Нищий Король

Глава 4

Непростительно безразмерная столица Многоземельной народной республики распласталась, как жирная свиная котлета на сковороде, истекая непомерно накопленными жирами и издавая смесь запахов подгорающего масла и полусырого мяса.

Цетром столицы являлась площадь Свободы и Рабства, увенчанная гранитными статуями изображавшими упомянутых Свободу и Рабство. Композиция представляла Рабство в виде крупного симпатичного, с правильными чертами лица, и волевым подбородком мужчину с ошейником на шее, крепко прижимавшего к себе хрупкую, с впалыми щеками девчушку, надпись под изваянием гласила: Рабство путь к Свободе!

В центре площади возвышался дворец парламента республики исполненный в стиле древнеримского сената.

О том, что сегодня был один из дней сессионного заседания парламента можно было догадаться по милицейскому оцеплению периметра площади, на территорию которой простым смертным вход был воспрещён. Да и при желании никто бы и не смог бы протиснуться на эту площадь, до того плотно она была забита личным автотранспортом парламентариев. Дороговизна и новизна автомобилей свидетельствовала о том, что банкротство мировому автопрому в ближайщие годы не грозит, ибо парламентарии Многоземельной народной республики имеют сурьёзную покупательскую способность и не стесняются её использовать.

Но перенесёмся же скорее в сессионный зал. Его, полукругом в двенадцать рядов, заполняли ряды кресел с горностаевой обивкой, в центре зала возвышалась трибуна для спикера. Эта самая трибуна в данный момент была центром свалки из беспрестанно толкающихся и бранящих друг друга депутатских тушек с трёхскладчатыми затылками.

Главной целью каждого было, будто бы, дорваться до трибуны и успеть выкрикнуть что — нибудь в микрофон, пока коллеги не успели стащить его за ноги.

Вот какой — то бородавчатый, на вид приличный дедушка, с хитрожопым прищуром, неожиданно для самого себя добрался до микрофона, и, совершенно, не зная, что говорить, запел пахабную песенку из своей молодости:

На втором куплете маразматического исполнителя таки стянули с трибуны, и, дабы, разъяснить дедуле, что с концертом пора заканчивать, так как тот по — прежнему продолжал петь, даже, без микрофона — разбили стулом голову, и, уже, повели сражение, подобно древним ахейцам, за тело Патрокла, не гнушаясь в процессе нещадно топтать павшего дедушку туфельками из крокодильей кожи.

Практически бесшумно, за креслами президиума отворилась маленькая дверца, но, это заставило парламентариев разом смолкнуть, неотрывно следя за тем, что появится из — за двери.

Появилась гладко выбритая голова с сероватого оттенка лицом, покрытым морщинами и глубоким шрамом на правой щеке, маленькие бесцветные глазки уставились в зал.

— Заглохните, гниды! — обругала парламентариев голова и скрылась за дверью.

Народные представители не заставили просить себя дважды, и тряся откормленными задами, упакованными в дорогие брючки с отливом, тихо, как мышки, разбежались по своим местам. И седели, не шевелясь, до самого конца сессионного дня, даже на горшок ни один не попросился… хотя после появления неприятной головы в штаны сделали все.

Так что же делалось за маленькой дверцой, малейшего окрика из — за которой было достаточно, что бы народные избранники стали тихими и послушными?

А была за ней небольшая, «тайная комната», где собрался весь цвет молодой республики.

В обитой бархатом комнате царил приятный интимный полумрак. За круглым дубовым столом, в креслах мастерски обтянутых человеческой кожей сидело двадцать человек, довольно зрелого возраста, и, все как на подбор имели мёртвые рыбьи глаза. Население Многоземельной республики могло бы легко опознать в этих «рыцарях круглого стола» отцов и благодетелей народа, меценатов и учредителей бесчисленных благотворительных фондов имени себя. Фонды эти, постоянно, приносили богатые пожертвования, не меньше сотни жертв за раз, а то и более…

Кстати, по какому — то удивительному совпадению, народные благодетели, одновременно, были и самыми богатыми людьми республики, да, пожалуй, и всего мира. Самый выдающийся благодетель в республике был Амтих Амтихович, и, несмотря на изрядный капиталец, на сходку он пришёл в простеньком спортивном костюме и сидел, небрежно перекатывая маленький чёрный шарик для игры в «напёрстки».

На столе, грудой, были составлены большие спортивные сумки, до того плотно набитые, что молнии на них не застёгивались, и из распухших сумок торчали пачки, плотно спрессованных американских долларов.

Амтих Амтихович сделал небрежный жест рукой, указав пальцем, украшенным золтой печаткой с бриллиантом, на сумки и, тот час, откуда — то из тёмного угла вышел широкомордый здоровяк в чёрном костюме, и аккуратненько, по одной, перегрузил все сумки на приготовленную заранее тележку, поклонился Амтиховичу, и так же тихо исчез.

— Вот же мы молодцы! — загомонели благодетели — И тут народу помогаем, как можем. Он, народец, навыбирал себе депутатов, а мы им зарплату платим! Должно нас за это отблагодарить как полагается! Да — да, пускай подают благодарность!

— Всё будет, — тихим голосом заговорил Амтих Амтихович — благодарность будет внесена в бюджет, как первейшая статья расходов. Но сегодня у нас есть гораздо более важный вопрос. Речь пойдёт о нашем бывшем вседержителе Короле Многоземельном. Помните такого?

— Помним — помним, — загомонели благодетели — как же не помнить! Славный король был. Ни в чём нам не отказывал! О чём не попроси, на всё соглашался. Хоть налоги на откуп, хоть мосты в частную собственость, хоть крестьян закрепостить — любой указ подписывал не глядя. Правда, предварительно, нужно было ему мешок золота занести, ну так, а кто без греха?

— Вот как? — Амтих Амтихович удивлённо приподнял бровь — Может вы были бы и не против его возвращения на престол? Ведь Величество жив и здравствует, а значит — реставрация монархии вполне возможна.

— Пускай возвращается, если сможет, — хором отвечали благодетели.

— А как насчёт королевских земель и имений? — полюбопытствовал Амтих Амтихович — Как я помню, после, низложения Его Величества, многие из вас переоформили их на себя. А королевские крепостные души, что с ними стало? Тоже между собой разделили. Так вы готовы вернуть всё в зад? — Амтихович обвёл холодными змеиными глазками присутствующих.

Благодетели растерянно умолкли. Они хорошо помнили, что большую часть королевских владений присвоил себе, именно, Амтих Амтихович, особенно золотоносные рудники и серебряные шахты, но говорить об этом вслух не решались, да и всё же, каждому из них удалось оторвать кусочек и для себя, а отдавать добытое было не в их правилах.

— Нас может спасти, только одно, — решили благодетели — королеубийство!

— По счастью для всех нас, — сказал Амтих Амтихович — я, заранее, побеспокоился о нашем экс — монархе, — он щёлкнул пальцами и из темного угла, вновь, вынырнул широкомордый здоровяк — я выдал тебе сотню тысяч на устранение Короля Многоземельного — напомнил Амтих Амтихович — доложи нам о успехах.

— Докладываю! — отчеканил широкомордый — Из полученных ста тысяч, семьдесят я взял себе, а оставшиеся тридцать вручил моему помощнику и приказал ему на эти деньги организовать ликвидацию Короля.

— Ну что же, это разумно, рационально, — кивнул Амтих Амтихович — мы бы все так поступили.

Благодетели одобрительно загудели.

— Продолжаю доклад, — вёл дальше широкомордый — мой помощник из полученных тридцати тысяч взял себе двадцать пять, а за оставшиеся пять тысяч договорился с братом жены, что бы тот взял устранение Кроля на себя.

— И что же из этого получилось? — нетерпеливо спросил Амтих Амтихович.

— Совершенно ничего! — победно произнёс широкомордый — Потому, что брат жены был знаком с охранниками территорий бывшей летней резиденции Его Величества и договорился с ними за две бутылки водки, что они убьют Короля. И те, уже, было собрались расправится с монархом, но заприметили на объекте мешок гречи, и поняли, что смогут выручить за него гораздо больше, чем две бутылки водки, потому просто прогнали Короля, а мешок с гречей похитили, и подались с ним в город, но по пути их встретил тот самый брат жены моего помощника, и увидав у них в руках мешок гречи, не удержался и зарезал обоих, а гречу присвоил. Но когда он отвёз эту гречу домой, что бы прикопать в огороде до лучших дней, к нему приехал мой помощник, что бы разузнать как продвигается устранение Короля и застал его с мешком гречи, тоже, не удержался и застрелил его, а гречу погрузил в свой джип, где в этот момент находился и я. Мы с ним гречу разделили пополам, так как обое планировали баллотироваться в депутаты на местных выборах, а, по пути, я пырнул его заточкой в бок и выбросил на дорогу, прямо под колёса проезжавшего самосвала с щебнем. Вот такие дела!

— И как по — твоему, можно ли назвать такое исполнение поручения положительным? — спросил Амтих Амтихович.

— Конечно! — ни секунды не сомневаясь ответил мордастый — Я нажился, значит всё прошло удачно!

— Далеко пойдёшь, — похвалил подчинённого Амтихович.

— Стараюсь, — зарделся тот.

— Итак, — подытожил Амтих Амтихович — выходит на данный момент нам ничего не известно о нашем Короле.

— Позвольте, — вмешался мордастый — кое что нам, всё же, удалось разузнать. Всё, опять же, благодаря вам! — он отвесил благодетелям низкий поклон — Все вы, на благо родины, обзавелись множеством ростовщических контор и их отделений. Вот в одном таком богоугодном заведении и засветился наш любимейший монарх.

— Неужели ссуду взял? — воскликнул один из благодетелей.

— Ещё нет, — ответил мордастый — но близко. Король был поставлен на учёт, как поручитель у закредитовавшегося, некого Зай Филипповича Зайца, который, даже, не является гражданином нашей республики, а нелегально пересёк границу вместе с Принцессой Закатиглазкой, прибыв с исторической родины нашей Принцессы. Вторым поручителем является родная сестра Зайца, эта, уже, наша гражданка, недавно приобрёвшая участок земли в бывших королевских угодьях. Естественно, их след тут же взяли коллектора, гнездовье которых находилось в гнилом болоте поблизости.

— Фух! — радостно выдохнули благодетели — Если коллектора взяли след, можно считать, что Король и все его сообщники, уже, мертвы.

— И, снова — нет, — огорчил честное собрание мордастый — уж и не знаю, что там произошло, но в результате всё гнездо коллекторов вместе с маточным корнем было сожжено, сгорел и жилой дом Зайчихи, но ни тел зайцев ни самого Короля в доме обнаруженно не было, только обгорелые туши коллекторов, некоторые были буквально разорванны на куски.

Благдетели приуныли, опасливо переглядываясь между собой, почему — то каждому представилось, как их бывший повелитель во главе банды бешенных зайцев врывается в их дворцы и беспощадно придаёт их всяческим истязаниям.

Амтих Амтихович, один, не потерял хладнокровия и поспешил воодушевить остальных:

— Всё не так плохо, — заявил он — да на этот раз Его Величество вышел победителем, но, главное, что коллектора, — его передёрнуло от мерзкого слова — что они, таки, взяли его след, и теперь, стоит Королю вступить в любые товаро — денежные отношения, эти твари сразу почуят его. Меня настораживает присутствие этого загадочного Зайца, возможно, что Величество попытается прорваться к своему тестю.

— Не извольте беспокоиться, — обнадёжил мордастый — для тех, кого преследуют коллектора — границы нашей республики закрыты.

— Это хорошо, — кивнул Амтих Амтихович — но, для надёжности, нужно подать Короля в розыск тайной полиции.

— Будет сделано! — поклонился мордастый и исчез из поля зрения собравшихся.

— Итак, высокочтимые господа, — Амтих Амтихович поднялся, давая понять, что собрание окончено — я буду следить за делом по устранению Его Величества и при необходимости соберу вас вновь.

Яркое августовское солнце было в зените, когда один из его лучей, самым бесцеремонным образом, вонзился в сомкнутые очи Великого Короля Многоземельного, видевшего десятый сон, и вырвал монарха из мира сновидений.

Бурча проклятья, Король сел, щуря глаза от, больно резавшего их, света.

— С пробуждением, Ваше Величество, — произнёс рядом чей — то нежный голос.

Король поглядел и глазам своим не поверил. Прямо рядом с ним, на пне, поджав под себя изящные ножки, сидела Фея, играя указательным пальчиком в небрежно струвшихся по плечам белокурых локонах.

— Ты!? — ахнул Король.

— Нюхаю цветы, — рассмеялась Фея.

— Гадюка! — выругался Его Величество и добавил несколько нецензурных слов — Неужели в тебе совесть взыграла и ты вернулась ко мне!?

— Не выдумывай глупостей! — скорчила брезгливую гримаску бывшая королевская фаворитка — Что с тебя, теперь, взять? Кому ты такой нужен? Кроме, разве, твоей супруги. Кстати, ты же, вроде, отправил её добывать для тебя новое королевство? Хочешь узнать, что с ней сталось?

— Не хочу, — кратко ответил Король — я давал ей срок до вечера, она не уложилась, значит я снимаю с себя всякую ответственность за её судьбу. Теперь мне глубоко безразлично, что с ней будет!

— Только теперь? — вкрадчиво спросила Фея — А до этого, что, было иначе?

— Да нет, — ответил монарх, слегка задумавшись — всегда так было.

— Умеешь ты вскружить голову, — Фея коснулась накрашенным ноготком до широкого приплюснотого носа августейшего — честное слово, будь бы у тебя королевство, я бы, наверное, снова не устояла перед тобой.

— Ты мне зубы — то не заговаривай! — Король отстранился от Феи — Верни мне моё королевство! Всё до последнего клочка земли, до самого распоследнего крепостного! Возврати немедля!

— Ты же сам всё переписал, — возмутилась Фея.

— Ну и что! Хочу переписую — хочу взад возвращаю! Я — король! Мне всё можно!

— Скажу тебе по секрету, ты не первый правитель, который стоит на таких позициях, — Фея провела пальчиком по укрытой чёрной шерстью шерстью щиколотке Короля и коснулась натянутого на огромную медвежью ступню пынехода — а ты знаешь откуда это взялось?

— Что взялось? — не понял Король — Ноги? Я с ними и родился, что бы ты знала.

— Нет, глупенький! — хихикнула Фея — Я про твою обувь, эти дивной работы туфли, — она щёлкнула пальчиком по пынеходу — ведь задолго до твоего рождения, когда — то давно, когда мир был ещё юн, а самые высокие горы были крошечными холмиками…

— И когда тебе было всего сорок два годика? — вставил тонкую придворную остроту Его Величество.

Фея бросила на Короля недобрый взгляд и продолжила свой рассказ:

— Так вот в те времена на далёком — далёком севере было царство, которого давно, уж, нет и, даже, как оно звалось никто не помнит. И правил в этом царстве один царь.

— Логично, — подметил Кроль — какое же царство может обходиться без царя!

— И как положено настоящему царю, — вела рассказ Фея — он своих подданных, с завидной регулярностью, обворовывал.

— Правильно делал, — одобряющее кивнул Его Величество.

— Но в один зловещий день подданные, по наущению иноземных врагов государства, приняли решение, что больше не позволят царю наживаться за счёт их разграбления. Взяли, хорошо смазынный жиром кол и пошли к царскому дворцу.

— Вот же негодяи! — покачал головой Король.

— А царь, что бы его не нашли, вырыл себе норку и забился там. Долго, в кромешной тьме он обдумывал, как ему покарать неблагодарных подданных и, наконец, придумал. Провёл он грандиозную чёрную мессу и призвал себе на помощь силы тьмы, и те сразу ему ответили, ибо царь глубоко закопался, добравшись практически до самой преисподней и его призывы были хорошо слышны. А надо сказать, что этот царь был у повелителя тьмы на хорошем счету, ибо многих своих подданных он доводил до отчаяния и те впадали во грех, и потому их душами обильно наполнялись круги ада. Не хотел повелитель преисподней терять такого помощника и послал, к своему коллеге — царю, суккуба, приказав порочному духу выручить царя из беды.

— Это была ты? — проявил смекалку Король — Это тебя прислали к царю?

— В каком — то смысле, да, — неохотно согласилась Фея — но не в этом суть. Царь, уже, был загнан в угол, бунтовщики пригнали экскаватор и начали выкапывать его убежище. И тогда я заколдовала домашние тапочки царя, единственное, что у него осталось, и стал он в этих тапочках неуловим ни для какого наказанья, к тому же, ещё, он попросил, что бы эти волшебные туфельки делали его на голову выше. Я выполнила и это его пожелание, но при условии, что за это, в будущем, он расплатится со мной средствами из государственного бюджета. И вот, как только, царь обул волшебные пынеходы, в это самое мгновенье ковш экскаватора поднял последний ком земли и чернь, радостно заревев, было кинулась на своего государя, да не тут — то было! Хватают — хватают царя, а ухватить не могут. А царь показал им язык и бросился наутёк. Ну, холопы за ним и погнались, а царь до того шустрый стал, что пока они за ним гнались, он успел землю кругом оббежать и зайти им за спину, и пока они искали его, царь все дома холопьи обобрал до чиста, а благодаря тому, что он высок стал, то смог, даже, до верхних полок шкафов дотянуться, где хлопы завсегда от него свои гроши прятали, ибо знали, что не сможет он до них дотянуться. Зацарствовал царь с удесятерённой слой, ни войны, ни трибунала больше не боится. Никакие враждебные ноты иноземных государей ему, уж, не страшны — всё его обтекает! Шли годы, уже внуки тех кто бузатёрил против власти царской, сами дедами стали, а царь всё правит и правит, и нет тому конца.

— Это как же он столько прожил? — удивился Король.

— Известно, что настоящий царь живёт вечно, до тех пор пока его кто — нибудь не убьёт, и потому надеяться на царскую смерть бессмысленно, — пояснила Фея — так же было и тогда. Множество поколений сменилось, а царь всё один, врагам на зависть — себе на радость. Царстово же потихоньку хирело, чахло, многие холопья в чужие страны сбегали — счастья искать, а те что оставались потомства давали мало, да всё больше хилое, болезненное, подверженное вредным привычкам. В конце концов никого во всём царстве не осталось кроме самого царя. А он за эти века успел вырыть себе огромную пещеру и всё своё богатство спрятал в ней. Но с гибелью царства, сам царь стал более не нужен повелителю тьмы и он потерял всякий интерес к своему бывшему любимцу. А это означало, что пора выжать насосавшуюся пиявку, — Фея игриво выставила плечико из под каскада белых локонов — и я, в лучшем своём наряде, явилась перед царём, — она невинно похлопала ресницами — он любезно предложил мне чаю с икрой и блинами, а после, уже, я, сама, предложила ему покувыркаться в люле. Царь на всю державу слыл большим любителем этого дела, девкам крепостным от него покою не было, так и в этот раз, царь не упустил своего. Правда, оказалось, что он и в люлю волшебных пынеходов не снимает. Проблемка. Но, уж, я смогла изгибнуться, и туфельки с царя стащила. Как он понял, что лишаю я его чудодейственного средства, расплакался, как маленький мальчик, стал пынеходы назад выклянчивать, жалеться, что как только враги родины узнают, что царь, теперь, босый — несдобровать ему. А я, всегда жалостливая была, никогда в просьбе не отказывала, ну и тут, решила горемычного пожалеть. Согласилась ему волшебные пынеходы возвратить, но попросила за них самую малость, что бы царь мне все свои богатства передал. Он, сначала, пытался поторговаться, но жизнь показалась ему дороже, и всё — всё, что у него было он переписал на моё имя.

— Ай, дурак! — выдохнул Король — Сущий болван! Разве ж так можно?

— Кто бы говорил, — звонко рассмеялась Фея — ты — то, помнится, и без угроз, мне всё отдал.

— А ты не ровняй! — вспылил Его Величество — Я могу себе это позволить. Мне новое королевство добыть, как раз плюнуть. Так что шикую, на то моя воля!

— Возможно и так, — согласилась Фея, хотя, лукавый огонёк в её бирюзовых глазах выдавал несерьёзное отношение к словам Короля — но у того царя таких резервов не было, потому он попытался схитрить и один офшор в далёкой Панаме, оформленный на царского холуя, от меня скрыть. Я такого отношения к себе не прощаю! Сделка была расторгнута. Пынеходы остались у меня. Богатства царские тоже. Наконец я могла покинуть тот неприветливый северный край, страну льда и холода. Первым делом я улетела отогреться на Мальдивы, а волшебные туфли отдала на хранение своей сестре, к ней бы никто не решился сунуться, она та ещё ведьма. Но в один прекрасный вечер твоя супруга и моя крестница, в одном лице, явилась в дом к моей сестре и заполучила эти самые пынеходы, в которых ты, теперь, щеголяешь. Что это как не судьба?

— К чему ты мне рассказываешь эти байки? — раздражённо спросил Король — Зубы мне заговариваешь?

— Просто, думала, что тебе полезно знать о нелёгкой доле своего, пусть и очень далёкого, но коллеги. Говорят, что и по сей день, он грызёт земные недра, прорывая тунели, словно червь, и ищет, одержимый безумным вожделением, свои волшебные пынеходы. Задумайся, Король, не повтори его участи, пока не поздно.

— А что я тоже в этих пынеходах могу быть неуловимым? — полюбопытствовал Король.

— Можешь, — кивнула Фея — если, хотя бы, пуда три — четыре весу скинешь.

— И что же тогда от меня останется? — возмутился монарх — Дистрофик семипудовый!

— Да я, вообще, не это имела ввиду! — опомнилась Фея — Я тебе в назиданье привожу трагическую судьбу такого же государя, как и ты сам!

— Тот царь был круглый бован, а я не такой, я — умный. И, уж, со мной ничего такого не случиться!

— А, разве, ты не замечаешь, что уже случается? — с придыханием произнесла Фея.

— Ты это на что намекаешь? — Король нахмурился — Уж не морали ли учить меня вздумала? Может хочешь предложить мне исправиться? Покаяться и впредь вести благую жизнь?

— Я ни на чём не настаиваю, — отвергла подозрения Короля Фея — Только — то говорю о том, что у тебя, ещё, есть выбор.

— Ага, есть выбор, — повторил Его Величество — вот такой прожил я полвека, и тут на тебе, исправлюсь! Да никогда! Как тиранил чернь и прочих бездельников — так и дальше буду! Так Бог установил, один рождается господином, а другой рабом! И господин обязан раба всячески утеснять, что бы ему жизнь малиной не казалась. Да — да, не ухмыляйся! Мне про это всё верховный патриарх королевства рассказывал. И что все правители попадают в рай, если, конечно не забывают про патриаршие нужды, на кортежи им жертвовать и возводить дворцы у моря. Меня, лично, святейший заверил, что за мои пожертвования мне забронированно в раю отдельное облачко, повыше прочих, где я смогу и богатства свои хранить, и на нижних, потехи ради, поплёвывать.

— А преисподней патриарх тебя не пугал? — спросила Фея.

— Для правителей такого не бывает, мы — есть, по поприроде своей, формы высшей сущности.

— А может ты, уже, в аду? — глаза Феи сверкнули недобрым блеском — И будешь ты вечно гнаться за своим королевством, в призренном обличьи последнего из своих подданных, и на пути познаешь много горя и страданий, но так и не сможешь королевства своего обрести и будешь разыскивать его до скончания времён!

— Не смей на короля святотатствовать! — вспылил Его Величество — Возвращай моё королевство, стерва ненасытная!

Король схватил своими ручищами лебединую шейку Феи, увитую нитями бриллиантовых ожерелий, и принялся трясти, что было сил.

Шея Феи оказалась, на удивленье, лохматой, колючей, населённой стадами плотоядной живности, которая тут же больно вгрызлась в королевские пальцы.

— Ай! — выкрикнул Король и… проснулся.

В его руках, вместо нежной Феи, оказалась злобная старая Зайчиха, которую, будучи в сонном состоянии, Величество и прихватил за горло.

— Фе! — скривился Король и выпустил задыхающуюся Зайчиху — Ты чего это столько блох развела? — монарх стряхивал с пальцев обсевших его паразитов — Кто позволил?

— Это, — Зайчиха прокашливалась жадно глотая воздух — что бы всякие уроды руками ко мне не лезли… кхе — кхе…

— Я и представить не могу, что бы существовал такой человек, который, увидев тебя, ещё, захотел бы и потрогать, — Король слез с пенька и потянулся — так что никакие средства защиты тебе не нужны. Я в жизни такой образины не видал.

— Спасибо за комплимент, — просипела Зайчиха.

— Плевать я хотел на твои благодарности, — отмахнулся Король — а, вот, от завтрака я бы не отказался.

— Завтрак ты можешь найти в моём доме, том доме который ты сжёг, — огрызнулась Зайчиха.

— Злопамятность — это привилегия королей! — назидательно молвил Его Величество — Тебе же полагается безропотно принимать всё, что я только не устрою.

В этот момент Король заметил Зайца за соседним пнём, тот что — то аппетитно жевал, размазывая по морде слюни.

— Эй ты, хам! — крикнул косому монарх — Что ты там жрёшь? Немедля прекрати и отдай еду своему повелителю!

Не дожидаясь Король самолично подскочил к Зайцу и, схватив животное за шиворот, поднял над грешной землёй. К разочарованию Величества в лапках у Зайца оказался всего лишь кусочек дубовой коры, которую он, с трудом, пытался пережёвывать.

Король, в сердцах, отшвырнул Зайца, поддав ему ногой, как в футболе.

Послышались голоса. Король покрутил головой, отыскивая источник шума, это оказалась бригада дорожных рабочих, расположивщаяся шагах в ста от королевского привала. Рабочие прокладывали взлётную полосу для персонального господского Аэробуса и хотели сделать обеденный перерыв, расположившись на одном из пней, но прораб, заметивший это действо, поспешил прервать его, в самых доходчивых выражениях разясняя, что тут им не пикник и жрать дома надо. Эти — то крики и услышал Король.

Величество, меряя землю широким шагом, поспешил в сторону рабочих, зайцы молча поскакали за ним следом.

Появление столь высокой особы ввело рабочих в некоторое замешательство, даже прораб умолк.

Король высокомерно оглядел рассевшихся вокруг пня рабочих, все в грязных оранжевых жакетах, лица и руки чёрные от загара, они разложили на пне скудные яства, в центре стояла пол — литра мутного самогона, уже, откупоренная и распространяла резкий удушливый запах.

Король отпихнул худого, престарелого дорожника и взял с импровизированного стола ломоть хлеба с сыром и, сразу, откусил от него добрую половину. Вкус был ужасный. Оно и немудренно, хлеб был выпечен из опилок, а сыр сварен из чистого пальмового масла. Но, что поделаешь, голодный Король был вынужден удовлетвориться этой грубой пищей.

Пока рабочие продолжали ошарашенно глазеть на Величество, Заяц стянул с пня бутылку с самогоном и жадно пригубил горлышко, не иначе как верблюд на водопое. Это, уже, было перебором, покусится на святое — рабочие недовольно заэкали.

— Молчать плебеи! — гаркнул на них Король и, взяв с пня палку варёной колбасы впился в неё зубами, колбаса оказалась из грубой туалетной бумаги, сдобренной приправами.

Тут же и Заяц стащил, на закуску, плавленный сырок, из низкокачественной резины.

— Мужик, ты чё творишь!? Ты кто такой? — первым пришёл в себя прораб — Это частная территория, ты здесь не то что находиться не имеешь права, но, даже, глядеть в эту сторону, без спросу — смерти подобно!

— Молчать, скот! — крошки из рта Короля полетели во все стороны, монарх сурово нахмурил брови и смерял дерзкого прораба взглядом — Ты, лучше, следи за качаством работы, — приказал Король — вон там, почему у тебя не ровно?

Все обернулись, что бы посмотреть на указанный изъян, а Король схватил с пня красный помидор и закинул себе в рот. Ягода была, словно из папье — маше, сухая и безвкусная.

Гул негодования наростал, рабочие, поначалу напуганные манерой общения незнакомца в изорванной хламиде, присущей, только, особам высокого происхождения и должности по отношению к нижестоящим, стали подозревать, что перед ними, просто, безумный бродяга. Но всё ещё могло обойтись без скандала. Могло. Если бы не привычка.

Под общее молчание Король доел варёную колбасу, и так как ни воды, что бы помыть руки, ни, даже, полотенца ему никто не предложил, он обтёр засаленные пальцы о жакет ближайшего рабочего, и, по старой привычке, отвесил тому, в награду, звонкую пощёчину.

Нужно признать, что челядь, прислуживавшая в королевском дворце, относилась к подобным шалостям монарха с полным пониманием, чего, к сожалению, нельзя сказать о дорожных рабочих. Разразившись матом, они, с самым недружелюбным видом повскакивали с земли.

— Чего разорались? — презрительно спросил Король у рабочих — Вы все — гавно! Ясно вам? — Король окинул их таким грозным взглядом, от которого в былые времена чернь толпами на колени валилась, но в этот раз, что — то не сработало, вместо коленопреклонения рабочие стали поднимать лопаты — Что это вы надумали? — спросил монарх — Неужели вы осмелитесь бить своего короля?

Вместо ответа перед самым королевским носом просвистел держак, чуть не раскроив августейшему голову.

Заяц, крутившийся в ногах у Короля, запаниковав первым, крикнул:

— Атас! — и бросив недопитую бутылку самогона, бросился бежать.

— Мы не должны отступать перед плебеями! — храбро воскликнул Король и побежал быстрее Зайца.

Но, увы, Заяц был, уже, стар, а Король крайне упитан, что не позволяло им на корокой дистанции оторваться от гнавшихся за ними рабочих.

— Смотри — машина! — крикнул Король Зайцу.

На заасфальтированной полосе стоял старый каток, покрытый облупившейся жёлтой краской, а в кабине не было стёкол.

— Скорее в неё! — приказал Его Величество.

Заяц и Король одновременно запрыгнули в машину, Король, сразу, занял единственное сиденье и дал команду Зайцу:

— Трогай!

Косой, впервые, оказался за штурвалом подобного чудища, он стал клацать все кнопки подряд.

— Ай! — вскрикнул Его Величество после очередного нажатия на рандомную кнопку — Это что, ещё, за херня?

Заяц прислушался и удивлённо ответил:

— По — моему — это печка… Печка в эдакой — то колымаге, да здесь и так дышать не чем, какой же мог придумать впихнуть сюда печь?

— Должно быть какой — то гений! — предположил Король — Что бы холоп, сидяший здесь, страдал по — максимуму, что бы десять потов с него сходило. И как я сам до такого не додумался! Нет, ну замораживать чернь зимой, это я всегда делал. Но подогревать их, сволочей, летом — это гениально! Верну королевство — первым делом обяжу хлопов летом печки топить!

Пока Король рассуждал, Заяц наконец обнаружил маленький ключик, повернул его и агрегат завёлся, Заяц надавил на рычаг и каток лениво пополз вперёд.

— Ха — ха! — издевательски засмеялся Король высунувшись из кабины, что бы подразнить преследователей — Глотайте пыль, отбросы!

Но рабочие почему — то, не только не отставали, а наоборот, сокращали расстояние.

— Ты бы скорости подбавил, — тихо сказал Король Зайцу.

— Выжимаю, что могу! — Заяц изо всех сил навалился на рычаг.

— Продолжай в том же духе, — похвалил Его Король — а я, ещё, этих скотов подразню.

Но реализовать задуманное монарху было не суждено, в этот самый момент держак от лопаты осенил изнеженную королевскую спину, точно, между лопаток.

Рабочие нагнали каток и, потрясая лопатами, всей гурьбой напрыгнули на кабину.

Зайчиха же, с самого начала, поняла, что дело может обернуться неприятностями, что, зная характер Его Величества, можно было было ожидать, а Короля Зайчиха, уже, знала. Поэтому она тихонько утащила сумку одного из рабочих, вырыла из неё четверть чёрного чёрствого хлеба, и зажав её подмышкой, быстренько поскакала подальше от неминуемого конфликта.

Достигнув берёзовой рощицы, чудом ещё не вырубленной, Зайчиха услышала звонкий ляск выданной Королём пощёчины и последовавший вслед за этим град нецензурных выражений.

— Дело пошло, — догадалась Зайчиха и присев под куст принялась грызть хлеб.

Естественно, совершенно не удивило её и скорое появление Короля с братом, бегом ворвавшихся в рощу, под свист и улюлюканье дорожных рабочих. Вслед беглецам, в рощу полетела лопата, но, по всей видимости, рабочие, всё же, решили поберечь силы, ведь солнце было ещё высоко и работать предстояло немерено, потому преследование было прекращенно.

Король и Заяц остановились, что бы отдышаться, тогда — то Зайчиха, убедившись, что погони больше нет, вышла из своего убежища.

— Ну что, два придурка, как позавтракали? — она, радостно улыбаясь, разглядывала монарха с братом, у Его Величества был подбит глаз и в бороде, местами, были выдраны волосы, а Заяц был измят, как старый ботинок.

— Я, вообще, не понял, что это было, — пробурчал Король находясь, как — будто, в лёгком помутнении — это бунт?

— Нет сир, — отвечал ему Заяц — это — революция!

Зайчиха, аж, покатилась со смеху.

— Здорово же вас попотчевали! — она залилась грубым бабьим хохотом.

— Я им всем ещё покажу! — Король погрозил кулаком в неизвестном направлении — Вот погодите вернусь на престол, уж, вы у меня все попляшите!

— Похвальное желание, — согласилась Зайчиха и поправила на носу очки — и, главное, ты верно подметил — когда вернёшься на престол, — она многозначительно прокашлялась — а до того ты мог бы воздерживаться? Пойми, путь у нас не близкий, и хорошо бы тебе поумерить свой королевский гнев, как говорится — тише едешь дальше будешь.

— Ты это, что мне предлагаешь? — возмутился Король — Что бы я холопьи морды не поротыми оставлял? Как ты смеешь обращаться со столь дерзновенной просьбой к своему государю? Да знаешь ли ты насколько я велик, да я, да мне… — Король немного сбился, от злости у него перехватило дыхание — да про меня, даже, целую книжку написали, во как! Так и называется «Государь»!

— С чего ты взял, что это про тебя? — удивилась Зайчиха — Ты — то, хоть, читал про что там написанно?

— Что же я — дурак, книжки читать? — изумился Король — Тем более в названии, уже, всё сказанно, «Государь» — это, значит, я!

— Хорошо, пусть будет так, — Зайчиха поняла, что спорить с Королём бесполезно — но я очень прошу, Ваше Превеликое, — она с трудом выговаривала комплименты монарху — набиритесь терпенья. Я понимаю, что холопья морда сама кирпича просит, но так мы не далеко дойдём. Подожди, о Великий, хотя бы когда мы гречу сдадим и у нас появятся деньги.

— Не у нас, — поправил Король — а у меня. Ну ладно, я попытаюсь, из милости, быть немного помягче, но ничего не обещаю.

— Благодарю вас, Ваше Величество, — Зайчиха сделала реверанс, радуясь хоть такой договорённости, ведь, она уже успела убедиться, что неприятностей от Короля может быть с большим избытком.

И разудалая троица направилась в сторону дороги, стремясь как можно быстрее покинуть частные владения и не попасться многочисленным разъездам охраны.

Заяц шёл впереди, насвистывая блатной мотивчик, за ним следовал Величество, мощно вдавливая во влажную песчанную почву подошвы пынеходов, замыкала шествие Зайчиха, ей выпало удовольствие наслаждаться видами, просвечивавших сквозь разорванную хламиду, королевских ягодиц, больших, как сахарные горы и величественных, как Эверест.

— С таких вершин, хоть, на санках катайся, — пробурчала себе под нос Зайчиха.

— Не напоминай о санях, — отозвался Заяц, длиными своими ушами, таки, расслышавший слова сестры — как вспомню, так и вздрогну.

— Боишься саней, глупое животное? — без лишней скромности поинтересовался Король.

— Я бы поглядел, как бы ты не боялся, — насупился Заяц — если бы тебя в санки, размером с танк, запрягли и гоняли бы так по миру полвека.

— Я в танки хлопов запрягал и они, на ипподроме, наперегонки бегали, — сказал Его Величество — так что я саней не боюсь!

— Это тут при чём!? — не понял Заяц — Я тебе про то, что меня пятьдесят лет принуждали, как тягловую силу, сани по всему земному шару таскать, правда, в шею никто не гнал, но в случае промедления хлыстом стимулировали исправно.

— Что за бред? — Король тряхнул бородищей — Даже я знаю, что зайцы столько не живут.

— Там живут, хоть и не рады, — Заяц тяжело переживал воспоминания — в Лапландии, у Святого Николая, нам с сестрой довелось саночки потаскать, как он сказал, это нам вместо повышенной пенсии, за труды наши. Вот как вознаградил. Несправедливо!

— Святой Николай всегда мне много подарков под ёлочку ложил, — похвастался Его Величество — всё потому, что я весь год хорошим королём был.

— Вот, как раз, что бы мы к тебе ездили, — призадумался Заяц — что — то не припомню.

— Это потому, что такое грязное животное к дворцовой ёлке не подпускали! — нагрубил Зайцу Его Величество.

— Он правду говорит, — подтвердила слова брата Зайчиха — ни разу мы к тебе не ездили, твоё личное дело я видела у Санты в нужнике, когда чистила его. А подарки тебе, небось, дарили твои подхалимы, выдавая за святониколайские.

— Молчать! — приказал Король, который отлично знал откуда на каждое Рождество брались подарки под главной королевской ёлкой, потому что сам, на тайном совете, приказал организовать регулярные подношения даров для себя от имени Святого Николая. И, когда, чернь по прямой трансляции видела, как щедро одаривает ихнего государя Святой Николай, то убеждалась, что всё, что Величество творит с ними есть правильно и бунтовать нельзя. Кроме того, для вяшего убеждения, под ёль ложилось письмо, писанное самим Святым Николаем, где правление Короля Многоземельного всячески нахваливалось и поощрялось. Письмо зачитывалось телеведущими на первом правдивом канале (он же единственный), что приводило подданных в неописуемый восторг и радость. Находились, конечно, такие, кто смел усомниться в подлинности послания, то им казалось, что кажый год у писем стиль разный, да и подчерк, тоже. Что же, на таких смутьян и существовали милиция и тайная полиция, которые быстро находили за такими сомневающимися длинную руку мировой закулисы, пытающуюся подорвать благоденствие и процветание, возможные, только, под правлением Величайшего Короля Многоземельного.

После пары часов пути Король и Зайцы выбрались на шоссе и, наконец, зашагали по прямой. К тому времени дорожное покрытие успело достаточно нагреться, и Зайцу с Зайчихом, что бы не поприпекать пятки, всё же пришлось идти по обочине, при чём очень строго её придерживаясь, дабы, не приведи, не заступить в лесную полосу, вся линия которой пестрила угрожающе — воспрещающими знаками и была обтянута колючей проволокой под электрическим напряжением.

— Боюсь, что до вечера мы в город не доберёмся, — сказала Зайчиха.

— За лесом будет хуторок, — Заяц поскрёб проплешину за ухом — можно будет у местных за жменю гречи переночевать и пожрать.

— Не дам, — коротко выразился Король.

— Там живут одни бедняки, — припомнила Зайчиха — они могут и за даром впустить.

— Ха! — выдавил из себя презрительный смешок Король — потому — то эти дураки и бедные. Я, вот, стал самым богатым королём в мире не оттого, что на халяву всяких бродяг кормил — поил.

— Только, я тебя сразу попрошу, о Великий, — с притворной угодливостью произнесла Зайчиха — как прийдём в хутор, ты больше молчи и все переговоры позволь мне вести, если хочешь под крышей ночевать и не с пустым брюхом.

— Позволяю, — милостиво согласился монарх, который давно успел переварить скудную пищу отнятую у дорожных рабочих и был не против оттрапезничать ещё разок.