что если мы разорвем брак, то король не отпустит вас?
Йоранд пожал плечами:
— Есть немного.
— Мой отец может проявить твердость, если у него есть на то основания. Или он думает, что есть, — допустила Бренна.
Брайан у-Ниалл старался быть доброжелательным королем, но, как и всякий король, был способен потребовать смерти первенца предводителя другого клана и добиться этого. Бренна не один раз слышала о его свирепости в сражении и вспоминала, как в гневе сверкают его глаза. Несомненно, эти рассказы чистая правда. Стоит Йоранду публично унизить Бренну, как он в ту же минуту умрет. Бренна не хотела этого.
— Я знаю, как важна вам свобода, и не стала бы удерживать вас здесь насильно.
— Что вы предлагаете? — спросил Йоранд.
Бренна осторожно взяла его руку:
— Никто же не знает, что было между нами.
— Или не было, — не удержался от шутки нормандец.
— Да, — признала Бренна, — Но в глазах людей мы муж и жена. Разве мы не можем продолжать играть дальше? Когда-нибудь вы обретете свободу, а я буду носить ваше имя. Вы же не согласитесь носить имя такого трусливого человека, как я.
— По крайней мере, в течение одного года и одного дня, — сказал нормандец, посматривая на повязку на руке.
— Да, — согласилась она.
За стеной хижины они уже слышали хлопанье дверей, кашель. Начинали расходиться гости.
— Они скоро придут, — сказала Бренна.
— Кто?
— Те, кто будет проверять, настоящий наш брак или нет. — Бренна умоляюще посмотрела на Йоранда. — Простыни в беспорядке. Все поверят.
Она уже рассказала Йоранду все самое тяжелое, и теперь ей предстояло малое.
— Когда вы меня поймали с кинжалом, я хотела оставить пятно на простынях. Я пыталась скрыть свой позор, — произнесла Бренна, устремив свой взгляд вдаль.
— Но это не ваш позор, Бренна, — сказал нормандец. Он пристально посмотрел ей в глаза и добавил: — Вы не хотели обмануть меня. Нет причин что-либо рассказывать, если только вы не хотите рассказать это.
Он выплевывал слова, словно они причиняли ему боль.
— Кто еще знает об этом? — спросил он.
— Только мой отец.
— Хорошо, — произнес нормандец, встал и раскрутил повязку на руке. Когда он раскрыл ладонь, рана открылась, и бусинки красной крови упали на простыню. Смазав центр простыни, он спросил: — Так нормально?
Бренна не смогла удержатся от слез. Она обидела его отказом, а он все равно защищал ее.
— Опять я благодарю вас, вы скрыли мой позор. Честь удовлетворена.
— Хоть что-то удовлетворено, — ответил он, безучастно глядя на девушку.