Незнакомка с соколом

17

Тишина опустилась на монастырь после того, как отзвонили утренние колокола. И только Фрэнсис стонала, сражаясь с приснившимся ей кошмаром.

Она бежала по голым полям, охваченная ужасом. Кругом пустынно, поблизости никакого укрытия, а испанские убийцы уже жарко дышат ей в затылок. Последние силы оставляют ее, тяжелая сумка с секретными бумагами тянет к земле. Неужели ей некуда бежать? Некуда скрыться?

«Ориана!» – в тоске взывает она, шарит глазами по синему небосводу. Вся ее надежда на то, что преданная птица прилетит и сядет ей на руку. Фрэнсис кажется, что тогда ей будут не страшны никакие испанцы.

О, как бы ей хотелось тоже стать владычицей неба, летать так же свободно, как летает ее соколиха! Она унеслась бы в обетованную землю, где ее никто никогда не найдет…

Пронзительный свист сорвался с губ Фрэнсис. Она посылала этот знакомый сигнал снова и снова – сигнал тревоги. «Лети ко мне, моя любимая птица! Лети ко мне!»

Но на зов ее пронзительным криком отозвалась другая птица – неизвестно откуда взявшийся огромный ястреб. Быстрый и яростный, он устремился на свою жертву… и этой жертвой была она! Фрэнсис чувствовала, как его крик проникает ей в мозг, парализует ее. С закрытыми глазами, с сердцем, трепещущим от ужаса, она собралась с силами, чтобы сопротивляться…

Неожиданно все переменилось. Она оказалась летящей рядом с ястребом, ее руки превратились в сильные крылья, рассекающие воздух. Ночная тьма отошла, сменившись ослепительным светом. Как ее радовала эта свобода полета! Она парила и ныряла в воздухе рядом с ним, она была королевой неба, подчиняющей себе ветер.

Ее спутник летел рядом, и это был настоящий принц среди ястребов. Но самки всегда господствуют – они крупнее и сильнее, поскольку рождают потомство. Она принимала его поклонение, это был ее триумф – осуществилось давнее стремление быть госпожой и хозяйкой собственной судьбы.

Но Фрэнсис ликовала недолго. Стоило ей взять судьбу в свои руки, как спутник покинул ее. Он камнем ринулся вниз, ударился о землю и превратился в человека, в мужчину.

Теперь она была соколихой, а он, ее хозяин, звал ее на место, на свою руку. Его свист прорезал воздух – жесткий и требовательный. Этот свист недвусмысленно давал понять, кто здесь господин. Он поднял руку, требуя, чтобы она подчинилась. Он хотел приручить ее, сделать ее своей собственностью! Никаких фальшивых соблазнов. Никаких лживых обещаний. Резко и честно он заявлял о своем желании.

Подчинись моей воле! Его свист долетел до нее, невзирая на расстояние. Этот человек прочно стоял на земле, на него можно было положиться, в его надежности было нечто манящее. Но нет! Ничто на свете не заставит ее сдаться! Всем своим существом она хотела летать.

И однако в этом человеке была какая-то сверхъестественная, волшебная сила. А волшебство заключалось в том, что она сама жаждала принадлежать кому-то, ей самой хотелось довериться этому человеку…

Она зарыдала и полетела к нему – к мужчине, который был ее судьбой. Он обладал властью над нею, он мог поймать ее и посадить в клетку, надеть ей на голову клобучок и сделать незрячей, мог заставить ее подчиниться.

– Нет! – кричала она, сопротивляясь его власти. – Я не сделаю этого! Не сделаю! Внезапно чьи-то сильные руки обхватили ее плечи, прижав к постели так, что она не могла пошевелиться. Но голос звучал неожиданно нежно:

– Фрэнк, вы меня слышите? Все в порядке, вам просто приснился дурной сон. Просыпайтесь.

Фрэнсис открыла глаза, и сразу яркий солнечный свет ударил ей в лицо. Рядом с ней был Чарльз, и она невольно потянулась к нему в поисках защиты.

– Все хорошо, – успокаивал он ее. – Это был ночной кошмар, ничего больше.

– Держите меня крепче! – Фрэнсис обвила руками его шею, но, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, она оттолкнула его. – Нет! Я не могу! Мне… мне очень жаль, – бормотала она, отчаянно желая его, но умирая от страха.

Смысл сна был для нее слишком ясен – она не может перенести, чтобы ею управляли.

– Все в порядке, – спокойно произнес Чарльз. – Вам необязательно целовать меня утром, даже если вы целовали меня ночью.

Неужели она его целовала? Смутные воспоминания всплыли в ее сознании. Да, она целовала и дразнила его! Как она могла позволить себе такое?! Ведь Чарльз теперь подумает, что она просто-напросто шлюха?!

Но когда Фрэнсис решилась взглянуть на него, его карие глаза успокоили ее – Чарльз ласково улыбался, и она с облегчением вздохнула.

Ориана сидела поблизости на спинке стула и смотрела на них острыми золотистыми глазами. Фрэнсис протянула руку, чтобы погладить свою птицу.

– Наверное, я действительно целовала вас, но это получилось непроизвольно. Я была так благодарна вам и так хотела выразить свою благодарность…

Фрэнсис прекрасно знала: это далеко не все, что она чувствовала тогда. Но Чарльзу было вовсе не обязательно об этом знать.

– Как ваша щека? – спросил он.

– Лучше. А как она выглядит?

– Она становится сине-зеленой, – заявил Чарльз, внимательно осмотрев ее лицо. – Но опухоль спадает. А это уже большое достижение.

Фрэнсис улыбнулась ему. Хвала небесам, он совсем не похож на Антуана, который вечно рассыпался в лживых комплиментах. Когда она выглядит ужасно, Чарльз не кривит душой, а говорит правду. Но главное, он защищает ее. Он настоящий друг – не на словах, а на деле. Чарльз вырвал ее из лап испанцев и уничтожил коварных убийц. При воспоминании о них Фрэнсис вздрогнула, и он снова обнял ее.

– Вы в безопасности, дорогая. – Его руки успокаивали – добрые, нежные руки. – Эти дьяволы больше не будут тревожить вас.

Фрэнсис на мгновение прикрыла глаза, наслаждаясь прикосновением его рук, потом откинула одеяло и попыталась сесть.

– О, моя голова! – Она со стоном спрятала лицо в ладонях. – Этот ужасный напиток… Я никогда в жизни больше не прикоснусь к нему.

Чарльз тихо засмеялся.

– У вас похмелье, совершенно явное. Но дурной сон прошел. Все прошло, Фрэнк.

– В эти последние дни все похоже на дурной сон. Даже когда просыпаешься… И это не только из-за вина.

– Я знаю, но поверьте: нас ожидают лучшие времена. Давайте позавтракаем, а потом обдумаем, как действовать дальше.

– Хорошо, – согласилась она, хотя ей вовсе не хотелось начинать новый день. – Обдумать-то мы обдумаем, но вряд ли придем к общему мнению.

– Почему? Если вы будете вести себя разумно…

– Вы хотите сказать, что обычно я неразумна?

– О нет! Никогда не говорил ничего подобного. Просто порой вы бываете несколько… упрямой.

– Я упрямая? – рассердилась она, не замечая, что выглядит сейчас как взъерошенная птица. – Это вы упрямец! Я точно помню, как установила этот факт вчера ночью.

– Вы так решили потому, что я не соглашался с вами?

– Но в этом все дело! Вы никогда не соглашаетесь со мной!

Чарльз подумал, что такое начало ни к чему хорошему не приведет, и не ошибся. Они еще поговорили, но ни до чего не договорились. Фрэнсис немедля хотела ехать в Париж и разыскать там друзей, которые смогут помочь. Он же хотел переждать здесь еще день, чтобы сбить с толку возможных преследователей. Фрэнсис настаивала, что им нужны помощники для раскопки могилы. Чарльз соглашался, но они решительно разошлись во мнениях о том, кто это должен быть.

– Честных работников нанимать нельзя, – уверяла Фрэнсис, когда они гуляли после завтрака по монастырскому саду. – Разумеется, они возьмут ваши деньги и проделают работу. Но при этом обязательно донесут о вас властям. Нас задержат, и нам долго придется объяснять, что к чему. А пока мы будем объяснять, нагрянут испанцы. Могу вас заверить, что известие о гибели капитана достигнет Парижа не позже завтрашнего дня. На этот раз они непременно убьют меня. Вспомните, что они сделали с моим дядей!

Чарльз внимательно выслушал Фрэнсис, отметил, как упрямо она вздернула подбородок. Это был дурной признак. Ориана, сидевшая у нее на плече, тоже уставилась на Чарльза своими немигающими желтыми глазами.

– А кого предлагаете нанять вы? – спросил он, стараясь скрыть раздражение.

– Друзей Пьера и Луи.

– Надо полагать, они и ваши друзья, – с отвращением заметил он. – В хорошей же компании вы проводили время последние девять лет! Мошенники и воры, по которым плачет веревка палача!

– Но разве вы сами сейчас не мошенничаете?

Ее обвинение разозлило Чарльза.

– А вы предпочитали бы, чтобы я не мошенничал?

– Разумеется, нет. Но это подтверждает мою правоту. – Она бросила на него самодовольный взгляд. – Мы делаем то, что должны делать, чтобы выжить. «Не судите, да не судимы будете!»

К обеду они заключили временное перемирие, но, когда вместе с Пьером и Луи приступили к трапезе в столовой, Чарльз понял, что Фрэнсис что-то задумала. Мальчишки подмигивали друг другу, многозначительно кивали головами и обменивались под столом какими-то предметами. Это его насторожило…

– Что происходит? – нахмурившись, спросил он.

– Ничего особенного, – заверила его Фрэнсис. – Просто мальчики играют мелкими монетами.

Когда обед был закончен, Фрэнсис удалилась, сославшись на то, что настоятель распорядился приготовить ей ванну.

Чарльз уверял себя, что она сказала ему правду: не станет же она, в самом деле, предпринимать что-то, не посоветовавшись с ним! И тем не менее все это ему очень не нравилось…

Он вернулся в их комнату и тоже принял там ванну, с наслаждением смыв с себя многодневную грязь. Надев чистую рубашку, которую ему дал один из монахов, Чарльз спустился в сад и принялся обдумывать план дальнейших действий. Но тревожные мысли не покидали его. Может быть, стоит потребовать, чтобы Фрэнсис беспрекословно подчинялась ему? Впрочем, он прекрасно понимал, что для этого пришлось бы связать ее и везти в Париж в мешке. Никогда она не согласится действовать по его указке!

Наконец Фрэнсис вышла из апартаментов настоятеля. Ее мокрые волосы были заплетены в косу, вместо юбки и кофточки она надела темное платье – из тех, что жертвовали в монастырь богатые прихожане, а монахи раздавали местным крестьянам. Ориана сидела у нее на плече, подозрительно поглядывая на Чарльза, словно опасаясь, не причинит ли он ее хозяйке вреда. За Фрэнсис следовали мальчишки, которых монахи тоже вымыли и приодели.

Это трио явно что-то замышляло! Чарльз не мог бы ничего доказать, но, когда час спустя исчез Луи, он убедился в своей правоте.

– Где мальчишка? – потребовал он ответа у Фрэнсис, встретив ее в саду.

– Отправился повидать родственников, – совершенно невинно заявила она.

– У него нет родственников! Признайтесь, вы что-то затеваете. Я хочу знать, что именно.

Фрэнсис пожала плечом – восхитительным, соблазнительным плечом, которое ночью он видел обнаженным, – и это ее движение свело его с ума. Ему захотелось сорвать с нее одежду и овладеть ею прямо здесь, в саду… Вместо этого он схватил ее за руку и сжал с такой силой, что она вскрикнула от боли.

– Объясните мне, что происходит! Вы наверняка послали Луи с каким-то заданием, поскольку обычно мальчишки не отходят от вас. Неужели я не заслужил вашего доверия? Нам с вами предстоит общее дело, и я полагаю, что имею право все знать.

С ним нельзя было не согласиться, и Фрэнсис смягчилась.

– Луи отправился в Париж, чтобы договориться с теми, кто будет раскапывать могилу, – сказала она.

– Но до Парижа долгий путь. Вы представляете, сколько времени ему понадобится, чтобы добраться туда пешком?

– Луи найдет попутчиков. Он будет ждать нас там сегодня ночью.

– Сегодня ночью?

Проклятье! Чарльз только сейчас понял, как ему хотелось провести с ней еще одну ночь в постели, и чтобы никто не тревожил их, чтобы они могли забыть обо всех тревогах… Увы, его надеждам не суждено было сбыться.

– Почему сегодня ночью? – потребовал он ответа. – Вы опять что-то скрываете от меня?

– Разве у меня не может быть своих маленьких тайн?

Нет, чтобы иметь дело с этой женщиной, нужно обладать поистине ангельским терпением!

– Черт побери! – взорвался Чарльз. – Но как я могу защищать вас, если у вас от меня секреты? Ведь обязанность мужчины – быть защитником!

– А какова, по-вашему, обязанность женщины?

Ее зеленые глаза сверкали как изумруды, жесткие и насмешливые. Он положил руку ей на талию, но Фрэнсис отвернулась, резко тряхнув головой. Ее коса расплелась, и темные волосы тяжелой волной упали между ними. Всегда между ними вставала какая-то тень!

– Хорошо, – со вздохом признал Чарльз свое поражение. – Мы поедем в Париж сегодня ночью.

«А в чем действительно обязанность женщины?» – думал позднее Чарльз, сидя в монастырском фруктовом саду и флегматично разглядывая созревшие вишни. Еще несколько лет назад он считал, что обязанность женщины – обожать мужчину, удовлетворять все его желания и всегда быть у него под рукой.

Инес научила его другому, и этот урок он никогда не забудет. Однако Фрэнсис совсем иная… Но так ли это?

Как всегда, воспоминания об Инес, о ее роскошной красоте болью отозвались в сердце Чарльза. Все его надежды и мечты были сосредоточены на ней, но, когда пришло время испытаний, оказалось, что она не способна на преданность. А вот Фрэнсис может быть верной кому-то до самой смерти. Достаточно посмотреть на то, как она привязана к Пьеру и Луи – двум несчастным воришкам…

Впервые Чарльз признался себе, что ревнует к мальчикам. Как непринужденно кладет она руку кому-нибудь из них на плечо, с какой легкостью они шутят с ней, обнимают ее… Не раздумывая, они последовали за Фрэнсис, когда ее захватили испанцы, исполненные решимости освободить ее. А как по-детски плакал Пьер, когда понял, что их попытка освобождения Фрэнсис сорвалась! Вопреки странному кодексу чести, которым мальчишки руководствовались в жизни, Чарльз не мог отрицать их любви к Фрэнсис.

– Господин барон!

Голос старого настоятеля прервал его размышления. Чарльз снял шляпу и встал.

– Не беспокойтесь, милорд, сидите, – попросил его настоятель.

Чарльз снова уселся, и настоятель расположился рядом с ним.

– Какая замечательная птица у мадам баронессы. Это вы обучили ее, барон Милборн? – Нет. Она сама воспитала свою птицу.

– Значит, баронесса обладает столь же исключительным мастерством, как и вы. Скажите, вы не оказали бы мне честь и не посмотрели бы мою соколиху? Она последние дни ничего не ест.

В первый раз Чарльз внимательно взглянул на старика и задумался о его жизни. Несмотря на возраст и суровость его призвания, в серых глазах аббата светилась жажда жизни. По-видимому, он до сих пор получает наслаждение от охоты.

– Для меня большая честь, что вы обратились ко мне за советом. Если вы того желаете, я с радостью посмотрю ее.

Аббат повел его к специальному сарайчику, где на низком насесте сидела серая соколиха. За ней наблюдал молодой монах, который тут же, увидев настоятеля, вскочил. Чарльз сразу заметил, что голова птицы опущена, глаза скучные. Он попросил перчатку и ловко усадил птицу к себе на руку, размышляя, что может быть причиной ее недуга.

– Как давно она у вас? – спросил он, чувствуя, как дрожит птица.

– Около шести лет.

– Кто, кроме вас, ухаживает за ней?

– За ней ухаживал брат Себастьян, – медленно произнес настоятель. – Мы с ним вместе занимались ею с самого начала. Брат Себастьян был очень привязан к ней, но прошлой зимой он умер. Ему было шестьдесят девять лет.

Настоятель скорбно потупился, и Чарльз понял, что этот человек многое видел в жизни и многое потерял.

– Я полагаю, ваша птица в трауре, – сказал он, почесывая грудку соколихи.

Настоятель вздохнул.

– Я боялся этого, хотя, наверное, сам усугубил ее состояние. В последнее время я уделял ей мало внимания: у меня прибавилось обязанностей в связи с тем, что во Франции неспокойно.

– Что ж, мне все ясно, – сказал Чарльз, передавая птицу настоятелю. – И поскольку вы попросили моего совета, я предписываю: пищу она должна принимать только из ваших рук. И весь день она должна быть с вами. А ночью пусть спит в вашей спальне на насесте.

Настоятель погладил птицу свободной рукой и сокрушенно покачал головой.

– Я бы сам не догадался, – сказал он. – Благодарю вас за мудрый совет.

– Тут все очень просто. Всегда нужно учитывать, что птицы способны привязываться к людям. Без брата Себастьяна и без вас ваша соколиха оказалась покинутой и страдала.

Чарльз вспомнил об Арктурусе, тоскующем без него в Англии, и тяжело вздохнул. Конечно, там есть мастер Дикон, но хозяина птице не заменит никто…

Взгляд его упал на деревянную скамью с резной спинкой. Там были изображены две птицы.

– Что означает это изображение? – спросил он настоятеля.

– Ястреб и горлица? Это древний символ, ястреб символизирует жизнь активную, горлица – созерцательную. Мужчины обречены, как этот ястреб, сражаться и убивать ради спасения себя и своих близких. С горлицей обычно ассоциируется религиозная жизнь и жизнь женщины. А созерцательная жизнь – это жизнь в молитвах и размышлениях.

Чарльз подумал о Фрэнсис, и с его губ сорвался вопрос:

– А что должна делать горлица, чтобы выжить?

– Подчиняться с кротостью, – с готовностью ответил аббат. – Горлица живет в голубятне и кормит всех. Или выращивает птенцов. Она никогда не сражается. Она приемлет свою судьбу.

– Тогда Фрэнсис… совсем не горлица, – пробормотал Чарльз, даже не заметив, что произнес эти слова вслух.

Аббат усмехнулся.

– Нет, баронесса совсем не голубка, – согласился он. – Она хочет летать свободно, как и вы.

Чарльз задумался, припомнив, как выглядела Фрэнсис сегодня утром в саду. Пьер и Луи стояли рядом с ней, а она положила руки им на плечи, ощущая себя связанной с мальчиками, но при этом не подчиняя их себе.

Черт побери, он когда-то мечтал именно о такой связи с женщиной! Но после предательства Инес он решил, что женщин следует подчинять, иначе никогда не будешь чувствовать себя в безопасности. Чарльз знал: он не сможет поверить кому-то настолько, чтобы отдать свое сердце – свое несчастное, увядшее сердце – в чьи-либо руки. А это значит, что с ним Фрэнсис никогда не будет счастлива… Ну что ж, он, по крайней мере, постарается быть ей другом. Сегодня ночью на кладбище Фрэнсис будет невыносимо тяжело, и он сделает все, чтобы облегчить ей эту ношу! Но в то же время он должен предоставить ей полную свободу действий.

Чарльз поморщился, словно от боли, – он понял, что ему предстоит одна из самых трудных ночей в его жизни.