Ничего кроме правды

МОИ ВЕНЕЦИАЛИИ

Сегодня, когда средства массовой информаций мгновенно доносят до нас последние сведения о победах наших атлетов на всевозможных соревнованиях, когда фотографии спортсменов украшают обложки газет и журналов, а рекорды Гиннеса ставятся прямо на глазах изумленных телезрителей, когда вы без труда можете выяснить, кто победил на соревнованиях по сбору бананов на островах Зеленого мыса, а фотографии чемпиона по плевкам в длину обошли все газеты мира, мне становится особенно грустно. Почему так несправедливо? Меня, человека, который является абсолютным чемпионом мира, награжден множеством почетных правительственных наград, включая Орден Золотого Руна,

Алмазный Щит и Меч Давида и даже орден Трудового Красного Знамени, не знает никто. Да, никто, или почти что никто, даже собственная супруга не догадывается о моих блистательных победах, не говоря уже о вас, уважаемый читатель.

А между тем, несмотря на то, что в этом году мне исполниться

50 лет, я снова, уже в четвертый раз, победил в конкурсе Казановы, или как его теперь называют, Ебиеаналий Любви. В четвертый раз! Такое в истории этого конкурса случилось впервые.

Единственный человек, который продержался в звании чемпиона в течении тридцати лет, был испанский поэт и писатель Рамон дель Валья Инклан. Но учтите, в девятнадцатом веке не было такой сумасшедшей конкуренции, как сейчас и поэтому моя победа особенно почетна.

Только пусть вас не смущает, что раньше вы ничего не слышали об этом конкурсе. Ебиеаналий Любви всегда был окутан покровом тайны и проводился при закрытых дверях в Венеции, во дворце маркиза де Ла Сторце на острове Святого Марка, и информация о нем не выходила дальше узкого круга королевских фамилий, а в двадцатом веке – голливудских звезд, селебритис, как их называют американцы, и правителей мира сего.

Это условие записано в «Манифесте Казановы», единственный экземпляр которого храниться в библиотеке Королевского общества любовников на том же острове Святого Марка. При очень большом желании вы можете его получить, только не пытайтесь сразу привалить на своей гондоле к главному входу во дворец – количество посетителей строго лимитировано, а процесс получения пропуска в библиотеку порой занимает несколько лет, так что наберитесь терпения.

Я не буду вам объяснять, почему этот конкурс скрывают в такой тайне, не освещают в печати и не транслируют по телевизору – это понятно и так – конкурс для избранных.

Единственное сообщение о нем появилось в газете «Фигаро» в 1929 году и принадлежало перу известного в то время публициста Жака Роше. Статья называлась «Честь Франции не посрамлена». В ней Роше описывал победу своего соотечественника графа де Контэ, праправнука великого Маркиза де Сада в каком-то конкурсе любовников. Она была написана невнятно и блекло, со множеством намеков и оговорок и, казалось, никто не обратил на нее внимания, но ее появление в печати повлекло за собой большие неприятности для Жака Роше – он умер при загадочных обстоятельствах в своем загородном доме в пригороде Парижа, и эта история быстро была предана забвению.

Однако Роше погорячился, назвав свою злополучную статью так громко. Он действительно присутствовал на конкурсе, незаконно проникнув в замок, где проходили состязания и, прячась за портьерой, наблюдал окончание финального поединка, в котором победил его соотечественник. Но бедняга Роше так и не узнал главного: граф де Контэ был дисквалифицирован. Во время вручения награды у него выпал костяной бандаж, которым он поддерживал свой детородный орган в стоячем положении.

Роше не мог об этом знать, потому что был пойман охраной перед самой церемонией награждения и был попросту выброшен из окна замка в Гранканал. Он с трудом доплыл до берега, но этот урок не пошел ему на пользу.

Теперь вы понимаете, какой смертельной опасностью я подвергаю себя, публикуя эту информацию, но у меня нет другого выхода.

Первый раз я оказался на конкурсе Казановы в 1969 году, и моя триумфальная победа запомнилась истинным ценителям искусства любви.

Много лет позднее, сидя в камере предварительного заключения таганской тюрьмы в ожидании приговора, я отчетливо, до мельчайших деталей, вспомнил события, которые повлекли за собой мое восхождение на Олимп победителей.

Я жил в Гомеле, работал в портретном цехе и мне едва исполнилось восемнадцать лет, когда на базарной площади московский цирк «Шапито» разбил пестрый лагерь. В волшебном полосатом шатре творились невероятные чудеса. Непревзойденный фокусник и маг с романтическим именем Игорь Кио пилил живых женщин-близнецов. У гомельчан вырывались крики ужаса, когда обыкновенной пилой, безжалостно улыбаясь, он расчленял их на куски.

Его жертвы, похожие на экзотических птиц, высокие статные блондинки в эротических нарядах с перьями, оживали снова и снова, неподвластные смерти. Овации потрясали базарную площадь, их можно было услышать в другом конце города.

На следующие представления все билеты были проданы, но жадная к зрелищам толпа продолжала штурмовать кассы. Каково же было негодование публики, когда на следующем представлении Игорь Кио не вышел со своим номером. Зрители не знали, что ему некого было пилить: очаровательные близнецы исчезли. Публика наотрез отказалась покидать шатер; они свистели и топали ногами. Пожарные брандспойтами с трудом разогнали недовольных. Следующие представления пришлось отменить.

Девочек обнаружили на следующий день, когда наряд милиции взломал двери в номере люкс гостиницы «Октябрь». К счастью, они были в полном здравии, правда, выглядели немного уставшими. Я оставил их там всего за полчаса до прихода милиции. Возможно, если бы они не признались в том, что произошло, моя жизнь бы повернулась иначе, но, в сущности, я ни о чем не жалею.

Я познакомился с ними в Гомельском парке, вечером, где они присели отдохнуть после представления, а мы с Ленькой Зерницким, непревзойденным предводителем кабздохов, прогуливались в поисках легкой добычи.

После короткого совещания мы решили посадить девочек на контейнер (так назывался старый прием съемки или знакомства), которому научил меня дядя Абраша.

Присев на скамейку и как бы не замечая красоток, мы начали диалог. «Только вчера получили контейнер с кожаными плащами, – с досадой в голосе начал я, – а они уже все расхватали, осталось всего два». «Да я бы взял, – перебил меня Ленька, – но у меня еще не проданы бельгийские кофточки, с прошлого раза».

Девочки на другом конце скамейки прекратили щебетание. Краем глаза я следил, как у них вытягиваются уши. Мы уже готовы были праздновать победу, когда близнецы неожиданно рассмеялись. «Кого вы мальчики хотите посадить на контейнер, этот номер хорошо работал до потопа, – сказала красотка, беззлобно скаля белоснежные зубки». Посрамленные мы собрались уходить, но они сжалились над нами.

«Вы хорошие мальчики, – сказала вторая, – не хотите ли выпить вина?»

Так мы с Ленькой оказались в номере гостиницы «Октябрь» в обществе ослепительных близнецов. Они не обманули наши ожидания.

Ленька утром ушел на работу, оглушенный своей победой, слегка покачиваясь и распространяя на версту аромат французских духов. Я остался с двумя красавицами.

В неизвестном пространстве, закрученном в бесконечную спираль, среди пузырьков шампанского, в облаках любовной истомы, я был неутомим. Казалось, я существую сразу в нескольких измерениях одновременно.

Тайна магических чисел поразила меня своей простотой. Философский камень оказался детской игрушкой. На меня снизошло ОЗАРЕНИЕ.

Позднее, прочитав «Учение Дона Хуана» я нашел объяснение этого состояния и научился входить в него посредством дыхательных упражнений, медитации и гашиша.

Тогда же мы просто потеряли счет времени, провалившись в волшебную воронку.

Очнувшись на третий день, истощенный, но полный энергии, я покинул своих возлюбленных в большой двуспальной кровати потрясенных и обессиленных, за полчаса до того, как наряд милиции с понятыми вошли в номер.

Разразился небывалый скандал. Игорь Кио плакал как мальчишка и принимал валидол. За срыв гастролей ему влепили выговор и лишили тринадцатой зарплаты.

По Москве поползли слухи об удивительном еврейском юноше из Гомеля, и эта история дошла до Кремля.

Меня взяли по дороге на работу, и я был доставлен в Москву в наручниках, как рецидивист, под усиленной охраной.

Дрожа как осиновый лист и абсолютно потеряв дар речи, я оказался в кабинете Суслова.

«Да, слышали мы, Борис о твоих “подвигах”», – строго сказал он, разглядывая меня поверх очков. И когда охрана удалилась, спросил недоверчиво: «Неужели? 64 палки! Это же уму непостижимо!»

Я предпочел благоразумно промолчать: во-первых, я не считал, а во-вторых, в данном случае я защищал честь женщин, к тому же я был уверен, что меня посадят. Но все обернулось совершенно иначе.

Оказывается, советское правительство было давно информировано о существовании конкурса Казановы и впервые получило официальное предложение выставить своего кандидата. Они решили провести отборочные соревнования, конечно же, в полной тайне, а Суслов был назначен ответственным за это мероприятие.

Партию и правительство привлекал приз двадцать пять миллионов долларов, такой куш они не могли упустить.

Я здесь не буду описывать, как проходил отбор, это была сплошная мерзость: приходилось трахать каких-то знатных доярок, передовиц производства, но о финале я не могу промолчать. Он проходил в кабинете Брежнева, на кожаных стеганых диванах, при полном составе политбюро.

Мой соперник, любовник Фурцевой, простой литовский паренек из Паневежиса Валюс Баублис, испытывал технические трудности, он нервничал под взглядами членов правительства и от этого его гигантский, похожий на докторскую колбасу член, едва-едва наливался силой. И когда Суслов, глядя на хронометр, взмахнул платком. Валюс оказался не готов и потерял драгоценные минуты.

Моей партнершей была депутат Верховного Совета, ивановская ткачиха Галя Чебухта, довольно аппетитная, крепкая, невысокая брюнетка с карими пустыми глазами и высокой прической.

Без платья она выглядела довольно сносно, и хотя вначале очень стеснялась, краснела и закатывала глаза, я все-таки разжег в ней потаенную страсть. Она отдавалась самозабвенно, подбрасывая меня и ржа, как крепкая калмыцкая лошадка. Я работал не за страх, а за совесть, даже не заметив, как Валюс сошел с дистанции, как Суслов махал платком, стараясь остановить меня. Я не слышал даже аплодисментов и очнулся только тогда, когда Леонид Ильич, отечески похлопывая меня по плечу и широко улыбаясь, громко сказал: «Хватит на сегодня, сынок. Вынимай!»

Он тепло пожал мне руку, поздравляя с победой, и торжественно добавил: «Будешь в Венеции защищать честь страны!»

***

Глядя через затемненные стекла правительственного ЗИМа, на мелькающие березки и заснеженные крыши дач, я думал о Венеции. Я представлял каналы, дома и дворцы, которые до этого видел только на картинках. Я еще не верил своему счастью.

Машина остановилась перед высокими воротами, и часовой подошел к водителю проверить документы. Меня привезли в закрытый санаторий для высших партийных чиновников, чтобы я набрался сил перед ответственным конкурсом в Венеции. Потом я ездил туда много раз, но первое впечатление было просто потрясающим. Это был бесплатный бордель с усиленным питанием. Меня кормили икрой, осетриной. Там я впервые попробовал суп из черепахи и жареного угря, тушенного в сметане. Именно там я узнал толк в еде и стал настоящим гурманом.

Весь обслуживающий персонал санатория состоял из очаровательных молодых мед-сестричек, готовых уступить мне по первому знаку и в любое время. «Держись в спортивной форме, – повторял Суслов, – побольше тренируйся, а главное хорошо кушай». И я твердо следовал его наставлениям.

Три месяца пролетели как одна минута. Я прожил их в раю, менял порой по двадцать любовниц в день, а иногда, остановившись на одной, увлекался каким-то ее особым талантом, чувствовал себя немного влюбленным, впадал в состояние полного самозабвения. И даже те два часа в день, которые я должен был проводить на уроке по теории, я не терял впустую.

Профессор сексологии Лев Владимирович Зац был не просто талантливым педагогом, его знание предмета и блестящее мастерство оратора открыли мне самые потаенные уголки философии секса. Меня потрясла его эрудиция. Он наизусть пересказывал главы из «Маркиза де Сада» и «Луки Мудищева», виртуозно трактуя самые ключевые детали. Это от него я впервые услышал загадочную кабалистическую легенду о таинственном острове, на котором жили хвостатые бляди. С его уроков я возвращался всегда в приподнятом настроении, готовый к бою.

Только политзанятия наводили на меня смертную тоску. Их проводила Валентина Железняк, строгая высокая женщина лет 35, с короткой стрижкой и глазами уссурийского тигра. Двубортный серый пиджак и черная юбка уродовали ее фигуру. Это было выше моих сил.

На третьем уроке не выдержав ее плотоядного взгляда, я закрыл историю партии, распластав Валентину на письменном столе. Она отдалась сосредоточенно, с большой сноровкой и знанием дела. Потом я с большим удовольствием штудировал ее предмет, и до сих пор с нежностью вспоминаю ее округлые ляжки, затянутые черными подвязками.

***

25 апреля 1969 года специальный самолет компании Аэрофлот произвел посадку в Венеции, и уже через час моторный катер с лакированным верхом причалил к служебному входу отеля Метрополь на Гранканале.

Прикрывая лица воротниками черных плащей, в отель без лишнего шума вошли шесть незнакомцев. Среди них был министр иностранных дел СССР, член политбюро Громыко и охрана из четырех человек. Шестым незнакомцем был скромный автор этих строк, ваш покорный слуга.

Он выглядел тогда гораздо моложе и свежее, хотя его лицо было закрыто черной маской согласно условиям конкурса. В его движениях чувствовалась уверенность и сила, он был неотразим.

Я был действительно в великолепной спортивной форме и рвался в бой, как арабский жеребец, но в эту ночь я долго не сомкнул глаз, любуясь отблесками луны на крышах дворцов и соборов, слушая песни гондольеров, и задремал только под утро, обессиленный игрой собственного воображения.

В 10 часов утра 26 апреля черная гондола с флагом Советского Союза причалила к парадным воротам фамильного замка маркиза Де Ла Сторце, обветшалые стены которого скорее напоминали старую гомельскую тюрьму.

По традиции конкурс проходил в Мавританском зале. Мой восполненный мозг сразу нарисовал картину невиданной роскоши: золотые канделябры, хрустальные люстры, экзотические цветы в огромных восточных вазах, резные кровати, покрытые красным шелком, и, конечно, изысканных куртизанок, источающих загадочные ароматы.

Так вот. Ничего подобного там не было.

Участников состязаний долго вели по узкому темному коридору, пока мы не оказались в раздевалке. Пьяный лакей в черном засаленном сюртуке с пожелтевшими кружевными манжетами на какой-то невообразимой смеси языков и жестов предложил нам снять одежду, оставшись лишь в черных масках.

Стоя босиком на холодном каменном полу в ожидании медосмотра, я ревниво оглядывал участников конкурса. Это зрелище меня не вдохновило. За исключением масок все напоминало очередь в военкомате.

Врач, скрупулезно осмотрев меня с ног до головы, поставил печать в моем пропуске, и черной несмываемой краской вывел мне между лопатками номер 38.

Мавританский зал поразил меня своей казарменной простотой. Он скорее напоминал лазарет времен первой мировой войны, только на нарах, которые стояли в четыре ряда между узкими проходами, лежали не раненые.

Зал был хорошо освещен софитами. Ослепленный ярким светом, я вначале не заметил лож со зрителями, которые находились в тени под самым потолком, и огромного ветхого гобелена с изображением черных мавров, который закрывал покрытую плесенью каменную стену.

Но больше всего меня разочаровали женщины. Даже издали можно было заметить их не аристократическое происхождение. Это были обыкновенные уличные шлюхи, причем самого низкого класса. Они встретили наше появление грязным улюлюканьем.

Первый этап назывался марафон любви. В течение минуты нужно было выбрать партнершу, по знаку судьи вступить в бой и сражаться без остановки до последнего патрона.

Я немного замешкался у входа, ища глазами ложу советской делегации, и одним из последних подбежал к нарам. Почти все девушки были уже разобраны, и я взял то, что осталось. О, господи! Стараясь вызвать эрекцию, я стал придирчиво разглядывать свою партнершу, отмечая ее положительные качества, как учил меня Лев Владимирович Зац на уроках теории. Я нашел в ней много соблазнительных деталей, даже выбитый передний зуб ее не сильно уродовал, и когда раздался свисток судьи, я был готов к сражению.

Она лежала как бревно на грязном полосатом матрасе, раздвинув худые ляжки и поглядывая на меня прищуренным глазом, слегка посапывала в такт. Понимая, что таким образом я долго не продержусь, я включил свое воображение на полную мощность, и, о чудо!

Передо мной, утопая в шелке белоснежных простыней, лежала изнеженная и посрамленная женщина моей мечты, непревзойденная Беата Тышкевич. Через год на московском кинофестивале я был ей представлен, и, рассказав незатейливую историю моей первой победы в Венеции, покорил ее сердце. Что это была за женщина! Царица! Богиня!

Я не мог поверить своему счастью. Она была ослепительна. Не в силах смотреть на нее, я поднял голову и заметил, как в затененной ложе наша делегация ободрительно размахивает красными флажками.

Почувствовав поддержку товарищей, я закрыл глаза и полностью предался воображению. Мое сознание, приняв форму спрута, проникло мелкими щупальцами в самые сокровенные уголки несбыточного. Я плыл по удивительной реке любви, вдыхая целительный воздух, пропитанный ароматами моей царицы. Потеряв счет времени, ни на секунду не задумываясь, куда причалит моя волшебная гондола.

Я очнулся от звуков трубы. Горнисты играли отбой. Стараясь не смотреть на Беату, я встал и огляделся по сторонам. Ряды участников сильно поредели. Во второй тур вступили всего 14 человек.

Я не буду описывать, как проходил второй и третий туры, все было довольно однообразно. Скажу только, что, несмотря на то, что финал проходил в огромном аквариуме, наполненном прохладной голубой водой и золотыми рыбками, мне пришлось изрядно попотеть.

Моим соперником был Хулио Санчес, высокий метис с Доминиканской Республики, великолепный пловец и ныряльщик.

Я никогда не трахался в воде, а мои познания в подводном плавании сводились к фильму «Человек Амфибия», и только полным напряжением сил мне удалось овладеть стройной ныряльщицей, сорвав с нее акваланг. Хулио допустил ошибку, попытавшись трахаться под водой. Он переоценил свои силы. И пока водолазы вынимали его из аквариума и делали искусственное дыхание, я, загнав свою партнершу в угол и держась руками за края, отпраздновал свою безусловную победу, наполнив голубую воду аквариума маленькими белыми медузами, которых с жадностью поедали золотые рыбки.

Леонид Ильич Брежнев долго пожимал мне руку, вручая орден Трудового Красного Знамени, а позже, на банкете в Кремле, преподнес мне свой портрет и, немного растрогавшись, со свойственной ему непосредственностью, написал в нижнем правом углу: «Борису Жердину, выдающемуся члену нашего общества!» – и подпись: Леонид Ильич Брежнев.