Ничейная земля

7

Когда они вернулись в свой лагерь, солнце уже стояло высоко в небе и предвещало очередной жаркий день. Прихватив бутылку вина и стручки рожкового дерева, Джек, Алекс и капитан Лоу расположились в тени олив.

Райли уже успел рассказать им о своей размолвке с генералом и выслушать от обоих кучу упреков и заверений, как ему повезло, что рядом оказался Мерриман. Теперь он отдыхал, пытаясь заглушить голод, поедая мясистые сладковатые стручки, которые до войны шли на корм скоту.

Остальная рота расположилась вокруг, заняв все пространство в тени оливковой рощи до самой ее границы. Все с минуту на минуту ждали приказа о наступлении и пытались заглушить страх смерти затасканными глупыми шуточками и сплетнями, распространявшимися со скоростью лесного пожара. Сержант Фишер бренчал на гитаре, которую нашел в развалинах городка Кинто.

Слова этой песни солдаты батальона Линкольна сочинили сами, положив их на музыку баллады «Долина Красной реки», после того злополучного сражения под Харамой полгода назад, где погибли сотни их друзей и товарищей.

Есть в Испании долина под названием Харама,

Мы забыть ее не сможем никогда — ни ты, ни я.

В той долине обрели мы наше мужество и славу,

Там погибли смертью храбрых наши верные друзья.

Сражался за Мадрид наш славный батальон —

Не за чины, не за награды.

Там мы сражались, сыны народа,

Парни Пятнадцатой бригады.

Никогда мы не вернемся в ту долину нашей боли,

Но жива доныне память в наших мыслях и сердцах.

Так поднимем же бокалы, до краев вином наполнив,

За погибших смертью храбрых в этих огненных песках.

Посреди песни неожиданно показалась изящная журналистка — с распущенной гривой великолепных волос, в мужской одежде и в темных очках, она шла мимо лежащих под деревьями людей, не обращая внимания на восхищенный свист и расточая неотразимые улыбки. Поглядев из-под руки, она заметила сидящую под очередным деревом троицу и направилась прямо к ней.

— Добрый вечер, господа, — окликнула она троих друзей, стоя в тени оливковых деревьев. — Я вижу, вы вернулись из разведки, лейтенант Райли.

— Да, только что вернулся.

— Могу я сесть рядом с вами?

— Пожалуйста, — ответил Лоу.

— Насколько успешной оказалась ваша вчерашняя разведка? — спросила журналистка.

— Вполне успешной, — улыбнулся Джек, многозначительно потирая живот.

Геллхорн удивленно посмотрела на галисийца, однако не решилась спросить, что он имел в виду.

— Полагаю... вы не имеете права рассказывать мне о том, что видели.

— Вы весьма догадливы, мисс Геллхорн, — заметил Лоу.

Однако все внимание журналистки было сосредоточено на Райли.

— Разумеется. Но вы, лейтенант, должны мне интервью, — сказала она, сняла тёмные очки и сверкнула синими глазами.

— А вы записались на прием у моего секретаря? — спросил он насмешливо. — У меня весьма плотный график.

— Ну, я уверена, что вы сможете найти для меня «окно», — улыбнулась журналистка.

— Если это в моих силах, — вкрадчиво ответил Райли, подмигнув, — то я буду рад его для вас найти.

Десять минут спустя они медленно удалялись по узенькой тропке в направлении старого рожкового дерева, под которым они завтракали сегодня утром. Это было единственное тенистое место, где можно было спокойной поговорить вдали от глаз и ушей всего батальона.

Марта достала блокнот и всю дорогу записывала ответы лейтенанта. Тот отвечал вполне охотно — до тех пор, пока вопросы не стали слишком личными.

— Так почему же офицер торгового флота из Бостона решил отправиться добровольцем на войну, не имеющую никакого отношения к его стране? — спросила она.

— Я вам уже говорил: моя мать — испанка.

— Это недостаточная причина.

— Националисты расстреляли моего деда и бабушку перед воротами кладбища. По-вашему, этого недостаточно?

Геллхорн поморщилась. Ей и эта причина явно казалась недостаточной.

— Интересно, как вы жили до того, как приехали в Испанию? — спросила она.

— Что вы имеете в виду?

— Вы не коммунист, вас ожидало хорошее будущее в торговом флоте, и уверена, вы пользовались успехом у женщин. Я просто не могу поверить, что вы могли бросить все это... лишь ради мести за смерть деда и бабушки. Что-то тут явно не сходится.

Райли пожал плечами.

— Это ваша проблема, — ответил он.

— У вас что-то случилось, ведь правда? — Сквозь темные очки стало заметно, как она прищурилась. — Что-то серьезное, о чем вы не хотите рассказывать.

Алекс искоса посмотрел на неё.

— Есть вещи, о которых я не намерен вам рассказывать, мисс Геллхорн.

— Я думала, мы договорились, что вы будете называть меня Мартой.

— Хорошо, — согласился он. — Я не хочу рассказывать о моем прошлом, Марта.

— А о том, что произошло на холме Пингаррон, во время сражения за Хараму?

— Тем более.

Они добрались до рожкового дерева и остановились в его тени.

— Об этом сражении ходят разные слухи, — продолжала напирать она, усаживаясь под деревом и прислонившись спиной к стволу. — Но мне хотелось бы услышать вашу версию событий.

— А мне бы хотелось никогда в жизни больше к этому не возвращаться, — ответил он, устраиваясь рядом.

— Я знаю, вы были на волосок от смерти. Знаю, что пуля прошла в нескольких миллиметрах от вашего сердца, и что ваш друг вынес вас с поля боя под вражеским огнём. Знаю, что много месяцев вы пролежали в госпитале, и после этого вам присвоили звание лейтенанта.

— Ну, если вы столько всего знаете, зачем вы меня расспрашиваете?

— Потому что хочу знать правду, — ответила она, откладывая блокнот. — Я хочу узнать об этом от человека, который там был. Моим читателям нет дела до боев и наград, но им будет интересно побольше узнать о человеке, который отправился добровольцем воевать в чужую страну, сражаться с фашизмом плечом к плечу с солдатами разных народов, собравшимися со всего мира.

Райли скрестил руки на груди. Видимо, этот разговор его слегка забавлял.

— Хорошо сказано, — сказал он. — Вы сближались со всеми, у кого брали интервью, чтобы развязать им языки?

Геллхорн нахмурилась и гневно сверкнула глазами, но тут же овладела собой.

— Вообще-то да, — в конце концов призналась она. — Только это почти никогда на срабатывает.

— Неудивительно. Сомневаюсь, что кого-то из этих ребят, — он указал на солдат, расположившихся под оливами в пятистах метрах от них, — интересует все то дерьмо, которого требуют ваши читатели. Им нужно только одно: чтобы их оставили в покое и не расспрашивали обо всех ужасах, которые они имели несчастье пережить.

— Вы имеете в виду и себя тоже?

— Конечно, все это относится и ко мне.

Немного помолчав, журналистка спросила:

— В таком случае... Если вы не хотите говорить со мной, почему согласились дать интервью?

Райли улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.

— Полагаю, нам лучше не тратить время на пустые разговоры и заняться более приятным делом, — наклонившись к ней, он легонько провел пальцами по ее шее.

— Но... Это как-то... нехорошо...

— Возможно, — прошептал Алекс, наклоняясь к самому ее уху, — но уверен, это было бы весьма интересно.

Час спустя они той же дорогой возвращались в лагерь батальона Линкольна, отряхиваясь от колючих семян и сухих травинок, застрявших в одежде и волосах.

Оба молчали, но на каждом шагу ловили на себе скользкие взгляды, а за спиной то и дело слышались понимающие смешки. Вид у них и в самом деле был несколько растрепанный и, судя по этим смешкам, все присутствующие прекрасно догадались, что между ними произошло. И были правы.

— Боже, какой стыд! — краснея, повторяла Геллхорн. — Такое впечатление, что у нас на лице написано, чем мы занимались.

— Тебя это так волнует? — спросил Райли.

— Не особенно. Но мне бы не хотелось, чтобы они считали меня... в общем, ты понимаешь.

— Не думаю, что кто-то из них посчитает тебя... ну, ты знаешь.

Журналистка слегка похлопала его по плечу.

— Не смейся, — надулась она.

— А я и не смеюсь. И не волнуйся, я не собираюсь никому рассказывать обо всех интимных подробностях нашей встречи.

Марта неожиданно покраснела.

— Не вздумай!

— Но, Марта, как можно!.. — он махнул рукой в сторону наблюдающих за ними солдат. — Ведь именно эти подробности больше всего интересуют моих читателей.

Журналистка слегка растерялась, пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно.

Лишь после того, как Алекс наградил ее своей неотразимой улыбкой, она расслабилась и облегченно вздохнула.

— Это не смешно, — проворчала она.

— А мне кажется, как раз наоборот.

Геллхорн уже собиралась снова дружески хлопнуть его по плечу, когда до них донесся глубокий баритон Хемингуэя.

— Марта! — позвал он, направляясь к ним огромными шагами. — Где тебя черти но...

Он замолчал на полуслове, подозрительно оглядывая журналистку. В ее растрепанных волосах застряли сухие былинки, рубашка была застегнута не на ту пуговицу, губы припухли, щеки раскраснелись...

Затем он столь же внимательно оглядел Райли, который ответил ему торжествующей улыбкой; журналисту понадобилось не более двух секунд на догадку, что произошло между этими двумя.

На третью секунду он с кулаками бросился на Алекса, вопя на превосходном кастильском:

— Ах ты, сукин сын!..