7

Фрэнсис опустилась на колени в нескольких футах от фургона, стараясь не смотреть в сторону Чарльза, но ничего не могла с собой поделать. Открывая клетку Орианы и уговаривая птицу сесть на ее затянутую в перчатку руку, она делала вид, что поглощена своим делом, однако уголком глаза постоянно наблюдала за Чарльзом.

Диего заменил железную перекладину между кандалами на цепь, и теперь Чарльз стоял, опершись на стенку фургона, хмуро поглядывая на испанцев. «Слава небесам, он держится лучше, чем я ожидала», – подумала Фрэнсис.

До этого, когда Чарльз, раненый и беспомощный, лежал в полутемном фургоне, она словно бы забыла, что он уже не мальчишка и над ним не так легко взять верх, как девять лет назад. Сейчас, когда он выбрался из фургона и выпрямился во весь рост, она осознала свою ошибку. При ярком свете дня стало очевидным то, что она только предполагала, когда смотрела на него при свете свечи на постоялом дворе: Чарльз был необычайно красив. Кроме того, тугие мускулы и широкая грудная клетка выдавали в нем недюжинную силу. Он словно бы излучал мощь, даже несмотря на рану в голове и усталость.

Фрэнсис вдруг подумала, что не хотела бы оказаться в числе его врагов. Глядя на него, она испытывала странное наслаждение, связанное с риском, – которое она испытывала, когда следила за полетом сокола. В ее мозгу возникло ощущение опасности. «Осторожно! – сказала она себе. – Этот мужчина соблазняет женщин с такой же легкостью и непосредственностью, как большинство людей ест и пьет».

Фрэнсис поспешно отвернулась и перевела взгляд на испанцев. Капитан куда-то ушел, а остальные сгрудились возле старого амбара и переговаривались, перемежая свою речь жаргонными словечками, которых она не понимала. Один из испанцев держал руку на перевязи – очевидно, это был результат их с Чарльзом схватки прошлой ночью. Косые взгляды, которые они бросали в ее сторону, заставляли сердце Фрэнсис сжиматься от страха: ведь они с Чарльзом были абсолютно беспомощны перед вооруженными негодяями. Но ей никак нельзя было обнаруживать перед ними свой страх.

Решив поставить их на место, Фрэнсис подошла к ним и тоном королевы потребовала, чтобы они разожгли огонь и вскипятили воду. Мужчины удивились ее приказному тону, но, чуть помедлив, подчинились ей. Двое отправились собирать дрова, а мужчина с рукой на перевязи принялся шарить в фургоне. Вытащив из мешка черный котел, он наполнил его водой из расположенного поблизости пруда.

У Фрэнсис до сих пор все сжималось внутри, но она испытывала огромное облегчение оттого, что испанцы подчинились ей. Стараясь держаться спокойно и независимо, она подошла к Чарльзу и скомандовала:

– Садитесь вот сюда, на эту попону. Я хочу промыть вашу рану.

Чарльз нахмурился: он не привык к тому, чтобы им распоряжались женщины. Однако рана всерьез беспокоила его, и он послушно уселся на попону, которую Фрэнсис бросила у его ног.

«От близости барона Милборна кружится голова», – заключила она, перевязывая его рану, и пообещала себе, что впредь будет держаться от него подальше.

Впрочем, головокружение могло быть вызвано просто-напросто чувством голода. «Нам необходимо поесть, – решила Фрэнсис. – Что-нибудь горячее, что подкрепит наши силы». Закончив перевязку, она обратилась к капитану, который уже присоединился к своим товарищам:

– Сэр, я прошу вас позволить нам поохотиться. Моя птица нуждается в куске сырого мяса. Иначе она потеряет в весе. А это очень дорогая птица.

В глазах капитана мелькнул интерес. Фрэнсис поняла: он надеется завладеть ее ценной птицей, пока она будет находиться в плену. А еще вернее – соколиха достанется ему, когда она умрет…

Не обращая внимания на холодную волну страха, окатившую ее, Фрэнсис собралась с силами, кокетливо улыбнулась и начала соблазнять капитана описанием куска зажаренного кроличьего мяса. Ведь если охота окажется удачной, мясо достанется всем.

Наконец капитан сдался: судя по всему, продовольственные запасы испанцев были весьма скудны. Он приказал своим людям взять с собой оружие – тяжелые аркебузы и сопровождать ее на охоте. Но тут Фрэнсис поставила условие: Чарльз тоже должен был отправиться с ними, поскольку без него она не ручалась за успех. Капитан, нахмурившись, некоторое время размышлял, но в конце концов был вынужден согласиться.

Фрэнсис не торопясь направилась к пруду, давая возможность Чарльзу поспевать за ней. Впрочем, невзирая на кандалы, он шел рядом, гордый и злой, и выглядел более свободным, чем мужчины, которые охраняли его с заряженным оружием в руках. Заметив это, Фрэнсис улыбнулась и пошла быстрее. Ориана сидела у нее на руке, сумка с драгоценными бумагами висела на плече. Пробираясь по лужку к востоку от дороги, Фрэнсис внезапно пожалела о той близости, которая возникла между ней и Чарльзом в фургоне. Было так приятно держать его голову на коленях, перебирая пальцами густые волосы…

Лишившись своего дяди, Фрэнсис страдала от одиночества. Ей так хотелось иногда опереться на кого-то, почувствовать рядом живое тепло… Когда Чарльз во сне повернулся на бок и одной рукой обнял ее за талию, она уже не могла быть спокойной, как прежде. Его прикосновение заставило ее сердце учащенно забиться, она замерла, боясь разрушить очарование этой минуты.

Увы, это нечаянное объятие подсказало ей еще кое-что. Фрэнсис поняла, что Чарльз привык к близости с женщинами, в то время как она сама была близка с мужчиной только один раз и предпочитала не вспоминать об этом. После того случая с Антуаном ей стало ясно, что полагаться можно только на себя – и разве что на свою птицу, – но никак не на мужчину.

Однако Чарльз был честен с ней, хотя порой и грубоват. Впрочем, она предпочитает такую грубость медовой сладости Антуана. Тот сдабривал каждое свое слово ложью…

Внезапно Фрэнсис почувствовала нетерпение. Ей нужно было поохотиться, чтобы немного прийти в себя. Ориана уже вытягивала шею, готовая взвиться в воздух. Запахло осокой, которую Фрэнсис давила ногами, пробираясь сквозь заросли, окаймлявшие пруд. Ее охватил азарт охоты, она ожила, как оживает земля под солнечными лучами. Несмотря на то что позади шли вооруженные испанцы, она чувствовала: пока для нее существует охота, остается и надежда.

Несколько расслабившись оттого, что все идет хорошо, Фрэнсис принялась внимательно разглядывать луговину, притворяясь, будто прикидывает, где лучше начать охоту. На самом деле она высматривала, нет ли какого-нибудь движения в высокой траве: Пьер и Луи должны быть где-то поблизости.

– Теперь самое время обсудить наш побег, – прошептал Чарльз. – Расскажите мне наконец, что вы собираетесь предпринять!

Он говорил тихо, но желваки играли у него на скулах, а глаза сверкали, как у дикого животного, посаженного в клетку. Неудивительно: у него была тысяча причин для ярости, и одна из этих причин напоминала о себе при каждом шаге.

– Я все продумала, – сказала Фрэнсис, стараясь придать голосу уверенность, которой на самом деле не чувствовала. – Но сейчас опасно это обсуждать. – Она кивнула на стражей, которые в этот момент немного поотстали. – Правда, на наше счастье, они не знают английского – я это проверяла, – но все равно могут догадаться, что мы что-то замышляем. Давайте сначала поохотимся. Думаю, вы, как истинный мужчина, будете чувствовать себя гораздо лучше на сытый желудок.

– Я бы чувствовал себя лучше, если бы сделал кровавый пудинг из этих ублюдков, – проворчал Чарльз. – И намерен осуществить это при первой же возможности. Но нам надо немедленно обсудить, как мы собираемся бежать отсюда.

Он упрямо сдвинул брови, и Фрэнсис внезапно показалось, что ей снова тринадцать лет. Ее переполняло озорство, хотя она прекрасно понимала всю неуместность своего настроения.

– Нет-нет, сейчас мы начнем охоту, и я буду выступать в роли собаки. – Она дерзко улыбнулась. – Мне интересно, кого мы можем выгнать из этой травы. Надеюсь, какого-нибудь кролика, потому что я ужасно голодна. Здесь, я вижу, повсюду дикий лук, можно употребить его в жаркое.

Она чуть не рассмеялась, увидев, как грозно он нахмурился.

– Так вы отказываетесь делиться со мной своими планами?! – прорычал Чарльз.

– Совершенно верно, – весело сказала она. – Отказываюсь.

– Если ваша цель – разозлить меня, то вы вполне преуспели. Почему вы не хотите рассказать мне?

– Чем больше вы будете знать, тем больше шансов, что вы все испортите.

К несчастью, он обладал огорчительной способностью пробуждать в ней дурные чувства. Она сама не знала, почему это происходит, но ей постоянно хотелось дразнить его.

Морщины у него на лбу сделались еще глубже, образовав суровую складку между бровями.

– Госпожа Морли, – вежливый тон Чарльза прикрывал сарказм, – я не намерен смиренно ждать, когда наши тюремщики начнут допрашивать нас. Если вы не скажете мне, что вы задумали, я возьму все в свои руки и буду действовать по своему усмотрению!

Судя по всему, он твердо решил подчинить ее себе. Но Фрэнсис была полна решимости не поддаваться.

– Вы собираетесь бежать прямо сейчас, когда за нами следуют два вооруженных испанца? – Она состроила презрительную гримаску. – Что касается меня, я никуда не двинусь, пока не накормлю Ориану.

Фрэнсис повернулась к своей птице, давая понять, что разговор окончен. Если он не хочет доверять ей, пусть пеняет на себя. Она знала, что расслабится, когда соколиха взлетит в воздух. Древний ритуал охоты всегда приносил ей облегчение.

Вытянув руку в плотной перчатке, на которой сидела Ориана, Фрэнсис принялась нашептывать ей ласковые слова и пошла вперед.

– Почему вы не надеваете на вашу птицу клобучок? – спросил Чарльз, шагая рядом.

– В этом нет нужды, господин сокольничий, – пробормотала она. – Поскольку Ориана доверяет мне, вовсе не обязательно закрывать ей глаза.

– Тем не менее со мной вы именно так и поступаете, – заметил Чарльз. Он тяжело дышал, и Фрэнсис начала жалеть, что зашла так далеко. Однако отступать было поздно. – Я соглашусь с вашим планом только на одном условии, – добавил он.

– На каком? – осторожно спросила она.

– Теперь я буду держать Ориану.

С таким же успехом он мог предложить ей отдаться ему прямо здесь. Потрясенная, Фрэнсис во все глаза уставилась на него.

– Она вам не дастся!

– Вы прекрасно знаете, что дастся. – Он злобно хмыкнул и смерил ее оценивающим взглядом. – Она хочет ко мне.

Вот теперь Фрэнсис поняла, каким образом Чарльз заставляет птиц и женщин подчиняться ему. Он нависал над ней, излучая мужскую магическую силу, которой было невозможно сопротивляться. Фрэнсис не сомневалась, что он может вот так же подчинить себе и ее. Она внезапно почувствовала, что в крови закипает желание – самое грубое и примитивное, – и это очень испугало ее.

В панике отвернувшись от него, Фрэнсис принялась проверять, не перекрутились ли путы на ногах Орианы, хотя в этом не было ни малейшей необходимости.

– Я также предупреждаю вас, – продолжал Чарльз, – что более не намерен ждать, пока вы освободите меня от кандалов. Ваш план, судя по всему, с треском провалился, хоть вы и не желаете признаваться в этом.

– Я же сказала, что добуду вам ключ!

– Каким это образом, черт побери?

– Вы… вы невозможный человек! Неужели вы ведете себя так со всеми женщинами, которых берете с собой на охоту?

– Женщины предпочитают быть добычей, когда я охочусь.

Она обернулась, чтобы посмотреть ему в лицо. Резкий ответ уже готов был сорваться с ее уст. Но в его глазах она увидела такую жажду обладать ею, что ей снова стало страшно. А больше всего ее пугало собственное желание. И как только удалось этому человеку приобрести такую власть над ней?!

– Надо полагать, вы считаете женщин пригодными только на то, чтобы спать с ними? – выпалила она, гордо задрав подбородок.

– Но они действительно очень хороши в постели, – усмехнулся Чарльз. – И могу предположить, что одна знакомая мне дама будет особенно хороша…

Фрэнсис захотелось закричать от возмущения. Нанести ей такое оскорбление на глазах у их врагов! Испанцы стояли позади Чарльза, безуспешно пытаясь понять, о чем они спорят, но и без того было очевидно их взаимное раздражение. Нет, она не доставит им удовольствия наблюдать ее гнев. – Вы ведете себя невозможно! – прошипела Фрэнсис.

– Вы сами начали этот разговор.

Да, она начала этот разговор. Но виноват он! В ужасе оттого, что ей, может быть, придется уступать ему в чем-то очень важном, она решила уступить в менее серьезном.

– Сегодня вечером, перед тем как мы двинемся дальше, мальчишки добудут ключ, – прошептала она. – Ну вот. Я рассказала вам мой план. А теперь, пожалуйста, оставьте меня в покое!

Прижимая к себе Ориану, словно для защиты, она стала шептать ей что-то, стараясь отделаться от Чарльза. Ориана сразу распушила перья, раздувшись вдвое.

Чарльз хмыкнул. Он обнаружил у госпожи Морли еще одно слабое место. Вскоре он будет знать каждое отсутствующее звено в ее мощных доспехах! Тогда эта смелая девушка окажется беззащитной перед ним, а такое положение вещей было для Чарльза более привычным.

Она разговаривала со своей птицей, а он упивался ее красотой. Несмотря на долгую ночь, проведенную ими в дороге, она выглядела под лучами утреннего солнца свежей и весьма соблазнительной. Правда, помятая юбка и испачканная блузка придавали ей диковатый вид, но зато заплетенные в толстую косу волосы не скрывали ослепительной белизны шеи. Ему вдруг безумно захотелось коснуться рукой того места над воротничком ее блузки, где лучи света играют на нежной коже.

Чарльз представил себе, как его рука медленно сползает вниз, его пальцы отодвигают ткань, обнажая полную грудь… Волна похоти окатила его. Он вспомнил, как проснулся в фургоне, прижимаясь щекой к ее мягкому бедру, ощущая запах женского тела. Одного этого было достаточно, чтобы свести с ума любого мужчину. Он уже собирался протянуть руку, чтобы коснуться ее груди, но внезапно почувствовал, что она плачет. Фрэнсис плакала тихо – очевидно, не хотела потревожить его, – но он ощущал, как содрогается ее тело от рыданий. Вероятно, она оплакивала своего дядю, и это остановило его. Перед лицом такого горя он не мог позволить себе никаких вольностей.

Эти сдерживаемые рыдания тронули его больше, чем он готов был признать. И хотя Чарльз не привык утешать страдающих женщин, его охватило сильнейшее, удивившее его самого желание избавить ее от боли.

Контраст между этим благородным чувством и страстью, вспыхнувшей в нем, поставил его перед дилеммой – сочувствовать или соблазнять? У нее так часто менялись настроения, что он ни в чем не был уверен. Однако сейчас страсть, без сомнения, брала верх.

Интересно, понимает ли она, какие чувства вызывает в нем, нашептывая что-то своей птице? Если и понимает, то наверняка чувствует себя в безопасности, зная, что он ничего не станет предпринимать под взглядами испанцев…

Прикрыв глаза от яркого утреннего солнца, Чарльз стал рассматривать соколиху. Конечно, оценить ее можно будет, только когда она полетит, но он и сейчас уже видел, что это выносливая и отлично натренированная птица. Удивительно, что так воспитать ее смогла женщина.

Именно это больше всего разъярило его, когда он впервые встретил Фрэнсис. Она вторгалась, как он полагал, в чисто мужскую сферу деятельности.

Теперь это чувство стало еще острее. Он ничего не хотел от женщин, кроме того, чтобы время от времени спать с ними. Он хотел, чтобы его оставили в покое. И еще он хотел охотиться.

– Чего вы ждете? – нетерпеливо спросил Чарльз. – Дайте ей расправить крылья.

Фрэнсис в упор взглянула на него, словно давая понять, что знает, чего он хочет, и ей доставляет удовольствие мучить его.

– Большинство мужчин не торопятся давать женщинам расправить крылья.

– Я не такой, как большинство мужчин!

– Я этого не заметила.

Очень довольная тем, что ей удалось уколоть его, она повернулась к нему спиной и высоко подняла руку с соколихой. Птица стремительно взлетела, мощно взмахивая крыльями, и ее полет в ослепительное небо отозвался в сердце Чарльза. Как знакомо ему было все это! Одинокое изголодавшееся существо ищет освобождения в охоте… В течение трех лет такой же голод не давал ему спать ночами. Боль гнала его удовлетворить эту непонятную, неуловимую потребность, и он удовлетворял ее – в женщине или в охоте. И каждый раз при этом в нем закипала кровь.

Чарльз сделал неосторожное движение, и кандалы тотчас же впились ему в ноги. Его охватила бешеная ярость. Захотелось наброситься на испанцев и разорвать их голыми руками, а потом повалить Фрэнсис в траву и наконец подчинить ее себе!

Чарльз приостановился и нахмурился, глядя ей в спину. Что в ней скрыто такое, что заставляет его превратиться в глупого юношу, который слышит только голос собственной похоти?

Нет, определенно эта женщина сводит его с ума!

Прибавив шаг, насколько ему позволяли кандалы, Чарльз догнал ее, полный решимости вновь овладеть инициативой. Он положил Фрэнсис руку на плечо и внимательно вгляделся в ее лицо, когда она обернулась к нему. Фрэнсис вздрогнула и быстро отвела глаза, но было уже поздно: он успел заметить вспыхнувшее в них желание. Чарльз сам не ожидал, что испытает такое облегчение. Так кто же кого сводит с ума?

– А вы ведь собирались взять на себя роль собаки, – напомнил он, поддразнивая Фрэнсис. – Начинайте!

Ничуть не смутившись, Фрэнсис нашла палку и двинулась вперед, раздвигая траву и заросли кустов. Чарльз подумал, что здесь должно быть много кроликов. Ориана парила над ними, словно связанная со своей хозяйкой невидимой нитью, однако Чарльз тоже ощущал связь с этой птицей. За несколько коротких минут прошлой ночью на постоялом дворе он установил контакт с соколихой тем странным, магическим способом, который, как говорил его старый наставник Диксон, дарован ему природой. Теперь благодаря этой связи он ощущал радость птицы, когда она взмахивала крыльями, зорко всматриваясь в заросли. Словно подвешенная в небесах, Ориана ждала, когда ее хозяйка обнаружит кого-то, на кого она может напасть и убить.

Чарльз чувствовал, как у него кровь закипает от возбуждения. Думая только об охоте, он следовал за Фрэнсис, которая вдруг перестала быть земной женщиной, пленницей испанцев. Она стала диким существом, принадлежащим только этому полю и небу!

Как всегда на охоте, кролик выскочил из своего укрытия неожиданно. Фрэнсис резко свистнула, и Ориана ринулась вниз, целясь в свою добычу. Она камнем упала на кролика, разорвала своим острым, как бритва, клювом кожу на его голове и принялась клевать.

– Хорошая девочка, – Фрэнсис, тяжело дыша, присела рядом с птицей.

– Она хорошо обучена, – коротко заметил Чарльз, хотя в этот момент следил вовсе не за птицей.

Он пожирал глазами Фрэнсис, глядя, как вздымается ее грудь, как горит румянец на ее лице. Он представил себе, как они лежат обнявшись в густой траве, и страсть охватила его с такой силой, что это трудно было перенести. Физическая жажда обладать этой женщиной заслонила все остальное. Он хотел схватить ее, как Ориана схватила свою добычу, держать ее в руках, обладать ею…

– Чистая работа, – выдавил из себя Чарльз. – Сколько вы хотите, чтобы она ела?

– Лучше, если бы она остановилась, – сказала после небольшой паузы Фрэнсис. – Эта добыча предназначена не только ей одной.

Не говоря ни слова, Чарльз протянул руку к соколихе. Клюнув в последний раз кролика, Ориана послушно перебралась к нему на руку. Так же, как и тогда, на постоялом дворе, она не стала царапать его своими когтями, а спокойно сложила крылья. С удовлетворением ощущая приятную тяжесть на руке, Чарльз пробормотал что-то птице, потом взглянул на Фрэнсис – и удивился.

На лице ее была написана ярость. Она опять ревновала!

Шагнув вперед, Фрэнсис повелительным жестом протянула руку к Ориане, но Чарльз, широко улыбнувшись, отвел руку с птицей.

– Вы помните, мы договорились, что я буду направлять ее? Вы не можете мне в этом отказать. Без птицы я только наполовину мужчина. И Фрэнсис с ужасом почувствовала, что действительно не может ему отказать – ни в чем. Опустив глаза, она отступила на шаг, но взгляды, которыми они успели обменяться, словно зажгли порох.

Однако ничего произойти не могло – испанцы, тяжело дыша, уже догнали их.

Чарльз подавил свое желание, взял у Фрэнсис перчатку и усадил на нее Ориану.

– Продолжай! – приказал он птице, сдерживая напряжение в голосе, и, подняв руку вверх, отпустил ее.

Удовлетворенный тем, что она слушается, Чарльз протянул палку Фрэнсис.

– Одним кроликом не накормить шесть человек и голодную птицу, – заметил он. – Нам нужно добыть еще несколько.

Фрэнсис огляделась вокруг, словно освобождаясь от транса, и молча кивнула. Отвернувшись от Чарльза, она снова двинулась вперед, ударяя палкой по траве.

Чарльз покачал головой, удивляясь самому себе. Он всегда полагал, что охота, включая охоту на женщин, – это прекрасный спорт. Но никогда еще охота так сильно не возбуждала его…

С трудом поспевая за Фрэнсис, Чарльз снова вспомнил о своих кандалах, о подлых испанцах и о том, в какую нелепую и опасную переделку угодил по милости брата. Это отвлекло его от мыслей о Фрэнсис, и он решил отложить их до более подходящего момента.


Убив еще двух кроликов, они дошли до дальнего края пруда. Испанцы неотступно следовали за ними с оружием наготове. «Как будто мы можем сбежать на этой открытой ровной долине, да еще при том, что мои ноги закованы», – с отвращением подумал Чарльз.

Его взгляд упал на большой камень. Камень словно просился, чтобы он метнул его и разбил голову испанцу. Чарльз с большим трудом сдержал себя – только потому, что Фрэнсис обещала ему добыть ключ от кандалов. Как она думает это устроить, он понятия не имел, но вынужден был смириться, поскольку больше надеяться было не на что.

Внезапно из тростниковых зарослей, окаймляющих пруд, послышался шепот:

– Фрэнк! Сейчас?

Чарльз понял, что ему лучше не поворачивать голову в ту сторону.

– Нет, – громким шепотом произнесла Фрэнсис. Она шагнула ближе к Чарльзу, погладила птицу, сидящую на его руке, и сделала вид, что разговаривает с ней. – Не сейчас. Сегодня вечером, когда стемнеет.

Чарльз все-таки не выдержал и покосился на заросли, из которых доносился голос. Два личика, похожих на мордочки хорьков, мелькнули в высокой траве. Он успел заметить только взлохмаченные волосы и грязные лица. Все надежды рухнули. Как он и предполагал, спасители Фрэнсис оказались всего лишь уличными мальчишками. Не было никаких шансов, что эти двое смогут им чем-нибудь помочь.

Итак, ему придется взять на себя заботу о побеге.

Какая досада, что Фрэнсис отказывается ему подчиняться! Она даже слушать его не желает! Ее сопротивление страшно раздражало Чарльза. Как главный королевский сокольничий, он не привык к тому, чтобы от его приказов отмахивались.

Мальчишка продолжал говорить что-то по-французски, и Чарльз плохо понимал его жаргон. Он разобрал только, что они намерены устроить переполох.

– Выпустите Ориану еще раз, – спокойно предложила Фрэнсис Чарльзу – так, словно они прогуливались по берегу Дорсета и рядом не было вооруженных мужчин, готовых стрелять в них при малейшей попытке к бегству.

Чарльз отпустил соколиху, но на этот раз он не получил удовольствия от полета птицы. Зато испанцы задрали головы, и Фрэнсис, воспользовавшись тем, что они отвлеклись, быстро зашептала:

– У моего спутника скованы ноги. Нам нужен ключ, который находится у капитана. Вы его сразу узнаете, он самый крупный из испанцев. Связка у него на поясе, а ключик такой тоненький, блестящий. Всю связку не берите: они это сразу заметят. Прежде всего достаньте этот ключ. Все остальное в вашем плане мне очень нравится.

Тростник в последний раз качнулся, и мальчиков простыл след.

Черт побери эту девчонку, которая думает, что двое парнишек способны устроить им побег!

Загрузка...