— Очень устали, мадемуазель?
— Ах, вернее сказать — совсем измучилась.
— Что-нибудь продали?
— Да ничего!
— По-моему, несговорчивая была у вас покупательница.
— Еще какая! Нога тридцать девятого размера, не меньше, а перемерила все тридцать седьмые!
— Ни стыда, ни совести…
— Барышни!
Суровый окрик прервал едва начавшийся разговор двух молодых продавщиц «Пари-Галери», огромного универсального магазина, расположенного на углу бульвара Малерб и площади Мадлен. К девушкам подошел один из заведующих отделами. Выглядел он щеголем, на нем ладно сидел сюртук от хорошего портного — ведь г-н Шаплар, директор «Пари-Галери» требовал, чтобы все его служащие хорошо одевались. Да, выглядел он щеголем, но был славным малым. Повелительно бросив «Барышни!», дабы покупатели слышали, что он призывает продавщиц к порядку, он добродушно обратился к ним:
— Н-ну, что такое случилось! Устали, вижу, бедные мои кошечки.
— Сил больше нет, господин Лермит.
— А вы лучше подумайте, какой процент вас ждет за сегодняшний горячий денек!
И впрямь, было ясно, что обеим продавщицам, с которыми беседовал г-н Лермит, заведующий отделом обуви «Пари-Галери», сегодня предстоит хорошо потрудиться, но зато высокий процент, иначе говоря, приработок, который придется на их долю, полностью вознаградит их за усталость.
Впрочем, в «Пари-Галери» никогда не иссякал поток покупателей и торговля шла бойко каждый день. С девяти часов утра и до семи вечера во всех отделах было полно и не оставалось сомнений, что в этом году, как и в предшествующие, доход этого торгового предприятия, одного из крупнейших в мире, составит весьма крупную цифру, на радость знаменитому его владельцу, г-ну Шаплару, о чьей жадности ходили весьма преувеличенные рассказы.
Между тем, только лишь десять лет тому назад «Пари-Галери» представлял собой всего-навсего магазинчик новинок, торгующий небольшим ассортиментом готового платья и модных изделий, но под умелым руководством весьма толкового г-на Шаплара торговля быстро стала процветать.
Предприятие постепенно расширялось, меняло облик, пока, наконец, не заняло три больших здания, отремонтированных по умело составленным планам и отделанных с впечатляющей роскошью и блеском. Теперь же фирма «Пари-Галери» полностью вошла в моду и славилась как одна из крупнейших не только в Европе, но и во всем мире.
Было пять часов пополудни; громадные часы, украшенные гербом «Пари-Галери», — старинная галера, плывущая по бурным водам Сены и несущая знаменитый девиз «Всё на все цены», — только что отметила время серебристым звоном… А покупатели, хлынувшие еще более густым потоком, суетились, толкались, давились, нервничали, требовали внимания, донельзя утомленные нестерпимой духотой, чуть ли не полным отсутствием воздуха, и весь этот поток вливался в громадный застекленный сверху зал, гигантские размеры которого составили особую славу «Пари-Галери».
Со всех концов к покупателю стремились служащие, стараясь по возможности предупредить их желания.
— Что вам угодно, сударыня?
— Канцелярский отдел, сударь.
— В глубине справа, сударыня.
— Спасибо, сударь.
Г-н Лермит, отличный работник, едва успевал вытереть лоснящийся от пота лоб и тут же вступал в переговоры:
— Вы кого-то ищете, сударыня… Продавщицу? Барышни, продавщицы, пожалуйста сюда… мадемуазель Маргерит, позовите продавщицу… вы что же, не слышите, что я вас зову?.. Да, вас, мадемуазель Берта… передайте все это в кассу… семнадцать и три — двадцать, и четыре, и девять, тридцать… отмечаю ваш процент, тридцать три франка… живо, живо, поторапливайтесь!
И так с утра и до вечера. Да, г-н Лермит не зря получал деньги, он трудился в поте лица, стараясь, чтобы его отдел был лучшим в магазине и давал бы наибольшую прибыль.
И вот он опять за работой:
— Хозяйственный отдел? Шестой этаж, сударыня, в глубине слева… эскалатор здесь, за выставкой юбок… ах, вы предпочитаете лифт? Сюда, сударыня, в конце отдела… Да, к вашим услугам.
Потом г-н Лермит повернулся к одной из своих старших продавщиц:
— Видели? — спросил он.
— Нет, что такое?
— Хозяин…
— Господин Шаплар?
— Да, господин Шаплар.
— А что вас удивляет? За два года, что вы здесь работаете, господин Лермит, пора бы привыкнуть, что хозяин каждый вечер приходит в магазин…
— Прекрасно знаю… но вчера на совещании он как раз предупредил нас, что вечером не придет, так как едет за город.
— Значит, передумал…
— Очевидно!
— А может быть, вы ошиблись?
— Что вы, я его сразу узнал.
Г-н Лермит не ошибся. Затерявшись среди людей, не подозревавших, что толкутся плечом к плечу с мультимиллионером, чуть ли не миллиардером, г-н Шаплар, владелец «Пари-Галери», он же директор фирмы, шел через главный зал, направляясь к собственному лифту, чтобы подняться к себе в кабинет.
А кабинет г-на Шаплара был чудом, гениальной находкой, последним изобретением этого умелого коммерсанта.
С целью поразить своих покупателей, наглядно доказать им, какого успеха и богатства достигла его фирма, г-н Шаплар пришел к удачному решению — поместить свой личный кабинет в самом центре универсального магазина.
И вот как раз посередине галереи второго этажа, опоясывающей главный зал, возникло просторное помещение с широкой многостворчатой дверью, выходящей на эту галерею.
В отсутствие г-на Шаплара дверь его директорского кабинета, богато обставленного, заполненного произведениями искусства и дорогой мебелью, оставалась открытой и посетители магазина имели возможность им любоваться и свободно рассматривать эту нарядную рабочую комнату. Когда же г-н Шаплар был на месте, достаточно было запереть дверь и протянуть два шнура перед выходом на галерею, чтобы оградить его от любопытных взглядов; таким образом г-н Шаплар мог спокойно предаваться своим многочисленным и важным делам.
Разумеется, рабочий кабинет сообщался также, с одной стороны, с рядом контор, где трудились служащие секретариата, а с другой — с двумя небольшими приемными, куда специально приставленный к этой должности слуга впускал посетителей с рекомендательными письмами или близких друзей, забегавших мимоходом, чтобы пожать руку хозяину фирмы.
Г-н Шаплар вышел из лифта, который, чуть дрогнув, остановился на уровне его кабинета, перед дверцей, прорезанной в металлической узорчатой решетке, и торопливо прошел по галерее, отвечая едва заметной улыбкой на почтительные поклоны двух швейцаров, подбежавших, чтобы запереть главную дверь.
Г-н Шаплар был человеком лет шестидесяти, небольшого роста, коренастым и полным, даже несколько обрюзгшим с годами, но лицо его казалось совсем юным благодаря светлой, чистой коже, холеным седым бакенбардам, стриженным «котлетками», и голубым глазам, живым, лукавым и способным уследить за всем сразу.
— Почту, Даниэль… сейчас же передайте мне почту и позовите заведующего секретариатом.
Слуга, которому г-н Шаплар отдал это распоряжение, почтительно поклонился. Давным-давно работая на своего хозяина, он хорошо усвоил, какую степень фамильярности мог себе позволить, не вызвав недовольства, и поэтому спросил, перед тем, как выйти из кабинета:
— Стало быть, сударь, вы не уехали, как собирались?
— Нет, нет, слишком много дел. Ну, ступайте же, быстрее…
На этот раз слуга ушел.
Г-н Шаплар трижды обошел кабинет, ожидая своих служащих. Но когда он, то ли машинально, то ли раздраженный слишком ярким светом, погасил половину лампы, зажженных слугой, а на столе оставил только маленькую лампочку с низко расположенным рефлектором, выражение лица его стало совсем иным, чем было во время прохода в магазин.
Многочисленные заведующие отделами, узнавшие директора и раскланившиеся с ним, когда он шел по нижнему этажу, могли бы поклясться, что хозяин находится в отличном настроении, весел и доволен жизнью — они это ясно видели по его неизменной улыбке, по счастливому лицу человека, разбогатевшего легко и быстро.
Между тем, сейчас, на этом лице прежняя улыбка сменилась выражением тревоги, более того — сильного волнения.
И г-н Шаплар говорил сам с собой: «Неужели она? Или я ошибся? Ах, что за игру я затеял! Черт побери, скорей бы вечер! Лишь бы… внимание!»
Будто отдав приказ своему лицу, сменив его выражение и укоротив нервы силой воли, г-н Шаплар опять выглядел самим собой — благодушным и жизнерадостным.
— Это вы, Соломон?
— Я, сударь, вы меня звали?
В комнату вошел молодой человек высокого роста, худощавый, тщательно выбритый, похожий на лицейского учителя, сбежавшего с занятий. Это был начальник коммерческого секретариата г-на Шаплара. Казалось, он был чем-то удивлен.
— Да, конечно, дорогой мой Соломон, я вас вызвал, чтобы спросить, какие новости.
— Никаких, сударь.
— А почта?
— Ничего особенного.
— Все-таки, покажите… Хорошо?
Лицо молодого человека выразило легкое замешательство.
— Извините, сударь, — сказал он. — Но вчера вечером мне показалось, что вас нынче не будет, и я, как доверенное лицо, расписался в получении почты и сейчас она уже разослана по адресам, — я ведь не рассчитывал на ваш приход.
Соломон говорил с растущей неуверенностью, пытаясь оправдать свое поведение, совершенно, впрочем, правильное. Г-н Шаплар стоял спиной к нему и рассматривал в маленьком зеркальце свои бакенбарды.
Доволен он был или рассержен? Г-н Соломон постепенно успокаивался. Хозяин наконец ответил:
— Вы хорошо поступили, друг мой, я ведь действительно собирался уехать в Фонтенбло, но по различным причинам задержался… Ну ладно, раз мне сегодня не удастся поработать с вами, сообщите начальнику юридического отдела, что мне надо его повидать.
Несколько минут спустя г-н Шаплар вместе с начальником юридического отдела фирмы уже дотошно изучал спорный вопрос об ожидаемом крупном денежном поступлении.
— Господин Лермит!
— Что, мадемуазель Раймонда?
Широко, приветливо улыбаясь, заведующий отделом обуви обернулся к самой красивой из своих продавщиц, которая окликнула его, едва только часы пробили шесть.
— Что вам от меня нужно, милочка?
— Не могла бы я сейчас уйти, сударь? То есть на час раньше?
— Что, устала?
— Да, сударь.
Г-н Лермит не стал возражать.
— Идите, идите, — ответил он.
Г-н Лермит был, в известной степени, психологом. Не успела мадемуазель Раймонда убежать, как он улыбнулся, кашлянул, пожал плечами.
— М-да… ну и ну… — начал он, как бы сам с собой.
Старшая продавщица заметила выражение его лица и спросила:
— Хозяин, да?
— Разумеется, — с усталым видом отозвался г-н Лермит. — Впрочем, вы ведь сами видели, как она покраснела, когда уверяла меня, что то ли больна, то ли устала… Уж если она больна, то я и подавно! Да-с! Тут не ошибешься — господин Шаплар пришел четверть часа тому назад — и вот, сами видите…
— А он-то что вам сказал?
— Кто «он»?
— Он, господин Шаплар.
— А, хотите знать, как он взялся за дело? Ей-богу, проще простого. Вызывает меня на прошлой неделе и говорит: Лермит, у вас в отделе работает продавщица № 26, некая мадемуазель Раймонда, у нее слабое здоровье. Я хочу позаботиться об этой девушке; поэтому отпускайте ее, если она попросит.
— А вы что ответили?
— Черт возьми! — сказал он. — Что еще я мог ответить? Подчинился!
Мадемуазель Раймонда, продавщица № 26, с незаслуженной и смехотворной легкостью получившая, благодаря заботам хозяина, право уходить с работы за час до закрытия магазина, могла, естественно, вызвать злобные пересуды всех своих товарок по работе. Несмотря на ровный, приветливый и кроткий крав, несмотря на то, что она, как говорится, из кожи вон лезла, стараясь угодить всем, кто нуждался в ее помощи, — в магазине ее не любили. В глазах всех своих сотрудников она отличалась крупнейшим недостатком — она была красивой брюнеткой, с большими, миндалевидными глазами и на редкость стройной фигуркой, да вдобавок ей был свойствен тот особый парижский шик, который нельзя приобрести никакими стараниями, ибо он дается от рождения и представляет собой чарующее сочетание приятного голоса, поведения и умения одеваться.
Вот уже несколько дней весь отдел обуви — где она оказалась в числе старших продавщиц, хотя до этого долгое время работала в других, менее важных отделах, — называл ее любовницей г-на Шаплара.
— Чего там! — говорили между собой продавщицы. — Шаплару все равно, одной больше, одной меньше, — сейчас не уступила, завтра уступит, а уж когда уступит, недолго ей придется поглядывать на нас свысока. Господин Шаплар не любит, когда у него на работе засиживаются бывшие любовницы.
Меж тем, в то время как добрый, но не больно-то умный г-н Лермит и старшая продавщица его отдела старались перещеголять друг друг в этих гадких сплетнях, красавица Раймонда спустилась в нижний этаж магазина по лестнице, закрытой для покупателей, взяла там свою шляпку, вуалетку, набросила на плечи шарф, который до этого изящными складками лежал на ее согнутой руке, и прошла в огромный торговый зал, где смешалась с толпой, движущейся к главному выходу на бульвар Малерб. Однако, еще не дойдя до площади Мадлен, девушка в нерешительности остановилась, чтобы поразмыслить: «Идти мне туда? Да или нет?»
Мгновение спустя Раймонда повернула назад, но вместо того, чтобы отправиться, как всегда, на вокзал Сен-Лазар и оттуда к себе домой, пошла по бульвару Малерб, затем по соседней улице и вскоре остановилась у маленького особняка, прилепившегося к гигантскому магазину «Пари-Галери». Толкнув незапертую дверь, она проникла в длинный коридор, который упирался в лестницу и, видимо, преодолевая сомнения, стала подниматься по хорошо знакомым ступенькам. Она поднялась на второй этаж по этой чистенькой, но тускло освещенной и далеко не роскошной лестнице, тихонько приоткрыла дверь, также выходившую в длинный коридор, и опять остановилась, охваченная нерешимостью.
«Постучаться? Да… постучусь… В конце концов просто отдам ему письмо, не зря же я его писала… А там будет видно».
Г-н Шаплар только что отпустил начальника юридического отдела и погрузился в глубокое размышление, сидя за письменным столом, опершись локтями на бювар и обхватив голову руками; внезапно ему показалось, что кто-то едва слышно постучался в потайную дверь его кабинета.
— Войдите! — сказал он резко.
Дверь открылась. Вошла Раймонда.
— Сударь… — начала она и остановилась в недоумении. Постучав в дверь и ожидая ответа, она и не предполагала, что ее появление вызовет такую растерянность у г-на Шаплара.
Едва директор магазина увидел девушку, как он вскочил с места, вздрогнув всем телом и опрокинув стул. С трудом он произнес:
— Я… я… я… прошу вас…
Раймонда, по всей вероятности, знала, с какой просьбой он сейчас обратится к ней, ибо даже не дала ему заговорить:
— Нет, нет, ни слова, вы мне писали, я принесла вам ответ.
Но она опять замерла в неподвижности, увидев, как ее слова подействовали на Шаплара.
Усталым движением директор провел рукой по лбу и в ответ на слова девушки произнес не своим, глухим от волнения голосом:
— Ах да, конечно, я вам писал… и что же? Каков ответ?
Этого вопроса, видимо, только и ждала красавица Раймонда.
— Мой ответ, сударь, — сказала она, — вот он. Поверьте, я бесконечно тронута… взволнована… не меньше, чем вы… Но нет, нет, я не хочу… это невозможно… не надейтесь, забудьте меня, вот и все…
Она чувствовала, как ее тоже охватывает все большее волнение. Тщетно пыталась она справиться с голосом — у нее перехватывало дыхание. Она спешно добавила:
— Впрочем, сударь, я не думала застать вас сегодня здесь и собиралась опустить письмо в почтовый ящик, как вдруг вы прошли по магазину, я увидела, что вы смотрите на меня, и поэтому зашла, но я не хочу объяснений, вот мое письмо, прочитайте его, мне к нему нечего добавить. — И с этими словами красавица Раймонда чуть ли не силой вложила в дрожащую руку г-на Шаплара письмо в конверте, которое он усталым жестом бросил на бювар.
— Вы… — с трудом произнес он, — вы…
Он собирался продолжить, но вдруг приоткрылась дверь маленькой приемной, где его обычно ожидали посетители.
— Вы одни? Ах, нет… простите…
Эти слова произнес женский голос; по-видимому, какой-то близкой его приятельнице надоело ждать, и она, потеряв терпение, осмелилась отворить дверь рабочего кабинета.
Г-н Шаплар раздраженно ответил, не оборачиваясь: — Минутку… минутку… — И снова повторил, обращаясь к Раймонде. — Вы… поразительно…
Но по всей вероятности, красавица-продавщица, несмотря на свой хрупкий, трогательный вид, обладала недюжинной волей. Изящным кивком она попрощалась с г-ном Шапларом и уверенным, легким шагом покинула кабинет, убежала!
Очевидно, мадемуазель Раймонда полагала, что после ее недвусмысленного отказа г-н Шаплар не будет настаивать на своем; она была, должно быть, уверена, что директор «Пари-Галери», как человек воспитанный, с уважением отнесется к ее отказу… Однако ей ппишлось убедиться в обратном.
Едва она сделала несколько шагов по коридору, как услышала, что он торопливо догоняет ее.
— Раймонда! Раймонда! — звал он.
Девушка ускорила шаг и чуть ли не бегом достигла лестницы.
Но г-н Шаплар бросился за нею вслед.
В то время как г-н Шаплар принимал у себя в кабинете прелестную продавщицу, за которой ухаживал без особых шансов на успех, слуга, которому надлежало пропускать в приемную гостей г-на Шаплара, увидел в дверях белокурую красавицу, с надменным или даже презрительным выражением лица, по виду иностранку, однако носившую вполне французское имя Матильды де Бремонваль.
Г-жу де Бремонваль хорошо знали в «Пари-Галери». С давних пор она там была известна как близкий друг, а по мнению иных — как любовница директора «Пари-Галери».
Слуга, естественно, не стал спрашивать, есть ли у нее приглашение.
— Сударыня желает повидать господина Шаплара? — спросил он.
— Да, если он не занят.
Слуга приоткрыл дверь кабинета и вернулся.
— Господин Шаплар занят с одной из продавщиц, — сказал он, — по-видимому, речь идет об увольнении, это, стало быть, не надолго, если мадам согласна обождать…
— Разумеется, подожду.
Слуга провел г-жу де Бремонваль в маленькую приемную рядом с кабинетом г-на Шаплара и ушел, а молодая женщина осталась одна. Но едва за слугой закрылась дверь, как улыбка на лице г-жи де Бремонваль сменилась выражением растерянности и тревоги. Казалось, молодой женщиной овладело точно такое же чувство, какое только что испытал г-н Шаплар, чье веселое настроение внезапно уступило место глубокой печали, едва он остался один у себя в кабинете.
Г-жа де Бремонваль несколько мгновений неподвижно сидела в глубоком кресле. «Нет, нет, — думала ома, — я сошла с ума, он не посмел бы… это не он… Это всего только глупая мысль, обман воображения…»
Но, видимо, она не очень-то умела владеть собой.
Не усидев на месте, она вскочила с кресла, не справившись с волнением.
— О, только бы знать! Только знать! Неужели после всех его обещаний, всех подлостей, всех нарушенных клятв!..
И тут же, уступив порыву, г-жа де Бремонваль бросилась к рабочему кабинету. О, эта красивая женщина умело рассчитала свои действия! Она чуть приоткрыла дверь, едва успела спросить: «Вы одни?» — и тотчас же отошла от двери, закрыв ее за собой.
Но как она переменилась! С какой внезапностью эта красивая молодая светская женщина стала воплощением предельного отчаяния! О, это уже была не та изящная, элегантная, надменная Матильда де Бремонваль, ожидавшая в приемной г-на Шаплара. Теперь это была женщина, охваченная страшным гневом, быть может, потерявшая рассудок, чьи глаза метали молнии, а бледные губы кривились в отчаянной усмешке.
— …Он… он… — шептала она, задыхаясь… — Это он!
Прошло всего две минуты, но красавице они показались веками. Стоя вплотную к двери кабинета, она ждала и слушала. «О чем они говорят? Неужели я услышу, как он клянется ей в любви?» Вдруг выражение ее лица опять изменилось. Она прохрипела: — Он уходит… они уходят вместе… ах, клянусь душой, я… И Матильда де Бремонваль опять порывисто отворила дверь рабочего кабинета и вошла.
Прежде она собиралась броситься вслед за г-ном Шапларом, но теперь замерла на месте, увидев письмо, отданное Раймондой директору «Пари-Галери» и забытое им на бюваре. Г-жа де Бремонваль не могла совладать с настойчивым любопытством.
— Боже мой… Боже мой… — пробормотала она, — я должна знать, я все узнаю!
Она схватила письмо и пробежала его глазами. Но то, что она прочитала, вызвало новый прилив чувств.
— Она отказывает ему, чтобы еще больше завлечь, — вздохнула она с горькой усмешкой, выдававшей страдание ее израненной души. — Ловкая, должно быть, девица… Ах, боже мой, сжалься над нами!
Г-жа де Бремонваль еще не раз перечитала бы это письмо, прежде чем наконец расстаться с ним, по вдруг послышались чьи-то шаги на потайной лестнице.
— Он идет сюда, это он… ах, если он застанет меня здесь…
У г-жи Бремонваль не было выбора. Она вернулась в маленькую приемную, пробормотала, обращаясь к слуге, что очень спешит и больше ждать не может, и ушла, затерялась в толпе, медленно расходившейся из «Пари-Галери».
— Позовите сюда кассиров!
— Да, сударь… Они уже здесь, сударь…
— Пусть войдут.
Г-н Шаплар, казалось, постарел на десять лет, он говорил усталым, надорванным голосом, с трудом, как бы из последних сил.
Между тем, к нему вошли старшие кассиры. Г-н Шаплар справился с собой и с прежним жизнерадостным выражением лица поздоровался со служащими, представлявшими собой верхушку персонала «Пари-Галери».
— Садитесь, господа; надеюсь, ничего нового?
— Ничего, господин директор, никаких новостей.
— Хорошая выручка за вчерашний день?
— Еще бы, господин директор, отличная… Четыреста девяносто семь тысяч франков, не считая сантимов.
— По-моему, вчера у нас была выставка товаров?
— Да, господин директор, но ничего особо замечательного, выставляли только новые ткани… Поэтому мы дали немного объявлений.
— Да, верно.
— Кстати, господин директор, должен вам сказать, что самую крупную выручку дал отдел ковров, благодаря двум большим восточным дорожкам… Представить вам подробный отчет, господин директор?
На этот вопрос главного кассира, лучше всех осведомленного о финансовом положении «Пари-Галери», г-н Шаплар ответил усталым пожатием плеч. Впрочем, он тут же добавил:
— Нет, право, не стоит. Я полагаюсь на вас в деле распределения премиальных… Я сегодня что-то совсем измучен…
— Передать вам наличность?
— Да…
— Пожалуйста, сударь…
Кассир принялся тщательно пересчитывать пачки банкнот и складывать их на столе г-на Шаплара.
Как правило, хозяин каждый вечер прятал дневную выручку в сейф, находившийся в глубине кабинета, но в этот вечер он не стал вытаскивать связку ключей.
— Значит, никаких происшествий, господа?
Это была классическая фраза, которой г-н Шаплар вежливо давал понять своим служащим, что «аудиенция» окончена.
Кассиры тотчас же вскочили все как один, а главный ответил за них:
— Нет, господин директор, происшествий никаких, все в полном порядке.
— Ну что ж, господа, до завтра.
Еще раз поклонившись, служащие вышли, сохраняя все то же спокойное достоинство.
А в это время, пока они удалялись, на лице г-на Шаплара, стоящего возле письменного стола, играла загадочная, насмешливая, издевательская улыбка.
Дождавшись, пока захлопнется тяжелая, обитая кожей дверь, он расхохотался, придя, очевидно, в прекраснейшее настроение.
— Четыреста девяносто семь тысяч франков! — прошептал ок. — Ого! А ведь они правы! Выручка отличная!
Шаплар сложил лежащие перед ним банкноты, спрятал их в бумажник и тщательно застегнул карман.
…Несколько минут спустя директор «Пари-Галери» самым скромным образом, пешком, шел по улице и никто из прохожих не догадался бы, что он несет с собой немалое состояние!