Ничего кроме правды

ВО ИМЯ СПРАВЕДЛИВОСТИ

Среди эмигрантов существует такое мнение, что все гомельские – аферисты.

В этом, конечно, есть доля правды, но только очень небольшая. Из Гомеля вышло много хороших и порядочных людей, но, чтобы быть объективным, я сначала должен рассказать о теневых фактах.

Недавно я был приглашен в ресторан «Националы) на Фирин день рождения.

Сижу, выпиваю, закусываю. Смотрю – за соседним столиком Аркашка Домчин сидит, как на фотокарточке: костюм от Армани (шелковый), цепь золотая, в палец толщиной, «Ролекс» на руке. Весь холенный, прямо лоснится, живот в стол упер и осетра, нашпигованного крабами, кушает.

Я подошел. «Аркашенька, здравствуй, дорогой», – говорю. А он мне так вяло руку пожал и продолжает закусывать. Я вижу–не хочет он со мной говорить, но неудобно как-то, не могу сразу отойти.

Как живешь? – продолжаю. – Чем занимаешься?

Хорошо живу, по специальности. – И кусок рыбы в рот запихнул, отстань, мол.

Противно мне стало, повернулся я и ушел.

Что с человеком, думаю, запад делает! Господи, помилуй!

Аркашка, правда, всегда был зазнайкой, учителем работал в Гомеле, ботанику преподавал в младших классах. А когда летом Борька Фурункул приезжал, он мне и рассказал про Аркашкину ботанику.

Вот как дело произошло.

Аркадий приехал в Америку в конце семидесятых, поселился на Брайтоне и вот, что придумал, змей. Стал он ходить по праджектам, где много русских живет и с пенсионерами знакомиться.

Подойдет к старикам, присядет на скамейку, здоровьем поинтересуется. Вежливый, обходительный такой.

Как вы себя чувствуете, Роза Семеновна, хорошо ли спалось, как поясница?

Ой, и не спрашивайте лучше. Чтоб мои враги так себя чувствовали. Пройду три шага и уже задыхаюсь как рыба. Голова болит, поясницу ломит.

Аркадий сочувственно вздыхает: «Ох, нехорошо это, нехорошо, Роза Семеновна».

И стал он такой слух распускать среди наших пенсионеров, что собирается он, мол, бизнес открывать. Есть, говорит, такое удивительное растение, если в доме держишь, очень улучшает самочувствие, жизненный тонус укрепляет, потому как хорошее биополе имеет.

Стоит себе дома в горшке, есть не просит, а больные выздоравливают. Очень целительное это растение, по латыни Метрополиус синтессий называется – чудодейственный, одним словом, цветок.

Сейчас, говорит, семена выписываю с острова Борнео, очень дорогие – сто долларов просят за штуку. Как прорастут, буду саженцы своим людям в рент давать по 5 долларов в месяц. А если кому не поможет, значит пролетел я. Очень рискую, на три тысячи семян заказал. Буду, говорит, раз в месяц заходить: подстригать, пересаживать. Вы только почаще поливайте.

Через пару недель он разнес штук тридцать горшочков по домам, денег вперед не просил. «Не хочу, –говорит, –заранее брать, надо сперва убедиться, не обманули ли».

Пенсионеры и рады.

Аркадий им часто стал звонить – как цветок, не чахнет ли, если ли какие изменения в самочувствии.

Нет, пока особых перемен нет. Не хотят старики деньги платить, но Аркашка и не настаивал.

Через месяц разрослись цветочки. Он сам приехал. Обошел всех, растения в большие горшки пересадил, досыпал удобрение. Будем ждать, говорит.

И здесь начались чудеса. У Сары Борисовны ноги перестали болеть, а у Цалика Фридмана эрекция появилась, а ему ведь уже почти девяносто лет. Цалик веселый стал, ходит, всем рассказывает, даже жениться собрался.

Наши старики тогда очень воспрянули духом. А Аркадий говорит, не то еще будет, это только начало. Надо, мол, зеленую среду увеличивать. Кому по два горшка поставил, кому три.

Каждый месяц по два раза приходит, удобряет почву, листики да цветочки подстригает, все чистенько-аккуратненько.

«Если, – говорит, – кому не помогут растения, заберу. Очень большие убытки несу». Забеспокоились наши старички, не хотят отдавать растения, стали рент платить – некуда деваться.

Так Аркадий постепенно свой бизнес и наладил. Взял пару работников из наших гомельских. Целую сеть в Бруклине организовал.

Приходят, срезают листочки, собирают рент.

Но основной доход у Аркашки, конечно же, не эти копейки стариковские. Он эти листочки не выбрасывал, а в специальной печке сушил и на черном рынке продавал по сто пятьдесят долларов за унцию. В месяц по двести тысяч делал, а когда и побольше.

Марихуана это была первоклассная.

За пару лет стал миллионером, дом купил в Мальборо, Мерседес. А потом закрыл бизнес, хитрый был, не зарывался, вовремя соскочил. В один день все листики посрезал, а в горшки какой-то химии налил.

«Заболели ваши растения, – говорит, – буду банкротство объявлять, прогорел, что поделаешь».

Но надо вам сказать, что многим пенсионерам помогли растения. Аркадия до сих пор добрым словом вспоминают старики.

Так что выходит не такой уж он плохой человек.

Зазнался только чересчур.

Или вот еще. Сидели как-то наши ребята в гастрономе «Москва» на Бордвоке.

Лет двадцать назад было дело, еще до пожара.

Братья Марголины, Яшка Штык, Адик Финкелыптейн и Марик Гельфер. Закусывали, в домино играли.

Прибегает Сеня Соловей: «Хватит, – говорит, – прохлаждаться. Будем муку продавать. Моя идея, мне половина, вам остальное». Никто с Сенькой не стал спорить. Он аферист известный, да и по зубам можно запросто получить. Короче, послал он Марика за мукой. «Возьми, – говорит, – один пудовый мешок и небольшой пакет на полфунта». А сам весы маленькие из кармана достал и на стол поставил.

В то время, надо сказать, еще много иностранцев по Бордвоку гуляли – черные, да латинос разные.

Приносит Марик муку.

Сеня большой мешок поставил в углу, а из маленького пакета немного на столе высыпал, где весы стояли, а Яшку Штыка на стреме у дверей поставил. «Как иностранцев увидишь, – говорит, – снимай шляпу». Всем ребятам трубочки раздал, через которые кока-колу пьют.

«Как иностранцы мимо пойдут, начинайте муку через трубки носом вдыхать». Ребята сидят, приготовились. Видят, Яшка шляпу снял. Идут иностранцы. Начали хлопцы муку нюхать, у всех носы белые. Иностранцы остановились, посмотрели, но мимо прошли. Расстроились ребята, что поделаешь. Но здесь Яшка снова начал шапкой махать – возвращаются.

Остановились они у дверей, трое черных, а один посветлей, в берете и с бородой вокруг рта, золотой крест на шее на полпудика потянет, все пальцы в кольцах.

А Сеня подходит к дверям. Он, надо сказать, тогда очень представительным был. Это потом, уже после тюрьмы усохся. Стал на пути, не пускает их внутрь.

Который с крестом, спрашивает:

Почем товар продаешь?

В розницу не торгую, резона нет. Мука у меня первосортная, – говорит Сеня.

Ребята сзади сидят, стараются, нюхают. Марик отвешивает на весах из маленького пакета. Этот с крестом посмотрел через плечо: «А сколько у тебя еще есть?» Сенька подошел, поднял мешок, похлопал по бокам. «Вот, – говорит, – здесь 16 килограммов первосортнейшей муки (на последнем слове ударение делает)». «За все 250 тысяч хочу, но, думаю, вы опоздали, чистый товар, не подмешанный. Вон у меня купцы из Флориды прилетели, свои ребята, наверняка будут брать».

Черные видят, такое дело: «Подожди, – говорят, – мы сейчас домой сбегаем за деньгами».

Двое побежали, а бородатый стоит у дверей с ноги на ногу переминается, видно очень хочет приобрести муку. А Сеня подошел к столу, нагнулся и из кармана маленький пакет незаметно достал, взял ложку и всыпал на нее из пакета белый порошок, а сам сделал вид, что из мешка муку зачерпнул и к бородатому подходит. «Давай разговейся, – говорит, – чтобы не скучно было». Тут как раз двое с деньгами прибежали, даже вспотели, бедные.

А этот смуглый говорит: «Хороший товар, я уже понюхал».

Здесь Эдик Марголин подал голос: «Сколько еще вдыхать надо, у меня уже весь нос забился, домой пора, имей совесть, Сеня!»

А тот даже, как будто обрадовался. «Все, –говорит черным, –вы ребята опоздали. Флоридские забирают, извините за беспокойство».

А те только в раж вошли: по карманам посмотрели, набрали, что было. «Отдай, – просят, – здесь еще 325 долларов, мы переплатим, не обижай,» – говорят.

«Хорошо, ребята, ваше счастье, что я на очень маленький процент работаю, для меня каждая копейка дорога, четверо детей, жена в больнице».

Посчитал он деньги. «Ровно, – говорит, – 250 тысяч 325 долларов». Пожали руки. Черный мешок на спину взвалил и они пошли потихоньку, чтобы подозрения не вызывать.

А Сеня бегом к телефону, позвонил в полицию. Мол, ограбили, ироды, последний мешок муки забрали.

Черные только до второго Брайтона успели дойти, там их уже полицейский ждал. «Стой», – говорит. А они бежать, мешок бросили и – врассыпную. Полицейский палить начал из нагана, но к счастью, ни в кого не попал.

Так что они убежали, легко отделались.

Ребята все потом поделили, как и уговаривались. Все остались очень довольны. Только у Адика потом начался гайморит: очень крепко муку нюхал, всю носовую полость засорил, операцию делали.

Хлопцы хотели на эти деньги открыть ресторан на паях, но к сожалению ничего не вышло, потому что деньги фальшивые оказались, только 325 долларов были настоящие, их Сенька себе забрал, но они ему тоже счастья не принесли. Семь лет отсидел, но это уже по другому делу.

Вот такая история. Но я считаю, что это все – исключения из правил. Среди гомельчан непропорционально большое количество порядочных и интеллигентных людей. Возьмите хотя бы Леньку Зерницкого. Ортодоксом стал, бороду не бреет, субботу соблюдает, сала не ест. Тфилин лакированный купил из чистой кожи, подушечку золотыми буквами по-еврейски вышитую. Троих детей усыновил. Такие хорошие дети – два китайца и один индус. Всем обрезание сделал, по-еврейски читать научил. На Пасху сидят за столом, мацу кушают – любо-дорого.

А Гришу Рабиновича возьмите. Программист, светлая голова, интеллигент, можно сказать. Вы от него матерного слова не услышите, хотя деньги в долг дает, без процентов. Хороший человек, никому не отказывает. К нему очередь по записи на два года вперед. 65 тысяч получает, а сам в однобедренной живет в плохом районе. Едва концы с концами сводит, на работу на метро ездит.

А Борька Фурункул, мой друг, – золотой человек, кристальной честности, можно сказать. Бензином торгует, дела ведет – комар носа не подточит, иногда даже себе в убыток продает, так клиента любит. Прямо извращенец какой-то...

А Яшу!!! Яшу!! Яшу Семенца вспомните. Герой, девушке пакистанке руки-ноги свои отдал. Вот если бы все были такие, как они, мы бы уже давно жили, как когда-то в Гомеле, где каждый был другому друг, товарищ и брат... если, конечно, не считать этих...

А вы говорите.