Он сумасшедший. Совсем бесстыдник. А у меня протестовать сил совсем нет. Только краснеть могу до самых пят и жмуриться…
Обычный душ превращается в чувственную пытку. Натан запирает меня своим нагим безупречным телом и сводит с ума неспешным купанием. Обильно поливает гелем мочалку и заставляет довериться его рукам.
— Ножки раздвинь, — тихий приказ в дрожь бросает. Мотаю головой, губу закусываю.
— Я сама могу, — голос в писк превратился, точно мышь какая-то.
— Не сомневаюсь, — усмехается муж, — но сейчас ты в моих руках. Давай, мой смелый Цветочек.
Судорожно втянув горячий воздух, раздвигаю конечности и впиваюсь пальцами в мужские плечи. Мыльные пальцы плавно ныряют между ног. Касаются нежно и неторопливо. Ласкают, отчего я дрожу всё сильнее.
Протяжный стон срывается с губ. Натан выпивает его, целует напористо и ближе подбирается, так что его вздымающаяся плоть в живот упирается.
Он ещё хочет. Не знаю, смогу ли я его принять, так как внизу немного ноет, саднит и тянет. Но мужчина отступает. И даже пальцы с промежности исчезают. Я некое разочарование ощущаю, глупость такая.
— Я тоже хочу! — выпаливаю, когда он убирает мочалку на полку и подталкивает меня встать под душевой напор. Натан бровь выгибает. Собравшись с мыслями, вскидываю голову: — Тебя помыть.
У мужчины глаза цвет меняют. Так необычно. Улыбка на губах расцветает, аж сердце на миг замирает. Кажется, я влюбляюсь бесповоротно и окончательно.
Мне вручают мочалку, щедро поливаю её гелем, и я с легкой неуверенностью касаюсь ключицы.
— Смелей, Мышонок, — подбадривает Натан, приобнимая за талию.
И я смелею. Мою моего мужа. Провожу по смуглой коже, не пропуская ни миллиметра. Шея, плечи, грудь. Осторожно провожу по рёбрам и мокрому пластырю, прикрывающему швы. Нужно обязательно поменять повязку. Бока, низ живота…
Замедляюсь, Натан не торопит, но я макушкой чувствую его пронзительный взгляд. Облизнув губы, роняю мочалку и мыльными пальцами сжимаю член. В моих руках он будто сильнее каменеет и набухает. Провожу по всему стволу, пах намыливаю и мошонку.
Возвратившись к горячей плоти, двигаю пальцами. Мне нравится его касаться и хочется доставить удовольствие. Такое же, как и он мне дарил.
— Жасмин, — выдыхает с шумом Натан. Поднимаю голову. Он напряжён, челюсть сжата, убирает мокрые волосы, упавшие на лицо, по щеке гладит. — Я уже чист.
— Ты же хочешь… — облизываю губы.
— Я тебя всегда хочу.
Его признание теплом по телу растекается. Крепче ладонь сжимаю и продолжаю двигать. У него большой член, едва обхватить получается. Не представляю, как «это» в меня поместилось. Увлекаюсь, любуюсь процессом.
Нат чуть смещается, подставляя нас двоих под горячие потоки воды. Его пальцы ласкают кожу, узоры вырисовывают, едва до груди дотрагиваются, с ритма меня сбивают.
Вверх-вниз. Как он показывал. Сжимаю, растираю по головке выступившую влагу.
— Вот так, сожми крепче, — голос у Натана меняется.
Он накрывает мои пальцы ладонью. Ведёт чуть быстрее, показывая, как нужно. Свободной рукой впивается в бок и стонет. Аж всё нутро трепещет от осознания собственной власти над этим сильным мужчиной. Меня саму заводит всё, что я сейчас делаю.
Хочется поцеловать его. Как он целовал. Кажется, муж меня заразил похотью. Потому что я опускаюсь на колени. Натан придерживает за кисть, заставляя на него посмотреть.
Чувствую, что по минному полю иду. Сейчас либо оттолкнёт, либо позволит исследовать собственные границы развратности. И муж не мешает, лишь смотрит пытливо, придерживает, смещает пальцы к мокрым волосам, убирая их назад.
Опустив голову, продолжаю гладить тяжёлую плоть. Не знаю, получится ли.
Губы шпарит от прикосновения к бархатной головке. Он пахнет гелем для душа, морским бризом. Приоткрыв рот, вбираю немного.
— Блядь! — тихое ругательство подстёгивает почище банальных комплиментов.
Чувствую, как собственная плоть пульсирует и низ живота тянет. Удовольствие по венам проносится и жжёт от собственных смелых манипуляций.
Языком веду неумело, но, кажется, мужу нравится. Его пальцы в волосы на затылке зарываются.
— Расслабься и дыши носом, — хрипло подсказывает Нат и медленно толкается.
Его плоть легко скользит глубже, на язык камнем давит и упирается в горло. Так же плавно отстраняется и останавливается, давая мне некую передышку или возможность прерваться.
Поднимаю глаза, сталкиваясь с грозовыми очами мужа. И, кажется, краснею опять. У мужчины кадык дёргается и зрачки увеличиваются. Он дышит напряжено и себя сдерживает.
Возвращаюсь к своей ласке. Как он показал, вбираю глубже, давлюсь немного, но не отступаю.
— Помогай себе, — Натан перехватывает мои пальцы и заставляет сжать член у основания. Так действительно лучше.
Жмурюсь от капель воды, что продолжают литься на нас. Трепещу от каждого вздоха и стона. Его плоть крепче и горячее становится. С губ слетает ещё пара грубых слов, подстёгивая меня брать глубже, двигаться быстрее. Он направляет голову, сжимает волосы.
В какой-то момент рывком отрывает от себя, накрывает ладонью мои пальцы и обжигает кожу шеи и груди спермой. Липкая вязкая жидкость стекает по мне, но я смотрю в потемневшие от страсти, довольные глаза любимого человека и всем нутром чувствую его наслаждение и собственную силу.
— Опять краснеешь… — со смешком выдаёт муж, поднимая и к своему торсу прижимая. — Кажется, мне жизни не хватит тебя разгадывать.
Натан гладит по щеке, ласково смотрит и, склонившись, целует в припухшие губы. Едва-едва. Без напора. У меня от этой неспешности и нежности в груди щемит.
Мы ещё около пяти минут стоим под горячим душем. А потом меня заворачивают в пушистое полотенце, подхватывают на руки и выносят в спальню.
— Э, нет, это ты больше не носишь, — заявляет Натан, вырывая из рук ночнушку.
— Почему? У меня другой пижамы нет, — придерживаю сползающее полотенце на груди и недоумённо смотрю на мужа.
— У нас в спальне дресс-код: нет места старушечьим платьям.
— Это ночная рубашка.
— Хоть как обзови, от этого менее старушечьим оно не станет, — хмыкает мужчина, легко так скидывает своё полотенце. Роется в шкафу и, надев домашние штаны, осматривает полку с моими вещами.
— У меня нет другой пижамы, — бурчу немного обиженно.
— Значит, сегодня спишь голой. А завтра пойдём обновлять гардероб, — ставит перед фактом и выходит из комнаты.
Быстро обсушившись, переодеваюсь в спортивный костюм и иду искать мужа. Натан находится на кухне, чай заваривает и заглядывает в сковородку.
— У меня есть вещи, и новые не нужны, — проявляю твёрдость и, отстранив мужа от плиты, подхватываю остывший ужин.
— То старье с чужого плеча? Это не твои вещи. Даже этот костюм не твоего размера, болтается как мешок, — Нат жестом затыкает меня и брови хмурит. — Не спорь, Цветочек. Завтра суббота, и мы идём менять твой гардероб. Точка! Не хочешь со мной, возьми подругу.
— Хорошо, после пар попрошу Алину прогуляться по магазинам, — бурчу, протягивая мужчине тарелку с запеченным мясом.
— Умница, — улыбается Натан, перехватывает за кисть и сажает на колено. В щеку целует, — И не экономь, мышонок. Ты жена почти партнёра известной юридической компании.
— Угу. Ешь, пока опять не остыло. А мне рюкзак к учебе собрать надо, — буркнув, сбегаю из кухни.
Теперь всё в моей глупой головушке сходится. Конечно же, у представительного адвоката жена должна быть по статусу. Он ведь всегда одет с иголочки. Костюмы, скорее всего, пошиты на заказ. Обувь люксовых брендов, запонки, часы на запястье, да даже зажим на галстуке с гравировкой.
Не к месту вспоминаю ту брюнетку. Лану. Её можно назвать женской версией Натана. Уверенная в себе, дерзкая, стильная, стервозная. И, чёрт возьми, с ней Натан будет видеться, пока не закончится бракоразводный процесс Саркисова. Брюнетка представляет интересы жены этого мужлана. Как бы я ни любила Натана, в глубине души хочу, чтобы он проиграл. Не заслуживает этот урод опеку над детьми.
— Ты сама не голодная? — через полчаса ко мне заглядывает муж. Хмуро осматривает разбросанные учебники и скрещивает руки на груди.
— Нет, я пока готовила, наелась. Съезди завтра, пожалуйста, к врачу. Мне не нравится это воспаление, — подбородком указываю на отвалившийся пластырь и покрасневшие швы.
— Кое-кто плохо заботится о пациенте, — хмыкает Натан.
— Сейчас перевязку сделаю, — убрав рюкзак на диван, закрываю лишние учебники.
Мужчина кивает и уходит в спальню. Прибравшись, поднимаюсь и плетусь на кухню, чтобы сначала там прибраться. Вот только грязной посуды не нахожу.
Натан убрал остатки ужина и помыл за собой. Даже стол вытер от крошек. Удивительно просто! Помню ведь ту гору грязной посуды и подсохшую еду на столе, когда в первый раз приехала сюда.
— Дресс-код, — на пороге спальни останавливает Натан. Вздрогнув, кошусь на лежащего мужа. — Раздевайся, Цветочек.
Поднимаю глаза и покрываюсь красными пятнами. Этот развратник, совершенно голый опять, лежит на чёрных простынях. Под моим взглядом кое-что бодро так поднимается и приветствует меня.