Невоспитанный трамвай

РУСЛАН БЕЗ ЛЮДМИЛЫ

— Вас подстричь? — нежно спросила парикмахер.

Я кивнул. Она выстригла клок волос, бросила их под ноги и уточнила:

— Как стричь?

— Не знаю, — признался я.

— А кто знает? — мило улыбнулась она. Сняла салфетку с моих плеч и дружелюбно предложила: — Подумайте и приходите! Милости просим.

Взглянув в зеркало, я понял, что пропал. Пряди не было на самом видном месте.

— Вы приезжий? — спросила понимающе парикмахер, вернувшись. — Наверное, из деревни? Все в городе знают, как стричься, один вы не знаете.

— На ваш вкус, — подхалимски пролепетал я и зажмурился. Отступать было поздно.

— Волос редкий. — Возле меня собрался консилиум. — Лба нету, затылок нестандартный, клином. А не угодишь, жалобами замучит, напишет в управление.

— Я никогда не жалуюсь, — пообещал я авансом.

— Не вы, так жена.

— Я не женат.

Парикмахер сразу подобрела, сказала ласково:

— Вот подстригу, любая за вас пойдет! Клава, Клавочка, — позвала она кого-то. — У меня жених сидит. Выходи!

Я скользнул было с кресла вниз, но она бережно придержала меня за плечи.

— Сидите смирно, миленький.

— Не хочу жениться!

— Все так говорят.

Подошла и села рядом Клава. В халате и белой наколке она походила на невесту из бриллиантовой свадьбы.

— Я вот тоже не хотела замуж. Первого мужа даже не помню, — призналась душевно она, — второго — смутно как-то. Зато шестой и сейчас, как живой! Любила — страсть. Он тоже. Чуть не по нем — за ружье хватался, убить грозил. Ревнивый. Вечная ему память.

— И теперь есть мужья, которые за жену горой! — сказала парикмахер. — Мой, например, Руслан. Он в гардеробе, видали? Слышит, какие вы тут со мной любезные разговоры заводите. Даже не знаю, что он подумает. Кабы плохого чего… Вы бриться будете?

— Буду, — сразу согласился я. Встречаться с ревнивым Русланом мне пока не хотелось.

— А бритву принесли?

— Нет.

— Тогда терпите, бедненький, у нас они не точены.

Отвергнутая Клава не желала больше со мной разговаривать и перешла на проблемы производства:

— Не пойму мужиков, чего им еще надо, почему не идут к нам? Первый — за полсмены! Несмотря на обхождение. Уж мы не стараемся? Вежливо, душевно с каждым. Мебель новая, стул электрический, бритва к любой шее, душим, не жалея, опять же головомойка… Ты голову ему помой, коли жениться не желает!

— Мыться будете, миленький? — спросила парикмахер. Я промолчал.

— Уговорил, — сказала Клава, выходя с ведром воды. — Горячей воды нет, отключили. Я в реке под мостом набрала. Со льдинками.

Я ждал, внутренне съежившись.

— Не надо мыть, я заплачу! За мойку, за бритье, за стрижку, за обхождение, за все… Только не надо! Мне на работу!

— Ты только послушай?! — удивилась Клава, с трудом сдерживая негодование. — Он работает, а мы, значит, нет! У нас тоже план спущен! При исполнении…

Я сунул парикмахеру десятку, она милостиво взяла и сдачи не сдала.

— Вы у нас первый, сдавать нечем, извините, пожалуйста, или подождите пока…

Я выскочил тотчас, написал благодарность в книгу, подсунутую Клавой, дал трешку в медвежью лапу мрачному Руслану в гардеробе, и он, наконец, выпустил меня на свободу, слегка поддав в спину. В кармане плаща я обнаружил записку, отпечатанную типографским способом: «Приглашаем в салон высшего класса «Руслан и Людмила». Все виды услуг, гарантия и качество. Работаем без жалоб и рекламаций. Только благодарности. Добро пожаловать!»

Я сжал записку в потной руке и погрозил «Руслану и Людмиле» кулаком. С тех пор хожу нестриженым.