И я услышал трубу:
мир отворил загородки
и белой звездой у меня на лбу
гласом железной глотки
бросил вызов и начал борьбу.
Соленый запах смерти таков,
что липнет, грохочет во мне и растет,
чувства выходят из берегов,
молния радуги — я вперед
выбрасываю острия рогов.
Вы ревете: «Еще быка!»
и скоро вашим запахом пресным
осквернятся мои бока,
и громом небесным
разорвет облака.
В золото с черным одетый,
тащит меня матадор
в бурю кипящего света,
и, выставленный на позор,
вижу бабочку алой мулеты.
Пикадоры-москиты… нет,
не достать мне врагов,
и в глазах — от боли — букет
бронзовых лепестков,
и трещит, ломаясь, хребет.
Два черных вихря в туче песка,
плащи развернув, как крылья,
издалека
четыре стальных бандерильи
втыкают в мои бока.
Ах, настежь ворота и на простор
туда, где в былые дни
я щипал траву среди рек и гор,
где лишь оводы и слепни
досаждали мне до сих пор.
Все окрасил кровавый цвет,
и в загривок мой, в муравейник,
вонзает язык муравьед…
Гул в ушах… затянут ошейник,
и ничего больше нет.
Налажена западня
подгоняя щелканьем звонким,
на арену дня
в ливень красных гвоздик, на забаву подонкам
за глотку потащат меня.